– Что такое хоровод? – "Хором" ходят! Это вот: Взяли за руки друг друга, С песенкой пошли по кругу, С пятки на носочек – ножки, Звонко хлопали в ладошки, Песню, как венок, сплели... Поклонились до земли.
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 20.03.2015 10:24
Сообщение №: 96532 Оффлайн
Что за странные игрушки? Не гремят, как погремушки. Розовые, гладкие. Ну-ка, может, сладкие? Если только дотянусь – Их попробую на вкус. Только мало – захотеть, Что ж, придётся попыхтеть. В руки не хотят даваться, Значит, надо постараться. Захватила их в ладошки. Что? – Да собственные ножки!
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 20.03.2015 10:26
Сообщение №: 96534 Оффлайн
Как пахнет клевер на лугах твоих, Россия, Как шмель гудит в ромашке полевой! А как глаза озёр твоих прозрачно сини... Ты не дворец – ты дом родимый мой.
Как солнцелико над тобой парят соборы, Как благовест пасхальный просветлён!.. У стен Кремля зубчатого стихают споры С былинных древних Муромских времён.
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 27.03.2015 13:55
Сообщение №: 98844 Оффлайн
Я вас жду-не дождусь, Я скучаю по вам, То звоню, то молюсь, То слова телеграмм Я бросаю в эфир, Словно нищему – медь. Глупо выстроен мир – Ожидать и... стареть. Всё бы вновь возвернуть Да сначала начать: До утра не уснуть – Колыбельки качать... Ограждать – сберегать, Не пускать – запереть, Но – не в силах – всё вспять: Запретишь ли взрослеть?..
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 27.03.2015 13:58
Сообщение №: 98845 Оффлайн
В платье броское одето Расфуфыренное Лето. Городское, разбитное, Очень модное такое. В сарафан простой из ситца Не желает нарядиться. Вдоль проспектов и бульваров Переливчатым муаром, Крепдешином, маркизетом Щеголяет гордо Лето. И растут цветы в вазонах На подстриженных газонах: Лилии, тюльпаны, маки, Даже розы-задаваки – Им дала оранжерея Богатейшие ливреи. А за городом – простое Лето с русою косою, С васильковыми глазами, Земляничными губами, В ситчик простенький одето Мёдом пахнущее Лето. На кудрях – венок из кашки, Незабудок и ромашки. И красиво не муаром, А коричневым загаром!
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 28.03.2015 00:39
Сообщение №: 98997 Оффлайн
Друзья мои дорогие! Хотела зарегистрировать очень талантливого автора на сайте, но ничего не получилось: у него нет компьютера, а значит, нет электронного адреса. А на мой адрес - не проходит регистрация. С вашего позволения, я буду публиковать его стихи на своей страничке, потому что больно видеть замечательного и талантливого человека в безвестности. Итак, знакомьтесь: Кузин Владимир Ильич. Год рождения - 1948. Подполковник запаса. Три высших образования. Кроме русского владеет ещё четырьмя языками. Человек мужественной професии, кристальной чистоты, высокой нравственности. Позже напишу о нём подробнее, а пока - принимайте первые стихи.
ПО СТУПЕНЯМ ЖИЗНИ
Я по дням-по ступеням иду – по судьбе. Ветер жизни, разбойник, притих. Я себя отдаю самой главной судье – Человеческой собственной совести.
По неправде иду – с нею каждый знаком, Ей не выйти один на один. Быть должно – твёрдо верю! – добро с кулаком, Но легко поскользнуться на наледи.
Я по чувствам по лживым иду, по словам – Бог, меня от них дольше храни. Ветер выплюнул листья, во рту разжевав, – Он не любит бесчувственной осени.
Знаю: буду в крови и не раз упаду – Невозможно предвидеть всего. Тело в шрамах и ранах, но крепок мой дух – Двух дадут за меня, за побитого.
Жизнь идет – все, конечно, бывает в судьбе – Ветер выл, а сейчас вот притих. Я вручаю себя самой главной судье – Человеческой собственной совести.
Взлетел октябрь, держа в когтях метель и стужу. Поднял ворон со всех сторон, вселяя ужас. Зима ждала, держа в стволах сугробов россыпь. Издалека бежал декабрь - на выстрел просто. Тайком ползла из-за угла позёмка колко. Тоска звенит, летя в зенит из пасти волка. Озябнув, ночь уходит прочь на дно колодца. Лишь поутру в густом бору начнёт колоться.
