(Из цикла "Воспоминания о Грузии")


На длинной улочке потийской    
В цвету стояли все дворы.            
Стрижи визжа, носились низко,   
И льнули к телу комары.               
Кусты магнолии и пальмы            
Листвой закрыли всё крыльцо,    
Храня в себе чужие тайны:            
Любовный поцелуй прощальный,
Брюнета жгучего лицо.                  
Тянуло сваренным инжиром         
Из створки ближнего окна.                  
А нам казалось пахнет миррой,    
Так сладостна была «волна».            
Лихой биджо* с велосипедом         
Доехал прямо до ворот.                
Привёз домой авоську с хлебом, 
Который скуплен наперёд.          
Виднелись в нескольких окошках
Портреты тех, кого уж нет.            
А ветер теребил немножко             
Лещину и алел рассвет. 

              

Иллюстрация - фото Поти из интернета.

*Биджо(грузинск.) - мальчик, юнец, парень.
(Русско-грузинский словарь. Интернет). 

(Из цикла "Воспоминания о Грузии")


Пляж Батуми. Вечереет.
Стал краснее луч заката.
Он почти уже не греет.
Бухта заревом объята.

Горкой высятся шезлонги,
Крылья зонтики сложили.
В лодке после долгой ловли
Мелкой рыбы изобилье.

Тут и там приезжих пары,
Все любуются закатом.
Слышен смех и звон гитары
В плотной выцветшей палатке.

Солнце красное, как уголь
В пасти жаркого камина.
Чью-то руку греют губы,
Может Эки, может Нины.

Мы с тобой по гальке тёплой
Всё идём, идём вдоль пляжа.
Тянутся рядками мётлы
Длинных пальм к вершине кряжа.

Там, где мыс уходит в море,
Бросим в воду две монеты.
Чтоб сюда вернуться вскоре,
В это сказочное лето.


 

Фото пляжа в Батуми из Интернета.

Оставляя шумливый перрон.
Пассажиров в купе моём – трое.                                       
Мчит по Крыму московский вагон.

За окном и сады, и домишки,
И лугов потемневших ковры.
Чай в дороге сегодня не лишний –
Вечный символ вечерней поры.   
                                             
Зашуршали пакеты со снедью,
Вот картошка, котлеты, батон.
Зазвучало шутливое «леди»,
Уловила густой баритон.

И дежурный коньяк очень кстати,
И наливка домашняя есть.
Как по батюшке, милая, звать-то?
Мы теперь не чужие, ведь, здесь.

Проводник забирает стаканы,
Чтобы чаем наполнить опять.
Моя станция в графике рано,
Чуть забрезжит – и надо вставать.

Что об этом, соседка, толкуешь?
Ведь не утро, а ночь впереди.
За окном наша крымская туя,
Значит юг не совсем позади.

За шальным и уютным застольем
Разговор потихоньку идёт.
Я согласно киваю, и только.
Где судьба меня всё-таки ждёт?

А попутчик, что рядом со мною,
На стоянке купил мне букет,
И в вагоне запахло весною.
Я ему улыбнулась в ответ.

В коридоре ночного вагона
Мы смотрели в большое окно.
Проплывали чужие перроны,
Между ними – полей полотно.

Кто он мне – молчаливый попутчик?
Я не знаю о нём ничего.
Может, это судьба? Может, случай
Подарил мне сегодня его.

Огоньки незнакомых вокзалов
Светят звёздами в синей тиши.
До рассвета осталось так мало…
Как досадно, что поезд спешит!



Фото из Интернета. 

Ещё чуть-чуть, и будет снова – завтра,
С восходом цвета спелой земляники,
Обои спальни в жёлтых крупных астрах,
На стёкла солнце будет сыпать блики.
Пусть станет это «завтра» романтичным,
С левкоями, иберисом и рутой,
С жужжаньем пчёл, роптаньем сонным птичьим.
И пусть неспешно катятся минуты.
Какое счастье быть с любимым рядом,
К груди прижаться в неге безмятежной.
Целованною быть, менять наряды,
Позволив в них невольную небрежность.
Под вечер – к морю улочкой Гурзуфа
Мечтательно-ленивою походкой,
Где всё в цвету и пахнут мёдом фрукты,
Где можно быть беспечною и робкой.
Забыть о грусти, слушать только сердце,
Бегущее от пагубной печали.
Молчать вдвоём, уйдя всецело в скерцо
Закатных волн у старого причала.

