Цитата от Odyssey (09-07-2013 20:18):

Цитата от Odyssey (11-07-2013 18:27):

Цитата от Odyssey (08-08-2013 16:22):

Цитата от Odyssey (10-08-2013 10:36):

Цитата от Odyssey (10-08-2013 10:36):

Цитата от Odyssey (10-08-2013 10:36):

Цитата от Odyssey (09-08-2013 19:24):

Сергей, мне тоже нравятся стихи Вашего отца, а вот прозу его я, к сожалению не читала.

Цитата от сказочник (10-08-2013 11:57):

Да уж. У нас по статистике каждый второй брак расторгают в течении 2-3х лет после свадьбы...

БИТВА  ЗА  ПРИБАЛТИКУ

Размышления над страницами исторического романа  Ивана Лажечникова «Последний Новик».

В 2010 году моя родная Коломна и, уверен, не только она, отметила 220 лет со дня рождения замечательного писателя, «русского Вальтера Скотта», как называли его современники, Ивана Ивановича Лажечникова. Ранее, как это ни прискорбно, я читал только его исторический роман «Ледяной дом», которым некогда восхищался сам великий Александр Дюма. И не только восхищался, но и даже самолично перевёл этот интереснейший роман на французский язык!

Иван Лажечников мой земляк, родом из нашей древней подмосковной Коломны. Поэтому знаменитый «Ледяной дом» всегда был в любой городской библиотеке. А вот «Последний Новик» я смог найти только сейчас.

«Последний Новик» просто насыщен интересными для любого читателя персонажами и событиями. В нём несколько сюжетных линий, переплетающихся между собой. Масштабные батальные сцены сменяют любовные интриги, примеры пламенного патриотизма и верности соседствуют со сценами предательства. Любовь в романе Лажечникова присутствует во всех своих видах: платоническая, взаимная, безответная, преступная страсть, любовь братская, материнская, к Родине и т.д.

Лажечников описывает в своём романе времена более чем столетней (для него и тогдашнего читателя) давности. Поэтому он ненавязчиво разъясняет читателю подоплёку исторических событий в авторских отступлениях и ремарках, органично вплетённых в повествование. Роман исторический в полном смысле этого слова. Сам Иван Лажечников пишет: 

«Началу работы над романом предшествовала полоса исторических изучений.... Чего не перечитал я для своего "Новика". Могу прибавить, я был столько счастлив, что мне попадались под руку весьма редкие источники. Самую местность, нравы и обычаи страны списывал я во время моего двухмесячного путешествия, которое сделал, проехав Лифляндию вдоль и поперёк, большею частью по просёлочным дорогам".

Эта насыщенность «Последнего Новика» историческим материалом и авторские ремарки возможно были вполне достаточны для современников Лажечникова. Но мне их не хватило. Уж больно поверхностно преподавали нам описываемые в романе времена и события в советской школе. Да и в нынешней вряд ли дело преподавания русской истории обстоит лучше. Я читал «Последний Новик» и не находил ответов на возникающие у меня вопросы.

Во-первых. Действие романа происходит 300 лет назад в Ливонии, Ингерманландии и Финляндии. То есть, на территории нынешних Латвии, Эстонии и Карелии. А где же в романе латыши, эстонцы, финны? Одни немцы и шведы! И эта ситуации, судя по ремаркам автора романа, сохраняется и через 130 лет после описываемых в «Последнем Новике» событий!

Во-вторых. Почему русский царь Пётр Первый считает Ингерманландию своей вотчиной? Как само собой разумеющееся в одной из авторских ремарок Лажечников пишет: «В Лифляндии места имеют иногда по три и четыре названия: немецкое, латышское, чухонское и русское». Как такое получилось? 

И я тоже полез в исторические источники.  

Европейские страны, а вернее их короли и императоры, постоянно воевали друг с другом. Войны длились годами, десятилетиями, была даже Столетняя война! Но все  распри немедленно откладывались, стоило лишь России сделать малейший шажок в сторону Европы. Вчерашние враги тут же объединялись и общими усилиями старались «загнать русского медведя в его берлогу». Европа не желала, да и сейчас не желает признавать «северных варваров» равноправными членами «западной цивилизации».

Когда внутри европейские разборки стихали, папа Римский старался организовать какой-нибудь крестовый поход и сплавить большую часть освободившейся вооружённой массы подальше от себя. Во время одного из таких походов крестоносцы попутно  разгромили и уничтожили самого главного врага папы и католической церкви вообще – православную Византийскую империю, место которой в духовном мире с тех пор заняла Русь.

Русь росла, мужала и всё активнее заявляла о себе. А это значит, что уменьшалось влияние папы Римского и формально подвластных ему европейских монархов на сопредельные Руси территории и населяющие их народы. В первую очередь это касается Украины и Прибалтики. Московская Русь усиливалась, а крестоносцы слабели и теряли «Святую землю».

Папа Римский решил «одним ударом убить несколько зайцев»: он организовал крестовый поход не в Палестину, а в Прибалтику, тогдашнюю Ливонию, населённую  племенами латышей и эстонцев. Официальной целью крестоносцев было объявлено обращение ливонских язычников в католическую веру. Разумеется, это был лишь предлог для удаления из Европы большой массы вооружённых людей, захвата новых территорий и усиления религиозного натиска на православную Русь.

Для реализации поставленных задач был создан рыцарский Ливонский орден, костяк которого составляли германцы. Рыцари с воодушевлением кинулись огнём и мечом крестить несчастных латышей и эстонцев. Захватив Ливонию, орден не остановился, а двинулся на Русь. Ведь именно православная Русь была главной целью папы Римского, он хотел уничтожить наследие Византии и обратить русских в католическую веру. Собственно, эти надежды и по сию пору не покидают Римских пап.

Всем нам известно имя князя Александра Невского, разбившего войска Ливонского ордена на Чудском озере во время Ледового побоища. А ведь был момент, когда новгородцы всерьёз решали, не принять ли им власть князя-католика! К счастью, орден был остановлен, хоть и сумел занять некоторые русские земли. Князь Александр до конца своих дней яростно и смело воевал с Ливонским орденом, но в то же время подавил несколько русских восстаний против монголов. Почему такая двойственность? Да потому, что война с орденом была войной не только за землю, но и за веру, за сохранение православия! Монголы были веротерпимы, они лишь брали дань, не претендуя на духовные ценности и местную власть покорённых ими народов.

Другое дело – католический орден! Русские наглядно видели, какая судьба постигла эстонцев и латышей. Фактически Ливония так и не стала полноценным государством. Это была территория, полностью подвластная католическому военному рыцарскому ордену, который построил здесь около пятидесяти замков и постоянно подпитывался кадрами из Германии. Местному населению изначально было определено место бессловесного и бесправного рабочего скота. Так что «ливонцами» в Европе всегда называли лишь правящую верхушку, говорившую и писавшую на немецком языке.

Латыши и эстонцы часто бунтовали против своего тяжелейшего рабского положения. Русь всегда, как могла, помогала восставшим и принимала беженцев. По этому поводу между Русью и Ливонским орденом не раз возникали, как сейчас бы сказали, дипломатические конфликты. Орден требовал от Руси возвращения бежавших рабов, т.к. всё его благополучие было основано на эксплуатации коренного населения.

Быстро росшей Руси остро требовались квалифицированные специалисты во всех областях: архитекторы, строители, оружейники, металлурги, книгопечатники и т.д. Русские купцы хотели напрямую выйти на европейские рынки. Но Европу категорически не устраивало усиление Руси. Против неё была установлена настоящая культурная, технологическая и экономическая блокада. Специальным декретом германский император запретил пропускать через подвластные ему земли в Россию европейских квалифицированных работников и уж тем более отпускать своих, а в Ливонии за подобное деяние вообще грозила смертная казнь! Это был первый «железный занавес», которым Европа отгородилась от Руси.