Освещенные окна… Резные кленовые листья… А за шторой – знакомый до боли в груди – силуэт. Я иду к этим окнам и к юности – светлой и чистой. Навсегда в мою память Впечатался радости след.
Над сердцами у нас еще опыт житейский не властен. Тайный шепот двоих… Что-то будет потом?.. А пока Мы взрослеем. И души друг другу распахнуты настежь. На широком плече задержалась в надежде рука.
Ты окошко в июль для меня распахнешь торопливо, Осторожных шагов слыша шорох из юности вновь. Дни и годы прошли. Отшумели метели и ливни. Яркий свет… Силуэт… Все как будто по-прежнему, Но...
Мы в войну не болели, с ума не сходили, хотя было дико и жутко. Спали прямо в снегу, завернувшись в шинель. Просыпаешься - насморка нет. Застарелые раны легко рубцевались, внутри - даже язвы желудка. О гражданских болезнях не слышала, сколько была на войне.
Сталинград - это ад! Тело - чёрный синяк. Брюки кровью пропитаны насквозь. Пополнение гибло в течении дня, редко - двух. Кто остался - был самый родной. На тот берег пытались "тяжёлых" везти, так они стали в Волгу бросаться - прямо с баржи: нет рук и нет ног - просто телом катились и падали в воду, на дно.
Не могла я отделать долго от запаха смерти - всё пахло железом и кровью. А слова о войне начинали в мозгах разрастаться, стучать и кричать. Вышла замуж в июне. Поехала с мужем в залуженный отпуск к свекрови. "Ты женился на ком? Ведь она... фронтовая!" Пришлось возвращаться назад, в свою часть.
В Сталинграде - любовь?! Из трёхсот нас за сутки осталось в наличии - десять! Взрывы, кровь... Ты пропитан ей, ползая к раненым... Брюки засохнут - стоят... Разворочено всё. Танки мёртвых и раненых траками в кашу размесят... Тут не только любви - человеческих чувств даже нет. А вокруг - полыхающий ад.
Часто вижу убитых с раскрытыми ртами - бежали, кричали, да не докричали. Дров не видела столько, как трупов: трясусь, заикаюсь - неделю двух слов не связать... Речь теряю и плачу... Но надо, чтоб память осталась не жутким кошмаром ночами: Пусть другие поймут боли крик, вопль атаки, Победы клич, слёзы на наших глазах.
В разведку иду... Очень холодно... Осень... И чувствую взгляд - цепкий взгляд - за спиной. Вокруг - никого. Лес - и звонкие сосны. Никак не пойму, что такое со мной?
Звериное чувство опасности рядом. На ближних деревьях разбита кора. Нельзя себя выдать - веду только взглядом: На соснах, вдоль леса, сидят снайпера.
От них не уйдёшь! Но мальчишку с сумою Не тронули просто - я этому рад. А ночью разведчики вышли со мною - Дозор снайперов был доставлен в отряд.
Поймали меня в сорок третьем, зимою. Ногами, дубинками бил целый дом. На улицу бросив, облили водою - Я коркой кровавой покрылся и льдом.
Решили повесить. Зачем теперь нужен? Бумагу читали - мешались слова. Запомнился запах сосновый - от стружек... Петлю партизаны успели сорвать.
- Ещё бы чуть-чуть - я б не спас, ты не выжил, - Гудел врач довольно, крутя головой.- А так - ты счастливый, наверно, что рыжий. Шучу вот, сынок. Счастлив ты, что живой. -
Бойцы улыбались, ругались все матом, Несли на руках - я не мог сам идти. Всё было отбито - с макушки до пяток. Боялся: а буду ли дальше расти?
Сон приснился мне странный: Вижу мужа Ивана. Он по улице ходит, громко выйти зовёт. В гимнастёрке и бриджах, Развесёлый и рыжий. Я всегда это знала, что он раньше встаёт.
Сердце сжало, как лапой. Одеяло - вмиг - на пол. Распахнула окошко. Птицы спят... Никого... Я - к цыганке, нагая: "Погадай, дорогая. Он зачем вызывает? Третий год без него".
От волненья пью воду... Расстелилась колода. Не могу от цыганки отойти ни на шаг. "Золотая, будь умной. Ждать не надо и думать: Это бродит, скучая, возле дома душа.
Просто ждёшь постоянно Мужа - поздно и рано. Даже в мыслях невольно ты его не зови. Память часто тревожа, Ты ему не поможешь. А зовёт - это ясно: жили вы по любви".