11.04.2015г.



Иллюстрация - картина "Гурзуф" Натальи Марусовой
(Интернет-галерея живописи). 

Майской ночи забытый сюжет...
Как давно это было со мной.
Помню тёмно-лиловый жакет,
Как сирень, что была за спиной.

Мне казалось, что пахнут кусты
Ароматом персидских садов,
Где пьянят на закате цветы,
Искушает медовость плодов.

Это облако пьяных духов
Обернуло накидкой своей,
И толкнуло в объятья грехов,
Ведь тогда не была я твоей.

Ты меня целовал не боясь,
Что нас выдаст большая луна,
Что грешно не своё было красть,
Что сирень – у чужого окна.

Помню смутно, что было потом,
Ночь дурманом своим обдала.
А роман завершился письмом,
Что не сможешь вернуться – дела… 

По прошествии множества лет
Я с грустинкой смотрю на сирень.
Чуть горчит её сладкий букет,
Даже в самый безоблачный день.                                       


19.04.2015г.




Иллюстрация - картина "Букет сирени" Анжелы Моисеенко
(Интернет-галерея живописи). 

На фарфоре – под солнцем пастушка
И стада на бескрайних лугах.
Золотистые кудри, веснушки
На щеках и ромашки в руках.

Ветер шепчет ей ласково:
 – Хло-о-о-я...
И целует её наготу.
Он – всесилен и нежен. Он – волен.
Он влюбился в её простоту.

Он целует её и ромашки,
Белой кожи искрящийся шёлк.
И колышет игриво кудряшки,
Признаваясь, что к ней он пришёл.

Он мелодией тихой свирели,
Как накидкой, её обернул.
Её губы сильней заалели.
Как же сладостно в этом плену!

Это всё ей пока непонятно:
И томленье, и неги нектар.
Это юность во всём виновата,
Это чувств неосознанных дар.


23.05.2015г.



  

Иллюстрация - картина Луи Херсе "Дафнис и Хлоя"
(Интернет-галерея живописи). 

Лунные тени чернильные, длинные,
Кружево в кружеве тёмных аллей.
Кажутся звёздами белые лилии,
Головы кружит их приторный шлейф.
Сил набирает он только к полуночи,
Манит, волнует и сводит с ума
Пылких мужчин и неопытных юношей
Верных любви, как в романах Дюма.

Белые лилии, локоны рыжие,
Винные губы и зелень в глазах.
Вольная, дерзкая, слишком бесстыжая,
С ложью пьянящей в зовущих устах.
Дивные лилии, замки старинные,
Лилии оттиск на женском плече.
Лунные тени чернильные, длинные
Тонут, как в омуте, в чистом ручье.
 

27.05.2015г.


  

Иллюстрация из Интернета. 

Он ей говорил о прошлом. В словах не скрывал азарт.
Казалось, что жизнь итожит, от света прикрыл глаза.
Про море и свод лазурный без грани небес и вод,
Про летнюю свежесть утра и в горы весной поход.
Как Крым исходили вместе, у каждого – свой рюкзак.
И было вдвоём не тесно в палатке одной, с пятак.
Он прошлое помнил свято, где было дышать легко.
Восходы, потом – закаты… Как пили «Вдова Клико».

А ей нестерпимо грустно, что всё позади у них.
В палате больничной пусто и двор неуютный тих.
И знает, что шаг до смерти… И видит, как лгут врачи.
Ему говорит, что верит. Солжёт, а потом молчит.
Всю правду сказать не может ему, прямо здесь, в глаза.
Лишь мысленно шепчет – Боже, и Бог говорит – нельзя.
Сидит у него подолгу, молчит и глядит в окно,
Где небо в лазурном шёлке, и солнца блестит пятно.


05.06.2015г.