Во времена правления царя Ивана Грозного значительно окрепшая и заметно расширившая свои границы Русь, наконец, накопила достаточно сил, чтобы бросить вызов Ливонскому ордену. За несколько лет тяжелейшей войны Русь фактически полностью разгромила орден, большая часть Ливонии была захвачена русскими войсками, которым оказывало всяческую помощь местное население – латыши, эстонцы, русские. И тогда Европа впервые открыто объединилась против Руси. Вчерашние враги – Польша, Литва, Дания, Саксония и Швеция объединили свои усилия. Не для того, чтобы спасти Ливонский орден, а для того, чтобы отбросить Русь от Балтики и торговых европейских путей! Им это удалось, тем более, что Русь к тому времени была ослаблена не только войнами, но и внутренними раздорами, сопровождавшимися прямым предательством национальных интересов представителями высших кругов русской знати. Одна только измена главы русских войск в Ливонии князя Андрея Курбского чего стоила! Не говоря уж о тяжелейшем экономическом положении Русского государства. Люди нищали и покидали города. Коломна опустела на 91,5%, Можайск на 89%, Муром на 84%. В Пскове из 700 дворов осталось 30, под городом были заброшены мыльные варницы и трепальни.

Русские войска были вынуждены оставить Ливонию, которую тут же поделили между собой победители: Польша, Литва, Дания и Швеция.

Позднее, ослабление Речи Посполитой, России и война в Германии привели в середине XVII века к возникновению в Европе нового сильного шведского государства, захватившего почти все земли вокруг Балтийского моря, которое даже стали называть «Шведским озером».

В романе Ивана Лажечникова «Последний Новик» мы видим Ливонию под властью Швеции. От могучего когда-то Ливонского ордена остались только рыцарские замки и властная элита. Положение же латышей и эстонцев значительно ухудшилось. К обычным податям добавились тяготы содержания шведских гарнизонов и налоги на войны, которые практически непрерывно вёл шведский король. В романе описаны события, связанные со второй попыткой России присоединить к себе Ливонию. И эта попытка связана, разумеется, с именем следующего, после Ивана Грозного, реформатора Руси – Петра Первого. Иван Грозный был первым русским царём, Пётр Первый стал первым русским императором. А что мы знаем о Швеции?

Со времён своего государственного становления Швеция зарилась на прибалтийские земли и северо-запад Руси. Уже с середины XII века шведы пытаются оторвать от Руси Финляндию. Ещё до знаменитого Ледового побоища новгородскому князю Александру пришлось сразиться со вторгнувшимися на нашу землю шведскими захватчиками. Это произошло в 1240 году в устье Невы. За победу в этом сражении князю Александру и присвоили почётное прозвище «Невский». И только в XIV веке шведы добились своего. В 1323 году в Орехово между Швецией и Русью был заключён мир, основным условием которого Финляндия признавалась составной частью Шведского королевства.

В описываемые в романе Лажечникова времена Швеция находилась в зените своей славы. Она – сильнейшее государство Европы, обладающее талантливым полководцем в лице своего короля Карла XII и непобедимой пока никем армией.

Царь Пётр прекрасно понимает, что Россию ждёт неизбежная война с могущественным соседом. Он лихорадочно строит армию и флот, приглашает в Россию иностранных специалистов, старается как можно быстрее побороть внутреннюю оппозицию и инертность. Несколько таких иностранных специалистов изображено на станицах романа «Последний Новик». Это, конечно, ливонец Иоган Рейнгольд Паткуль, венецианец полковник Лима, француз полковник  Дюмон, полковники фон Верден и фон Шведен.

Более того, Пётр делает на первый взгляд самоубийственный шаг: он сам нападает на шведов! Уже с детско-юношеских игр с «потешными войсками» Пётр прекрасно понимал, что армию надо обучать в боях с сильным противником. Слабый противник ничему научить не может, он только расслабляет своего победителя, внушает тому ложную уверенность в себе.

В 1700 году русские войска осадили Нарву. Ими командовал французский герцог де Сент Круа. Нарву защищал немногочисленный гарнизон. Осада затянулась, и к Нарве успел подойти Карл XII, у которого было всего 8 тысяч человек и 37 орудий. У русских было 42 тысячи человек и 145 орудий. Армия Петра сумела отразить только первую атаку шведов, а затем побежала. Шведам досталась вся русская артиллерия и обоз. Потери русской армии составили 6 тысяч убитыми и ранеными. Шведы потеряли 2 тысячи.

Лажечников пишет в своём романе о нарвской катастрофе:

«Здесь-то преобразователю России определено было получить от царственного учителя своего жестокий урок и здесь же показать, с каким успехом он им воспользовался.

-Я знаю, - говорил он после нарвской потери, - что шведы будут бить нас ещё раз несколько, но теперь мы ученики их, придёт время, что мы их побеждать будем".

Царь Пётр не стал предаваться унынию. По его приказу развернулось лихорадочное строительство новых заводов. В 1701-1704 годах на Урале четыре крупнейших металлургических завода начали выпуск железа, чугуна, ядер и пушек. В районе Белозёрских и Олонецких рудных месторождений было построено пять металлургических и оружейных заводов. Одновременно строились мануфактуры, которые обеспечили армию обмундированием и снаряжением, кожевенный и портупейный заводы и т.д. По приказу царя Петра из церковных и монастырских колоколов было отлито 270 орудий. Пётр в кратчайшие сроки формирует новую армию, вооружает её, одевает, реформирует и обучает.

Почему после Нарвы Карл XII не пошёл на Россию? Потому что он был молод и мечтал о славе. Швеция уже отторгла у России те прибалтийские земли, на которые зарилась ещё в XII веке. Лёгкий разгром огромной, но плохо обученной русской армии мало что мог добавить к славе Карла. Захват России распылил бы шведскую армию на гарнизоны в российских городах, и на этом военные походы Карла могли закончиться! А шведский король рвался именно к европейской славе непобедимого полководца. Он мечтал диктовать свою волю европейским монархам, а не русским варварам.

Разгромив армию Петра, Карл XII посчитал, что надолго вывел Россию из игры, что тылы у него в полной безопасности, и всеми силами ринулся в Европу. Он даже оголил в военном плане Ливонию и Финляндию, оставив в них только небольшие гарнизоны. И это при том, что ливонцы были явно недовольны своим шведским повелителем, по сути ограбившим и унизившим их, что и породило Паткуля. Ещё предыдущему шведскому королю, Карлу XI, нужны были немалые средства для ведения войн. Вот он и отнял у ливонцев их исконные владения: земли и рабов. Как пишет в своём романе Лажечников: ливонские «отчины, без всякого уважения давности и законности, были отрезаны и отписаны на короля. Из шести с лишком тысяч гаков, бывших во владении частных лиц, с лишком пять тысяч были взяты в казну, тысяча с небольшим оставлены владельцам и при церквах».

Теперь эстонцы и латыши работали на короля, выручка от продажи всего, что они производили, шла в королевскую казну. Большинство ливонцев в одночасье лишилось и своих рабов, и доходов. Ливонские мужчины были призваны в шведскую армию и гибли в походах уже нового шведского короля - Карла XII, который в полной мере осуществлял свою мечту: громил армии европейских монархов, свергал и сажал на трон королей. Надежды ливонцев на то, что Карл XII отменит решение своего отца и вернёт им их владения и привилегии, не оправдались.

Лучшего момента для захвата Ливонии Петру ждать было нечего.

И вот начинаются «тренировки» русских войск на оставленных в Ливонии и Финляндии шведских гарнизонах. Военные тактика и стратегия царя Петра прекрасно показаны в романе на примере действий графа Шереметева. Поначалу это мелкие стычки со шведскими отрядами, в которых русские солдаты и офицеры постепенно набираются военного опыта и преодолевают страх перед непобедимым противником. Лажечников пишет:

«Схватками с малочисленными отрядами неприятеля знакомил он понемногу русского солдата с его силами, с потехою военных удач и воспитывал дух его к будущим победам. Уже зародыши русского флота брали смелость выходить из заливов Чудского озера.

…Под мызою Рапин, волонтёр Михайла Борисович Шереметев разбил четвёртого сентября 1701 года передовой отряд шведов. Потом сам фельдмаршал - в ответ на упрёк своего государя: "Полно отговариваться, пора дела делать!" - отпраздновал первый день 1702 года первою знаменитою победой при Эррастфере, заставившей Петра I сказать: "Благодарение богу! мы уже до того дошли, что шведов побеждать можем".

Автор не скрывает, что русские поначалу одолевали шведов количеством, а не умением. Но вот Полтава уже была вполне заслуженной победой русской армии в битве почти равных противников. Погнавшись за европейской славой, Карл XII недооценил Россию, оставив её напоследок, а главное он недооценил царя Петра и в результате потерял всё! К тому же Карл отвлёк на себя, измотал и обескровил в боях те традиционно антирусские силы, что веками не пускали Россию на европейский театр действий.