Звёздный ветер гудит над дорогой, ведущей в бессмертье. Замыкается круг - поколения прошлого быль. А Всевышний судьбу новым смертным старательно чертит. Легионы ждут только сигнала походной трубы.
Их ведут за собой полководцы, цари, командиры - Кровь и смерть оттеняют прошедший военный маршрут. Все великие верят: они - повелители Мира, Но не ведают даже - в бою иль на ложе умрут.
Превращаются в пыль города, государства, эпохи... Торопись не спеша, не беги, как невеста, к венцу. Если вышел в дорогу ты, пока не целованный Богом, То дороги конец приведёт и к земному концу.
Спи, мой маленький мальчишка, Спит давно мохнатый Мишка, Гусь большой с гусятами уснул. Спят утята с уткой-мамой, И козленок спит упрямый – Лишь несет солдатик караул.
В будке спит щенок лохматый, Спят уже в лесу зайчата Под зеленый, мягкий, тихий гул. Ежик спит с ежонком рядом. Спи, сынок, и нам спать надо – Пусть несет солдатик караул.
Спят игрушки все в кроватках, Сон тебе приснится сладкий. Командир – и тот уже заснул. Спи, сынок, с братишкой рядом, Скоро будешь ты солдатом И ходить ты будешь в караул.
Пуля - в сердце: должна быть мгновенная смерть, А связистка - живая, сидит на ветру. Продолжает на клин журавлиный смотреть: - Неужели, девчонки, сейчас я умру?
- Подожди, не спеши, от сестры есть письмо, - Почтальон раскрывает, чуть голос дрожит. -Дорогая сестричка, вернулся домой Рыжий Ваня - сосед, что с тобою дружил.
В руку ранен, но мама так рада ему. Ты кончай воевать, возвращайся скорей. Высоченный, красивый - твой будущий муж. Не хотел уходить. Всё стоял у дверей.
Аня смотрит с улыбкой и... дальше живёт. Удивляется доктор: нет слов, что сказать. Пуля в сердце и две - две навылет - в живот. Почтальон дочитал... Закрылись глаза...
БОЯРИНЦЕВЫ. ДЕТИ (продолжение "Бояринцевы. Устинья")
Через 2-3 года после описываемых событий дом Бояринцевых немного опустел: старшая дочка – Нюра, – выдержав испытания, поступила в женскую гимназию города Глазов. За девяноста с лишним вёрст увёз Алексей учиться первенькую, определив жить ей на частной квартире у совершенно чужой женщины. Хозяйка сдавала жильё приезжим гимназисткам. В общей комнате жило до тринадцати девочек. Убранство комнаты составлял большой длинный стол, служивший и обеденным, и местом приготовления уроков, две длинных скамьи, небольшие полочки на стенах – для учебников, тетрадей и девичьих мелочей. Там же, на стене, вбиты гвоздики, на которых висели деревянные плечики-вешалки со школьными формами. Спали девочки на полу, расстилая каждый вечер перед сном тюфяки, которые вместе со спальными принадлежностями хранились на широких полках в тёплом чулане – в строго определённом порядке. В чулане был и шкаф с немудрящей посудой: чашки, тарелки, кружки, ложки. У каждой девочки – своё.
Завтраки, обеды и ужины для всех хозяйка готовила сама из тех продуктов, что давали родители детям на неделю или больше. Конечно, разнообразием и разносолами еда не отличалась – не дома у мамы! В основном это были супы: мясные, гороховицы (суп с горохом), грибовницы (с грибами), щи, картофельницы (постные супы из овощей с преобладанием картошки и какой-нибудь крупы). Частенько хозяйка тушила и овощи – капусту, морковь, парила и запекала репу, тыкву…
Усаживая девочек за стол, наливала им в тарелки одинаковое количество супа, раскладывала по кусочку мяса, приговаривая: «Вот это – твой кусок, а этот – твой»… А пойди, разбери, который кусок чей? Но, надо отдать должное, женщина была честна, продукты своих постоялиц не присваивала, а потому девочки не голодали.