Иллюстрация - картина "Окно" Людмилы Авраимовой
из Интернета. 

(Из цикла «Крымские этюды»)


В синей бездне бездонного моря 
Серебрится русалочья плоть.
Её думы опять о Мисхоре…
Как тоску и печаль побороть?

Там, как прежде, лиловость кермека
И горчит на закате шалфей,
Там, в ущелье, покоится эхо,
И не знает тех мест суховей.

На опушке соснового бора
Пел источник под сенью густой.
А потом пересох он от горя,
От тоски по русалочке той,

Что выходит на берег под вечер,
Когда с галькою спорит накат,
И от грусти сжимаются плечи,
Если берег туманом объят.

Ей бы снова увидеть источник
Милый сердцу, прозрачней росы,
Что ласкает, шлифует и точит…
И в журчанье услышать – Арзы.



26.05.2015г.



Иллюстрация - скульптура "Русалка". Мисхор, Крым.
Фото из Интернета.

Солнце утро наряжает в розовую шаль,
Море с небом переходят в призрачную даль.
Манит терпкостью смолистой тонкий кипарис,
Волн упрямую отару лихо гонит бриз.

Помнит множество историй сгорбленный утёс,
Парус шхуны на закате, радость женских слёз.
Грека помнит и гречанку, песни рыбака,
Лентой лунную дорожку к ним издалека.

Пахло спелым виноградом лёгкое вино,
Крепких глиняных кувшинов высушилось дно.
Звёзды сыпались под ноги горстью серебра,
Спящим чудилась медведем тёмная гора.

Помнит дивной нереиды чуть заметный плеск,
То, как быстро просыпался после ночи лес.
В звонких струях родниковых золото лучей,
Крик в дубраве густолистой горлиц и грачей.

В тёплом солнечном Гурзуфе гордую Алсу,
Ниже пояса тугую чёрную косу.
Как пекла она лепёшки, делала айран!
Помнит, как увёз девчонку против воли хан.
 
В Крым влюблённого поэта, прелесть свежих строк,
Каждый день встречаться с музой русский гений мог.
Шелест трепетной оливы, росные цветы…
Здесь подаришь строфы миру, может быть, и ты.
                                                                            
Змейкой узкую дорогу к морю из степей,
Мяту, донник и цикорий, в шариках репей.
Шепчет старому утёсу новости накат,
Красит торс его малиной пламенный закат.


30.06.2015г.



Иллюстрация - картина "Утро. Солнечный Гурзуф". Николай Луговенко,
Владимир Грубник (Интернет-галерея живописи).

Южной ночи паутина,
Свечки мягкий свет,
Книги рукопись, гусиных
Пёрышек букет.

Кудри чёрные поэта,
Смуглая щека.
Будут сотканы сонеты,
Лирики строка.

Русский дух в арапских генах –
Кружево чудес.
Дивный берег: волны с пеной,
Горы до небес.

Музы светлая улыбка
Всех ценней наград.
Плеск, в стихах рождённой, рыбки,
Злой Заремы взгляд.

Слёзы чистые фонтана.
Зной. Бахчисарай
Тонет в зелени платанов,
Слышится курай.

Смесь реалий и фантазий,
Как напор стихий.
Из ростков незримой связи
Вырастут стихи.

Греет согнутую спину
Сонный Аю-Даг.
Окунь меряет глубины –
Лета верный знак.

Спелость грозди винограда,
Лиственная тень.
Крым становится отрадой,
Пишется весь день.

Средь олив в гурзуфский полдень
С лирой говорил.
Луч вкраплял в лихие волны
Жёлтый свой берилл.

Всё любимо и знакомо:
Юный кипарис –
Друг сердечный рядом с домом,
Скал уступы вниз.

В час ленивого прибоя
Чуть заметный грот –
Место неги и покоя
Пушкина зовёт.

Алым веером закаты,
Моря синий цвет,
Гальки пёстрые агаты.
Лучше Крыма нет.


04.07.2015г.


Иллюстрация - Пушкинский кипарис.