Россия получила, наконец, Ливонию, вернула потерянные ранее земли в Прибалтике и Финляндию. На этот раз Европа не смогла ничего сделать военным путём, ибо у России появились армия и флот, способные разбить сильнейшую военную европейскую державу. Пётр Первый прорубил в «железном занавесе» окно в Европу, которое в дальнейшем только расширялось, а во времена Екатерины Великой уже «ни одна пушка не смела выстрелить в Европе без разрешения России». И даже Пруссия, это тевтонское гнездо немецкого военного рыцарства, сама попросится в состав России и будет принята!

Вернёмся к роману Ивана Лажечникова «Последний Новик». В нём есть всё: исторические факты и личности, прекрасные описания природы, которым позавидовали бы и нынешние рекламные агентства турфирм, колоритные герои и персонажи, военные баталии, семейные и политические интриги, шпионы, раскольники и, разумеется, любовь. Прекрасно изображён героизм как русских, так и шведских войск.

Одной из основных линий романа является описание ливонского периода жизни Катерины Рабе (Кете), будущей любимой жены российского императора Петра Первого, известной нам в качестве императрицы Екатерины Первой. Разумеется, образ Екатерины в романе романтизирован и идеализирован. Однако, страницы, посвящённые ей, читаются с огромным и нарастающим интересом. Особенно, если читатель быстро догадается, о ком автор ведёт речь. Потому как, лично мне как-то не посчастливилось столкнуться с описанием детства и девичества Екатерины Первой в исторических романах других авторов. 

Всё есть в романе Лажечникова, что может привлечь читателя. Нет только местного коренного населения в лице эстонцев и латышей. Они присутствуют где-то «за кадром» в качестве работников на полях и прислуги в замках. Тут уж ничего не поделаешь: Лажечников был сыном своего времени. В крепостнической России рабы тоже были наравне с рабочим скотом.  Но мы должны понимать, что шпионажем в пользу русских занимались не только Последний Новик и подкупленные ливонцы в окружении шведских властей и местных магнатов, но и не считаемые за людей латыши с эстонцами. В реальной жизни скорее всего именно латыши с эстонцами снабжали русских оперативными сведениями о передвижениях шведских войск и гарнизонов, а также продовольствием, указывали дороги и тайные тропы в лесах и болотах. Они мечтали, что в составе России их жизнь станет легче. О создании собственных национальных государств, тем более независимых, ни латыши, ни эстонцы в то время даже задумываться не могли. Речь могла идти только об облегчении рабского ярма. К сожалению, даже эти скромные надежды и мечты не оправдались, и в этом корень наших нынешних бед в отношениях России и прибалтийских государств.

В романе Лажечникова есть жуткие страницы о зверствах, чинимых русскими войсками в Ливонии. Автор откровенно пишет о применяемой русскими азиатской тактике «выжженной земли»:

«Новый, красноватый свет разлился по земле, и кругом небосклона встали огненные столбы: это были зарева пожаров. Из тишины ночи поднялись вопли жителей, ограбленных, лишённых крова и тысячами забираемых в плен. Таков был ещё способ русских воевать, или, лучше сказать, такова была политика их, делавшая из завоёванного края степь, чтобы лишить в нём неприятеля средств содержать себя, - жестокая политика, извиняемая только временем!»

Даже Паткуль, сам убеждавший царя Петра побыстрее начать войну за присоединение к России Ливонии, не выдерживает зрелища военных зверств и покидает армию Шереметева. Он с негодованием говорит:

«Холодная математическая политика Шереметева делает из моего отечества степь, чтобы шведам негде было в нём содержать войско и снова дать сражение, как будто полководец русский не надеется более на силы русского воинства - воинства, которого дух растёт с каждой новой битвой. Я не мог смотреть на это обдуманное, цифирное потворство грабежу и зажигательству. ...я видел пожар моего родного края - и не видал ничего более!»

Но и Шереметева можно понять. Никто пока не побеждал шведов. Разгром под Нарвой ещё саднил не заживающей раной. Карл мог в любой момент вернуться в Ливонию со всей своей армией, и что тогда? Результат не трудно предсказать. Поэтому Шереметев делает всё, чтобы армия Карла не нашла никакой опоры и поддержки в Ливонии. Ни одна армия не может воевать без снабжения продовольствием и снаряжением. И Шереметев пишет царю Петру:

"Посылал я во все стороны полонить и жечь. Не осталось целого ничего: всё разорено и пожжено; и взяли твои, государевы, ратные люди в полон мужеска и женска пола и робят несколько тысяч, также и работных лошадей и скота с двадцать тысяч или больше, кроме того, что ели и пили всеми полками, а чего не могли поднять, покололи и порубили..."

Шведы, захватив Ливонию, установили там свои порядки и законы. И это правильно! В государстве должны действовать единые законы. Ливонцы, несмотря на сильнейшее недовольство ущемлением своих исконных прав и привилегий, установленных ещё во времена ордена, всё же остаются верными шведскому королю. По крайней мере так изображено на страницах романа Лажечникова. Взять хотя бы судьбы братьев Густава и Адольфа фон Траутфеттер. Один из них погибает в битве под Полтавой, прикрывая спасение шведского короля Карла XII, другой попав раненым в русский плен, только после фактической смены власти в Ливонии присягает на верность новому правителю – российскому императору Петру Первому. И честно служит России, закончив жизнь русским генералом!

Итак, Пётр Первый присоединил к Российской империи Ливонию и Финляндию. Но он сделал это не так, как пытался сделать Иван Грозный. Царь Иван снимал с эстонцев и латышей ненавистное им рабское иго ливонских немцев. Те либо гибли в боях, либо бежали со всем семейством. Поэтому коренное население Ливонии воспринимало русских как освободителей. И помня это, латыши с эстонцами всеми силами и средствами помогали армии Петра, надеясь, что тот изгонит ливонцев с их земли, как это делал некогда Иван Грозный.

Но Пётр поступил по-своему. Он вернул присягнувшим ему на верность ливонцам  и финляндским шведам все их владения и власть! Всё осталось по-прежнему: немцы и шведы правили, а финны, латыши и эстонцы рабски трудились на них. Почему Пётр так поступил? Неужели, «прорубив окно в Европу», он сам не очень-то верил, что оно не захлопнется в скором времени, как это случилось при царе Иване Грозном?

Россия получила, наконец, выход к Балтийскому морю, несколько прекрасных городов-портов, Ригу и Таллинн. Но Пётр зачем-то начинает строить на болотах Санкт-Петербург! Тратит на это огромные силы и средства! Тысячи российских мужиков сгинули на этой стройке, в том числе и новые подданные Петра – латыши и эстонцы. Вот что пишет из Ливонии Шереметев царю:

"Указал ты, государь, купя, прислать чухны и латышей, а твоим государевым счастием и некупленных пришлю. Можно бы и не одну тысячу послать, только трудно было везти, и тому рад, что ратные люди взяли их по себе».

Бывшие ливонские рабы легли костьми рядом со своми русскими собратьями на стройке новой столицы возникшей на картах мира Российской империи.

Почему император Пётр Первый ограничился лишь формальным присоединением к России Ливонии и Финляндии, предоставив им довольно широкие автономии? Да потому что ему позарез нужны были европейски грамотные и обученные кадры! Своих-то пока не было. Прибалтийские немцы и финляндские шведы в полной мере соответствовали нужным требованиям. Но как заставить их служить России, а тем более приобрести их верность? Ту самую верность, с каковой они совсем недавно так доблестно сражались за шведского короля?

Пример Иогана Рейнгольда Паткуля наглядно показал Петру, что лучшие и талантливые из ливонцев готовы на всё ради сохранения их привелегий и владений. Шведский король в зените своей славы и силы покусился на них и получил такого врага как Паткуль. А сколько таких паткулей меньшего масштаба появилось тогда в Ливонии? Европа будет просто счастлива, если Россия своими руками создаст столь мощную «пятую колонну» в собственных пределах.

Да, Пётр Первый сознательно пошёл на беспрецедентный шаг, оставив в присоединённых с таким трудом к России Ливонии и Финляндии их прежние порядки и администрацию. Он даже не стал «русифицировать» столь необходимые ему прибалтийские города-порты, а построил в устье Невы свой - Санкт-Петербург. «Окно в Европу» было «прорублено», и закрыть его в дальнейшем уже никому не удалось. А «прибалтийские немцы» с тех пор верой и правдой служили Российской империи до последнего дня её существования. Давайте вспомним несколько имён.

Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен (при рождении Фабиан Готлиб Тадеус фон Беллинсгаузен) - знаменитый российский мореплаватель, первооткрыватель Антарктиды, участвовал в первом кругосветном плавании русских судов.

Иван Фёдорович Крузенштерн (при рождении Адам Иоганн фонКрузенштерн) - российский мореплаватель, адмирал, начальник первой российской кругосветной экспедиции, один из основоположников отечественной океанологии, почетный член Петербургской Академии наук. Член-учредитель Русского географического общества. Иван Крузенштерн впервые нанёс на карту около тысячи километров восточного, северного и северо-западного берега острова Сахалин. Автор «Атласа Южного моря».

Барон Фердинанд (Фёдор) Петрович Врангель - российский мореплаватель и полярный исследователь, адмирал. Мичманом участвовал в кругосветной экспедиции Василия Головнина на шлюпе «Камчатка». В1820-1824 возглавлял экспедицию по исследованию северо-восточного побережья Сибири (отряд 7 человек). В ходе экспедиции было описано побережье Сибири от реки Индигирка до Колючинской губы, нанесены на карту Медвежьи острова. В 1824 - 1827 возглавлял кругосветное плавание на военном транспорте «Кроткий». В 1829 в чине капитана 1 ранга назначается главным правителем Русской Америки.  За время нахождения на этом посту лично обследовал всё западное североамериканское побережье от Берингова пролива до Калифорнии, создал магнитно-метеорологическую обсерваторию Ситка. В 1855 - 1857 является управляющим Морским министерством (то есть морским министром). С 1857 член Государственного совета. Известен как активный противник продажи Аляски Соединённым штатам Америки. Именем Врангеля назван ряд географических пунктов Северного Ледовитого и Тихого океанов.

Михаил Богданович Барклай де Толли (при рождении Михаэль Андреас Барклайде Толли) - российский полководец, генерал-фельдмаршал, военный министр, князь, герой Отечественной войны 1812 года, полный кавалер ордена Святого Георгия. В историю военного искусства, по мнению западных авторов, он вошёл как архитектор стратегии и тактики «выжженной земли» - отрезания основных войск противника от тыла, лишения их снабжения и организации в их тылу партизанской войны.

Достаточно? Я могу протянуть «цепочку» имён знаменитых российских немцев из бывшей Ливонии вплоть до наших дней и закончить её Патриархом Всея Руси Алексием II (Алексей Михайлович Ридигер).

А теперь попробуйте вспомнить кого-нибудь из знаменитых латышей, эстонцев, карелов или финнов, прославившихся до краха Российской империи в 1917 году.

Так что решение Петра, поддержанное всеми последующими российскими императорами, себя оправдало. А судьба и положение латышей, эстонцев, финнов, и всех прочих «инородцев»  императоров ни тогда, ни позднее не волновала.

Но для самих народов их судьба и положение имели огромное значение! Русские прошли все стадии развития: от родо-племенного строя до империализма. Латыши, эстонцы и финны были лишены этой возможности. Прямо из родо-племенного язычества они шагнули в христианское рабство. И прожили в этом рабстве до начала ХХ века, когда большевистская революция неожиданно принесла им свободу.

Прибалтийские народы веками мечтали об этой свободе, и вот, получив её столь неожиданно и незаслуженно, то есть без борьбы, они растерялись. Так же, как впадали в растерянность многие крестьяне после отмены крепостного права. Они не знали, как жить дальше. Кроме того, молодые прибалтийские государства не понимали, что мало просто получить свободу, её ещё нужно суметь удержать, а маленькому государству это не под силу. Маленькое государство может существовать только под защитой большого. Данную истину пришлось в полной мере испытать на собственной шкуре и Финляндии, и Латвии, и Эстонии.

У Финляндии выбор был, прямо скажем, не велик. Мощной России больше не существовало, назад в Швецию, тоже не очень-то могучую к тому времени, вливаться не хотелось. И финляндские олигархи пригласили на трон немецкого принца Фридриха Карла Гессенского! Германия на тот момент была сильнейшим государством Европы и практически в одиночку вела войну со странами Антанты и Советской Россией. Но принц не успел даже добраться до предложенного трона, т.к. в Германии тоже грянула революция, и кайзер отрёкся от престола. И тогда бразды правления Финляндией были вручены бывшему российскому генералу, участнику русско-японской войны, шведу по национальности Карлу Маннергейму. Финляндия вновь попала под влияние Швеции.

Латвия и Эстония тоже были вынуждены склонить головы перед волей сильнейших европейских держав – Англии, Франции, а позднее нацистской Германии. Бывшим ливонцам не дали вырваться за рамки, изначально определённые им папой Римским и антирусскими силами Европы. И после неожиданного обретения «независимости» «ливонцам» не замедлили напомнить об их обязанностях перед Европой.

Вот почему новообразованные Финляндия, Латвия и Эстония почти сразу же вновь стали плацдармом всех враждебных России сил, хотя по логике должны были бы целовать большевикам ноги за то, что те дали им свободу. А куда было деваться бедным и слабым прибалтам? Шла первая мировая война, передел мира, и непокорные воле победителей страны могли в любой момент исчезнуть с карты мира. Тем более что Россия никак не могла их защитить. И вместо благодарности начались с территорий прибалтийских государств террористические вылазки в Советскую Россию всяческих белогвардейских банд, а в Карелии вовсю начали бесчинствовать «белофинны».

Нынешние прибалтийские «историки» заявляют, что ничем не обязаны большевистской России, что Латвия и Эстония завоевали свою свободу с оружием в руках. Это переписывание истории не выдерживает даже малейшей критики. Да, первоначально большевистская Россия потеряла многие территории. Но, набравшись сил, вернула все, которые хотела вернуть. Были разгромлены или изгнаны как белые, так и оккупационные армии. Неужели Советская Россия, если б действительно этого захотела, не вернула бы Прибалтику и Финляндию? 

Итак, западные страны, особенно Швеция, усиленно строили в Финляндии на границе с  Россией защитные сооружения, так называемую «линию Маннергейма». Организовывали и вооружали финскую армию, практически все офицеры которой были шведами. Вся документация велась на шведском языке. На территории Финляндии было построено столько аэродромов, что они могли принять самолётов в десять раз больше, чем имелось в стране. Государственным и литературным языком был объявлен шведский. Финнам оставлен был только фольклор. Вот такая свобода и независимость!

А в «тюрьме народов» - Российской империи – у Финляндии была широкая автономия. Многие революционеры, в том числе и Владимир Ленин, чувствовали себя в Финляндии, как за границей, спокойно в ней «работали» и не боялись русских жандармов.

В России с огромным трудом добивались от царя создания русского парламента. Николай Второй то «открывал» Думу, то «распускал». Даже бомбы и пули террористов не заставили царя дать России конституцию. А в Финляндии вполне спокойно работал сейм, принявший в 1905 году самую передовую на тот момент в Европе конституцию! По ней женщины имели равные права с мужчинами, чего не было тогда ни в одной стране мира! И вот из такой «тюрьмы» Финляндия «вырвалась на свободу». Чего ей не хватало?

Официально нейтральную Финляндию явно готовили в качестве плацдарма для нападения на Россию. И как всегда мнение самих финнов, так же как и мнение латышей с эстонцами, никого на Западе не интересовало. По-прежнему, Европа старалась изолировать Россию, окружив её демонстративно враждебными буферными государствами, на территориях которых готовились плацдармы для будущих вторжений.

Как только СССР стал на ноги, Сталин тут же принялся за разрешение возникшей на западной границе Советского Союза прибалтийской проблемы. Он всё прекрасно понимал и поначалу неоднократно (!) пытался решить всё мирным путём. Сталин начал переговоры с Финляндией, попросив отодвинуть границу от Ленинграда, предлагая взамен почти вдвое большие территории в другом месте. Сам маршал Маннергейм, которого трудно заподозрить в симпатиях к большевикам, был за то, чтобы принять советские условия. Но Европа, предвкушая скорый разгром и раздел СССР руками Гитлеровской Германии, разумеется, заставила Финляндию отвергнуть предложения Сталина. Так СССР пришлось начать ненужную ни русским, ни финнам войну, в результате которой Финляндия потеряла даже больше, чем у неё просила Россия. Граница была отодвинута от Ленинграда, что впоследствии позволило городу пережить блокаду. Заметьте, Сталин только отодвинул границу, хотя мог бы захватить всю Финляндию!