После обеда посуда со стола убиралась, дежурная намывала все чашки-плошки, обеденный стол превращался в длинную парту, и девочки садились за уроки. Хозяйка частенько устраивалась тут же, в комнате, следя за порядком и тишиной: девочкам строго-настрого было запрещено читать вслух, чтобы не отвлекать подруг (возраст у всех был разный). Письменные задания хозяйка не проверяла, а устные, особенно Закон Божий, заставляла своих подопечных прочитывать. Читали ей девочки и стихи, заданные выучить наизусть…
Позже, когда Нюра закончила пять классов гимназии, к этой же хозяйке привёз Алексей Евдокимович и свою любимицу – Тоню. Но об этом – чуть позже…
А пока в начальную школу на станции Зуевка ходил Серёжа. Был он такой же светловолосый, как и Алексей, только глазами уродился в Устинью: под пшеничными бровями неожиданно тёмными, как крупная смородина, поблёскивали влагой его пытливые глаза. Сын рос тихим, застенчивым и спокойным мальчиком. Была у него страсть к рукоделию! Он с удовольствием вязал носки и варежки сёстрам, пробовал вязать кружева, но не осилил этой премудрости. Любил вышивать крестиком. Частенько у Тони не хватало терпения закончить какую-нибудь вышивку, и Серёжа, глядя на недоделанную работу, уныло валяющуюся где-нибудь на комоде, робко спрашивал: – Сестра, а, сестра, как ты думаешь, я смогу закончить твою вышивку? – На что Тоня с готовностью отвечала: – Ну, конечно, сможешь! Тогда Серёжа с радостью брался за её рукоделие, терпеливо сидя где-нибудь в уголочке, чтобы соседи не увидели в окно – стеснялся своих не мальчишеских увлечений. И непременно доводил начатое вышивание до конца!..
Серёжа ещё не окончил курс начальной школы, как пришло время определять туда и Тоню. Девочке, в отличие от старшей сестры, учиться было проще: рядом всегда был старший брат, который мог и помочь, и подсказать. В школе у Тони и проявились её природные способности! Обладая великолепной памятью, она с лёгкостью запоминала длинные стихотворения, читая потом их наизусть и в лицах, забавляя родителей и Серёжу.
Ходить пешком в школу из деревни Черноусы до станции по дороге, которая пролегала то лесом, то полем, было далеко и страшновато для маленькой девочки, поэтому Тоню брали к себе в повозку то возница местного купца, то лавочника: они подвозили до школы детей своих хозяев. Алексея Евдокимовича уважали, и это уважение распространялось на всю семью. Но однажды, когда Тоня училась во втором классе, случилось несчастье. На повороте укатанной и скользкой дороги сани-розвальни, в которых сидели дети, занесло юзом, и Тоня, бывшая с краю, вылетела из саней. Углом розвальни проехались по маленькому тельцу и умчались, управляемые лихим возницей. Дети, сидевшие в санях, видели, как выпала их подружка, но постеснялись сказать об этом вознице. Почему? Да кто теперь скажет!.. Девочка, потеряв сознание, осталась лежать на снегу посреди пустынной дороги…
Устинья не находила себе места, ожидая из школы припозднившуюся дочку и, не выдержав, накинув кацавейку и шаль, побежала к соседям. Вот тогда-то одна из девочек и призналась, расплакавшись, что Тоня выпала из саней. Хозяин срочно велел вознице закладывать лошадь и ехать на поиски девочки. Тоню нашли на том же месте, сидящую на обочине, испуганную, заплаканную и продрогшую. Устинья, завернув ребёнка в тулуп, который предусмотрительно кинул в сани хозяин лошади, усадила настрадавшуюся девочку к себе на колени, и возница благополучно доставил мать и дочь в Черноусы.
Но без последствий не обошлось. Тоня застудила почки, и позже, уже во взрослом возрасте, это аукнулось ей тяжёлой болезнью. Но это было ещё полбеды: у девочки от пережитого стресса началась эпилепсия. Ребёнок таял на глазах. Алексей Евдокимович был в отчаянии! Фельдшер, которого он привёз со станции, сказал, что средство от «падучей» есть, но выписывать его надо из Петербурга, и стоить это будет немалых денег. Алексей, не раздумывая, сказал: «Выписывай!» Маленький пузырёк, наполненный тёмно-красной жидкостью, который прислали по почте, стоил свыше трёх рублей золотом! Девочке капали по несколько капель на язык – и произошло чудо: «падучая» отступила! Но до 16 лет Тоня оставалась болезненной худышкой, легко подвергалась сглазу.
Алексей Евдокимович успел вылечить дочку до отправки её для дальнейшей учёбы в Глазовской гимназии, которую к тому времени закончила старшая дочка – Нюра.
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 17.04.2015 00:43
Сообщение №: 104596 Оффлайн
Мы в соцсетях: