Форум

***

Мелькают дни в порядке неизменном.

Сменяются закаты и рассветы.

Поют Любовь восторженно поэты.

И солнца луч, и море в брызгах пенных.

А время прочь уходит шагом мерным.

Уносит жизнь в беспамятную Лету.

Всё будет там равно – зима ли, лето.

И каждый день последний станет первым.

Всего глоток воды забвенья –

Ни радости, ни сожаленья.

Крылатый бог – он счёт ведёт минутам.

Мы все уйдём в заоблачные дали.

Давным-давно проверены маршруты.

Вот только б на земле не забывали.

ТРИДЦАТЬ ДНЕЙ ДО ВЕСНЫ  

Тридцать дней до весны,

          тридцать зябких тоскливых рассветов.

Тридцать дней без тебя,

          тридцать долгих холодных ночей.

Эти странные сны…

          Я боюсь даже думать об этом.

В них ты бродишь во тьме –

          одинокий, бездомный, ничей…

Тридцать дней до весны –

          как же всё-таки это немало.

Тридцать дней до весны –

          нам природа отмерила срок.

Разостлала зима

          снеговое окрест покрывало,

а под ним нераскрытый

          подснежника дремлет цветок.

Тридцать дней переждать

          завыванье тоскующей вьюги,

тридцать лун не терять

          в сновиденьях твой образ родной.

Вешний луч упадёт – 

          распрямится росточек упругий.

День весенний придёт –

          снова будешь ты рядом со мной.

***    

Дождь твердит за окном

                  монолог  беспросветно тягучий,

и с завидным упорством

                  в моё барабанит окно.

Долго тянется день

                  монотонный, нелепый,  скрипучий.                                              

Развалюхой-телегой

                  ползущий к закату.

                                             Темно.

Вечер мягкие лапы

                  кладёт мне тихонько на плечи.

Что-то сердце тревожит,

                  а что – мне понять не дано.

Я живу ожиданьем

                  счастливой и знаковой встречи.

Пусть случится она,

                      как в каком-то,

                                     не помню названья,

                                                                     кино…

Вот закончится ночь,

                  утро выплеснет яркую просинь,

пробежится по лужам –

                 остаткам былого дождя.

Ты возникнешь из давних

                и радостно-памятных вёсен,   

постоишь на пороге

                и скажешь –

                           Привет.

                                  Это я.   

РЫЖИЙ ТРАМВАЙ

От остановки спелым апельсином

под горку рыжий катится трамвай,

заламывая лихо повороты,

отстукивая стыки, как по нотам,

подзор тумана зацепив за край.

И в серой безысходности туманной

с потёками холодного дождя

несётся он, приветственно гудя,

глаз радуя наружностью румяной,

раскрыв пантограф парусом объёмным

и ветер электрический ловя.

Бросается дворнягой неуёмной

под колесо промокшая земля.

НОВОГОДНЕЕ ГРУСТНОЕ   

Едва пробили часы двенадцать,

исчезло время.

                      Ему б остаться,

остановиться, продлить мгновенье –

умчалось в вечность без промедленья.

Качнулась лапа нарядной ели.

Бокалы долго под ней звенели.

И незаметно под звон бокалов

с пушистой ветки звезда упала.

Бесшумно ангел сорвался с неба –

с колючей ветки, отсюда – в небыль.

Бессильны крылья.

                             Чела сиянье

угасло тихо, и с ним – сознаье.

Мгновеньем позже огонь хрустальный

прошёл по веткам, как вздох прощальный.

ЮЛЕ (открытие параолимпиады 2014)

А голос так сверкал, взлетев под купол!

Переливался тысячами граней,

взмывал, метался, падал, сердце раня.

И слёзы сдерживать, конечно, было глупо

и бесполезно.

                   Ангел светлолицый

так дивно пел, так нежно, словно в сказке.

Он немощью прикован был к коляске,

но голосом свободен.

                            Вольной птицей

летел он к людям,

                            открывая душу,

сквозь стихнувшую гулкость стадиона.

Ему сердца внимали унисоном.

То пело счастье!

                     Просто счастье,

                                           слушай…

ПАМЯТЬ

Память странная штука –

               то не вспомнишь, что было вчера, 

то вдруг выплывет то,

               что случилось давно и далёко

и совсем не со мной.

                Чьи-то лица –

                        как будто родные? –

                                          в ночи у костра,

чей-то голос знакомый,

                 звучащий во тьме одиноко.

Иногда за обильно

                 уставленным снедью столом

вспоминаю девчушку

                 и хлебные крошки в ладошке,

и бревенчатый, старый,

                 живущий надеждою дом,

и в печи чугунок

                  обжигающей руки картошки.

И ещё похоронку.

                  Потухшие в горе глаза,

помертвевшие губы –

                   лицо, что вдруг стало иконой.

Щёки белые в мел –

                   их ещё не омыла слеза.

Тишина на разрыв,

                    словно нить,

                                  от невольного стона…

Это было когда-то давно

                             и совсем не со мной.

Отчего же я помню

                   до самых мельчайших отметин

похоронки листок,

                   что держала дрожащей рукой,

как испуганно-тихо,

                    потерянно плакали дети...

Память странная штука –

                    то ласкает, то жжётся огнём,

вызывая из прошлого

                    в Лету ушедшие тени.

Мы дорогами

                   памяти предков

                                        по жизни идём,

ставим вехи на них,

                    для идущих вослед поколений.

***

Расхристанный месяц, насмешливо скалясь,

болтался на небе оттенка индиго.

А звёзды лучистые в лужах купались,

и ветер куда-то бежал – торопыга –

по веткам деревьев,

                              швырял облаками

в хохочущий месяц, расплёскивал лужи.

Вот так же судьбина швыряется нами –

сегодня в фаворе, а завтра – не нужен.

***

Мне показалось – чувства отгорели,

быльём колючим поросла дорожка,

которой мы бродили по апрелю.

Мы там летать учились понемножку.

Потом рванулись и… порвали крылья.

И перестало быть доступным небо –

поникли крылья в тягостном бессильи.

Никто из нас с тех пор в полёте не был.

И вдруг сегодня распрямились плечи,

И зачесались яростно лопатки.

На крылья я поставила заплатки

и жду – 

      с тобою встречи.

УЖЕ

Ты говоришь «уже»?

                       Как безнадёжно

звучит короткое словцо.

Уже – и стало невозможным

увидеть милое лицо.

Уже – и отзвенела юность,

уже – накрыло сединой.

Уже – мы где-то разминулись,

и встречи не бывать.

                               Постой,

но лучше…

          Согласись, ведь лучше,

когда «ещё», когда «пока».

Пусть через множество излучин

несёт нас времени река.

Нас встретят те, кто был нам дорог,

на том последнем рубеже…

Ну, а пока – дорога в гору.

Не стоит говорить «уже».

ПРО КУКОЛЬНИКА   

Есть люди, как люди – с работы к экрану,

смакуют на кухне чужую судьбу.

Бывает иначе.

                 Вот кукольник странный,

ему бы остаться скорей одному

и вечером поздним под лампой настольной

валять или клеить, лепить или гнуть,

умчаться мечтою далёко и вольно,

и душу в придуманный образ вдохнуть.

Он жаден, как Плюшкин, до всякого хлама.

Что люди на выброс – всё тащит он в дом –

и старую брошку, и гнутую раму,

и сломанный зонтик, и рваный альбом.

И пахнет в квартире его не духами,

а краской и клеем, и… звёздным дождём.

И добрые сказки, прикинувшись снами,

его укрывают волшебным плащом.

Все люди, как люди. А этот чудачит,

всё что-то колдует, не спит по ночам.

Вдруг… о́жили куклы.

                                И что это значит?

Что детство опять возвращается к нам.

Я ШЛА АХМАТОВСКОЙ ТРОПОЙ…

Я шла Ахматовской тропой –

заросший парк и Храм в руинах.

Июльский день тянулся длинно,

закутанный в томящий зной.

А где-то за Москвой рекой

сверкали дальние зарницы.

Листая прошлого страницы,

я шла Ахматовской тропой.

И на пригорке старый дом –

хранитель бытности ушедшей,

и флёрдоранжа цвет поблекший

напоминали о былом.

Усталый год тридцать шестой,

присев на стареньком диване,

воспоминания об Анне

знакомой оживлял строкой.

О ней рассказывали мне

со стен любительские фото:

вот – на траве в пол-оборота,

а это – в профиль на скамье.

Прошло совсем немного лет

по меркам вечности беспечной,

и живо помнит дом над речкой

лица орлиный силуэт.

 КАЛЕЙДОСКОП

Гребёнкой дождь прочёсывал кусты,

гигантскими скачками мерил поле,

потоком низвергался с высоты.

А ветер с силой, не давая воли,

толкал, мутузил, гнал куда-то вдаль

тяжёлую свинцовую завесу,

срывал с деревьев мокрую вуаль

и клочьями туман гонял над лесом.

А ветер рвал тугие облака,

давая солнцу выбраться наружу.

На миг светлела хмурая река,

и оживлялись на дороге лужи.

Дождь не сдавался, поливал сильней,

стучал, гудел на разные мотивы,

 на пустоши спугнул табун коней

и гнал, хлестал, чесал и путал гривы.

И мчались кони гривами вразлёт

почти, как ветер, отставая малость,

вперёд, вперёд…

                     Вдруг резко – поворот…

А им вдогонку солнце улыбалось.

НОЧЬ ДЛЯ ДВОИХ

Биение сердец срывалось в ночь.