Наученный финским опытом Сталин не стал обращаться к правительствам Эстонии, Латвии и Литвы. Он продолжил решать прибалтийский вопрос не с марионетками, а с кукловодом. В конце 30-х годов ХХ века за ниточки дёргал Гитлер. Есть документы, подтверждающие это. Прибалтика должна была стать плацдармом германского наступления на СССР. Прибалтийские немцы, «ливонцы», были только счастливы попасть под крыло могучего фатерлянда и избавиться от унизительного диктата Англии и Франции.

Сталин обо всём этом прекрасно знал. Поэтому он начал переговоры с Германией и заключил с ней до сих пор вызывающий у Европы злобную истерику пакт о ненападении, предварительно настояв на том, что Германия в дальнейшем отказывается от всяческих притязаний на Прибалтику и не будет мешать Советскому Союзу присоединить её, если возникнет такая необходимость. Гитлер легко принял это условие и даже сдержал его, бросив своих ливонских марионеток на произвол судьбы. Он был уверен, что без особого труда «свалит русского колосса на глиняных ногах» и с другого плацдарма. В этом убедила его неудачная на первых порах война СССР с Финляндией.

окончание


В преддверии войны Германии с Советским Союзом прибалтийские немцы стали массово переселяться из Прибалтики в Германию. Особенно после заключения пакта о ненападении между Германией и СССР. Видимо, секретные протоколы к пакту не были тайной для прибалтийских немцев. В Эстонии, Латвии и Литве были только рады этому исходу, ведь теперь никто не мешал коренным национальностям этих стран в полной мере ощущать себя настоящими нациями. В результате до начала Великой Отечественной войны в Германию убыло  131,2 тысячи прибалтийских немцев.

Сталин ввёл войска в Прибалтику, Европа и США бились в истерике, но Гитлер выполнил принятые вместе с пактом секретные условия и забыл про ливонский плацдарм, что обезопасило СССР от нападения с этого направления.

Тем не менее, война с Германией была неизбежна, и Сталин попытался в кратчайшие сроки очистить вновь приобретённые территории от всех враждебных СССР сил и элементов. К сожалению, эта поспешно и жестоко проведённая советизация вместо одних удалённых врагов породила новых, оказавшихся ещё опаснее старых, т.к. они опирались на помощь местного населения – националистов.

Прибалтика вновь стала частью России, пусть оная и называлась Советским Союзом. Ливонцы были ликвидированы как класс. На их место пришла партийная номенклатура. Коренное население по-прежнему пребывало в фактическом рабстве уже у новых хозяев, пусть в основном и из местных выходцев. И после очередного «освобождения», теперь уже при крахе Советского Союза, латыши и эстонцы начали называть русских не иначе как «оккупантами».

Проведя века под жесточайшим игом ливонцев, латыши и эстонцы не имеют никаких претензий к немцам. А несколько равноправных с другими народами десятилетий в составе СССР для них – «русская оккупация»! И это при том, что в России во все времена Прибалтику воспринимали как «внутреннее зарубежье», а так называемые «латышские стрелки» в дни лево-эсэровского мятежа спасли власть большевиков и самую жизнь их лидеров, в том числе и председателя ВЧК Феликса Дзержинского! Парадокс? Нет. Всё то же извечное «наступление на грабли», то бишь – игнорирование уроков истории.

С развалом Российской империи «освободившиеся» прибалтийские государства немедленно были вынуждены плясать под дудку сильнейших на ту пору европейских держав и, соответственно, проводить антирусскую политику. С развалом СССР история повторяется. Прошлый опыт не научил прибалтов, что любая свобода условна для маленьких государств. В составе сильной России они были более свободны, чем в прошлое и нынешнее состояние «независимости». Выйдя из СССР прибалтийские страны немедленно попали в полную власть Западной Европы и вынуждены проводить всё ту же антирусскую политику. Конечно, они громко твердят, что сами стремились «вырваться из тисков русской оккупации в свободный мир Евросоюза». Но о какой свободе они говорят? На их территории стоят иностранные войска – НАТО. Европа диктует прибалтам внутреннюю и внешнюю политику, требует закрытия неугодных ей предприятий, указывает какую продукцию производить, и по каким ценам её продавать и т.д. и т.п. Разве это свобода и независимость? Прибалтика по-прежнему нужна Западной Европе как источник сырья, продовольствия, пушечного мяса и в качестве плацдарма антироссийского натиска. И в этом качестве она останется до тех пор, пока Россия вновь не поднимется с колен и не станет сильной мировой державой.

Возможно, Прибалтика вновь станет частью России, если сама этого захочет. России это уже не нужно. Уже сейчас, одной рукой формируя между собой и Россией новый железный занавес из буферных государств, другой рукой Европа помогает России строить обходные пути вокруг этого занавеса: газопроводы по дну Балтийского и Чёрного морей.

Так что, всё зависит от того, изменит ли, наконец, Европа свою антироссийскую политику или нет. Если да, то исчезнет разделение на Европу и Россию, а с ним и вековая вражда. Если нет, то маленькие приграничные с Россией государства и далее обречены быть буфером между Россией и Европой и переходить «из рук в руки» по мере усиления одной стороны и ослабления другой. Если не административно, то политически.

Есть и третий путь для прибалтийских государств: отказаться от средневекового национализма и окончательно слиться с одной из сторон. Но этот путь наименее вероятен. Потому что прибалты не проходили самостоятельно весь путь становления нации и национального государства, как это сделали русские в России и народы Европы. Эстонцы и латыши не сами создали свои государства, не отстаивали их свободу с оружием в руках от иноземных завоевателей, их экономики, национальные культуры и интеллигенция создавались и взращивались теми, кого они сейчас называют «оккупантами». Они практически всем обязаны тем «оккупантам», кроме разве что национального фольклора. Свободу и ту они оба раза приняли из рук России. Для прибалтов Средневековье только началось, они жили и продолжают жить в рабстве, и что такое настоящие свобода и независимость, им пока не известно, хоть они и уверены в обратном.

Как известно, для быстрейшего сплочения нации нужен сильный внешний враг. А где прибалтам взять его сейчас? Фактически грабящая и эксплуатирующая их Западная Европа провозглашена правящей элитой прибалтийских государств образцом для подражания. Остаётся Россия! Так цели  Европы и националистов буферных государств совпали. Отсюда и оголтелое русофобство последних, вопли о «русских оккупантах», переписывание истории, восхваление фашистских преступников – ведь те «боролись с русской оккупацией»!

Но русофобская истерия – это не борьба за становление нации и тем более не война за выживание. Бывшие рабы в очередной раз обрели новых хозяев и отрабатывают свою «похлёбку» и «крышу над головой», которые грубо прикрыты красивыми фантиками «свобода», «независимость», «равноправие».

Историю можно переписать. В отдельно взятой стране, в отдельно взятое время. Но историю невозможно изменить! Многие пытались. И где они теперь?

Поэтому, чтобы вновь и вновь не наступать на грабли, читайте книги, господа и дамы, юноши и девушки, мальчики и девочки. Читайте, а главное – размышляйте над ними. Не пожалеете! Начните с романов Ивана Лажечникова. Я убедился, что не зря его «Последний Новик» как только вышел из печати сразу же был провозглашен "лучшим из русских исторических романов, доныне появившихся". (Журнал  «Северная пчела», 1833, 19 января, рецензия О. Сомова).           

Ночь и вся жизнь

            - Отстань! Не тронь меня! – взвизгнула за окном очередная девица.

            В ответ послышались пьяный хохот и невнятное бормотание мужских голосов.

            Иван Петрович раздражённо перевернулся на другой бок. Рядом шумно вздохнула во сне жена. С тех пор, как майская температура неожиданно подскочила к тридцати градусам, ночи для Ивана Петровича превратились в мучения. Шумные пьяные компании молодёжи орали за окнами спальни чуть ли не до утра. Юнцы и девицы возвращались парочками и группками из открывшегося три года назад на берегу Оки клуба. Те из них, кому клубные цены были не по зубам, устраивали «вечеринки» на берегу реки, прямо на пляже, и уборщики по утрам выгребали оттуда мешки мусора и пустых бутылок. Громкий хохот, мат и женский визг теперь не дадут спать жильцам окрестных домов до поздней осени. Конечно, с осенним похолоданием ночные гулянки не прекратятся.  Просто исчезновение удушающей жары даст возможность людям закрыть окна и тем самым хоть как-то отгородиться от пьяного орева молодёжи. И ладно бы эти ночные гульбища были по выходным, но нет: хохот и вопли за окном раздаются каждую ночь!

            «Где они только деньги берут на ежедневные гулянки? – задумался Иван Петрович. – Мы вот, с Анютой, оба работаем, уже давно ничего не откладываем на сберкнижку – всё заработанное как-то незаметно уходит на еду и прочие насущные нужды. Внукам, опять же, то гостинчик, то одёжку какую везём. А эти, молодые парни и девки, явно нигде не работают – как и где можно работать после ночных пьянок-гулянок? Но деньги, судя по всему, у них всегда есть! Откуда? И чего они каждую ночь «празднуют»? Почему их не грызёт забота о завтрашнем дне?»

            Мысль о завтрашнем дне заставила Ивана Петровича вновь перевернуться с одного бока на другой.

«Так что же мне ответить начальнику цеха?» - тоскливо вздохнул он. Вчера сбылись самые жуткие его опасения.

Тридцать лет назад, отслужив, как и все его друзья, в армии, вернулся Иван Петрович в родную деревню под Саранском. Женился на Анюте и затосковал. Скучно после армии показалось ему дома. Все развлечения – регулярные драки стенка на стенку, русская деревня против мордовской. А тут как раз вербовщик появился. Сказал, что заводы Подмосковья объявили «оргнабор» рабочих. Обещают жильё и прописку! Своих, местных кадров растущим предприятиям не хватает.

- Можно, конечно, и в самой Москве устроиться, - рассказывал вербовщих обступившим его парням. – Но я вам не советую: не любят москвичи «лимитчиков». А у нас, в Подмосковье, совсем иной народ, примет вас, как родных. А в Москву, если уж так захочется в музей или театр сходить, можно и в выходной съездить. Электрички ходят регулярно.

Так Иван Петрович оказался в подмосковной Коломне. В московские театры и музеи он так и не попал, хотя регулярно мотался в столицу по выходным: всё время съедали очереди за мясом, колбасой, одеждой и прочими необходимыми вещами, купить которые можно было только в Москве.

Завод показался Ивану Петровичу огромным. Начал он простым формовщиком в чугунолитейном цехе. Анюта устроилась там же, крановщицей. Работа была тяжёлая, зарплата… Хватало. Не деньги в то время были главным – работали «за квартиру». И они с Анютой получили-таки свою «двушку» в новом микрорайоне. Далековато, конечно, от завода, и с транспортом поначалу была напряжёнка. Анюте приходилось вставать чуть свет, чтобы успеть отвести сына в ясли. Но постепенно всё наладилось. В быстро растущий микрорайон пустили дополнительные маршруты автобусов, протянули трамвайную ветку. Вскоре здесь появились свои магазины, детские сады и школы. Стихийный пляж на берегу Оки обзавёлся буйками,  «лягушатником» для детей, кабинками для переодевания и барханами песка.

К тому времени Иван Петрович  заочно окончил местный политехнический институт. Анюта заставила. Самому ему и школы хватало  за глаза.

- Не век же тебе здоровье в формовщиках гробить, – сказала Анюта. – Посмотри вокруг: у одних к сорока годам «вибрация рук» или силикоз лёгких, у других вообще такая инвалидность, что на одни лекарства только и работают! Квартиру мы уже получили, теперь надо и о себе позаботиться.

Большинство заводских мастеров и начальников цехов имели точно такие же дипломы, полученные в своё время «без отрыва от производства». И как только Иван Петрович похвастал в цеху новой «корочкой», начальник тут же предложил ему перейти в мастера. Желающих поработать в «чугунке» «за квартиру» в то время было с избытком, на все три смены хватало, а вот в мастерах народ не задерживался – старались при первой же возможности перейти в «чистые» цеха, где шума поменьше, и воздух почище.

Когда Иван Петрович рассказал жене о полученном предложении, та откровенно обрадовалась.

- «Горячий стаж» теряю, - нерешительно пытался возражать Иван Петрович. – И в зарплате…

- «Тёплого» хватит! – решительно заявила Анюта. – Лучше чуть дольше поработать, но зато здоровье сохранить.

Жизнь складывалась. Постепенно обставили новую квартиру, сын Колька пошёл в школу, росли сбережения на заведённой в Сберкассе книжке. Анюта ушла с завода и устроилась работать на новой почте, что построили рядом с их домом. Теперь Колька был практически под присмотром матери. Той нужно было только перейти дорогу, чтобы накормить обедом сына.  Будущее представлялось ясным и стабильным.

И вдруг откуда-то вынырнул Горбачёв. Ивану Петровичу сначала было забавно слушать косноязычные, пространные речи нового Генерального секретаря КПСС. Народ в цеху откровенно потешался, каждый старался обязательно ввернуть в разговор какое-нибудь «углУбить», «консенсус» или смачно произвести «плюрализм».

Потом грянул ГКЧП, затем Ельцын влез на броневик. Иван Петрович вспомнил, как радовались все вокруг, когда Ельцын объявил о запрете КПСС. Рухнул ненавистный диктат партии. Все были уверены: завтра начнётся новая, свободная и счастливая жизнь!

«Отныне мы будем получать за свой труд настоящие деньги, а не гроши, - говорили вокруг. – Мы теперь сами хозяева нашего завода».

А Иван Петрович вертел в руках бумажку, на которой было напечатано, что он является владельцем сорока трёх обычных и двенадцати привилегированных акций, и не знал, что с ней делать. Привычный, стабильный уклад жизни рухнул. Ясное ранее будущее закрыл плотный туман неизвестности. В отличие от окружающих, Иван Петрович теперь уже не верил в светлое будущее. Это раньше он твёрдо знал, что никогда и нигде без работы не останется. Что каждый месяц получит за свой труд вполне конкретные деньги, которых хватит на еду, оплату жилья, и даже останется, что отложить на сберкнижку. Что в положенное время он выйдет на пенсию, которой тоже хватит на все его насущные нужды. Что если он заболеет, его будут бесплатно лечить. Что его дети и внуки бесплатно получат образование в школах и институтах, а потом их обязательно обеспечат работой.

«Чего же ещё им не хватает? – думал Иван Петрович, с недоумением глядя на ликующих сослуживцев и соседей. – Зачем они всё рушат? О каком светлом будущем кричат, если повернули всё вспять, в капитализм?»

Иван Петрович был твёрдо уверен, что его предки, как и миллионы других рабочих и крестьян, не зря пролили потоки крови, свергая капитализм, в надежде на лучшее будущее. Может быть, у них и не всё получилось так, как им хотелось и мечталось. Так исправляйте! Улучшайте! Зачем же опять всё рушить и возвращаться к тому, что уже столь кроваво и трудно отвергалось? Какое же светлое будущее может быть в тёмном прошлом?

Народ хлынул с завода. Как грибы после дождя росли вокруг всяческие фирмы и фирмочки, базары и рынки, магазины и ларьки. Торговать импортными продуктами и тряпками стало выгодней, чем «горбатиться» на производстве.

При коммунистах завод работал в три смены, при хозяевах еле осиливал одну. Вместо обещанных высоких зарплат начались месяцы задержки её выплаты. Теперь народ побежал с завода уже не в погоне за лёгкой наживой, а чтобы не умереть с голоду. Многие поспешили продать свои акции за бесценок какому-то анонимному покупателю, оклеившему объявлениями о покупке акций завода все проходные. Иван Петрович тоже продал и вновь превратился из «хозяина» в наёмного работника.

- А чего их держать? – сказал он жене. – Всё равно по ним никаких дивидендов не платят.

Вскоре оказалось, что акции скупила какая-то иногородняя фирма. Новые хозяева сменили директора и начали «реорганизацию» - сокращение работников. Первым делом отправили за ворота всех работающих пенсионеров. Затем принялись за «лишних» рабочих. Значительно поредевшие участки и бригады объединили. Часть ставших ненужными мастеров и бригадиров уволили. Ивану Петровичу повезло – ему предложили занять должность энергетика цеха, пойманного незадолго до этого в проходной завода в нетрезвом виде. Новое начальство не церемонилось с пьяницами и нарушителями режима – всех их немедленно ждали расчёт и увольнение. Иван Петрович ничего не понимал в работе энергетика, но вынужден был согласиться на перевод. А куда деваться? На других предприятиях города ситуация была ничуть не лучше, а порой и хуже! Его нигде не ждали. Пришлось вживаться в новые реалии.

Но неприятности на этом не закончились. Внезапно грянул какой-то «дефолт». Все сбережения Ивана Петровича почему-то резко обесценились. Цены в магазинах стремительно обрастали дополнительными нулями. Производство практически встало. Завод остановили на два месяца, а работников «отпустили в отпуск без содержания».

Иван Петрович был в ужасе: на что жить? Сын скоро кончает школу, собирается поступать в московский институт – это ещё пять лет надо парня кормить, одевать, оплачивать дорогущее московское жильё! Где на всё это деньги взять? Да и потом что сына ждёт? При коммунистах-то каждый был уверен, что без работы и зарплаты не останется. Иван Петрович помнил, как радовался увольнению парень, на место которого его назначили мастером. Оказалось, того прислали на завод «по распределению» после окончания института и сразу же сунули в «чугунку». Три года молодой специалист был обязан отработать там, куда пошлют. Как злобствовали при коммунистах на это «обязан»…

А если вдуматься, то нынешнее «не обязан» во сто крат хуже! Да, сына не пошлют три года отрабатывать пять институтских лет бесплатного обучения в какую-нибудь дыру, но и никакой другой работы никто ему не предоставит. А на каком производстве нужен новоиспечённый инженер без опыта практической работы? То-то и оно! Сейчас вон специалистов со стажем увольняют…

Позвали Кольку. Сынок, так и так, тяжело нам будет содержать тебя в Москве. Поступай в наш, коломенский. Жить будешь дома и питаться домашней едой, а не в сухомятку да по столовкам.

- Нет! - отвечает. – Я уже и сам передумал в институт поступать. Кому сейчас инженеры нужны? Все мои друзья на юристов и менеджеров учиться хотят.

- А разве этому не в институтах учат? – удивились Иван Петрович с Анютой.

- В институтах. Только я ни юристом, ни менеджером быть не хочу.

- А что же ты собираешься делать?

- На шофёра пойду учиться. Шофера всегда и везде нужны.

- Что ж, - согласился Иван Петрович. – Дело хорошее. На водительские курсы мы денег наскребём.

- Не надо, папа, - ответил Колька. – Меня бесплатно обучат, от военкомата.

- Как это – от военкомата? – всполошилась Анюта.

- Так ведь всё равно скоро в армию идти, раз в институт поступать не буду, - улыбнулся сын. – Лучше уж баранку крутить, чем на подводной лодке света белого месяцами не видеть…

Отучился. В ноябре проводили, а на следующий год Чечня напала на Дагестан! И от Кольки ни звонка, ни строчки! Сколько слёз Анюта выплакала, пока весточка пришла: жив, здоров.

Отслужил, вернулся. Действительно, здоров, ни царапины. Но другой! Пули и осколки не задели, а сын изменился. В церковь стал ходить. Комнату свою иконами и лампадками обвешал. А через три месяца привёл в дом девушку. И что только в ней нашёл? Маленькая, тощая, как говорится: в чём душа держится. Рыжая, глаз ни на кого не поднимает, бледное личико всё в прыщах и веснушках. Одета простенько, но чисто.

- Знакомьтесь, - сказал Колька. – Это Света. Мы решили обвенчаться.

Иван Петрович с Анютой только переглянулись. Уже знали, что возражать сыну бесполезно. У него теперь только один авторитет – церковный батюшка. Тот и познакомил Кольку с «хорошей девушкой». Прям в церкви. Сводник в рясе!

Сноха оказалась ярой богомолкой и сразу после свадьбы уговорила Кольку бросить «полный греха город» и переехать в деревню, где её родители «отписали» им ветхий дом с огородом, заросшим бурьяном. Раньше в нём жила Светкина бабушка. Старушка к тому времени уже год как померла, и дом пустовал, постепенно разрушаясь без присмотра. Поначалу-то Иван Петрович с Анютой в эту деревню регулярно мотались. Помогали дом в порядок приводить и огород поднимать. Потом внуки один за другим народились…

«Да, часто в то время в ту деревню сумки с продуктами и вещами пёрли, - вспоминал Иван Петрович, ворочаясь на влажной от пота простыне. – А сейчас почти и не ездим. Нет сил глядеть на их житьё! Трое внуков у нас уже, скоро четвёртый будет. Живут все в страшной нищете, в грязи!»

Сын Колька при местной церкви устроился. Всё там делает: ремонтирует что-то, попа возит на церковной машине – словом, с раннего утра до позднего вечера там. Без праздников и выходных. Денег ему церковь почти не платит. Помогает иногда обносками: люди свои ненужные вещи и одежду в церковь приносят, а поп её «распределяет» нуждающимся. Колькиной семье в том числе. И сын со снохой тому попу благодарственные гимны поют. Не людям, пожертвовавшим свои вещи, а попу! Светка, конечно, нигде не работает. Колхоз давно ликвидировали. Молодёжь вся в город перебралась. В деревне остались одни старики и алкаши. Вот и сидит сноха дома, огород развела – с него и живут. Нет, не продают выращенное на базаре, как другие, а сами, что вырастили, то и едят. Дети мяса с роду не видали! Вегетарианцы все. Анюта поначалу пыталась что-то изменить, убеждала сына со снохой вернуться в город и устроиться на нормальную работу. Колька переезжать наотрез отказался.

- В городе везде соблазны и грех, - крестясь на иконостас в углу, сказал он. – Даже церкви там жиреют. А здесь, в деревне, прихожан мало, да и те в основном одни старушки-пенсионерки. Кто ж батюшке поможет?

- Да ты не батюшку, ты своих детей пожалей! – кричала Анюта. – Грязные, вечно голодные! Что их ждёт здесь, когда вырастут? В вашей деревне даже школы давно нет.

- Бог даст, проживём как-нибудь, - благостно улыбаясь, ответил Колька. – И дети вырастут.

- Да куда вы их столько рожаете-то? – не выдержал Иван Петрович. – Самим жрать нечего, а Светка опять с пузом ходит!

- Аборт – грех! – вскинулась сноха.

- Гре-ех?! – передразнила её Анюта. – Всё у тебя – грех! И мясо есть, и в городе жить, и работать нормально, и даже стиральная машина. А детей морить голодом - не грех? В чужие обноски одеваться – не грех? Ты ж целый день дома, почему же дети у тебя постоянно немытые и неухоженные? Сама ходишь, как пугало огородное, и детей в грязи держишь!

- Это не грязь! – завизжала сноха. – Грязь в душах людских, в городах ваших. Главное душу в чистоте содержать, а тело отмоется.                      

Так и не нашли общего языка и понимания. Вроде и есть у Ивана Петровича с Анютой сын, сноха и внуки, а в то же время и нет. Чужие стали друг другу.

Поселилось у Ивана Петровича внутри злое существо. Грызёт день и ночь, спать не даёт, насылает приступы тошноты и комки огненной горечи к горлу. Дерёт когтями в правом подрёберье. Анюта всё советует к врачу сходить, анализы сдать, на обследование лечь. А как идти? Вдруг врачи что-нибудь такое найдут, что заводская медкомиссия запретит Ивану Петровичу работать в «горячем» цехе? Уволят моментально! Слухи о грядущей второй волне сокращений постоянно усиливаются и никем из начальства не опровергаются. Тут хотя бы до пенсии на заводе удержаться. Бог с ним, со здоровьем: безработного оно вряд ли накормит. И Иван Петрович перешёл на диету: молочные супы и кашки, минимум соли и сахара, ничего острого и жареного. Анюта обложилась книжками народных рецептов, стала поить Ивана Петровича различными травяными отварами и настоями. Иван Петрович покорно всё пил, ел кашки и салаты, худел, но ни на что не жаловался.