По сонным улочкам Мисхора 
Бродили мы когда-то вместе.
И он шептал мне нежно – Дора,
Без фальши в голосе и лести. 

И руку брал в свои ладони,
Большие, тёплые. А рядом,
Казалось мне, что волны стонут
И молят искренно – не надо.

И лунный свет сливал по каплям
Минор томительно-прохладный.
Светились окна старой сакли,
Увитой густо виноградом.

И ночь была на редкость дивной:
Сапфиры звёзд дарили боги.
И он шептал мне нежно – Дива,
Умышленно меняя слоги.

И губы пахли мирабелью,
Янтарно-алой сливы соком.
И он шептал мне нежно – Белла,
И шли стихи её потоком.

И мне почудилось, я помню,
Что любит он всех женщин мира.
И взгляд его, тягуче-томный,
Достойным был восточной лиры.

И я почувствовала холод
От губ и от ладоней тоже.
А волны всё бежали к молу,
Сомнения нещадно множа. 

 

 

 

Иллюстация - фото из Интернета.

Полночь цвета чернослива,
С дубом шепчутся оливы,
В ложе тёплого залива
Чуть качается луна.

Волны бризу тихо вторят,
Зуб скалы торчит из моря,
Где-то чайка бойко спорит,
Видно спорить рождена.

Рядом брошенная лодка,
Как забытая пилотка,
В дождь – бесценная находка,
Эта лодка рыбака.

Мы стоим на пирсе пляжа,
Ночь свои сюжеты вяжет.
Белой краской небо мажет
Свет лучистый маяка.





Иллюстрация из Интернета. 

Моему Музу



Мой Муз, одень меня в шелка 
Лиловой ночи.
Пусть звёзды нам издалека
Судьбу пророчат.

Пусть волны пенятся, ворча,
И жмутся к скалам.
Пусть будет трепетно звучать
Стиха начало,

Где мысль – глубокая река,
А может, море.
Душа и сердце, и рука
Ей будут вторить.

Какие тёплые слова!
Какие чувства!
Мой Муз, кружится голова,
Светло и грустно!

Ложится кружевом строфа
На лист бумаги.
Бежит тропинкою строка
Любовной саги.


31.07.2015г.



Иллюстрация из Интеренета.

Месяц тонкий серебристый,
Очень молодой.
Гладь лилового батиста –
Небо надо мной.

Дикий берег, кипарисы,
Галька и утёс.
Шёпот волн вдогонку бризу,
Плен фривольных грёз.

Здесь грустила Пенелопа,
Всматриваясь в даль.
Чувство сладкого озноба
Пряталось в печаль.

В крупных шёлковых ладонях
Нежил Посейдон,
Ласка волн давала вспомнить
Ей истомы стон.

Губы влажные Эрота – 
Сочность спелых слив.
Зов его в ложбинку грота,
В час, когда прилив.

Моря дух казался хмелем,
Что глоток вина.
Каждый раз грустила с нею
Ночи тишина.                              


24.07.2015г.


Иллюстрация - Морской пейзаж. Фрагмент картины М.А. Сатарова
(Интернет-галерея живописи). 

 Из «Рассказов про Софу»

   

     До юбилея Софы было ещё полгода, а она уже прикидывала, кого пригласить, что приготовить и главное – как сделать так, чтобы было шикарно и себе не то чтобы не в убыток, а ещё «нагреть на этом руки». Это было, вообще, в её духе. Особенно она обожала различную «халяву», нисколько при этом не брезгуя и не стыдясь. Например, доносить уже не модный костюмчик одной из приятельниц или съесть чебуреки с пивом в какой-нибудь забегаловке за счёт другой доброй души. Своей давней подруге Люсе она прожужжала все уши по телефону о будущем торжестве. Но та не морочила себе голову заранее, да и вообще каждый новый День рождения после пятидесяти лет у Люси вызывал только тоску. Софа и Люся были ровесницами и подругами юности, и даже родились в один месяц, но разными во всём: Софа – маленькая, упитанная и рыжеволосая, а подруга – высокая, стройная и привлекательная шатенка. Толстушка с молодости слыла расчётливой и уже тогда смекнула, что с Людмилой дружить выгодно: кавалеров у той было много, а значит и она, Софа, будет на виду.
     – Люся, хочется на юбилей что-нибудь памятное друг о друге, ведь почти сорок лет, как знакомы, – сказала как-то она подруге. Та задумалась.
     – Да, действительно, что-то такое, чтобы смотреть и вспоминать о нашей молодости и дружбе, – согласилась она.
     – Люсь, а давай обменяемся конвертами с деньгами на дни рождения, – предложила Софа, чем загнала подружку прямо-таки в «ступор». Вероятно, своим неожиданным и слишком простым решением.
     – Софа, я не поняла, тебе нужна память или просто деньги? – удивилась подруга.
     – Ну-у, ты понимаешь, сама себе на эти деньги купишь то, что хочется. А неудачный подарок – это выброшенные деньги, – ответила та.
     – Какая-то глупость получается: ты мне, я – тебе. Обменяемся и останемся при своих интересах? Какой-то абсурд. Тогда зачем эти разговоры насчёт старой дружбы? – возмутилась Люся. Но Софа быстро сменила тему, оставив вопрос открытым.
     Потом были опять телефонные разговоры, которые сводились к пресловутым конвертам. Это стало сильно раздражать подругу. Софа виделась теперь ей с другого ракурса, который казался не симпатичным.
     Но юбилярша была не так глупа и примитивна, как могло показаться со стороны. Ведь Людмила – обеспеченная замужняя дама и копейки никогда не считала, в отличие от неё.  Поэтому её подарочный конверт должен был быть более весомым. А это – главное. Так размышляя, Софа стала обзванивать всех своих многочисленных приятельниц, предлагая не ломать голову с подарками, а принести конверты. Просто и никаких хлопот. Каждая соглашалась, не подозревая, что это – тактический ход ушлой комбинаторши.
     Вечерами «внучка Бендера», устроившись поудобнее в кресле небольшой, но уютной квартиры, напряжённо подсчитывала, какая должна быть общая сумма, чтобы покрыть расходы на угощение, да ещё, чтобы остался излишек на то, да на это. А на Люсю, склонную к мотовству, она делала главную ставку, надеясь, что подруга постесняется дарить маленькую сумму.

     Пять месяцев прошли незаметно. Наступил долгожданный апрель. Софа уже потирала руки, предвкушая большой куш от вечеринки и гордясь своими деловыми качествами. Её муж Федя был тих, задумчив и далёк от таких «коммерческих сделок». В гешефты* жены он не лез. Его внутренний голос давно сказал ему, что Софа – его надёжная гавань, из которой ему никогда не выйти в открытое море. Он и не пытался.
    Накануне торжества Софа превзошла саму себя: наготовила всякой всячины – жаркое кисло-сладкое, фаршированного карпа, студень из куриных потрохов, форшмак, фаршированные гусиные шейки, салатики из яиц и разных весенних овощей. Спекла бисквитный торт с орехами и сладкий кугель с изюмом. Ну и спиртного не пожалела. В общем, постаралась от души. А может быть вовсе не от души... Но об этом никто не знал и не догадывался, даже Федя. А Люся догадалась, и ей стало не по себе: появился гадкий осадок, от которого тянуло мерзким холодом. Видно многолетняя дружба дала свои плоды, научив разбираться хоть немного в людях.

     В День рождения все гости были в сборе и Софа принимала поздравления, взамен даря «дежурные» улыбки. Не пришла только Люся.
Она поздравила юбиляршу по телефону, сославшись на температуру и сильный насморк. Софа была в шоке. Настроение сползло к нулю и блеск в глазах постепенно исчез. Вечер прошёл натянуто и скучно.
     Когда гости разошлись, Софа заглянула в конверты и посчитала их содержимое.  Посыпались брань и мат в адрес приглашённых. Больше всех досталось, конечно, Люсе. Как она её только не обзывала. Юбилей завершился слезами. Только Фёдор был доволен всем – и выпивкой, и закуской. Он возлежал на диване в гостиной, обложившись подушками, как турецкий султан, и с интересом смотрел эротику по «видику», который Софа купила с тридцатипроцентной скидкой в конце года.
     – Софа, заканчивай этот балаган и иди в ванну, – сказал Фёдор, наконец почувствовавший себя мужиком после коньяка и обнажённых силиконовых «прелестей» девиц на экране. Софа вся в слезах и соплях пила «Барбовал», сидя на кровати в спальне.
     – Какая ещё ванна, идиот! Ты знаешь, во сколько мне обошлось это веселье? – заорала она и снова разрыдалась.
     – Если бы не ты, я бы давно жила где-нибудь в Испании на собственной вилле. Кручусь, как белка, а что проку? – не унималась она.
     Но Фёдор уже не слышал её душевного стриптиза: он мирно спал среди атласных подушек,  то посапывая, то чему-то улыбаясь во сне. Ему, наверное, снились наложницы, танцующие у фонтана во дворце халифа.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
*Гешефт — (нем.) мелкое выгодное предприятие, торговая сделка, спекуляция (Ушаков).


04.05.2013 г.
          

Иллюстрация из Интернета.

(Из цикла "Русь")


Что за прелесть наши ярмарки 
С незапамятных времён,
С новогодними подарками, 
На лотках – сукно и лён. 

Лавки славились пушниною – 
Шкурки белки и лисы. 
Санный путь – дорога длинная, 
Мёрзнут щёки и носы. 

Глазированные пряники, 
Пироги и куличи. 
Сдоба пышная и пряная, 
Будто только из печи. 

Леденцы на тонких палочках, 
Выбирай любимый цвет! 
Петушки, зверюшки, бабочки –  
Сладкий красочный букет. 

Раскупают мёд кадушками 
И увозят на санях. 
Поросят румяных – тушками. 
Колокольчики звенят. 

Я куплю шкатулку с росписью 
Для серёжек с бирюзой, 
Розоватый жемчуг – россыпью 
И сапфиринку – слезой. 

Загляну в ларёк с игрушками, 
Где для ёлок серпантин. 
Внукам – варежку с Петрушкою 
И пакетик конфетти. 

Что за чудо наши ярмарки!
Душу могут отогреть.
Сковородки, шубы, шарфики
И кондитерская снедь.

Путь домой – берёзы, ясени… 
Всё укутано снежком. 
Он скрипит, погода ясная. 
Не спеша, иду пешком. 


15.09.2015г.


 

Иллюстрация - живопись из Интернета.

 (Из цикла "Востока пряный аромат")



Иду в Латакии по улочке 
На ближний маленький базар. 
Куплю лепёшки, с сыром булочки, 
Где лавкой ведает Мирза. 

Блестит циркон в витке закрученном,
Браслет купается в лучах. 
Слова арабские заучены, 
Но у меня не так звучат, 

Как нужно здесь. Не будет морщиться
В ответ радушный продавец. 
Куплю лимоны с тонкой кожицей, 
А рядом блеянье овец 

В загоне крытом. Дальше – сладости: 
Нуга, шербет и пахлава, 
Лукум, халва и горкой пряности. 
Хозяин – сухенький Сафа. 

Дымятся тлеющие палочки, 
Вдыхаю сладкий фимиам, 
И джинном чудится мне лавочник, 
Волшебным кажется бальзам 

В кувшине старом с паутинкою 
Застывших трещин по бокам, 
С восточной тусклою картинкою, 
Не сдавшейся былым векам. 

Торговец платьями и юбками 
Стоит в распахнутых дверях. 
Советских женщин кличет Любами. 
Седины в сросшихся бровях. 

А я иду рядами узкими, 
С утра волнующе свежа,
И грудь укрыта лёгкой блузкою, 
Она не то, что паранджа. 

Шелками гладят взгляды беглые, 
Восторг ловлю в мужских глазах. 
Чужая, смелая и белая, 
Заколка в пышных волосах. 

Глухое твёрдое молчание: 
Чужая женщина – табу. 
А я ищу лавчонку чайную, 
Улыбку пряча на ходу.


20.09.2015г.



Иллюстрация - фото восточного базара из Интернета.