В проём окна Медведица Большая,

не в силах любопытства превозмочь,

заглядывала.

                 Парусом вздымая

тугую занавеску на окне,

дул ветерок и гладил бархат кожи.

И не было на матушке-земле

счастливей тех двоих, быть может,

в прекрасный миг слиянья душ и тел.

Забытая луна, оставшись не у дел,

бледнела, гасла,

                          стала чуть видна

за о́́блачка прозрачною завесой.

Уж просыпалось солнышко за лесом.

А ночь ещё тянулась, грёз полна.

ЗУБ

Качался зуб – такая малость,

но вместе с ним земля качалась,

качались солнце, облака,

качалась сонная река,

качались провода, деревья,

и даже баночка варенья,

крутые выкатив бока,

покачивалась слегка.

Зуб выпал. Вот какое дело –

ему качаться надоело.

И с ним качаться перестав,

всё встало на свои места.

БАБЬЕЛЕТНЕЕ

А болтливая сорока на хвосте

принесла нам целый ворох новостей.

Услыхала она где-то,

что настало бабье лето,

солнышком облитое,

росами умытое,

с золотой листвою,

свежестью ночною,

вечерами длинными,

бусами рябинными.

Собирайся поскорей.

В парке посреди аллей,

сентябрём согрето,

ждёт нас бабье лето.

СЛУЧАЙНЫЙ КУРОРТНЫЙ РОМАН

Случайный курортный роман

под шёпот сочувственный сосен –

стекляшка, пустышка, обман.

И вот уже стылая осень,

прикрыв разноцветным шарфом

озябшие голые плечи,

в душе поселилась тайком.

Прощальный спускается вечер

и стелет холодный туман,

торопит часов вереницу…

Случайный курортный роман
последнюю пишет страницу.

РАЗГОВОР С ОСЕНЬЮ

Ну, что, подружка, погрустить с тобою

под сыплющийся, как из сита дождь?

Снега́ накроют вскоре сединою.

Ты вслед за летом в прошлое уйдёшь.

Прости, подруга, горевать подолгу,

я не привыкла, но, уж так и быть –

вдвоём с тобой поплачем втихомолку

над непростым вопросом: «Как нам жить?».

Как жить, когда вдали исчезла юность,

и отзвенела летняя пора?

Рябиной бабье лето полыхнуло

и отгорело.

              Угольки костра

подёрнул пепел.

                       Нынче дождь, да слякоть,

да седины предзимний перемёт.

А знаешь,
            я не стану плакать.

Грядёт зима?
            Да пусть себе грядёт!

ПОЛНОЧНАЯ КАРТИНКА

Абажуром очерчен полночный уют,

что-то глухо бормочет на полке приёмник.

Рыжей масти котяра – ворюга и плут –

по-хозяйски запрыгнул на подоконник.

За окошками дождь шебуршит, аки тать,

что крадётся во тьме под прикрытием ночи.

На широком столе – в полудрёме тетрадь,

на истёртых страницах –

                                разбросанность строчек.

Тихо возится кот, рыжий хвост теребя.

Липы тень за стеклом прихотливым ажуром.

Нам с котом хорошо, только жаль, что тебя

нет за этим столом под витым абажуром.

Я НЕ ЛЮБЛЮ ЛЕТАЛЬНОГО ИСХОДА…

Я не люблю летального исхода

ни в жизни, ни в романах, ни в стихах.

Так почему живём мы впопыхах?

На мелочи размениваем годы

в погоне за бессмысленной мечтою

иметь богатство, славу и чины.

В итоге – упокойные псалмы,

звучащие над маской восковою,

да глины рукотворный камнепад,

низвергнутый на бархатную крышку,

когда смурной могильщик, «тяпнув лишку»,

гвоздями заколотит дверь назад.

***

Боль стучится в висок

мерно.

Ком стоит тошноты

в горле.

Голове и мозгам

скверно.

Ну, а, в общем-то, всё

в норме.

Просто это с утра 

буря

завихрилась, поймав

вспышку.

Солнце, яростный глаз

жмуря,

раскалило магнит

слишком.

Просто буря с тобой

схожа.

Ветер солнечный – твой

почерк.

Я пытаюсь понять –

что же

этой ты принесёшь

ночью?

Просто рядом с тобой

сложно.

Наши полюсы – плюс,

минус.

Просто… жить без тебя

                                  невозможно…

Ты сегодня

                 опять

                      снилась.

МЕЩЁРА

Поворот за поворотом.

Лес

всеми лапами в болото

влез.

Не болота – так озёра

всклянь.

Раскрасавица Мещёра,

глянь.

Белоозеро к дороге

встык.

Не сдержать в груди восторга

крик.

Ведь повсюду, куда взор

не кинь,

вод и ветра разговор.

Синь.

Разговор за разговором –

песнь.

Говорит со мной Мещёра

здесь.