Вторая волна сокращений его не задела. Завод опустел почти на половину. Несколько цехов вообще закрыли, оборудование продали или распихали по другим цехам. Затем хозяин вновь неожиданно сменился. Новый директор каждое утро самолично бегал по цехам, а потом проводил бесконечные совещания. Его приказы вызвали у заводчан шок. Ликвидировались все заводские склады и цеховые запасы! Директор лично совал нос в цеховые кладовые и если находил в них какие-либо запчасти к станкам и прочему оборудованию, начальник цеха лишался премии, а «нерадивый» хозяин кладовки (механик или энергетик цеха) - работы. Иван Петрович со слезами ненависти к высокопоставленным дуракам-разрушителям поспешил ликвидировать все свои запасы. Завод уже несколько лет не приобретал запчасти к оборудованию – на зарплату с трудом наскребали! О приобретении новых станков вообще никто не заикался. А теперь и остатки того, что хранилось на складах и в кладовых ещё с советских времён, было уничтожено по приказу нового начальства. Отныне любая поломка обветшалого, дышащего на ладан оборудования грозила катастрофой дорогостоящего простоя и не менее дорогого брака продукции.

По заводу поползли слухи, что новый директор вовсе не дурак. Говорили, что он уже «успешно» обанкротил несколько заводов. Работа у него такая – банкротить и ликвидировать предприятия. Видимо, для этого его и сюда прислали. У новых хозяев есть другие заводы, которым наш – явный конкурент. В условиях всеобщего спада производства и отсутствия достаточного количества заказов дешевле наш завод разорить и ликвидировать, чем конкурировать с ним, а тем более, поддерживать на плаву. Иван Петрович слушал всё это и не знал, верить или нет. Он не понимал, как же можно вот так просто взять и закрыть «градообразующее предприятие»? Умрёт завод, умрёт и город!

Вместе с заводскими складами и цеховыми кладовыми ликвидировали за ненадобностью и их персонал. Иван Петрович смотрел, как рыдает Клавка-кладовщица, получившая уведомление об увольнении, и глотал из фляжки анютин настой, чтобы утихомирить грызущего его внутренности зверя. С Клавкой все постоянно ругались. Это была тощая склочная бабёнка, упивавшаяся своей пусть небольшой, но почти абсолютной властью. Не раз Ивану Петровичу приходилось разбирать жалобы электриков на вздорную кладовщицу, не выдававшую необходимую запчасть для срочного ремонта сломавшегося оборудования без прямого распоряжения энергетика. А ведь Иван Петрович не сидел весь день в своём кабинете. То рапорт у начальства, то совещание, то на склад надо смотаться в поисках необходимых запчастей, то по цеху носится из конца в конец – поломки и аварии порой сразу в нескольких местах происходят. Конечно, электрики его искать не будут. Не даёт Клавка запчасть, ну и пусть подавится! Сядут у себя в каптёрке и в домино «козла забивают». А оборудование простаивает, а за простой начальник с Ивана Петровича «стружку снимает»! А Клавка, вроде бы, и ни при чём: порядок соблюдать надо, требования и накладные подписывать. Без них кладовщица ничего выдавать не обязана.

- Да я потом все твои бумажки подпишу! – не раз кричал ей в ярости Иван Петрович. – Ты только выдай моим людям то, что они просят сразу, без волокиты.

Клавка каждый раз кивала, соглашалась с ним, но при очередной поломке знакомая история вновь повторялась. Сколько раз Иван Петрович просил начальника цеха сменить кладовщицу! Тот только разводил руками в ответ. Та ничего не нарушает. На работу не опаздывает и раньше не уходит. Формально уволить вздорную бабу не за что.

И вот, наконец, свершилось. Клавку уволили, но никакой радости это Ивану Петровичу почему-то не доставило. Он смотрел на рыдающую  женщину, которой до пенсии оставалось всего три года, и с ужасом видел в ней своё собственное будущее.

За окнами взревели моторы. Пьяные голоса завопили: «Россия, вперёд!». Гулкой россыпью брызнули в ночное небо ракеты салюта. Тревожно вздрогнув, во сне заворочалась Анюта.

«Вот тоже – сборище идиотов! – разозлился Иван Петрович. – Болельщики, типа. Видать, наши кому-то забили гол. Ну, и радуйся у себя дома, перед телевизором, раз ты – болельщик. Зачем же всей компанией носиться на машинах и мотоциклах по ночным улицам и орать во всю глотку? Люди же спят! Многим с утра на работу. Или этим «болельщикам» тоже работать не надо, как и тусующейся по клубам и пляжам молодёжи?

Что-то я совсем не понимаю, что вокруг происходит, - пригорюнился Иван Петрович. – Откуда все эти люди берут деньги? Я всю жизнь работаю. Не в офисе штаны просиживаю, а на заводе, в «горячем» цеху вкалываю! Здесь всегда зарабатывали больше, чем в других местах: как-никак доплачивают «за вредность». Почему же мне сейчас едва хватает на жизнь, а эти развлекаются, нигде не работая? Как такое возможно?»

Очередной ком горечи подкатил к горлу, и Иван Петрович стал усиленно сглатывать обильную слюну, стараясь «затушить пожар». Когда приступ утих, Иван Петрович осторожно расслабил напряжённые мышцы и вздохнул. Что же всё-таки ответить ему утром начальнику цеха? Анюта спит и не знает, что решается их судьба. Он так и не осмелился сказать жене, что очередная волна «реорганизации» накрыла, наконец, и его. «Сокращение управленческого аппарата» заводские «верхи» начали с «низов». Вчера начальник цеха вызвал Ивана Петровича к себе и показал соответствующую «бумагу» из дирекции.

- Цеховые службы механика и энергетика объединяются, - матерно выругавшись, сказал начальник. – Мы должны сократить либо механика цеха, либо тебя. Оставшийся будет отвечать за обе службы.

- Как это? – удивился Иван Петрович. – Это же совершенно разные службы!

- Вот так! – хмуро ответил начальник. Он закурил, встал из-за стола и отошёл к окну кабинета, повернувшись к Ивану Петровичу спиной. – Мы тут посоветовались и решили оставить механика.

- А я? – обмер Иван Петрович. До него, наконец, дошло, что происходит. – Меня куда? – прохрипел он в напряжённую спину начальника.

Тот молча докурил сигарету, потом резко повернулся, вернулся за свой стол, долго мял дымящийся окурок в переполненной вонючей пепельнице.

- У тебя два варианта, - наконец, ответил начальник. – Мы тут прикинули: тебе до пенсии осталось чуть больше четырёх лет. Но, оказывается, есть закон, по которому, учитывая твой горячий стаж, ты можешь выйти на пенсию уже сейчас. И я тебе настоятельно советую, Иван Петрович, иди в отдел кадров и немедленно начинай оформлять себе пенсию. Там про этот закон знают, ты не один такой на заводе.

- На пенсию? – растерялся Иван Петрович. – Мне?

- Тебе! – раздражаясь, повысил голос начальник и задымил новой сигаретой. – Не будь дураком: сегодня у тебя такая возможность есть, а завтра её вполне могут отменить. Посмотри, что творится у нас в стране и на заводе. Дают тебе пенсию раньше срока – бери, не раздумывай! Всё лучше, чем пособие по безработице…

- А какой второй вариант? – утирая дрожащей рукой обильный пот, спросил Иван Петрович.

- Могу перевести тебя в электрики, - пожал плечами начальник. – Если отдел кадров позволит. Сам знаешь, это у нас единственная вакансия. Все нормальные электрики давно по частным фирмам разбежались. Остались одни бездельники и неумехи. Потянешь электриком?

Иван Петрович сделал неопределённый жест. Голос ему отказал. Какой из него электрик? Не хватает ему только на старости лет хлебнуть позора, да ещё на глазах своих бывших подчинённых: услыхать как и о нём когда-нибудь скажут: «Бездельник и неумеха». Или всё же попробовать? Не боги же горшки обжигают!

- Ладно, - махнул рукой начальник, - Иди, думай. Только не долго: ответ мне нужен завтра. А пенсию оформляй в любом случае!

Запикал электронный китайский будильник. Бессонная ночь, наконец, закончилась. Иван Петрович поспешно отключил противный сигнал. Решение принято. Вот и начался его последний рабочий день…

Цитата от Odyssey (10-08-2013 16:59):

Неужели журнал "Искатель" ещё существует? Помнится, я им когда-то зачитывалась.

Цитата от Odyssey (11-08-2013 09:14):

Сергей, с удовольствием перечитала Ваше эссе. До этого ознакомилась с ним в №16 Коломенского альманаха. Помню подумала тогда - надо же, как люди читают романы, как они видят интересно. Я-то обычно только сюжет и вижу, да отношения героев, а чтобы о политической ситуации задуматься... , на это меня обычно не хватает.

Цитата от Odyssey (12-08-2013 17:31):

Грустная история и до боли знакомая.