Товар добавлен в корзину!

Оформить заказПродолжить выбор

Поздравляем
с днём рождения!


Вход на сайт
Имя на сайте
Пароль

Запомнить меня

 

С Новым 2024 годом!

Дорогие друзья! С Новым 2024 годом!

 

Учредитель и руководитель Издательства

Сергей Антипов

Форум

Страница «Zoya»Показать только стихотворения этого автора
Показать все сообщения

Форум >> Личные темы пользователей >> Страница «Zoya»

Здравствуйте, дорогие! Давно меня не было. Хочу предоставить вашему вниманию прозу, которую почти не пишу, но данная тема заинтересовала меня. Буду ставить частями. Поделила текст на пять небольших частей для удобства чтения. Хотелось бы слышать ваше мнение, друзья. Жду отзывов! Итак...


Дежаву. Часть 1

Испытытвали ли вы когда-либо то, что называют dejavu - дежавю: нечто уже как-будто бы виденное, случившееся с вами раньше, прожитое... событие, запах, чей-то взгляд, знакомый, как бы уже когда-то бывший...Не просто промелькнувший и пропавший в мозгу, сознании, россыпавшийся, как роса по траве по древней твоей, сотни раз прожитой жизни. Нет, нечто реально случившееся, но забытое, подавленное и заваленное той горой выброшенного, уже ненужного хлама, что мы обычно называем жизнью. Если - да, эта история не покажется вам странной.

Часть 1.

Разбудил Идена телефонный звонок, и он явно не сулил ничего хорошего. Было 10 утра и звонила Ольген, новая секретарша Виктора. Ее голос, вечно писклявый, как у полузадушенной утки, вызывал у Идена приступ невольной тошноты, особенно в день, как сегодня, когда после вчерашней вечеринки, муть гуляла по всему телу, начиная с головы и кончаясь где-то в трясущихся ладонях и подворачивающихся ступнях. Хотелось схватить эту пищащую дуру и одной рукой придушить, выключив к черту эти бьющие по мозгам звуки, а другой рукой мять как тесто две белые торчащие, почти не прикрытые снежные вершины, чтобы они растеклись под его рукой, как вода. Ольген была из новых биснесс-иммигрантов. Датский знала в совершенстве. Но эти две белоснежные никогда почти и ничем не прикрырые вершины приводили в исступление каждого, видевшего ее. Потому Виктор и взял ее, по-видимому. Его семейная жизнь складывалась, кажется, не слишком удачно. Болтать он об этом не любил. Взял, вот, Ольген, и народ, пошушукавшись, как обычно в такой случаях, смирился.

Заговорила она сразу же о том, что уже 10 утра, а статью Иден обещал принести к восьми, чтобы она уже вышла в печать в завтрашнем номере. Все это он знал и без ее напоминания. Но тело ныло, статьи не было и говорить было не о чем.

- Завтра к вечеру принесу, - попытался рявкнуть он в трубку, как делал всегда, но голос тоже сорвался в какое-то хрюканье. "К черту"- пронеслось в голове.

- Но господин Иден, - пыталась продолжать Ольген, - господин Виктор сказал...

- К черту! - рявкнуть, наконец, получилось. - Завтра к вечеру! - и он бросил трубку.

За работу он не боялся. С Виктором они нельза сказать, что дружили, но знали друг друга еще с гимназии, и испытывали странную симпатию друг к другу. Правда, к Виктору испытывали симпатию практически все. Про себя, Иден называл его "костюм". Что бы Виктор ни одел, смотрелось на нем, словно он только что вернулся со светского раута, лобби или приема у министра. И так было всегда, еще со школы. Этот высокий светловолосый парень умел "выглядеть". Его уверенная осанка и чувство собственного достоинства невольно привлекали к нему. С ним всем "хотелось иметь дело", по профессиональной ли части, личной ли. Рядом с ним каждый чувствовал себя защищенным и уверенным, что все будет - высший класс. И практически всегда так оно и получалось.

На рычаг трубка не попала и запищала где-то под кроватью. Любой звук доставлял сегодня боль, потому пришлось снова приподняться и швырнуть дурацкий аггрегат на место. Так же и статью, хочешь - не хочешь, а писать было надо.

Иден с трудом содрал тело с кровати, долго отмокал в ванной. Проходя мимо второй спальни и гостиной, везде утыкался взглядом в остатки вчерашней оргии. Дотащился до кухни, брезгливо передернулся от отвращения. Подумалось, что хорошо бы вызвать Ольген, чтобы навела здесь порядок. Плевать, что подумают на работе. В конце концов, он одинокий мужик и имеет право. Корячиться с этим дерьмом самому не было ни малейшего желания.

Статья должна была быть о нынешнем наплыве иммигрантов в страны Евросоюза и о падении состоянии экономики и культурного уровня в связи с этим. Мнения по этому вопросу расходились. Народ, в основном, не возникал, но Иден понимал, что иная культура – есть иная культура. И законы у них свои. Хороши ли, плохи, но - другие, и подчиняться законам стран, их приютивших, они не очень-то собирались, основываясь, в основном, на собственные традиции. Хорошо, что Дания ужесточает правила иммиграции, делая страну менее привлекательной для беженцев, - такого было его мнение.

Очень хотелось пить. Попробовал попить воду из крана, но показалось бурдой из лужи. Решился. Напялил рубашку и брюки, и - туп-туп, не сильно напрягая разваливающееся тело, потащился к ближайшей кафешке: захотелось кофе. Знакомый говнюшник, но кофе здесь варили хорошо. Здесь он и девчонок цеплял не раз.

Несоответственно рабочему времени суток, кафе оказался не то, чтобы, забит людьми, но свободных мест оказалось не так уж много. Поводив глазами, выбирая где бы пристроиться, нашел местечко в углу за столиком у окна. Пока ждал кофе, бросил беглый взгляд на сидевшую напротив женщину. Ничего, лицо приятное, но не из тех, ради которых можно убиться. Так же и тело, красивое, но слегка полноватое, видно, рожала: расплывающиеся бедра.

Удивил легкий, еле уловимый запах ее духов. По журналистской привычке, не сильно стесняясь посторонних, спросил почти с интересом:

- Я хорошо разбираюсь в духах, а вот запах Ваших не разберу, что это?

- Это бабушкины, сейчас таких не выпускают, - голос оказался неожиданно мягким и глубоким, а глаза, когда она подняла голову... Он на секунду застыл под впечатлением... он даже не понял, чего. Запах ли, голос, зеленоватые почти изумрудные глаза. В голове, не отошедшей еще от вчерашнего запоя, стоял гул, как-будто рядом кружил самолет, в желудке ныло от тошноты. Но эта женщина...

- Простите, я журналист, - он пригубил принесенний, наконец, кофе, и ему чуть полегчало. Или показалось, что полегчало. - У меня профессиональная память на лица, но Вас я не могу вспомнить, хотя лицо кажется знакомым. Мы когда-то встречались?

Устремленный на него взгляд изумил еще больше: он когда-то знал это лицо и знал хорошо.

Легкая улыбка коснулась ее губ и угасла.

- Вы совсем ничего не помните? - Глаза смотрели грустно. - Да, мы встречались, и даже не в одной жизни.

От последней ее тирады, глаза его изумленно округлились под вскинувшимися бровями. «Ненормальная», - пронеслось в голове. Такие темы он не любил, но на споры не было сил. Показалось, что в голову врезался кружащий над ним самолет, а в желудке стало совсем худо. Захотелось встать и уйти. по крайней мере, вырвать в туалете.

- Я сейчас приду, - он с трудом оторвал от стула тяжелое тело. - Вы не обижайтесь, мне просто нехорошо.

Он медленно поднялся, но к туалету почти бежал, рвота стояла уже почти во рту. Отблевавшись и ошущая себя полным дерьмом, свалился прямо у писсуара, кажется, даже ударившись об него головой. Сознание вдруг уплыло к иным берегам.
Поэт

Автор: Zoya
Дата: 24.05.2016 23:23
Сообщение №: 149007
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Дежаву. Часть 2

Самолет уже кружил прямо над ним, тошнота и муть в голове заполонили опять, но он явно видел, что висит на парашюте, постромки запутались в ветках. И откуда-то справа, по глубокому снегу бежала эта женщина, только лет на 20 моложе той, что он видел... видел ли? сегодня ли?

Сознание опять отключилось.

- Вы слышите меня? - голос справа, кажется, уже узнаваемый, ее.

- Надо же так насвинячиться, - это уже слева, мужской, грубый.Он огляделся. Уже не туалет, какая-то подсобка. Рубаха снята, на нем - одна из тех, в которых работают оффицианты. «Когда же успели переодеть?» - пронеслось в голове. Он сидел на полу, приваленный спиной к какому-то механизму. Напротив - его бывшая соседка по столу и владелец кафе.

- Слушай, я тебя знаю, ты тут рядом живешь. Я дам тебе двух парней, они доведут тебя до дома, хочешь? А то и в полиции можно оказаться. - Владелец кафе смотрел брезгливо, но логика в его словах была. Иден кивнул.

- Я пойду с Вами, - неожиданно заговорила бывшая соседка. И предваряя его вопрос, кратко добавила: - Я медсестра. Он вспомнил бардель, каким выглядела сейчас его квартира, и отрицательно мотнул головой:

- Вам лучше не надо, слишком грязно.
И опять краткий смешок:

- Ничего, я и не такое видела.
Сил на спор не было совсем. Безвольно махнув рукой и повиснув всем телом на двух довольно тощих парнях, он потащил себя домой.

 

Где волоком, а где трясущейся походкой, но квартиры они достигли. Получив свои купюры, что Иден выгреб из кармана, мальчишки сразу исчезли. Бывшая соседка, кинув беглый взгляд на погром, царящий в доме, сразу все поняла. Помогла Идену сесть поудобнее на куске дивана, который она очистила от валяющегося мусора, и ушла на кухню. Странное ощущение нереального возникло снова, когда из кухни потянуло чем-то абсолютно незнакомым и знакомым в одно и то же время.

- Выпейте это , - протянула она ему кружку, возникнув около дивана.

- Вы хотите меня отравить? - Иден пытался шутить, но при его гримасе тошноты это получилось не слишком весело.

- Больше, чем Вы себя отравили сами, я уже не отравлю. Так что - пейте. - Без улыбки, она протянула ему кружку. Странный запах, смешанный с его собственной дурнотой, снова будили что-то в памяти, но не добудившись, исчезали где-то в глубине сознания, путая реальность с вымыслом: снова он висит на запутавшихся постромках парашюта, и эта девочка, срезающая мешающий парашют, и запах питья из термоса, из которого она наливает что-то...

- Сейчас Вы вздремнете на полчаса, - спокойно прозвучал голос неведомой знахарки/соседки из кафе за углом, я побуду здесь. Проснетесь, Вам станет легче.

Иден уже ничего не спрашивал. Откинувшись удобнее на спинку дивана, он крепко спал, посапывая, как ребенок.

Проснулся он резко и как-то сразу.Голова не болела совсем, тошнота ушла. Женщина осталась. Она стояла у окна и о чем-то думала. За окном темнело. Прошло не полчаса, а явно больше. Часть комнаты приобрела некий более цивильный вид. Женщина повернулась, ощутив его пробуждение.

- Ну что, лучше? - голос был спокойный и грустный, или ему так показалось.

- Да, намного лучше. - Он замолчал, пытаясь в темнеющем проеме окна разглядеть свою спасительницу. Лучи заходящего Солнца цеплялись за ее волосы и они золотились закатно-рыжим оттенком. Он вдруг понял, что произошло: она сняла платок, который покрывал ее голову раньше. На фоне заката, тело ее как-будто ужалось, и резкое, болезненное узнавание полыхнуло по сердцу так, будто противник на ринге со всей силой врезал в самую грудь.

- Анита! - вопль почти ужаса вырвался совершенно непроизвольно.

- Узнал. - Она отошла от окна и присела на очищенный ею, пока он спал, стул. Она села в полупрофиль, и теперь он узнавал ее всю, как помнил, как сохранила память. Анита, его золотая рыжая Анита,его первая и единственная, хотя после нее у него их было миллион, два миллиона! Три! Десять! Суки! Все суки! Начиная с этой стервы, сидящей здесь сейчас в качестве матроны и его невольной спасительницы, такой спокойной и уверенной в себе.

Злоба, которую, ему казалось он уже пережил, отжил, вспыхнула кроваво-густо где-то в паху и области сердца. Как-будто кто-то сдирал повязки с зажившей-было раны. И боль, только недавно освободившая его голову, забурлила, точно во время боя на ринге, когда бьют, бьют, бьют в одно и то же место, чтобы ты сдох от этой боли!!!!!!!!

- Чтоб ты сдохла! - вырвалось у него, - зачем ты здесь?

- Что ты кричишь? - удивилась она, – двадцать лет прошло, а ты такой же. Почему ты никогда не приехал за мной? - прозвучало вопросом на вопрос.

- Приехал? Куда? В Оксфорд? Где ты трахалась с этим... - кровь, бурлящая где-то внутри, казалось пошла горлом и он задохнулся ею.

- Мы поступили в Оксфорд с Питером и уехали вместе,да, но никогда до окончания университета мы даже не встречались! Я ждала тебя!  - Женщина, спокойная до того, неожиданно тоже разволнoвалась. - Ты не приехал! Почему? Я приезжала на каникулы - ты исчезал, какие-то бесконечные коммандировки... Твои вакханалии дома, после смерти матери, обсуждал весь город! - Она выкринула всю тираду так, как кричала тогда, на ТОЙ вечерушке, где он, абсолютно пьяный, как был, наверно, сегодня, повис на этой Кристи и не слезал с нее. - Зачем? Зачем? Ты сам все это сделал!

- Но ты ушла тогда с Питером!

- Неправда! Я хотела увести тебя и не могла оторвать от Кристи. Я убежала на отцовский катер, и там Питер нашел меня.

- И утешил, - горько сьязвил он.

- Да, утешил, но не так, как ты думаешь. Он гладил мои руки и волосы, и говорил, какая я замечательная.

- И все? - он изумился искренне.

- Не веришь? - Выражения ее глаз он не видел, но голос... - Почему ты никогда не доверял мне? Мне никто не был нужен, кроме тебя.

Солнце село. В комнате стало совсем темно, но включать свет не хотелось.

Силует Аниты четко выделялся на фоне окна, лица он практически не видел.
Его жизнь, четкая и ясная, какой он выстроил ее за последние 20 лет, неожиданно начала слоиться и рассыпаться, как карточный домик.
- Вы ведь поженились с Питером, не так ли? - он опять попытался съязвить, но прозвучало беспомощно и как-то по-детски.
- Мы поженились перед окончанием университета. Надо было решать, куда ехать работать. Мы хотели вместе. Ты не приезжал, моя жизнь тебя не интересовала, так что... - она замолчала на минуту, затем продолжила: И надо было как-то определяться с Иденом.
- Каким Иденом? - брякнул он, не подумав.
- Моим старшим сыном, - голос прозвучал с оттенком гордости.

- Твоим старшим? - странная мысль вдруг полоснула по сердцу, и закровоточила новая рана.

 - А твой старший сын случайно не мой? - вопрос опять прозвучал глупо.
- Случайно, он - твой, - раздался короткий смешок. - Но отцом он считает Питера. Однако, ты можешь познакомиться, если хочешь.

- Сколько у тебя детей?
- Трое, еще две дочки, близнецы.
- Значит, сын - мой, а у Питера - девчонки. - невольная гордость пополам со злорадством прозвучали в голосе, но снова кровь забурлила у сердца: он осознал, что и сын, все равно, - не его в действительности.
Стемнело совсем.
- Свечи есть? - спросила Анита.
- Да, в буфете, где всегда, - ответил он и оссекся. Помнить «где всегда» через 20 лет?

Но Анита поднялась и легко маневрируя в темноте располневшим своим телом, достигла буфета. Через секунду мягкий свет оживил их лица. Грязь комнаты разбрелась и запряталась по углам. Только два их лица отдала тьма. Они смотрелись иначе и, словно, знакомились друг с другом. Хотя, так оно и было в действительности.
- А интересно, у тебя остался шрам? - не успел он ответить, как ощутил легкое прикосновение на шее за левой скулой. - О да, остался! - ее голос вспыхнул в кратком смешке и угас.
- Я долго злился на тебя за него. Мальчишкам потом говорил, что получил его в драке.
- Да, приврать ты любил всегда. - Она коротко вздохнула. - Помнишь, мы тогда носили перчатки с набалдашниками на костяшках? Оттого и рубец такой жесткий. Кровоточило, небось?

- Я был готов убить тебя.

- Ты прилип к Кристи, и я не могла оторвать тебя от нее, - повторила она. - В тот день я хотела сказать тебе, что беременна.

- Она завела меня, и я не мог остановиться.

- Ты всегда ей нравился. Где она сейчас?

- Понятия не имею. Наверняка сохранила привязанность к самой древней профессии на Земле. - Вырвалось грубо и зло. Чтобы отвлечь ее мысли от своей злости, он переспросил:

- Значит, ты убежала и рассказала все Питеру?

- Да. Он там же предложил мне выйти за него.

- Вот как? Почему же ты не сказала мне?

- А ты бы женился? - Голос ее был ровный и спокойный опять.

Странная мысль впервые ударила его: он действительно вряд ли бы женился тогда, даже если бы узнал. Глаза Аниты внимательно наблюдали за его выражением лица.

- Вот видишь, - она поняла его мысли, - потому я и решила не говорить тебе. Кроме того, после той вечеринки мы, по-моему, так и не встретились больше. А через неделю мы уехали с Питером в Оксфорд. Мы никогда не виделись с тобой после той вечеринки, ты помнишь это?

Он вспомнил. Вспомнил, как валялся в полупьяном забытьи у Кристи, время от времени растекаясь на ее обворожительном теле. Вспомнил, как узнал об отьезде Аниты с Питером и клял ее, как только мог. Вспомнил всю боль того периода, как вымещал ее на всех встреченных девчонках, распиная их за свою обиду. Вспомнил бесконечные пирушки с парнями, куда звали девок только для одной цели. Вспомнил, что только смерть матери, о которой он узнал почти случайно, остановила его на время. Кровавые пузыри зарождались где-то в паху и лопались в районе сердца. Ему показалось, что еще секунда этих воспоминаний, и они лопнут в его мозгу, разможжив его вдребезги.

- Иден, Иден, - рука Аниты тронула его руку, - успокойся, прошло уже 20 лет.

- Я - дурак. Я - кретин. Сволочь и кретин.

Она смотрела нa него грустно.

- Обьясни, если можешь, почему ты так ненавидел меня? Хотя и любил? Не доверял? Ты был мой первый и единственный до самого замужества.

- Да? - не поверил он искренне. - Да вы же все - шлюхи! Все, без исключения! Начиная с тебя и моей матери! Шлюхи! - Он готов был метаться по комнате и выплевывать, выплевывать горячие эти кровавые пузыри. Они рвались из глотки и лопались где-то на грязном полу.

- А сколько раз ты изменила Питеру за это время, скажи пожалуйста? - Он зло уставился на нее.

- Никогда. - Глаза ее смотрели печально. - Вы двое - мои единственные. А что сделала твоя мать?

- Ты не помнишь? Она бросила нас с отцом, когда мне было 17!

- Так что? Твоей отец был далеко не подарок, как я помню, относился к ней плохо. Может, она полюбила? Человек не может один, так мы созданы.

- Шлюхи! Шлюхи! - Он сам не понимал своей злобы сейчас, когда ни в чем не повинная Анита сидела напротив и смотрела на него с состраданием. Хотелось крушить и бить эти диваны и кресла, неповинный буфет, весь этот мусор, явлющийся прямым свидетелем ЕГО оргий и вакханалий.

- Ты не простил свою мать! - Неожиданно осенило Аниту. - И из-за этого ненавидишь всех женщин!

А в голове все сильнее бурлили и лопались эти дурацкие кровавые пузыри. Свеча с Анитой отьехали куда-то в сторону, и снова он висел на парашютных постромках, и Анита, но не эта, а та девочка, бежала к нему, что-то крича на незнакомом языке, резала постромки, он валился в кусты, она поила его чем-то из термоса, и жутко, жутко болела голова.

Поэт

Автор: Zoya
Дата: 25.05.2016 03:00
Сообщение №: 149008
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Дежаву. Часть 4

Утро принесло блаженство отдохнувшему выздоравливающему телу.

Оглядевшись, нашел себя на большой печи, укрытым теплым пуховым одеялом. Простая обстановка деревенского дома не удивила его: деревянный стол, лавки, буфет. Но все очень чисто, опрятно. Вышитые салфетки на полочках делали буфет королем всего пространства, а вышитую скатерть, с достоинством покрывающую стол - его прекрасной фавориткой.

Шущуканье за буфетом привлекло его внимание, и два светловолосых гномика, мальчик и девочка, вышли оттуда, держась за руки. Они были так похожи, что если бы не девочкины косички и платьце, отличить бы их было невозможно.

- Аааа, Анитка и Питер! - с улыбкой воскликнул Иден по-немецки, -  не бойтесь, давайте знакомиться.

Дети с удовольствием полезли на печку.

В комнате приятно пахло едой и чем-то еще, чего он не мог разобрать.

Вошедшим Иде и бабушке, когда они вернулись в дом, предстала веселящаяся компания трех приятелей, удобно развалившихся и играющих на печи.

Иден первый раз увидел Бабушку. Захотелось сразу же спрыгнуть с печи и поклониться или даже поцеловать руку этой странной деревенской леди, столько в ней было ненавязчивого достоинства, так несоответствующего простой обстановке.

- Лежите, лежите, - поспешно сказала она, поняв его порыв. И подойдя к печи, первая протянула руку для пожатия: София Карловна, - представилась она, - для Вас, если хотите, - бабушка София.

Иден молча кивнул, потрясенный видом, голосом, какой-то силой и покоем, исходящих от странной женщины. Сколько ей лет? Волосы - седые, заплетенные в косу, уложенную красивым узлом на затылке, но лицо - совершенно молодое, практичаски без морщин. Одняко самое удивительное у Бабушки Софии были ее глаза. Не зеленовато-изумрудные, как у Иды и близнят, и не голубые, как у многих немцев, а большие глубокие абсолютно синие. Иден без малейшей задержки понял, как тонули в этих глазах ее ровесники в былые времена, потому что и сам утонул в них на несколько мгновений. И в этот момент бессловесного общения с Бабушкой, он почувствовал, что она уже все знает о нем, до самого последнего ноготка.

Переведя взгляд на Иду, Иден поразился ее виду не меньше. Первый раз он видел ее при дневном свете. Прекрасная юная нимфа стояла перед ним. Шикарная грива абсолютно красных волос обрамляла правильной формы лицо. Черты его напоминали профили с греческих амфор. Ничего типично-немецкого как-будто не было в ее лице: ни крепкого высеченного подбородка, ни серо-голубых глаз. Простое деревенское платьице украшала вышивка, которая мягко поднималась на груди и спадала книзу, где витой поясок охватывал тонкую девичью талию. Иден даже представить не мог, что еще день назад представлял ее ребенком.

День оказался полон сюрпризов. Иден не сводил глаз с Иды, а она краснея под его взглядом, то обращалась к бабушке и близнецам, а то и вообще убегала в другую комнату.

Вечером при свете свечи Бабушка и Ида вязали, и Бабушка рассказывала близнецам сказку на таком немецком, на котором не говорил и сам Иден.

Трудно было даже представить, что где-то идет война, грохочут орудия и вольно гуляет смерть по плачущей от изобилия крови, сотрясаемой муками Земле.

Дни в семье протекали довольно однообразно: днем бвбушка и Ида готовили еду. Ида колола дрова для печи. Анита и Питер кормили двух козочек, которых перевели в сени от зимних холодов, прибирали в доме. Еще Бабушка варила то, что Ида гордо величала "лекарствами". Вероятно таковыми они и были, потому что иногда из первой комнаты доносились голоса на незнакомом языке. И Ида пояснила, что к бабушке приходят люди за советом и лекарствами. Как понял Иден из ее слов, бабушка не только лечила, но и рассказывала приходящим о пропавших близких. Бабушка была провидицей, а не верить ни Иде, ни тем более Софие Карловне Иден не мог, хотя уже со школьных лет привык иронизировать по поводу мистики в любом ее проявлении.

В обязаности Идена входило не высовываться из дома ни под каким видом, а сидеть на печи, прячась под одеяло, если в дом приходил кто-нибудь чужой. Даже по нужде приходилось идти в сени на горшок, которым пользовались и Анитка с Питером. Он краснел от одной мысли, что выливать это все будет Ида, и прятал от нее взгляд после каждого своего выхода в сени, как провинившийся школьник.
Зато радостью было, когда освободившиеся от трудов тяжких , близнецы взбирались к нему на печь, и он болтал с ними по-немецки (Только по-немецки! - требовала София Карловна), с удовольствием выгребая из начинающей уже ржаветь памяти игры детства, сказки, истории на иностранном для него, все-таки, немецком, хоть и знал он его в совершенстве.
Особенной радостью было, когда с вязанием или вышивкой на печь забиралась Ида. И под внимательно-задумчивым взглядом Софии Карловны, он учил всю компанию немецкому.
Отношения с Идой складывались странные. Иден готов был поклясться, что он, отнюдь не наивный, 32-летний мужчина, влюблен в эту девочку, как школьник. Его глаза непроизвольно застревали то на вышивке на ее грудках, то на тонком завитке надо лбом, то вдруг  вскидывались, столкнувшись с изумрудным всплеском в ее глазах.

Спать на печи укладывались так: у стены – Иден, рядом с ним – Питер, потом – Анитка, за ней – Ида. Бабушка приходила спать последняя. Она долго молилась при свечах, а потом ложилась с краю.

В одну из ночей, когда малыши уже спали, Иден повернулся, приобняв Питера, и рука его непроизвольно столкнулась с ладошкой Иды, обнимающей Аниту. Девушка отдернула было руку.

- Не бойся, - шепнул Иден, - отдай обратно. Я просто буду так спать.

И он действительно уснул под дружное сопение малышей, держа в ладони маленькую ладошку Иды.И так стало продолжаться каждую ночь: они засыпали, только держась за руки.

Эта идиллия могла продолжатъся, наверно, долго в мирке огороженном от мира большого, где рушились империи и кровь тысяч и тысяч людей жгла Землю. Пока этот мир сам не ворвался к ним.

В один из дней, не отличавшийся от других, Бабушка София сказала, обращаясь к Иде и Идену:

- Сходите в подвал, там два матраса со старым сеном. Вынесите их сюда, сено высыпьте на дворе, и набейте новым с сеновала.

- Но бабушка! И – он? – изумилась Ида. А как же...

- Делай, как говорю, - строго сказала бабушка. - И он пусть идет. Сено рассыпите по пути, матрасами покроетесь, никто не узнает.

- Ну, идем. - нерешительно сказала Ида. 
Она подошла к буфету, наклонившись, оттодвинула ковер, лежащий там, казалось, всегда. Отодвинула крышку, оказавшуюся под ним, и взяв в руки приготовленную свечу, спустилась по лестнице в подвал. За ней последовал Иден. 
Подвал изумил его. Бутылки большие и маленькие на стенных полках, бочки разных размеров, травы, сохнущие по углам - то ли химическая лаборатория, то ли святая святых ведьмы.
- Это бабушкины лекарства, - шепнула Ида. - И запасы еды.
Обилие незнакомых запахов слегка кружило голову. 
- Надо же, - только и смог сказать Иден.
В углу обнаружились два больших, набитых соломой матраса, о которых шла речь. Совместными усилиями Идена, Иды, бабушки и даже переживающих за успех предприятия малышей, которым разрешили только наблюдать издали, тяжеленные матрасы были вытащены наверх.
Как и велела бабушка, сено из матрасов высыпали по дороге к сараю, прокладывая тропинку в дождевой грязи, обилие которой сильно мешало обитателям необыкновенного домика.

Освобожденные от утомительного груза, Ида и Иден со смехом вбежали в сарай. День клонился к вечеру. Это был один из тех редких дней межсезонья, когда осень и зима не пришли еще к обоюдному согласию, кому же главенствовать, и осень по оставшейся привычке, взяла бразды правления под свое крыло. Вечер был необычайно тепл по такому времени года. Солнце спускалось где-то за лесом. И будто тоже не решив, что же с таким замечательным вечером делать, перебирало свою палитру, крася небо от охристового в пурпурный, в червленый, в фиолетово-сизый. А под конец, видимо, притомившись игрой, плеснуло по небу из своей чернильницы и утянуло оставшиеся лучи на покой, спать.
Налюбовавшись закатом, ребята вошли в глубь сарая. Повесив на крюк керосинку, Ида протянула Идену кусок ткани, показывая на себе, как надо завязать нос и рот, чтобы не дышать сенной пылью.
- Ну, давай начнем? - Нерешительно произнесла она.
- Погоди, - Иден протянул руку и снял повязку, закрывающее милое лицо, к которому он так привык за это время, которое даже в свете скудной керосинки казалось прекрасным и загадочным, родным.

Окрепшее его тело молодого мужчины оживало, оживало в полноте. И к этой девушке-подростку его тянуло со всей страстностью пробуждающейся любви. За все время, что он жил у них, ребята впервые оказались наедине.
Иден взял ее за руку и нерешительно притянул к  себе. Теплая ее ладошка привычно утонула в широкой его ладони. Второй рукой он робко, точно мальчишка, коснуся ее губ.
- Можно? - спросил тихо.
Ответили ее глаза, широко распахнувшиеся,  сверкнувшие изумрудом из-под платка. Она шагнула сама, прильнув то ли всем телом своим, то ли душой, ищущей у него покрова и защиты.
Он схватил ее на руки, точно пушинку, обнимая и целуя одновременно. На скользком сене ноги подскользнулись, и теплое чрево мягкой травы приняло их. И уже плохо понимая, что происходит, они слились в одно живое тело, тепло и нежность объяли их, унося за пределы этого сарайчика, над лесом, войной и скорбью, от всех пережитых волнений времени, в котором им привелось встретиться, в любовь и сказку их двоих.

Уже только под утро, набив матрасные чехлы свежим сеном, стараясь не шуметь, понесли они матрасы в дом.
Но бабушка не спала. Она даже не была в ночной одежде. Напряженная и грустная сидела она у молитвенного столика своего у погасших свечей.
- Входите, дети, - первый раз обратилась она так к ним обоим, оробевшим на пороге комнаты. - Садитесь, скажу что-то.
- Бабушка, мы, - начала было Ида.
- Я знаю, - ответила бабушка. И обратилась к Идену: Ты скажи.
Испуганный Иден рухнул на колени. Не взрослым мужчиной, военным журналистом, а нашкодившим школьником чувствовал он себя перед необыкновенной этой женщиной: Я прошу у Вас руки Вашей внучки, София Карловна.
- Встань рядом с ним, - произнесла та, обращаясь к Иде. Ида опустилась на колени. Ладони Бабушки мягко легли на их головы.
- Благословляю вас, хорошие мои, - ее голос звучал грустно.
- А теперь  садитесь и слушайте.

- Приходила вчера Людвига Францевна, моя подруга и старшая у нас. Пришел указ из Москвы депортировать нас. На сборы - сегодняшний день. Машины придут завтра утром.
Видя ужас в глазах Иды, добавила: Мы ведь ожидали, верно? И чемоданы почти уложены. Он останется, - указала бабушка на Идена. - Убьют сразу же и его, и нас, если с нами поедет. Иди, дособирай чемоданы, что надо, еду не забудь. Пусть близнецы помогают. Я сейчас приду к тебе тоже.
- Ты будешь жить в подвале, - повернулась она к Идену. - Еды там достаточно. Матрасы вы только что приготовили. Спустим еще переносной камин и дрова, выживешь. Сидеть будешь до лета, до июля! - Бабушка София смотрела строго. - Летом ваши подойдут к Волге, тогда сможешь до них добраться. От нас пойдешь строго на запад до широкой реки, это - Волга. Дальше пойдешь на юг, реку из вида не теряй, но прячься все время. Увидишь большой город - это Сталинград - близко не подходи, бои будут ужасные. К вашим надо будет переплыть на другой берег. Плавать умеешь?
Иден только кивнул молча, сглотнув слюну.
- Вот и хорошо. Доберешься до своих, покажи рану, просись домой на поправку, не геройствуй. Большое поражение ожидает ваших под Сталинградом. Останешься с ними - с ними и пропадешь. О ней думай, - кивнула Бабушка на Иду. - Ребенок твой будет  у нее, сын. Ты все понял?

- Да, еще важно. "По делам" будешь ходить поначалу в бак. В подвале не весь пол дощатый. В углу выкопаешь яму побольше для «нужды», сможешь пользоваться ею потом. Лопаты в сенях. Хоть и не слишком приятно, но безопасно. На улицу - ни-ни, чтобы никаких следов во дворе! - Бабушка серьезно смотрела на него. - И хотя пахнет в подвале сейчас и хорошо, но... сам понимаешь. Все выдержи - для нее. И вот тебе еще для аромата, - чуть улыбнувшись губами, она подошла к буфету, достала с полочки небольшой, красиво отделаный ларчик. Под крышкой оказались флаконы с духами, кусочки батиста. От необычного запаха духов даже закружилась слегка голова.
- Это еще от моей прабабушки осталось, баронессы фон Штульц. - Сказала София Карловна. - А тебе, кроме всего прочего, будет память о нас. Ну, все. Помогай  теперь собираться нам.
Иден молча взял флакончик и сунул его в карман брюк.
- Бабушка, а мы? - раздался тихий голосок Аниты. Почти не дыша, близнецы все это время простояли рядом, держась за ручки. - Мы вернемся?
Губы Бабушки на секунду горько сжались, но быстро поправив себя, она положила тонкие ладони на головки малышей, нежно прижала их к себе.
- Вернемся, мои хорошие, непременно вернемся.
И подняв глаза, встретившись взглядом с встревоженным взглядом Иды, глядя прямо ей в зрачки, повторила: Непременно вернемся!

Поэт

Автор: Zoya
Дата: 25.05.2016 21:08
Сообщение №: 149048
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Дежаву. Часть 5. Последняя

Сборы прошли как во сне. Почти не разговаривали. Краткие комманды от Бабушки или Иды: подай, принеси, помоги - вот и все общение.
Ночью спали только близнецы. Бабушка молилась. Ида с Иденом ушли в сарай. Это была их вторая и последняя ночь вместе, наполненная слезами и страстными ласками.
- Найди меня, когда все кончиться, - с мольбой шептала она.
- Я найду, я найду тебя, - точно клятву, твердил Иден.
- Найди меня! - слышал он крик с уезжающего грузовика, крик летящий, казалось, в самое небо и сердце его.
- Я найду, я найду, - повторял он, свернувшись комочком от разъедающей душу непрекращающейся боли, лежа на матрасе, который еще два дня назад они набивали сеном вместе, и сжимая в руке тонкий, нежно пахнущий батистовый платок с его именем, подаренный Идой  на прощание. И опять жутко, невыносимо жутко ломило голову.
- Я найду, я найду, - метался в бреду Иден на диване в своей разгромленной после вчерашней вечеринки квартире.
- Иден, Иден, - звал чей-то знакомый голос, и он ощутил запах духов, оставленных Бабушкой.
- Ида! - вскрикнул он и очнулся. Перед ним стояла Анита.
- А Ида, где Ида? – он вскинулся на диване, тревожно оглядываясь вокруг.
- Какая Ида, Иден? Здесь никого больше нет. Тебе снилось что-то?
- Снилось? – дернулся Иден. – Сколько времени сейчас?
- Десятъ вечера, а что?
Иден ничего не понимал. Как он очутился у себя в квартире? Когда ушел из домика из подвала? Когда переплывал Волгу? Переправился в Данию?
- А год, какой сейчас год?
- Да, ты здорово перебрал, - посочувствовала Анита, - 2015-ый, а ты думал какой?
- 1941. – Иден откинулся на диван в полном недоумении. Целый кусок жизни длиной в месяц-полтора развернулся перед его глазами пока он спал... час? И чья это была жизнь? Его? Его предка? Его предыдущая жизнь? Чья? – Целый поток вопросов всплыл в голове, но у кого было спрашивать?
Тонкий запах, исходящий от Аниты, насторожил его.
-Запах! Что это за запах? – вскинулся он снова.
Анита открыла сумочку и достала знакомый флакончик.
- Мои духи, - сказала она, - они привели тебя в чувство. Они достались мне от моей мамы, а ей – от ее, и кажется дальше по женской линии от моей пра-пра-пра-пра-бабушки, она была баронессой. Сейчас таких не производят.
Ошеломленный Иден замер.
– Ты знаешь историю своей семьи? Что-нибудь? Начиная со Второй мировой, скажем? Могла бы рассказать мне?

- Надо же, - среагировала Анита, ирония и обида прозвучали в голосе. - Вот когда ты захотел узнать обо мне! Через 20 лет! А ты знаешь, что никогда не интересовался подробностями моей жизни, когда мы были вместе? Хотя и сейчас ты интересуешься не мной, - заключила она горько. Ну, да ладно. Итак, что я знаю.
Глядя задумчиво на огонь свечи, Анита начала свой рассказ.

Я знаю, что моя прабабушка, поволжская немка, была депортирована в начале Второй мировой в Российскую республику, называемую Казахстан. Тогда всех российских немцев вывозили из прифронтовых территорий по подозрению в нелояльности к Советскому режиму. Везли, в основном, в Сибирь. Сам понимаешь, что это такое. Люди умирали, как мухи. Моим еще повезло, что они попали в Казахстан. Хотя и жара неимоверная, но больше шансов выжить. С прабабушкой были трое ее внуков, причем старшая, моя бабушка, была беременна тогда моим отцом, кстати, Иден тоже. При родах она умерла.

- Ида умерла, - прошептал Иден. Он не мог понять, что с ним происходит. Молча подошел к буфету, достал небольшой ларчик, где от деда его со времен войны сохранились две вещицы, к которым он, по рассказам отца, относился как к святыням: небольшой флакончик духов и нежный батистовый платок с вышитым именем, Иден.

Анита молча достала свои духи, потрясенная не менее Идена. Две идентичные бутылочки, пахнущие одинаково, стояли на их ладонях.
- Что это такое, Иден, ты можешь объянить?


- Ида умерла, - шептал Иден, переплыв Волгу и сидя в мокрой одежде на горячем сухом Волжском берегу. На июльской жаре его его трясло, как в мороз.
- Ида умерла, - разъедало душу отчаяние, и он как в бреду вспоминал вопросы немецкого офицера, как в бреду помнил тряску в машине, перелет в Германию, а потом в Данию.
Он не мог объяснить себе, откуда пришло к нему это веяние смерти, горестное знание о ЕЕ смерти.
- Ида умерла, - постоянная эта боль не отпускала, сидел ли он в своем оффисе за написанием очередной статьи или на пирушке с друзьями, раздевая очередную девчонку. Женщины превратились в безымянный поток лиц и тел. С трудом отличал он одну от другой, находясь в постоянном подпитии. "Не все равно", мелькало в голове. Иды не было среди них.
Он приходил в себя только когда доставал из буфета маленький ларчик, вдыхал, не открывая, запах флакончика, чуть касался пальцем легкого батистового платка.  Слезы текли по глазам., он не замечал их. Стоять так он мог часами, точно общаясь с кем-то невидимым. Только в такие минуты он превращался сам в себя,только в такие минуты он становился прежним Иденом.
Семейная жизнь не привлекала. Он не видел Женщину, видел лишь машину, исполняющую его нужду, и только. И кого мог привечь он, вечно полупьяный, грубый и угрюмый мужлан.
Но одна неожиданно привлеклась и осталась, хотя он и не звал. Но и не возражал: в конце концов, нужен был кто-то и еду сготовить, и прибрать, и за ним присмотреть. Тело разваливалось, но ему было все равно. Мама прожила недолго, видя его таким. Сначала инсульт, а потом смерть забрали ее. Он осознавал свою вину перед матерью, но сил остановиться не было.
Жена, как он называл ту, что осталась в его доме, неожиданно родила ему сына. Это известие отрезвило его ненадолго, после чего он впал в еще большую депрессию, и запои уже не прекращались.
В тот день, последний в его жизни, он долго стоял перед открытым ларцом, плача и шевеля губами, точно молясь. Потом упал. Прибежавшая на шум из кухни жена, нашла его умирающим, лежащим рядом с буфетом.. "Я найду тебя", - было последнее, что расслышала женщна, родившая ему сына.

- Я найду тебя, - прошептал Иден, держа на ладони маленький флакончик с духами.
- Что ты шепчешь, Иден? - переспресила стоящая напротив с таким же флакончиком, Анита. - Что ты увидел?
Он многое мог бы рассказать ей теперь. Он мог бы рассказать, как будучи ребенком, часами простаивал у флакончика с духами, вдыхая странный его аромат, как слегка касался пальцами нежного платка, где, он знал, было вышито его имя.
Мог бы рассказать, как летел над линией фронта и был ранен. Мог бы рассказать, как  худенькая девушка, почти подросток, тащила его в сарай и лечила рану на голове.
Мог бы даже описать легкими штрихами две единственные их ночи. Он многое мог бы рассказать и объяснить ждущей его ответа Аните. Только одного не мог понять и объяснить он: его дед, умерший задолго до его рождения и он сам - одно и то же лицо? Или у него совсем поехала крыша?

- Так бывает, Анита? - спросил он, закончив рассказ, - или я полнейший идиот?


Разговор затянулся до утра. Казалось, что канувшее прошлое, обжегшее их предков (или их самих?) более, чем 70 лет назад, вернулось, чтобы безжалостно обжечь их души снова.
- Но так не бывает! - время от времени вскрикивал Иден.
- Бывает, - успокаивала его Анита, слегка касаясь рукой его руки.
- Ты знаешь, почему я здесь, в Копенгагене, сегодня? Моя Прабабушка София (мы называли ее Пра) прожила долгую, насыщенную жизнь. Она умерла в возрасте 100 лет, в совершенном уме и здравой памяти. И умерла-то просто от усталости, сказав: Я все сделала для вас, мои хорошие, пора мне на покой. Сказала и умерла на следующий день. Так бывает, Иден!
Когда я родила моего (нашего!) сына, я могла продолжать учиться только потому, что в Оксфорд приехали мама и Пра. Они помогали мне с малышом. Поэтому я могла закончить университет с отличием. У нас с Питером своя клиника в Берлине.
- Ты сказала раньше, что ты медсестра, - удивился Иден.
- Для тебя это было важно в тот момент или сейчас? - сыронизировала Анита и продолжала. - Ты знаешь, что у меня есть младшая сестра? Ее назвали Ида по просьбе Пра. Перед своей смертью, Пра подозвала меня к себе и сказала: "Аниточка, я очень прошу тебя, когда Иде исполнится 17 лет, познакомь ее с твоим Иденом. Пожалуйста, ради меня!"
- Я не познакомила вас, как ты понимаешь. Я была еще зла на тебя и не хотела, чтобы моя сестричка - с таким подлецом... Извини, - вскинула она глаза на Идена. - Так вот, месяц назад Питер попал в автомобильную катастрофу. Нет, не волнуйся, он выжил, и уже поправляется, - быстро добавила она, увидев встревоженное лицо Идена. - В общем, я подумала, что жизнь так коротка, и никогда не знаешь, где тебя подкараулит твой конец. Это только Пра знала. - Она отвернулась и несколько мгновений смотрела за окно, наблюдая первые проблески рассвета.
- У меня есть фотография Иды с собой, хочешь взглянуть? Отзовется ли что-то в душе твоей... Но имей ввиду: она замужем, и счастлива. У них трое детей.
- Дай фото, - голос прозвучал хрипло, и к концу короткой этой фразы сорвался совсем.
На фотографии была Ида! ЕГО Ида, только старше. Улыбающаяся и счастливая она прижимала к себе двух близнецов, а девочка постарше, тоже улыбающаяся, стояла рядом.
- Я должен видеть ее! - вскричал он, прижимая к себе фото. - Я должен видеть ее! Должен! - он пронзительно смотрел на Аниту, словно стараясь загипнотизировать ее. - Должен! - вся боль двух его так странно сложившихся жизней била по сердцу. - Я дожен ее видеть! - он рухнул на стул, голова упала на руки.
- Прости меня, - прозвучал кротко голос Аниты. Я тоже не знала, что так бывает. - Она вряд ли что-то вспомнит, даже увидев тебя. Это очень редко, когда человек вспоминает свою прошлую жизнь, ты же понимаешь...
Иден не поднимал головы. Он нашел ее! С помощью Бабушки Софии, но нашел!
И потерял.
- Я уведу ее! Разобью брак и уведу! - бил он по столу кулаком.
Анита молчала.
- Она не вспомнит, Иден! И она совершенно счастлива в браке, - добавила тихо.
Двое сидели у стола. Разговор смял и потряс их обоих. Их семьи, жизни их самих, предков ли, так странно переплетенные... Ночь размазалась по стенам и утекала в рассвет, забирая с собой промелькнувшие тени прошлого. Время теряло свои вехи, расплываясь вместе с этой странной ночью, оставляя лишь слабый контур событий и фактов, как волна отлива оставлаяет за собой тонкую линию на песке, тающую на глазах. А рассвет вовсю разливался по улицам города, наполняя комнату новым светом, новым и вечным, как вечна музыка, как вечна сама жизнь.
Поэт

Автор: Zoya
Дата: 26.05.2016 16:22
Сообщение №: 149087
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Друзья мои, не удивляйтесь, прошу, странным темам, что занимают меня в последнее время. Страные встречи, странные люди, странные их истории...

Уникум.

Часть 1.

Он открыл дверь ключем и вошел, не зажигая свет. Привычным движением скинул ботинки у порога, привычным движением влез в домашне-тапочное тепло. Все знакомо, все на своих местах. Тихо.

Тишину он любил. Она всегда была наполнена для него некоей глубиной и тайной, и ему нравилось ловить ее мысли. Они витали вокруг него, становясь его собственными, и его вдохновляло это чувство всезнания.

Иногда отсюда приходили стихи и музыка, его стихи, его музыка - так он называл их, но понимал: они родились из Тишины.

Так же, не зажигая света, прошел в гостинную, раскинулся удобно по дивану, где уже ждали подушка и плед. Спальню он не любил. В спальне жило Одиночество, и оно угнетало его, оставляя только в те моменты, когда он приходил не один, а это не бывало часто. 

Звонок вырвал его из полудремы.

- Что? - нервно спросил он в трубку.

- Привет, Санечка! - прозвучало знакомо-вкрадчиво. - Не спишь?

Звонила Катька. Катька, Люська, Любка, Стелка... сколько их здесь перебывало, уже можно и запутаться, но у него была хорошая память.

- Разбудила, - ответил кратко. - Что надо?

- Понимаешь, Санечка, есть идея побарахтаться вместе. Как ты смотришь?

- Ну и барахтайтесь, я-то при чем? - ответствовал не слишком любезно.

- Понимаешь, Санек, - Катька старалась придать голосу максимум убедительности, - Ты - человек взрослый, самостоятельный, а у нас мамы-папы сидят по хатам, - прозвучало почти в рифму, и Катька хихикнула.

- Пошла ты!.. - он представил предстоящую оргию в своей квартире и стало тошно. Не то, что он был маленький мальчик, и его сбивали с пути истинного. Заварушки, и почище предстоящей, бывали у него довольно часто, но... теперь дома не хотелось. Не хотелось ночного, убийственного этого бардака. И потом, после этого, долго, долго не приходила Тишина.

- Найдите другую толкучку для свары, и я приду. - Его совершенно не привлекала перспектива утренней уборки. 

- Санечка, мы все-все сами уберем! - догадалась Катька. - Ты даже пальчиком своим золотым не шевельнешь! И знаешь, Васек будет, - Катька сегодня была неумолима, и видимо, решилась всеми способами добиться своего.

- Васек! - вскинулся он. Васек - уже было серьезно. Амбал этот за два с половиной метра роста, был ... ну как это выразить... Если бы у Васька было побольше ума, и он догадался сказать: "Давай, Санька, будем партнерами всегда", - он бы на шею ему кинулся, не раздумывая. Васек - единственный из всех, кого он знал и кто знал его, мог вертеть им в буквальном смысле слова на все 360 градусов, и он бы только мычал от удовольствия.

- Перезвони мне через пол-часа, я подумаю. Не обещаю! Ищи пока другие варианты. Не обещаю!  - повторил он и бросил трубку.

 

Часть 2

Вопрос, у кого "в хате" производить оргию или "барахтание", как кто-то придумал это называть, поднимался в их кругу часто: кто-то не мог, у кого-то гости или родители оказывались в ненужный момент в нужном месте. Беспокоило и раздражало не это.

Раздражало то, что когда-то возбуждало и радовало: все свары начинались с него, как центра внимания. Его заставляли раздеться первым и разглядывали, кто со старым, привыкшим, кто - с новым, нескрываемым удивлением. Его тело не было, как у всех. Вернее, он обладал всем, что природа подразумевала, разделяя тела на мужское и женское, а в нем разделить забыла. Он был гермафродитом.

Эта радость всеобщего внимания, когда-то так льстившая самолюбию, давно приелась. Хотелось просто насытить тело сексом до одурения, и уйти спать. Получалось же, что он становился катализатором, каждый стремился его ощупать... В общем, когда общий возглас изумления сменялся общим возбуждением, а потом переходил во всеобщее сладострастное исступление, тогда уже становилось не важно: кто - с кем, сколько и как.

Но и окончание их "барахтаний" имело свой отработанный ритуал.

Как бы ни было им хорошо, заканчивалось все фамильярно-покровительственно-насмешливо:

- Санек-то у нас, а?

- Уникум!

- Санек-конек! - радостно родил однажды Васек сногшибательную фразу, шедевр, лучшее создание за всю свою 50-летнюю жизнь. И кличка прилипла к Саньке, как банный лист, на всю его оставшуюся жизнь.

Он вспомнил, как разозлился на них тогда до озверения. Как чуть ли не пинком под зад вышвырнул из своей кровати полуголых, поуослепших от страсти, сцепившихся в одно целое Люську со Стелкой. Как выгнал их - всех! - полунагих за дверь, и в полном безумии швырял через окно оставшиеся шмотки.

Он вспомнил, как выл тогда, выл как побитая собака, как затравленный волк. Выл, как обиженный ребенок.

- За что? Ну за что это мне?! - кричал он в безмолвное  Небо. И бил, бил и царапал сам себе грудь, эти торчащие соски, которым хотелось столько  ласки. Бил до посинения, до кровоподтеков...

Вновь звякнул телефон.

- Нет, не у меня! - рявкнул он в трубку, не дожидаясь Катькиного вопроса. - И не звони мне больше, я не приду.

 

Часть 3

Вечер совершенно скатился в ночь. Полную темноту разбавляло лишь светлое пятно от фонаря на потолке, придавая гостинной некоторую таинственную пикантность. Спать расхотелось совсем.

Он вспомнил, как странно закончилась та ночь.

В дверь позвонили. Ожидая какого-нибудь из своих выгнанных гостей, он, полураздетый и весь в крови, широко распахнул дверь, собираясь врезать, что было силы. Размахнулся и... застыл с поднятой рукой. Первое, что он увидел, это огромные глаза незнакомой испуганой женщины.

- Что Вам надо? Дверью ошиблись? - он никогда не отличался излишней галантностью, а уж в теперешнем состоянии...

- Здесь кому-то плохо? Кто-то кричал, - быстро проговорила она. - Я - медик и могла бы помочь.

- Здесь - всем хорошо! - рявкнул он, не слишком вникая в ее слова и собираясь закрыть дверь.

- Здесь есть кто-то еще? Лифт не работает. Я шла пешком и услышала крики. Что это у Вас? - спросила она, указывая на кровь на груди.

На его счастье в доме в тот день не работал лифт, и соседка, живущая двумя этажами выше, поднимаясь после ночной смены, услышала его крики.

- Я сбегаю к себе, принесу кое-что.

Она вернулась с какими-то примочками и повязками.

Уже залеченый и замотаный повязками, он уснул на диване на ее коленях вместо подушки, а рука ее мягко лежала на его голове.

Так в его жизнь вошла Оля.

 

Она появлялась после больничной смены, меняла повязки, иногда заглядывала в холодильник.

Но тут уже Саша возражал: это - моя забота, и кормил ее супчиками собственного изготовления и жареной картошкой с грибами.

Надолго она не задерживалась: дома ее ждали мама и 8-летняя дочка.

На вопрос, почему она одна, ответила кратко:

- Мужчины любят удовольствия, а к ответственности за другого готовы только самые сильные и добрые.

 

Наконец, в окно заглянула луна, межзвездная пришелица. В комнате стало светлее и радостнее, и ему вспомнился вечер, к которому он долго морально готовился.

- Не убегайте, - попросил он Олю тогда после ужина. - Я хочу почитать Вам свои стихи и напеть несколько песен.

- А Вы пишете? - от удивления большие ее глаза стали еще больше.

Широким жестом он указал на полки с книгами, где на корешках значилось его имя, СиДи-шки с его концертными фотографиями.

Тот вечер удался на славу. Оля оказалась благодарной слушательницей.

- А из-за чего Вы так кромсали себя в ту ночь? - поинтересовалась робко.

Разговор затянулся почти до утра. От обычного детства до странного отрочества, когда на теле стало расти все, что возможно. Походы по врачам, гормональное лечение, и несгибаемый этот диагноз: "гермафродит", как фонарь во лбу.

Насмешки и прямые издевательства детей в пионерских лагерях (туалетах, банях), когда, чтобы не уронить своего достоинства, плел им о своей уникальности, ибо так оно и было...

Рассказал, как начал заниматься борьбой, накачивал мышцы рук, чтобы смазать впечатление от выступающей груди. И это работало!

Но что было делать с желанием, чтобы его трогали там, где хотелось? Считать себя гомиком? Но и к женщинам тянуло не меньше.

- А разве нельзя найти партнера/партнершу, чтобы, зная все, доставлять друг другу максимум удовольствия? Разве брак не для этого? - Оле этот разговор не был приятен, но по врачебной своей привычке помогать, старалась помочь и здесь.

- Да? - сиронизировал Саша. - А хотите попробовать со мной? Вот Вы все обо мне знаете, и как женщина мне симпатична...

Оля покраснела, как ребенок, вскочила.

 - Звучит как деловое предложение, а не как предложение совместной жизни. Вы меня извините, у меня сегодня дневная смена, хорошо бы еще и успеть отдохнуть до нее. - Она протянула руку. - Удачи Вам. Что-то понадобиться - заходите.

Дверь за ней закрылась.

- Идиот, - колотил он себя ладонью по лбу, глядя на закрывшуюся дверь, - кретин! Ты совершенно отвык общаться с нормальными женщинами!

 

Ольга ушла, но остался запах ее духов, ее мед принадлежности для его перевязок, звук ее голоса звучал из Тишины, ее улыбка пряталась по углам квартиры. Саша понял, несмотря на всю необычность ситуации, что влюбился в женщину, и это, кажется, впервые.

 

Часть 4

Но тусовать перед препятствиями он не привык. Раз уж судьба загнала его в тупик собственного тела, он локти драть будет, но выберется.

Луна уже поднялась довольно высоко. Лишь нежная опушка ее серебристого платья еще касалась уголка окна, озаряя гостиную легкой улыбкой заезжей иностранки.

Воспоминания об Оле волновали его. Он думал о ней постоянно. Ее сердечность и искренность оказались неожиданным глотком живой воды в его мире, пересохшем от жажды простой человечности.

Ни с кем и никогда еще ему не было так легко общаться. Он уже забыл, звал ли его еще кто-нибудь, кроме нее, Сашей. Для всех знакомых он уже давно и безнадежно был Сашкой, Санькой, Саньком-коньком... Малознакомые чаще говорили Алекс, Александр, иногда с добавлением отчества...

Уже пол-года, как захлопнулась за ней дверь, а он так и не удосужился вернуть ее. Или боялся?

- Если Вам так хорошо с Васьком, - он словно услышал ее голос, - значит, Вам нужен партнер-мужчина.

- Да-да, - сказал он улыбающейся в открытое окно Луне. - Вероятно, и так тоже.

Что мог он предложить ей, этой милой женщине, и так повязанной собственными трудностями и проблемами, что мог он дать ей, сороколетней, в свои заезженные 50? Свою двуполость? Когда и родная мать считала его выродком!

- Да-да, - молчаливо согласился он с мамой, - 50 лет жить выродком, и вдруг все поменять? Да и реально ли это? Вот завтра опять позвонит Катька или Васек, и...  - завертелось старое колесо...

 

И тут заговорила Тишина. Она так давно уже не звучала в его доме, что он начал позабывать, как это бывает. Он кинулся было к гитаре, ожидая песню, но это было стихотворение, и он старался запомнить:

 

Не гордись, что - уникальный.
Ты - такой  как создал Бог.
Ты печалься, что нахален
и ведет тебя - порок.
Тягот каждому - по силе,
сила духа нам дана.
То - не повод жить в могиле,
через мрак ко Свету - да!     
Человеков сера масса?!
Сколько праведников в ней!
А с тобой блудит зараза:
черт из кожи и костей.
Не гордись, что - уникальный.
всяк - unique, так создал Бог.  
Ты печалься, что нахален,
и ведет тебя - порок.

Он собрался уже отложить гитару, но она словно ожила в его руках, и полилась песня, он только успевал подигрывать и подпевать:

 

и не хочется, нет , не хочется

ни по гОрам, ни в степи, не...

расстекается одиночество

по холодной больной Земле.

и уже не манит гитарное,

от Луны закрываешь взгляд,

ни рассветное, ни пожарное

не влечет - жизни как - назад.

задавила ли старость быдлостью?

иль шагрени уменьшен клок

до предельной, до жизни малости:

дa не выучен твой урок...

 

Песни лились одна за другой. Давно он не чувствовал такого вдохновения. Он схватил на всякий случай блокнот и писал, писал. Чтобы не спугнуть Тишину, свет не включил, а пересел к открытому окну, под светлые струи Луны.

 

По синим морям... Переправу
я жду и попутный корабль.
Не видно ни слева, ни справа,
и время бесценное жаль.
и страшно, себя отвергая,
на точку другую Земли
попасть. Я стою, замерзая,
и крылья не греют мои.
Ни чаек плакучих не слушать,
ни вскрики больных журавлей.
Лететь! Но насилуют душу
пороки из прожитых дней.
Лететь! Да поломаны крылья...
Лететь! Не берут Небеса...
И жду. Безнадежны усилья...
Да застили слезы глаза.

 

Он пел. Давно уже ему не было так хорошо. Просто - хорошо, блаженно...

Чъе-то внимание ощутил он, что заставило его замолчать и выглянуть из окна.

- Оля! - изумился он.

- Да, с дежурства. Вы так хорошо пели, что нельзя было пройти мимо.

- Вы зайдете? - робко спросил он.

- А я не спугну Тишину? - она стояла, залитая светом Луны, и на губах ее играла улыбка.

- Что Вы! Это же Тишина привела Вас! - и он бросился открывать дверь.

Поэт

Автор: Zoya
Дата: 27.06.2016 03:35
Сообщение №: 151097
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Выставляю несколько фотографий Великого Каньона, штат Аризона, где мы путешествовали недавно...

Прикрепленные файлы:

Поэт

Автор: Zoya
Дата: 12.10.2016 22:45
Сообщение №: 158650
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Публикую еще раз свой рассказ "Дежавю", поскольку оказалось, что часть текста я не выставила по ошибке.

Дежаву. Часть 1

Испытытвали ли вы когда-либо то, что называют dejavu - дежавю: нечто уже как-будто бы виденное, случившееся с вами раньше, прожитое... событие, запах, чей-то взгляд, знакомый, как бы уже когда-то бывший...Не просто промелькнувший и пропавший в мозгу, сознании, россыпавшийся, как роса по траве по древней твоей, сотни раз прожитой жизни. Нет, нечто реально случившееся, но забытое, подавленное и заваленное той горой выброшенного, уже ненужного хлама, что мы обычно называем жизнью. Если - да, эта история не покажется вам странной.

Часть 1.

Разбудил Идена телефонный звонок, и он явно не сулил ничего хорошего. Было 10 утра и звонила Ольген, новая секретарша Виктора. Ее голос, вечно писклявый, как у полузадушенной утки, вызывал у Идена приступ невольной тошноты, особенно в день, как сегодня, когда после вчерашней вечеринки, муть гуляла по всему телу, начиная с головы и кончаясь где-то в трясущихся ладонях и подворачивающихся ступнях. Хотелось схватить эту пищащую дуру и одной рукой придушить, выключив к черту эти бьющие по мозгам звуки, а другой рукой мять как тесто две белые торчащие, почти не прикрытые снежные вершины, чтобы они растеклись под его рукой, как вода. Ольген была из новых биснесс-иммигрантов. Датский знала в совершенстве. Но эти две белоснежные никогда почти и ничем не прикрырые вершины приводили в исступление каждого, видевшего ее. Потому Виктор и взял ее, по-видимому. Его семейная жизнь складывалась, кажется, не слишком удачно. Болтать он об этом не любил. Взял, вот, Ольген, и народ, пошушукавшись, как обычно в такой случаях, смирился.

Заговорила она сразу же о том, что уже 10 утра, а статью Иден обещал принести к восьми, чтобы она уже вышла в печать в завтрашнем номере. Все это он знал и без ее напоминания. Но тело ныло, статьи не было и говорить было не о чем.

- Завтра к вечеру принесу, - попытался рявкнуть он в трубку, как делал всегда, но голос тоже сорвался в какое-то хрюканье. "К черту"- пронеслось в голове.

- Но господин Иден, - пыталась продолжать Ольген, - господин Виктор сказал...

- К черту! - рявкнуть, наконец, получилось. - Завтра к вечеру! - и он бросил трубку.

За работу он не боялся. С Виктором они нельза сказать, что дружили, но знали друг друга еще с гимназии, и испытывали странную симпатию друг к другу. Правда, к Виктору испытывали симпатию практически все. Про себя, Иден называл его "костюм". Что бы Виктор ни одел, смотрелось на нем, словно он только что вернулся со светского раута, лобби или приема у министра. И так было всегда, еще со школы. Этот высокий светловолосый парень умел "выглядеть". Его уверенная осанка и чувство собственного достоинства невольно привлекали к нему. С ним всем "хотелось иметь дело", по профессиональной ли части, личной ли. Рядом с ним каждый чувствовал себя защищенным и уверенным, что все будет - высший класс. И практически всегда так оно и получалось.

На рычаг трубка не попала и запищала где-то под кроватью. Любой звук доставлял сегодня боль, потому пришлось снова приподняться и швырнуть дурацкий аггрегат на место. Так же и статью, хочешь - не хочешь, а писать было надо.

Иден с трудом содрал тело с кровати, долго отмокал в ванной. Проходя мимо второй спальни и гостиной, везде утыкался взглядом в остатки вчерашней оргии. Дотащился до кухни, брезгливо передернулся от отвращения. Подумалось, что хорошо бы вызвать Ольген, чтобы навела здесь порядок. Плевать, что подумают на работе. В конце концов, он одинокий мужик и имеет право. Корячиться с этим дерьмом самому не было ни малейшего желания.

Статья должна была быть о нынешнем наплыве иммигрантов в страны Евросоюза и о падении состоянии экономики и культурного уровня в связи с этим. Мнения по этому вопросу расходились. Народ, в основном, не возникал, но Иден понимал, что иная культура – есть иная культура. И законы у них свои. Хороши ли, плохи, но - другие, и подчиняться законам стран, их приютивших, они не очень-то собирались, основываясь, в основном, на собственные традиции. Хорошо, что Дания ужесточает правила иммиграции, делая страну менее привлекательной для беженцев, - такого было его мнение.

Очень хотелось пить. Попробовал попить воду из крана, но показалось бурдой из лужи. Решился. Напялил рубашку и брюки, и - туп-туп, не сильно напрягая разваливающееся тело, потащился к ближайшей кафешке: захотелось кофе. Знакомый говнюшник, но кофе здесь варили хорошо. Здесь он и девчонок цеплял не раз.

Несоответственно рабочему времени суток, кафе оказался не то, чтобы, забит людьми, но свободных мест оказалось не так уж много. Поводив глазами, выбирая где бы пристроиться, нашел местечко в углу за столиком у окна. Пока ждал кофе, бросил беглый взгляд на сидевшую напротив женщину. Ничего, лицо приятное, но не из тех, ради которых можно убиться. Так же и тело, красивое, но слегка полноватое, видно, рожала: расплывающиеся бедра.

Удивил легкий, еле уловимый запах ее духов. По журналистской привычке, не сильно стесняясь посторонних, спросил почти с интересом:

- Я хорошо разбираюсь в духах, а вот запах Ваших не разберу, что это?

- Это бабушкины, сейчас таких не выпускают, - голос оказался неожиданно мягким и глубоким, а глаза, когда она подняла голову... Он на секунду застыл под впечатлением... он даже не понял, чего. Запах ли, голос, зеленоватые почти изумрудные глаза. В голове, не отошедшей еще от вчерашнего запоя, стоял гул, как-будто рядом кружил самолет, в желудке ныло от тошноты. Но эта женщина...

- Простите, я журналист, - он пригубил принесенний, наконец, кофе, и ему чуть полегчало. Или показалось, что полегчало. - У меня профессиональная память на лица, но Вас я не могу вспомнить, хотя лицо кажется знакомым. Мы когда-то встречались?

Устремленный на него взгляд изумил еще больше: он когда-то знал это лицо и знал хорошо.

Легкая улыбка коснулась ее губ и угасла.

- Вы совсем ничего не помните? - Глаза смотрели грустно. - Да, мы встречались, и даже не в одной жизни.

От последней ее тирады, глаза его изумленно округлились под вскинувшимися бровями. «Ненормальная», - пронеслось в голове. Такие темы он не любил, но на споры не было сил. Показалось, что в голову врезался кружащий над ним самолет, а в желудке стало совсем худо. Захотелось встать и уйти. по крайней мере, вырвать в туалете.

- Я сейчас приду, - он с трудом оторвал от стула тяжелое тело. - Вы не обижайтесь, мне просто нехорошо.

Он медленно поднялся, но к туалету почти бежал, рвота стояла уже почти во рту. Отблевавшись и ошущая себя полным дерьмом, свалился прямо у писсуара, кажется, даже ударившись об него головой. Сознание вдруг уплыло к иным берегам.
Поэт

Автор: Zoya
Дата: 27.11.2017 19:24
Сообщение №: 176410
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Дежаву. Часть 2

Самолет уже кружил прямо над ним, тошнота и муть в голове заполонили опять, но он явно видел, что висит на парашюте, постромки запутались в ветках. И откуда-то справа, по глубокому снегу бежала эта женщина, только лет на 20 моложе той, что он видел... видел ли? сегодня ли?

Сознание опять отключилось.

- Вы слышите меня? - голос справа, кажется, уже узнаваемый, ее.

- Надо же так насвинячиться, - это уже слева, мужской, грубый.Он огляделся. Уже не туалет, какая-то подсобка. Рубаха снята, на нем - одна из тех, в которых работают оффицианты. «Когда же успели переодеть?» - пронеслось в голове. Он сидел на полу, приваленный спиной к какому-то механизму. Напротив - его бывшая соседка по столу и владелец кафе.

- Слушай, я тебя знаю, ты тут рядом живешь. Я дам тебе двух парней, они доведут тебя до дома, хочешь? А то и в полиции можно оказаться. - Владелец кафе смотрел брезгливо, но логика в его словах была. Иден кивнул.

- Я пойду с Вами, - неожиданно заговорила бывшая соседка. И предваряя его вопрос, кратко добавила: - Я медсестра. Он вспомнил бардель, каким выглядела сейчас его квартира, и отрицательно мотнул головой:

- Вам лучше не надо, слишком грязно.
И опять краткий смешок:

- Ничего, я и не такое видела.
Сил на спор не было совсем. Безвольно махнув рукой и повиснув всем телом на двух довольно тощих парнях, он потащил себя домой.

 

Где волоком, а где трясущейся походкой, но квартиры они достигли. Получив свои купюры, что Иден выгреб из кармана, мальчишки сразу исчезли. Бывшая соседка, кинув беглый взгляд на погром, царящий в доме, сразу все поняла. Помогла Идену сесть поудобнее на куске дивана, который она очистила от валяющегося мусора, и ушла на кухню. Странное ощущение нереального возникло снова, когда из кухни потянуло чем-то абсолютно незнакомым и знакомым в одно и то же время.

- Выпейте это , - протянула она ему кружку, возникнув около дивана.

- Вы хотите меня отравить? - Иден пытался шутить, но при его гримасе тошноты это получилось не слишком весело.

- Больше, чем Вы себя отравили сами, я уже не отравлю. Так что - пейте. - Без улыбки, она протянула ему кружку. Странный запах, смешанный с его собственной дурнотой, снова будили что-то в памяти, но не добудившись, исчезали где-то в глубине сознания, путая реальность с вымыслом: снова он висит на запутавшихся постромках парашюта, и эта девочка, срезающая мешающий парашют, и запах питья из термоса, из которого она наливает что-то...

- Сейчас Вы вздремнете на полчаса, - спокойно прозвучал голос неведомой знахарки/соседки из кафе за углом, я побуду здесь. Проснетесь, Вам станет легче.

Иден уже ничего не спрашивал. Откинувшись удобнее на спинку дивана, он крепко спал, посапывая, как ребенок.

Проснулся он резко и как-то сразу.Голова не болела совсем, тошнота ушла. Женщина осталась. Она стояла у окна и о чем-то думала. За окном темнело. Прошло не полчаса, а явно больше. Часть комнаты приобрела некий более цивильный вид. Женщина повернулась, ощутив его пробуждение.

- Ну что, лучше? - голос был спокойный и грустный, или ему так показалось.

- Да, намного лучше. - Он замолчал, пытаясь в темнеющем проеме окна разглядеть свою спасительницу. Лучи заходящего Солнца цеплялись за ее волосы и они золотились закатно-рыжим оттенком. Он вдруг понял, что произошло: она сняла платок, который покрывал ее голову раньше. На фоне заката, тело ее как-будто ужалось, и резкое, болезненное узнавание полыхнуло по сердцу так, будто противник на ринге со всей силой врезал в самую грудь.

- Анита! - вопль почти ужаса вырвался совершенно непроизвольно.

- Узнал. - Она отошла от окна и присела на очищенный ею, пока он спал, стул. Она села в полупрофиль, и теперь он узнавал ее всю, как помнил, как сохранила память. Анита, его золотая рыжая Анита,его первая и единственная, хотя после нее у него их было миллион, два миллиона! Три! Десять! Суки! Все суки! Начиная с этой стервы, сидящей здесь сейчас в качестве матроны и его невольной спасительницы, такой спокойной и уверенной в себе.

Злоба, которую, ему казалось он уже пережил, отжил, вспыхнула кроваво-густо где-то в паху и области сердца. Как-будто кто-то сдирал повязки с зажившей-было раны. И боль, только недавно освободившая его голову, забурлила, точно во время боя на ринге, когда бьют, бьют, бьют в одно и то же место, чтобы ты сдох от этой боли!!!!!!!!

- Чтоб ты сдохла! - вырвалось у него, - зачем ты здесь?

- Что ты кричишь? - удивилась она, – двадцать лет прошло, а ты такой же. Почему ты никогда не приехал за мной? - прозвучало вопросом на вопрос.

- Приехал? Куда? В Оксфорд? Где ты трахалась с этим... - кровь, бурлящая где-то внутри, казалось пошла горлом и он задохнулся ею.

- Мы поступили в Оксфорд с Питером и уехали вместе,да, но никогда до окончания университета мы даже не встречались! Я ждала тебя!  - Женщина, спокойная до того, неожиданно тоже разволнoвалась. - Ты не приехал! Почему? Я приезжала на каникулы - ты исчезал, какие-то бесконечные коммандировки... Твои вакханалии дома, после смерти матери, обсуждал весь город! - Она выкринула всю тираду так, как кричала тогда, на ТОЙ вечерушке, где он, абсолютно пьяный, как был, наверно, сегодня, повис на этой Кристи и не слезал с нее. - Зачем? Зачем? Ты сам все это сделал!

- Но ты ушла тогда с Питером!

- Неправда! Я хотела увести тебя и не могла оторвать от Кристи. Я убежала на отцовский катер, и там Питер нашел меня.

- И утешил, - горько сьязвил он.

- Да, утешил, но не так, как ты думаешь. Он гладил мои руки и волосы, и говорил, какая я замечательная.

- И все? - он изумился искренне.

- Не веришь? - Выражения ее глаз он не видел, но голос... - Почему ты никогда не доверял мне? Мне никто не был нужен, кроме тебя.

Солнце село. В комнате стало совсем темно, но включать свет не хотелось.

Силует Аниты четко выделялся на фоне окна, лица он практически не видел.
Его жизнь, четкая и ясная, какой он выстроил ее за последние 20 лет, неожиданно начала слоиться и рассыпаться, как карточный домик.
- Вы ведь поженились с Питером, не так ли? - он опять попытался съязвить, но прозвучало беспомощно и как-то по-детски.
- Мы поженились перед окончанием университета. Надо было решать, куда ехать работать. Мы хотели вместе. Ты не приезжал, моя жизнь тебя не интересовала, так что... - она замолчала на минуту, затем продолжила: И надо было как-то определяться с Иденом.
- Каким Иденом? - брякнул он, не подумав.
- Моим старшим сыном, - голос прозвучал с оттенком гордости.

- Твоим старшим? - странная мысль вдруг полоснула по сердцу, и закровоточила новая рана.

 - А твой старший сын случайно не мой? - вопрос опять прозвучал глупо.
- Случайно, он - твой, - раздался короткий смешок. - Но отцом он считает Питера. Однако, ты можешь познакомиться, если хочешь.

- Сколько у тебя детей?
- Трое, еще две дочки, близнецы.
- Значит, сын - мой, а у Питера - девчонки. - невольная гордость пополам со злорадством прозвучали в голосе, но снова кровь забурлила у сердца: он осознал, что и сын, все равно, - не его в действительности.
Стемнело совсем.
- Свечи есть? - спросила Анита.
- Да, в буфете, где всегда, - ответил он и оссекся. Помнить «где всегда» через 20 лет?

Но Анита поднялась и легко маневрируя в темноте располневшим своим телом, достигла буфета. Через секунду мягкий свет оживил их лица. Грязь комнаты разбрелась и запряталась по углам. Только два их лица отдала тьма. Они смотрелись иначе и, словно, знакомились друг с другом. Хотя, так оно и было в действительности.
- А интересно, у тебя остался шрам? - не успел он ответить, как ощутил легкое прикосновение на шее за левой скулой. - О да, остался! - ее голос вспыхнул в кратком смешке и угас.
- Я долго злился на тебя за него. Мальчишкам потом говорил, что получил его в драке.
- Да, приврать ты любил всегда. - Она коротко вздохнула. - Помнишь, мы тогда носили перчатки с набалдашниками на костяшках? Оттого и рубец такой жесткий. Кровоточило, небось?

- Я был готов убить тебя.

- Ты прилип к Кристи, и я не могла оторвать тебя от нее, - повторила она. - В тот день я хотела сказать тебе, что беременна.

- Она завела меня, и я не мог остановиться.

- Ты всегда ей нравился. Где она сейчас?

- Понятия не имею. Наверняка сохранила привязанность к самой древней профессии на Земле. - Вырвалось грубо и зло. Чтобы отвлечь ее мысли от своей злости, он переспросил:

- Значит, ты убежала и рассказала все Питеру?

- Да. Он там же предложил мне выйти за него.

- Вот как? Почему же ты не сказала мне?

- А ты бы женился? - Голос ее был ровный и спокойный опять.

Странная мысль впервые ударила его: он действительно вряд ли бы женился тогда, даже если бы узнал. Глаза Аниты внимательно наблюдали за его выражением лица.

- Вот видишь, - она поняла его мысли, - потому я и решила не говорить тебе. Кроме того, после той вечеринки мы, по-моему, так и не встретились больше. А через неделю мы уехали с Питером в Оксфорд. Мы никогда не виделись с тобой после той вечеринки, ты помнишь это?

Он вспомнил. Вспомнил, как валялся в полупьяном забытьи у Кристи, время от времени растекаясь на ее обворожительном теле. Вспомнил, как узнал об отьезде Аниты с Питером и клял ее, как только мог. Вспомнил всю боль того периода, как вымещал ее на всех встреченных девчонках, распиная их за свою обиду. Вспомнил бесконечные пирушки с парнями, куда звали девок только для одной цели. Вспомнил, что только смерть матери, о которой он узнал почти случайно, остановила его на время. Кровавые пузыри зарождались где-то в паху и лопались в районе сердца. Ему показалось, что еще секунда этих воспоминаний, и они лопнут в его мозгу, разможжив его вдребезги.

- Иден, Иден, - рука Аниты тронула его руку, - успокойся, прошло уже 20 лет.

- Я - дурак. Я - кретин. Сволочь и кретин.

Она смотрела нa него грустно.

- Обьясни, если можешь, почему ты так ненавидел меня? Хотя и любил? Не доверял? Ты был мой первый и единственный до самого замужества.

- Да? - не поверил он искренне. - Да вы же все - шлюхи! Все, без исключения! Начиная с тебя и моей матери! Шлюхи! - Он готов был метаться по комнате и выплевывать, выплевывать горячие эти кровавые пузыри. Они рвались из глотки и лопались где-то на грязном полу.

- А сколько раз ты изменила Питеру за это время, скажи пожалуйста? - Он зло уставился на нее.

- Никогда. - Глаза ее смотрели печально. - Вы двое - мои единственные. А что сделала твоя мать?

- Ты не помнишь? Она бросила нас с отцом, когда мне было 17!

- Так что? Твоей отец был далеко не подарок, как я помню, относился к ней плохо. Может, она полюбила? Человек не может один, так мы созданы.

- Шлюхи! Шлюхи! - Он сам не понимал своей злобы сейчас, когда ни в чем не повинная Анита сидела напротив и смотрела на него с состраданием. Хотелось крушить и бить эти диваны и кресла, неповинный буфет, весь этот мусор, явлющийся прямым свидетелем ЕГО оргий и вакханалий.

- Ты не простил свою мать! - Неожиданно осенило Аниту. - И из-за этого ненавидишь всех женщин!

А в голове все сильнее бурлили и лопались эти дурацкие кровавые пузыри. Свеча с Анитой отьехали куда-то в сторону, и снова он висел на парашютных постромках, и Анита, но не эта, а та девочка, бежала к нему, что-то крича на незнакомом языке, резала постромки, он валился в кусты, она поила его чем-то из термоса, и жутко, жутко болела голова.
Поэт

Автор: Zoya
Дата: 28.11.2017 01:27
Сообщение №: 176428
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Дежаву. Часть 3

Когда Иден пришел в себя, было темно и странно тихо, словно в уши вставили затычки.Неожиданно открылась низкая дверца, что-то вроде лаза. Он не мог вспомнить, где это у него в квартире есть такая. И почти по-пластунски, влезла эта девочка, что сняла его с парашюта, а потом волокла, на его же, кажется,парашюте по вязкой земле под непрекращающимся ливнем...

- Когда же пошел дождь? - С удивлением мелькнуло в голове. Он заметил, что голова болит уже не так сильно, и услышал слова девочки, но не понял ничего.

- Ида, - ткнула она пальцем в себя.

- Ида? - удивился он искренне. С трудом приподнял запястье на правой руке, ткнул пальцем в себя: Иден.

- Иден! – восхитилась она и даже слегка захлопала в ладоши.

- Ида - Иден! Ида - Иден! - смеялась она. Теплый платок, покрываюший ее голову, сполз за спину, и он увидел, что она совсем не маленькая, просто очень худой подросток. А волосы в полосе пробивающегося из лаза света, отливали золотом.

- Совсем рыжая, - пронеслось в голове.

Она что-то еще щебетала на каком-то корявом немецком, пока он вдруг не разобрал: «Россия, русская».

- Russin? - переспросил он по-немецки. - Она - русская? Незнакомая чужая девчонка у меня в доме? - Иден ничего не понимал.

- Ты - новая иммигрантка? Ты говоришь по-датски?

- Russland, - разобрал он, - это - Россия!

Опять заныло в голове. Ида подползла к нему поближе, и продолжая что-то незнакомо щебетать, размотала бинты на его голове, смыла и чем-то помазала особенно больное место, потом замотала голову снова.

-  Trinken, пей! - разобрал он.

Она снова налила ему что-то из термоса. Приятная теплота разлилась по телу, и он уснул.Когда проснулся, понял, что голова не болит совсем, и чувствовал себя крепче. Опираясь на локти, прополз под низким сводом до дверцы лаза, чуть сдвинул ее и осторожно глянул наружу. Вокруг, насколько хватало взгляда, стоял густой, кажущийся непроходимым, лес. Несколько крестьянских домиков вокруг, вот и все, что он разглядел. Обернувшись назад, понял, что он в каком-то сарае на сеновале. Сено приятно пахло, а холод, пробивающийся через лаз, освежал голову. Она не болела совсем. И он отчетливо вспомнил звонок Ольген. Она кричала, что открыт фронт с Россией и Виктору срочно нужен материал с фронта боевых действий. А поскольку у него, Идена, есть права пилота, Виктор предлагает ему... Он вспомнил, как радостно заныло в груди от предвкушения, от такой возможности... Ольген говорила что-то еще о намечающейся вечеринке, которую придется перенести, если он согласится, но он не сомневался ни минутки, так хотелось видеть все своими глазами. Он уверил ее, что недели на задание хватит, и перенесут они вечер только на неделю. Она предполагала, что вечер должен был обратиться в их помолвку, и была права: он собирался сделать ей предложение в тот день (И как женщины все чувствуют заранее, - подумалось ему).

Из-за каких-то неясных ему обстоятельствполет на фронт откладывался.Виктор не очень распространялся, что успех на фронте оказался не таким стремительным, как ожидалось, хотя между собой они это обсуждали. Но полет Идена из-за всех несогласовок, откладывался и откладывался, как откладывалась и их помолвка с Ольген. Он ясно вспомнил тот день, когда закончив работу, она вышла из-за своего стола, поправила у зеркала шляпку, подвела губки; как из кабинета вышел Виктор, и демонстративно взяв его под руку, Ольген, бросив надменный взгляд на Идена, отбыла с новым кавалером.

Почему-то обиду он не ощутил тогда. Если так легко бросает его из-за затянувшейся помолвки, то какого черта и жениться на ней, раз не любит, не умеет ждать.

Разрешение на вылет на русский фронт он получил только в конце сентября. Вспомнилось, как переживала мама, говоря о русских холодных зимах, а он успокаивал ее, уверяя, что вернется еще до наступления сильных холодов. Но вылететь удалось только 3 октября, и он уже сам волновался, собирая все теплое белье, что сумел найти у себя или купить в магазинах.

Тут он обратил внимание, что дверь ближайшего из домов открылась, и оттуда выбежала Ида. Она уже издали делала ему какие-то предупредительные знаки, почти грозила пальцем, чтобы он закрыл лаз и не высовывался.

Она влезла на сеновал совершенно сердитая.

- Пу, пу, - изображала пальцами револьвер, тыкающийся в его бок. Было щекотно, и смешно видеть, как она старалась пояснить ему то, что он уже и так понял: русская армия близко, и если его найдут... Единственное, он не мог понять, почему она, русская, прячет своего врага. Наконец, она поняла его недоумение, и тыча пальцем в себя, сказала: "Deutsche, я - немка, российская немка".

- И ты не знаешь немецкий? - изумился Иден.

- Я знаю немецкий, - обиделась Ида. - Здесь все так говорят.

Иден уже понял, что разговаривает она на своеобразном диалекте. Прислушиваясь внимательнее, разбирался больше в ее речи.Она пояснила, что немецкому учат в соседнем городке, а от них учительница немецкого переехала уже давно, потому что школа маленькая, и детей мало. пояснила, что на настоящем немецком говорит только ее бабушка и ее 2 подруги. А вся имеющаяся на хуторе молодежь, включая ее - человек 10, говорят на такой вот смеси, которую они называют немецким диалектом.

- Ну уж и диалект у вас, еле разберешь, - хохотнул Иден, стараясь не обидеть свою спасительницу.

- А сколько времени я у вас? - сам собой возник вопрос.

Что-то прикинув в уме, она ответила:

- Около трех недель уже.

- А что было со мной?

- Твой парашют завис на дереве, когда я увидела тебя. Ты был ранен в голову. Бабушка вытащила пулю и лечила тебя своими отварами. Знаешь, какая она у нас знахарка! Весь округ ездит к ней лечится! - В голосе Иды звучала гордость. - Раньше ездили, до войны, - поправилась с грустью.

- Ты - летчик? - Спросила она после минутного молчания.

- Немного и летчик, да. Но вообще-то я журналист. Я из Дании. Меня отправили с заданием описать состояние фронта. - Он подумал о маме, которая наверняка мечется в отчаянии, не зная, где он и что с ним. Кто еще мог волноваться? Может, Виктор? Он –настоящийпарень. Ольген? - "Стерва!" - злобно мелькнуло в голове.

Иная идея пришла ему в голову:

- Ты могла бы принести мне карту, чтобы я понял, где нахожусь?

Он хорошо помнил свой вылет. Помнил, как следовал с наступающей на восток армией, летел над линией фронта, документируя происходящее. Помнил, как залетел, видимо, на территорию врага и в него стреляли с земли, ранили в голову, как выбросился с парашютом. После этого, его полетом управлял ветер, и он не имел ни малейшего представления сейчас, где находится хутор Иды.

Она ушла и не было ее до самого вечера. Иден даже успел проголодаться, но беспокойство за девчонку занимало его сейчвс больше, чем собственный желудок
Наконец, он услышал знакамое почавкивание сапог по вязкой грязи, а затем постанывание присарайной лестницы
- Привет, - донесся до него легкий шепот.
- Привет, - ответил он и торопливо добавил: принесла?

- Принесла, - услышал он в ответ и в темноте ощутил нечто, тыкающееся ему в руки. Когда Ида зажгла огарок свечи, он понял, что она принесла большую карту, какие обычно вешают на стенах.

- В школе сняла со стены, - подтвердила она быстрым шопотом, - это - карта Советского Союза.

Он уже и так понял при свете скудного огарка, что это - крупномасштабная карта СССР.

- Другой не нашла, - зашептала она опять, чувствуя его разочарование. - Весь кабинет географии обыскала.

- Ладно, завтра посмотрю, - постарался он утешить девочку, - сейчас все-равно ничего не разобрать. А поесть ты не принесла? - удивился он, заметив, что в ее руках больше ничего нет.

- Нет. Ты знаешь, бабушка говорит, что идут большие холода, и тебя надо перевести в дом.

- Холода? Здесь довольно тепло в сене.

- Я знаю, что сейчас - тепло. Бабушка говорит, что зима будет очень холодная в этом году, а моя бабушка знает все. Ты что, не веришь нам? - голос Иды прозвучал обиженно. Он уже не видел ее лица. Свечка догорела, и они остались в полной темноте.

- Верю, конечно, но в доме - опаснее для вас. С кем ты живешь? - впервые ему пришла в голову мысль узнать что-то о ней.

- С бабушкой. А еще у меня братик и сестричка, близнята, Питер и Анитка, им 5 лет. Папу с мамой забрали на фронт сначала. Потом мама написала, что всех российских немцев переформировали в тыловые службы, она в госпитале нянечкой сейчас. А от папы давно ничего нет. Бабушка о нем каждый день свечки ставит. А еще, скоро нас будут депортировать. - Все это она выпалила почти на одном дыхании.

- Депортировать - куда? И почему? Вы же - "свои" немцы?

- Свои, да. Но такой вышел указ. Всех немцев депортировать, включая нас, поволжских. Из многих больших городов уже выселили, из Москвы, например, и Энгельса, если ты слышал о таком. Мы далеко от станции живем. Может, нас не тронут пока.

- Значит, это - поволжье. - Задумчиво сказал Иден. - А далеко Волга от вас?

- Папа возил нас туда летом на сельхозной машине. Он работал механиком. А что?

- Пока не знаю. Так, для информации спрашиваю. Так что, бабушка говорит, перебраться к вам сегодня? - Голодный желудок давал о себе знать. - Боюсь за вас, не пострадать бы вам из-за меня.

- Опасно, конечно. Но бабушка говорит, еще несколько дней, и станет очень холодно, - повторила Ида.

- Ну, хорошо, раз бабушка говорит, - в темноте Иден нащупал и сжал ладошку девочки. Она оказалась совсем маленькой, тонкие косточки легко утонули в его широкой ладони. - Веди, спасительница.

Пятясь задом, Ида проложила ему дорогу к лазу, начала спускаться сама. Потом методом "тыка" определяя лестничные перекладины, стараясь преодолевать головокружение, спустился Иден. Свежий воздух опьянил его. Он вдруг осознал, что уже почти месяц не дышал полной грудью. Преодолеть слабость в ногах все-таки не удалось, и он практически рухнул в грязь под лестницей.

- Ничего, ничего, - утешала его маленькая подружка, - сейчас передохнешь, и пойдем.

- Бабушка! - вдруг услышал он ее радостный возглас.

Иден почувствовал, что некто более крупный, чем Ида, и несколько сильнее, взял его левую руку, перекинул себе за спину.

- Ида, помогай, - расслышал он шепот и ощутил Идино плечо справа.

Он поднялся, и шатаясь, они побрели к дому. Со стороны могло показаться, что это три пьяные фигуры ищут пристанище. Хорошо, что "со стороны" висела густая, беззвездная, без единого просвета ночь российской глубинки, сокрывшая трех невольных преступников.
Поэт

Автор: Zoya
Дата: 28.11.2017 06:05
Сообщение №: 176434
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Выставляю последние две главы

Дежаву. Часть 4

Утро принесло блаженство отдохнувшему выздоравливающему телу.

Оглядевшись, нашел себя на большой печи, укрытым теплым пуховым одеялом. Простая обстановка деревенского дома не удивила его: деревянный стол, лавки, буфет. Но все очень чисто, опрятно. Вышитые салфетки на полочках делали буфет королем всего пространства, а вышитую скатерть, с достоинством покрывающую стол - его прекрасной фавориткой.

Шущуканье за буфетом привлекло его внимание, и два светловолосых гномика, мальчик и девочка, вышли оттуда, держась за руки. Они были так похожи, что если бы не девочкины косички и платьце, отличить бы их было невозможно.

- Аааа, Анитка и Питер! - с улыбкой воскликнул Иден, - ну не бойтесь, давайте знакомиться.

Дети с удовольствием полезли на печку.

В комнате приятно пахло едой и чем-то еще, чего он не мог разобрать.

Вошедшим Иде и бабушке, когда они вернулись в дом, предстала веселящаяся компания трех приятелей, удобно развалившихся и играющих на печи.

Иден первый раз увидел Бабушку. Захотелось сразу же спрыгнуть с печи и поклониться или даже поцеловать руку этой странной деревенской леди, столько в ней было ненавязчивого достоинства, так несоответствующего простой обстановке.

- Лежите, лежите, - поспешно сказала она, поняв его порыв. И подойдя к печи, первая протянула руку для пожатия: София Карловна, - представилась она, - для Вас, если хотите, - бабушка София.

Иден молча кивнул, потрясенный видом, голосом, какой-то силой и покоем, исходящих от странной женщины. Сколько ей лет? Волосы - седые, заплетенные в косу, уложенную красивым узлом на затылке, но лицо - совершенно молодое, практичаски без морщин. Одняко самое удивительное у Бабушки Софии были ее глаза. Не зеленовато-изумрудные, как у Иды и близнят, и не голубые, как у многих немцев, а большие глубокие абсолютно синие. Иден без малейшей задержки понял, как тонули в этих глазах ее ровесники в былые времена, потому что и сам утонул в них на несколько мгновений. И в этот момент бессловесного общения с Бабушкой, он почувствовал, что она уже все знает о нем, до самого последнего ноготка.

Переведя взгляд на Иду, Иден поразился ее виду не меньше. Первый раз он видел ее при дневном свете. Прекрасная юная нимфа стояла перед ним. Шикарная грива абсолютно красных волос обрамляла правильной формы лицо. Черты его напоминали профили с греческих амфор. Ничего типично-немецкого как-будто не было в ее лице: ни крепкого высеченного подбородка, ни серо-голубых глаз. Простое деревенское платьице украшала вышивка, которая мягко поднималась на груди и спадала книзу, где витой поясок охватывал тонкую девичью талию. Иден даже представить не мог, что еще день назад представлял ее ребенком.

День оказался полон сюрпризов. Иден не сводил глаз с Иды, а она краснея под его взглядом, то обращалась к бабушке и близнецам, а то и вообще убегала в другую комнату.

Вечером при свете свечи Бабушка и Ида вязали, и Бабушка рассказывала близнецам сказку на таком немецком, на котором не говорил и сам Иден.

Трудно было даже представить, что где-то идет война, грохочут орудия и вольно гуляет смерть по плачущей от изобилия крови, сотрясаемой муками Земле.

Дни в семье протекали довольно однообразно: днем бвбушка и Ида готовили еду. Ида колола дрова для печи. Анита и Питер кормили двух козочек, которых перевели в сени от зимних холодов, прибирали в доме. Еще Бабушка варила то, что Ида гордо величала "лекарствами". Вероятно таковыми они и были, потому что иногда из первой комнаты доносились голоса на незнакомом языке. И Ида пояснила, что к бабушке приходят люди за советом и лекарствами. Как понял Иден из ее слов, бабушка не только лечила, но и рассказывала приходящим о пропавших близких. Бабушка была провидицей, а не верить ни Иде, ни тем более Софие Карловне Иден не мог, хотя уже со школьных лет привык иронизировать по поводу мистики в любом ее проявлении.

В обязаности Идена входило не высовываться из дома ни под каким видом, а сидеть на печи, прячась под одеяло, если в дом приходил кто-нибудь чужой. Даже по нужде приходилось идти в сени на горшок, которым пользовались и Анитка с Питером. Он краснел от одной мысли, что выливать это все будет Ида, и прятал от нее взгляд после каждого своего выхода в сени, как провинившийся школьник.
Зато радостью было, когда освободившиеся от трудов тяжких , близнецы взбирались к нему на печь, и он болтал с ними по-немецки (Только по-немецки! - требовала София Карловна), с удовольствием выгребая из начинающей уже ржаветь памяти игры детства, сказки, истории на иностранном для него, все-таки, немецком, хоть и знал он его в совершенстве.
Особенной радостью было, когда с вязанием или вышивкой на печь забиралась Ида. И под внимательно-задумчивым взглядом Софии Карловны, он учил всю компанию немецкому.
Отношения с Идой складывались странные. Иден готов был поклясться, что он, отнюдь не наивный, 32-летний мужчина, влюблен в эту девочку, как школьник. Его глаза непроизвольно застревали то на вышивке на ее грудках, то на тонком завитке надо лбом, то вдруг  вскидывались, столкнувшись с изумрудным всплеском в ее глазах.

Спать на печи укладывались так: у стены – Иден, рядом с ним – Питер, потом – Анитка, за ней – Ида. Бабушка приходила спать последняя. Она долго молилась при свечах, а потом ложилась с краю.

В одну из ночей, когда малыши уже спали, Иден повернулся, приобняв Питера, и рука его непроизвольно столкнулась с ладошкой Иды, обнимающей Аниту. Девушка отдернула было руку.

- Не бойся, - шепнул Иден, - отдай обратно. Я просто буду так спать.

И он действительно уснул под дружное сопение малышей, держа в ладони маленькую ладошку Иды.И так стало продолжаться каждую ночь: они засыпали, только держась за руки.

Эта идиллия могла продолжатъся, наверно, долго в мирке огороженном от мира большого, где рушились империи и кровь тысяч и тысяч людей жгла Землю. Пока этот мир сам не ворвался к ним.

В один из дней, не отличавшийся от других, Бабушка София сказала, обращаясь к Иде и Идену:

- Сходите в подвал, там два матраса со старым сеном. Вынесите их сюда, сено высыпьте на дворе, и набейте новым с сеновала.

- Но бабушка! И – он? – изумилась Ида. А как же...

- Делай, как говорю, - строго сказала бабушка. - И он пусть идет. Сено рассыпите по пути, матрасами покроетесь, никто не узнает.

- Ну, идем. - нерешительно сказала Ида. 
Она подошла к буфету, наклонившись, оттодвинула ковер, лежащий там, казалось, всегда. Отодвинула крышку, оказавшуюся под ним, и взяв в руки приготовленную свечу, спустилась по лестнице в подвал. За ней последовал Иден. 
Подвал изумил его. Бутылки большие и маленькие на стенных полках, бочки разных размеров, травы, сохнущие по углам - то ли химическая лаборатория, то ли святая святых ведьмы.
- Это бабушкины лекарства, - шепнула Ида. - И запасы еды.
Обилие незнакомых запахов слегка кружило голову. 
- Надо же, - только и смог сказать Иден.
В углу обнаружились два больших, набитых соломой матраса, о которых шла речь. Совместными усилиями Идена, Иды, бабушки и даже переживающих за успех предприятия малышей, которым разрешили только наблюдать издали, тяжеленные матрасы были вытащены наверх.
Как и велела бабушка, сено из матрасов высыпали по дороге к сараю, прокладывая тропинку в дождевой грязи, обилие которой сильно мешало обитателям необыкновенного домика.

Освобожденные от утомительного груза, Ида и Иден со смехом вбежали в сарай. День клонился к вечеру. Это был один из тех редких дней межсезонья, когда осень и зима не пришли еще к обоюдному согласию, кому же главенствовать, и осень по оставшейся привычке, взяла бразды правления под свое крыло. Вечер был необычайно тепл по такому времени года. Солнце спускалось где-то за лесом. И будто тоже не решив, что же с таким замечательным вечером делать, перебирало свою палитру, крася небо от охристового в пурпурный, в червленый, в фиолетово-сизый. А под конец, видимо, притомившись игрой, плеснуло по небу из своей чернильницы и утянуло оставшиеся лучи на покой, спать.
Налюбовавшись закатом, ребята вошли в глубь сарая. Повесив на крюк керосинку, Ида протянула Идену кусок ткани, показывая на себе, как надо завязать нос и рот, чтобы не дышать сенной пылью.
- Ну, давай начнем? - Нерешительно произнесла она.
- Погоди, - Иден протянул руку и снял повязку, закрывающее милое лицо, к которому он так привык за это время, которое даже в свете скудной керосинки казалось прекрасным и загадочным, родным.

Окрепшее его тело молодого мужчины оживало, оживало в полноте. И к этой девушке-подростку его тянуло со всей страстностью пробуждающейся любви. За все время, что он жил у них, ребята впервые оказались наедине.
Иден взял ее за руку и нерешительно притянул к  себе. Теплая ее ладошка привычно утонула в широкой его ладони. Второй рукой он робко, точно мальчишка, коснуся ее губ.
- Можно? - спросил тихо.
Ответили ее глаза, широко распахнувшиеся,  сверкнувшие изумрудом из-под платка. Она шагнула сама, прильнув то ли всем телом своим, то ли душой, ищущей у него покрова и защиты.
Он схватил ее на руки, точно пушинку, обнимая и целуя одновременно. На скользком сене ноги подскользнулись, и теплое чрево мягкой травы приняло их. И уже плохо понимая, что происходит, они слились в одно живое тело, тепло и нежность объяли их, унося за пределы этого сарайчика, над лесом, войной и скорбью, от всех пережитых волнений времени, в котором им привелось встретиться, в любовь и сказку их двоих.

Уже только под утро, набив матрасные чехлы свежим сеном, стараясь не шуметь, понесли они матрасы в дом.
Но бабушка не спала. Она даже не была в ночной одежде. Напряженная и грустная сидела она у молитвенного столика своего у погасших свечей.
- Входите, дети, - первый раз обратилась она так к ним обоим, оробевшим на пороге комнаты. - Садитесь, скажу что-то.
- Бабушка, мы, - начала было Ида.
- Я знаю, - ответила бабушка. И обратилась к Идену: Ты скажи.
Испуганный Иден рухнул на колени. Не взрослым мужчиной, военным журналистом, а нашкодившим школьником чувствовал он себя перед необыкновенной этой женщиной: Я прошу у Вас руки Вашей внучки, София Карловна.
- Встань рядом с ним, - произнесла та, обращаясь к Иде. Ида опустилась на колени. Ладони Бабушки мягко легли на их головы.
- Благословляю вас, хорошие мои, - ее голос звучал грустно.
- А теперь  садитесь и слушайте.

- Приходила вчера Людвига Францевна, моя подруга и старшая у нас. Пришел указ из Москвы депортировать нас. На сборы - сегодняшний день. Машины придут завтра утром.
Видя ужас в глазах Иды, добавила: Мы ведь ожидали, верно? И чемоданы почти уложены. Он останется, - указала бабушка на Идена. - Убьют сразу же и его, и нас, если с нами поедет. Иди, дособирай чемоданы, что надо, еду не забудь. Пусть близнецы помогают. Я сейчас приду к тебе тоже.
- Ты будешь жить в подвале, - повернулась она к Идену. - Еды там достаточно. Матрасы вы только что приготовили. Спустим еще переносной камин и дрова, выживешь. Сидеть будешь до лета, до июля! - Бабушка София смотрела строго. - Летом ваши подойдут к Волге, тогда сможешь до них добраться. От нас пойдешь строго на запад до широкой реки, это - Волга. Дальше пойдешь на юг, реку из вида не теряй, но прячься все время. Увидишь большой город - это Сталинград - близко не подходи, бои будут ужасные. К вашим надо будет переплыть на другой берег. Плавать умеешь?
Иден только кивнул молча, сглотнув слюну.
- Вот и хорошо. Доберешься до своих, покажи рану, просись домой на поправку, не геройствуй. Большое поражение ожидает ваших под Сталинградом. Останешься с ними - с ними и пропадешь. О ней думай, - кивнула Бабушка на Иду. - Ребенок твой будет  у нее, сын. Ты все понял?

- Да, еще важно. "По делам" будешь ходить поначалу в бак. В подвале не весь пол дощатый. В углу выкопаешь яму побольше для «нужды», сможешь пользоваться ею потом. Лопаты в сенях. Хоть и не слишком приятно, но безопасно. На улицу - ни-ни, чтобы никаких следов во дворе! - Бабушка серьезно смотрела на него. - И хотя пахнет в подвале сейчас и хорошо, но... сам понимаешь. Все выдержи - для нее. И вот тебе еще для аромата, - чуть улыбнувшись губами, она подошла к буфету, достала с полочки небольшой, красиво отделаный ларчик. Под крышкой оказались флаконы с духами, кусочки батиста. От необычного запаха духов даже закружилась слегка голова.
- Это еще от моей прабабушки осталось, баронессы фон Штульц. - Сказала София Карловна. - А тебе, кроме всего прочего, будет память о нас. Ну, все. Помогай  теперь собираться нам.
Иден молча взял флакончик и сунул его в карман брюк.
- Бабушка, а мы? - раздался тихий голосок Аниты. Почти не дыша, близнецы все это время простояли рядом, держась за ручки. - Мы вернемся?
Губы Бабушки на секунду горько сжались, но быстро поправив себя, она положила тонкие ладони на головки малышей, нежно прижала их к себе.
- Вернемся, мои хорошие, непременно вернемся.
И подняв глаза, встретившись взглядом с встревоженным взглядом Иды, глядя прямо ей в зрачки, повторила: Непременно вернемся!
 

Дежаву. Часть 5. Последняя

Сборы прошли как во сне. Почти не разговаривали. Краткие комманды от Бабушки или Иды: подай, принеси, помоги - вот и все общение.
Ночью спали только близнецы. Бабушка молилась. Ида с Иденом ушли в сарай. Это была их вторая и последняя ночь вместе, наполненная слезами и страстными ласками.
- Найди меня, когда все кончиться, - с мольбой шептала она.
- Я найду, я найду тебя, - точно клятву, твердил Иден.
- Найди меня! - слышал он крик с уезжающего грузовика, крик летящий, казалось, в самое небо и сердце его.
- Я найду, я найду, - повторял он, свернувшись комочком от разъедающей душу непрекращающейся боли, лежа на матрасе, который еще два дня назад они набивали сеном вместе, и сжимая в руке тонкий, нежно пахнущий батистовый платок с его именем, подаренный Идой  на прощание. И опять жутко, невыносимо жутко ломило голову.
- Я найду, я найду, - метался в бреду Иден на диване в своей разгромленной после вчерашней вечеринки квартире.
- Иден, Иден, - звал чей-то знакомый голос, и он ощутил запах духов, оставленных Бабушкой.
- Ида! - вскрикнул он и очнулся. Перед ним стояла Анита.
- А Ида, где Ида? – он вскинулся на диване, тревожно оглядываясь вокруг. 
- Какая Ида, Иден? Здесь никого больше нет. Тебе снилось что-то?
- Снилось? – дернулся Иден. – Сколько времени сейчас?
- Десятъ вечера, а что?
Иден ничего не понимал. Как он очутился у себя в квартире? Когда ушел из домика из подвала? Когда переплывал Волгу? Переправился в Данию?
- А год, какой сейчас год? 
- Да, ты здорово перебрал, - посочувствовала Анита, - 2015-ый, а ты думал какой?
- 1941. – Иден откинулся на диван в полном недоумении. Целый кусок жизни длиной в месяц-полтора развернулся перед его глазами пока он спал... час? И чья это была жизнь? Его? Его предка? Его предыдущая жизнь? Чья? – Целый поток вопросов всплыл в голове, но у кого было спрашивать?
Тонкий запах, исходящий от Аниты, насторожил его. 
-Запах! Что это за запах? – вскинулся он снова.
Анита открыла сумочку и достала знакомый флакончик. 
- Мои духи, - сказала она, - они привели тебя в чувство. Они достались мне от моей мамы, а ей – от ее, и кажется дальше по женской линии от моей пра-пра-пра-пра-бабушки, она была баронессой. Сейчас таких не производят.
Ошеломленный Иден замер. 
– Ты знаешь историю своей семьи? Что-нибудь? Начиная со Второй мировой, скажем? Могла бы рассказать мне?

- Надо же, - среагировала Анита, ирония и обида прозвучали в голосе. - Вот когда ты захотел узнать обо мне! Через 20 лет! А ты знаешь, что никогда не интересовался подробностями моей жизни, когда мы были вместе? Хотя и сейчас ты интересуешься не мной, - заключила она горько. Ну, да ладно. Итак, что я знаю. 
Глядя задумчиво на огонь свечи, Анита начала свой рассказ.

Я знаю, что моя прабабушка, поволжская немка, была депортирована в начале Второй мировой в Российскую республику, называемую Казахстан. Тогда всех российских немцев вывозили из прифронтовых территорий по подозрению в нелояльности к Советскому режиму. Везли, в основном, в Сибирь. Сам понимаешь, что это такое. Люди умирали, как мухи. Моим еще повезло, что они попали в Казахстан. Хотя и жара неимоверная, но больше шансов выжить. С прабабушкой были трое ее внуков, причем старшая, моя бабушка, была беременна тогда моим отцом, кстати, Иден тоже. При родах она умерла. 

- Ида умерла, - прошептал Иден. Он не мог понять, что с ним происходит. Молча подошел к буфету, достал небольшой ларчик, где от деда его со времен войны сохранились две вещицы, к которым он, по рассказам отца, относился как к святыням: небольшой флакончик духов и нежный батистовый платок с вышитым именем, Иден.

Анита молча достала свои духи, потрясенная не менее Идена. Две идентичные бутылочки, пахнущие одинаково, стояли на их ладонях.
- Что это такое, Иден, ты можешь объянить?


- Ида умерла, - шептал Иден, переплыв Волгу и сидя в мокрой одежде на горячем сухом Волжском берегу. На июльской жаре его его трясло, как в мороз.
- Ида умерла, - разъедало душу отчаяние, и он как в бреду вспоминал вопросы немецкого офицера, как в бреду помнил тряску в машине, перелет в Германию, а потом в Данию.
Он не мог объяснить себе, откуда пришло к нему это веяние смерти, горестное знание о ЕЕ смерти. 
- Ида умерла, - постоянная эта боль не отпускала, сидел ли он в своем оффисе за написанием очередной статьи или на пирушке с друзьями, раздевая очередную девчонку. Женщины превратились в безымянный поток лиц и тел. С трудом отличал он одну от другой, находясь в постоянном подпитии. "Не все равно", мелькало в голове. Иды не было среди них.
Он приходил в себя только когда доставал из буфета маленький ларчик, вдыхал, не открывая, запах флакончика, чуть касался пальцем легкого батистового платка.  Слезы текли по глазам., он не замечал их. Стоять так он мог часами, точно общаясь с кем-то невидимым. Только в такие минуты он превращался сам в себя,только в такие минуты он становился прежним Иденом.
Семейная жизнь не привлекала. Он не видел Женщину, видел лишь машину, исполняющую его нужду, и только. И кого мог привечь он, вечно полупьяный, грубый и угрюмый мужлан.
Но одна неожиданно привлеклась и осталась, хотя он и не звал. Но и не возражал: в конце концов, нужен был кто-то и еду сготовить, и прибрать, и за ним присмотреть. Тело разваливалось, но ему было все равно. Мама прожила недолго, видя его таким. Сначала инсульт, а потом смерть забрали ее. Он осознавал свою вину перед матерью, но сил остановиться не было. 
Жена, как он называл ту, что осталась в его доме, неожиданно родила ему сына. Это известие отрезвило его ненадолго, после чего он впал в еще большую депрессию, и запои уже не прекращались. 
В тот день, последний в его жизни, он долго стоял перед открытым ларцом, плача и шевеля губами, точно молясь. Потом упал. Прибежавшая на шум из кухни жена, нашла его умирающим, лежащим рядом с буфетом.. "Я найду тебя", - было последнее, что расслышала женщна, родившая ему сына.

- Я найду тебя, - прошептал Иден, держа на ладони маленький флакончик с духами. 
- Что ты шепчешь, Иден? - переспресила стоящая напротив с таким же флакончиком, Анита. - Что ты увидел?
Он многое мог бы рассказать ей теперь. Он мог бы рассказать, как будучи ребенком, часами простаивал у флакончика с духами, вдыхая странный его аромат, как слегка касался пальцами нежного платка, где, он знал, было вышито его имя.
Мог бы рассказать, как летел над линией фронта и был ранен. Мог бы рассказать, как  худенькая девушка, почти подросток, тащила его в сарай и лечила рану на голове.
Мог бы даже описать легкими штрихами две единственные их ночи. Он многое мог бы рассказать и объяснить ждущей его ответа Аните. Только одного не мог понять и объяснить он: его дед, умерший задолго до его рождения и он сам - одно и то же лицо? Или у него совсем поехала крыша?

- Так бывает, Анита? - спросил он, закончив рассказ, - или я полнейший идиот?


Разговор затянулся до утра. Казалось, что канувшее прошлое, обжегшее их предков (или их самих?) более, чем 70 лет назад, вернулось, чтобы безжалостно обжечь их души снова. 
- Но так не бывает! - время от времени вскрикивал Иден.
- Бывает, - успокаивала его Анита, слегка касаясь рукой его руки.
- Ты знаешь, почему я здесь, в Копенгагене, сегодня? Моя Прабабушка София (мы называли ее Пра) прожила долгую, насыщенную жизнь. Она умерла в возрасте 100 лет, в совершенном уме и здравой памяти. И умерла-то просто от усталости, сказав: Я все сделала для вас, мои хорошие, пора мне на покой. Сказала и умерла на следующий день. Так бывает, Иден!
Когда я родила моего (нашего!) сына, я могла продолжать учиться только потому, что в Оксфорд приехали мама и Пра. Они помогали мне с малышом. Поэтому я могла закончить университет с отличием. У нас с Питером своя клиника в Берлине.
- Ты сказала раньше, что ты медсестра, - удивился Иден.
- Для тебя это было важно в тот момент или сейчас? - сыронизировала Анита и продолжала. - Ты знаешь, что у меня есть младшая сестра? Ее назвали Ида по просьбе Пра. Перед своей смертью, Пра подозвала меня к себе и сказала: "Аниточка, я очень прошу тебя, когда Иде исполнится 17 лет, познакомь ее с твоим Иденом. Пожалуйста, ради меня!"
- Я не познакомила вас, как ты понимаешь. Я была еще зла на тебя и не хотела, чтобы моя сестричка - с таким подлецом... Извини, - вскинула она глаза на Идена. - Так вот, месяц назад Питер попал в автомобильную катастрофу. Нет, не волнуйся, он выжил, и уже поправляется, - быстро добавила она, увидев встревоженное лицо Идена. - В общем, я подумала, что жизнь так коротка, и никогда не знаешь, где тебя подкараулит твой конец. Это только Пра знала. - Она отвернулась и несколько мгновений смотрела за окно, наблюдая первые проблески рассвета.
- У меня есть фотография Иды с собой, хочешь взглянуть? Отзовется ли что-то в душе твоей... Но имей ввиду: она замужем, и счастлива. У них трое детей.
- Дай фото, - голос прозвучал хрипло, и к концу короткой этой фразы сорвался совсем.
На фотографии была Ида! ЕГО Ида, только старше. Улыбающаяся и счастливая она прижимала к себе двух близнецов, а девочка постарше, тоже улыбающаяся, стояла рядом.
- Я должен видеть ее! - вскричал он, прижимая к себе фото. - Я должен видеть ее! Должен! - он пронзительно смотрел на Аниту, словно стараясь загипнотизировать ее. - Должен! - вся боль двух его так странно сложившихся жизней била по сердцу. - Я дожен ее видеть! - он рухнул на стул, голова упала на руки.
- Прости меня, - прозвучал кротко голос Аниты. Я тоже не знала, что так бывает. - Она вряд ли что-то вспомнит, даже увидев тебя. Это очень редко, когда человек вспоминает свою прошлую жизнь, ты же понимаешь...
Иден не поднимал головы. Он нашел ее! С помощью Бабушки Софии, но нашел!
И потерял.
- Я уведу ее! Разобью брак и уведу! - бил он по столу кулаком.
Анита молчала.
- Она не вспомнит, Иден! И она совершенно счастлива в браке, - добавила тихо.
Двое сидели у стола. Разговор смял и потряс их обоих. Их семьи, жизни их самих, предков ли, так странно переплетенные... Ночь размазалась по стенам и утекала в рассвет, забирая с собой промелькнувшие тени прошлого. Время теряло свои вехи, расплываясь вместе с этой странной ночью, оставляя лишь слабый контур событий и фактов, как волна отлива оставлаяет за собой тонкую линию на песке, тающую на глазах. А рассвет вовсю разливался по улицам города, наполняя комнату новым светом, новым и вечным, как вечна музыка, как вечна сама жизнь.
Поэт

Автор: Zoya
Дата: 28.11.2017 17:58
Сообщение №: 176450
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Записки мамы. Мисюсь

Начало

Мисюся ворвалась в нашу жизнь стремительно и неожиданно. Как и положенно харизматической личности.
– Здрасьте! Это – я!
Тем не менее, новость оказалась ошеломляющей и обескураживающей. Беременность? Третья?
Ужас, привнесённый этой вестью, поймёт почти каждая бывше-советская женщина… какого периода?
Да любого! – приходит немедленный ответ после мысленного обозрения просторов нашей 70-летней советской действительности.
Призыв к человечеству «Плодитесь и размножайтесь» с 1917-го года воспринимали у нас серьёзно только жители «отдалённых краёв и областей». По святой наивности и за неимением лучшего. То есть – противозачаточных средств. Для тех же, кто это лучшее имел, если помните, один ребёнок был – наследник. Двое – много. Трое – героизм.
Так я стала матерью-героиней. Благодаря Мисюсе.
Правда, к этой мысли ещё надо было приспособиться. С восьмимесячной Полинкой в одной руке и с учебниками для «маминой помощницы», первоклассницы Марьяшки – в другой.
А какие у нас варианты? Аборт? Дохристианское моё жизнепонимание спокойно соглашалось: «Давай». Зародившееся к тому времени чувство совести предостережительно останавливало: «Не убий».

Нравственный выбор

Мучимая сомнениями, выбралась на исповедь к духовнику. Так, мол, и так. Только что родила, восемь месяцев ребёнку. Можно ли аборт?
– Иди, – последовал неожиданный ответ. Благословение меня поразило.
– Можно?!
Насобирав необходимые анализы, отправилась на докторский приём, после которого и должна была быть назначена дерзаемая процедура…
Сижу. Мысли в голове… нет мыслей в голове. Кроме одной: сделаешь – не вернёшь. Никогда. И дурнота – неимоверная. Встала и ушла. Так в нашей жизни появилась Мисюсь.
Чеховскую Мисюсь – помните? Не ведаю, как у Чехова, моё же имяобразование оказалось следующим: Вероника – Ника – Мика – Мисюська. Малюсенькая. Малышка.
Малышкой она так для всех и осталась. Даже сейчас. Что поделать? Дочь меньшая. Всем любимица. «Всехняя» принцесса в нашем так неожиданно быстро разросшемся семействе.

Отступление

Может, имеет смысл довершить здесь историю несделанного аборта. О моём сомнении и размышлениях об аборте Вероника так и не знает до сих пор. И как-то на день матерей (ей было 6–7 лет) получаю поздравление от неё. Сначала обычное: люблю… желаю… А дальше: «Спасибо тебе, что ты дала мне жить, а то я была бы мёртвая сейчас».!!!
Совпадение? Интуитивние знание? Того, кого это не ударило по сердцу так, как меня тогда, ждёт ещё много, много откровений о жизни. Вот вам один из аргументов против аборта: ребёнок во внутриутробном состоянии уже ЖИВ и всё ЗНАЕТ.

Муж встал за спиной

– Ага, о себе начала писать! Может, и я там где-то появлюсь?
– Нет, дорогой, это не о тебе, и даже не обо мне. Это о Мисюсе. Ты там только подразумеваешься.
Но раз уж пришёл, представляю: Дмитрий. В обиходе – Димка. Муж. Единственный.

Говорящая кукла

Заговорила Мисюсь довольно поздно для девочки, в возрасте около полутора лет. Может, стресс, пережитый от страха за свою жизнь во внутриутробном состоянии. Может, нечего было сказать. Рядом носилась неугомонная Полинка, вокруг которой всё, если и не взрывалось, то летело, ссыпалось и крушилось.
Мисюся была куколкой, которую мыли, кормили и наряжали. Переносили и пересаживали. Укладывали. Заговорила она неожиданно и предложениями – сразу.
Представьте себе птичку, которая, пролетая, не просто бы пискнула: «Привет! Как дела!» (что само по себе эффектно), а усевшись на ветку и грациозно обмахивая себя крылышком, учтиво бы поинтересовалась: «Не подскажете, как долететь до ВДНХа?»
Реакция моя была аналогичной, когда эта неговорящая куколка с огромным бантом на кудрявой головке, отталкивая от себя тарелку, чётко и внятно произнесла: «Бойсе не хацю касю». Наконец-то ей что-то понадобилось от жизни! Это были её первые слова.
«Касю» она не хотела везде и всегда, но тут её мнение было ясно высказано. Ошеломляющая новость всколыхнула весь этаж и прилегающие к нему окрестности. Мисюся заговорила! У кого были маленькие дети, те меня поймут.

Философ на горшке

С удовольствием вспоминаю один из умилительных случаев, когда, собираясь с Вероникой к врачу (ей около 4–5 лет), я тороплюсь и нервничаю. Мы опаздываем, а ребёнку, что называется, «приспичило», и она спокойно сидит на горшке.
– Вероника, ты не можешь быстрей? Мы опаздываем! Доктор ждёт.
Ну как объяснить этой чудачке-маме, что «быстрее» – не получается! Даже если кто-то ждёт.
– Мам, но жизнь идёт, как она идёт, – пробует вразумить меня мой деликатный малыш. И соглашаешься, потому что, действительно, если такова скорость «жизненного процесса», в твоей ли власти его изменить?

Змей-Горыныч

Возрастная разница их с Полинкой всего 1,5 года. Но в детстве это колоссально, не правда ли? Даже для меня. В два года (и всегда) Полина казалась мне взрослой, а Мисюся (в свои два, и – всегда) – малышкой.
– Полиночка, отдай Мисюсе игрушку, она же маленькая.
– Полиночка, присмотри за Вероничкой, пока я готовлю обед.
– Полин, уступи, ты же старше…
Сказать, что в раннем детстве мои две малявки были нежно привязаны друг к другу – это ничего не сказать. Любили друг друга? Обожали? Нет, не то. Это было единое цельное существо на четырёх ножках и о двух головках (эдакий Змей-Горыныч), которого временами разводили по разным кроваткам. Всё остальное время они были – одна душа.
Оглядываясь с наслаждением на тот период, я часто припоминаю случай, когда в поисках яслей для малявок я пришла с ними в один из близлежащих садиков.
Директор повела меня показывать террриторию, которая оказалась не маленькой, и детей своих из виду я выпустила. Что не так страшно на безопасной территории. Страшнее оказалось, что Вероника выпустила из виду нас. Какой вопль о помощи вы ожидаете услышать от потерявшегося трёхлетнего ребенка? «Мама»?
Ошибаетесь!
– Поли-ина-а-а-а-а-а! – прорезало воздух.
Так вот.

Распад

В возрасте 5 лет Вероника пошла в киндергарден (подготовительный класс перед школой), а Полина – в первый, и нежная идиллия двухголового сиамского близнеца начала подходить к концу. Впрочем, она могла длиться ещё долго, но Вероника этот процесс ускорила. Она, как я называю, стала «откусывать от себя» свою старшую сестрёнку. Как откусывать? Да элементарно, кусаться!
– Дай ластик! – укус.
– Покажи картинку! – укус.
Нередко в тот период я видела Полинку со следами мелких зубов на руках. Тут надо отдать должное Полине: она поняла и вытерпела (а ведь всего годом старше). Её любящая душа приняла маленькую сестричку и в таком варианте. Но своего Вероника добилась: тандем распался, идиллия кончилась. Дети повзрослели. Двухголовый Змей-Горыныч превратился в две совершенно независимые яркие уникальные индивидуальности, одна – по имени Полина, другая – Вероника.

Дизайнерство

Безукоризненный вкус и тенденции к творческому самовыражению начали проявляться у Мисюси уже года в 4–5. Она сама научилась (с небольшой помощью мамы) конструировать и перешивать свою одежду. Украшала пуговками, бантиками и шнурочками кофточки, маечки, юбочки. Моделировала и создавала собственные сумочки из старых штанишек, кофточек, косыночек.
Вязала шапочки и шарфики. Делала украшения.
Её будущая карьера как дизайнера ни у кого не вызывала сомнений.
Но… изысканность вкуса она сохраняет и сейчас, а вот специальность выбрала другую.

Творчество

А в средних классах школы Вероника увлеклась скрипкой.
– Должна же я знать о себе всё, на что способна, – её слова.
Репетировала она долго и помногу (по свидетельству её сестёр). Но слышать мы могли её только на концертах. Дома же, лишь заслышав ключ в входной двери, она сразу прекращала играть.
А ещё был у нас стихотворный период. Стихи, добрые и весёлые, публиковались в школьных журналах сначала, а потом и во всеамериканских сборниках. Но этот пыл как-то быстро угас.

Спорщица

К 17-ти годам Вероника превратилась в очаровательную сероглазую берёзку. Её безукоризненный вкус привносил неожиданную элегантность и шарм даже в безалаберную американскую одежду. Глядя с умилением на это хрупкое создание, никто не мог бы и предположить, какая сила духа скрывается в сием нежном существе.
Вероника оказалась несгибаемой спорщицей.
Учась ещё в старших классах, она выдвинулась на лидирующую позицию в «debate team» (дебатной команде). Никакого смеха. Всё абсолютно серьёзно. Ученики разных школ собирались вместе, чтобы обсудить важные жизненные ситуации и мировые проблемы.
Вспоминаете наш КВН? Но там – шутки и юмор, а здесь – серьёзнейшие размышления на предложенную тему и умение доказать свою точку зрения.
Не раз и не два Вероникина команда оказывалась победительницей.
Так вот, переспорить Веронику оказалось так же невозможно, как, скажем, телевизор. Попробуйте встать рядом с телевизором и доказать ему… абсолютно любое, на ваш выбор. Вы будете говорить своё, а телевизор – своё. Этим и закончится ваша беседа.
Право женщины на аборт – свобода её выбора.
Право выбирать жизненного партнёра согласно своей сексуальной ориентации – свобода выбора.
Право на эту особенную «сексуальную ориентацию» – свобода выбора.
И так далее. И не спорьте!
Аргументировать это сложно. Мне – сложно. Допустим, в случае с абортом я приведу в пример её же саму: дети внутриутробно чувствуют и всё понимают. А гомосексуализм? Тут главным аргументом может быть только Библия. А если для кого-то Библия – не аргумент и не доказательство в первой инстанции, – что тогда? Свобода выбора.
Так растят в Америке детей: человек свободен. И так же ответственен за свой выбор. И должна сказать, этот выбор не всегда направлен в негативную сторону.

Донор

– Вероника, я умоляю тебя этого не делать.
– Мама, это совершенно не опасно.
– Как же, не опасно. Это не простая сдача крови. Человека (тебя) 5 дней колют лекарством, чтобы повысить уровень белых кровяных телец. А потом в течение 8 часов перекачивают кровь из одной руки – через машину для откачки белых кровяных телец – в другую руку. Это и само по себе тяжело, и может оказать негативный эффект в дальнейшем на твоё здоровье. Зачем ты это делаешь?
– Мама, эта девочка больна раком крови, а у нас абсолютное совпадение типов крови. И ты знаешь, у неё отрицательный резус-фактор, как и у меня, а это очень, очень редко!
– Вероника, я прошу тебя! Пожалей хотя бы бабушку. Она в совершеннейшей панике от этой твоей идеи.
– Нет. Бабушке я позвоню, постараюсь всё объяснить, но делать я это буду.
– Вероника, я очень прошу тебя!
– Мама, не волнуйся, всё будет хорошо.
Такие или почти такие разговоры начались у нас месяца 2–3 назад, когда мы узнали, что младшая наша дочка решила стать донором белых кровяных телец для 14-летней девочки, больной раком крови. Раньше это была целая операция над донором; брали пункцию костного мозга и вводили больному. Теперь процесс упростился и кажется менее опасным. Тем не менее, уровень белых телец нужно предварительно искусственно поднять. И это достигается введением специального препарата на протяжении 5 дней. Человек, естественно, ощущает недомогание. И каков будет эффект по окончании, какое влияние он окажет на будущее здоровье донора – всё это ещё в процессе изучения.
– Доченька, я очень прошу тебя!
– Мама, ты же понимаешь: то, что я делаю, гораздо важнее моего здоровья.
Вот, собственно, и всё. Предварительную подготовку она прошла и кровь сдала. Ей и её сестре как сопроводителю был предоставлен персональный самолёт в Вашингтон, а также личное сопровождающее лицо по городу. Осталось только добавить, что всё это время в госпитале с ней неотлучно находилась Полина, средняя её сестричка.

Профессия

Да, у вас, вероятно, возник закономерный вопрос: чему же она решила посвятить свою жизнь, какому делу?
Ещё не поняли? Помогать людям, конечно! Как? Это вопрос техники. В данном случае – заботиться об их здоровье.
Дома появилась куча учебников и литературы по медицине. А слова! Изобилие устрашающих терминов, от которых темнеет в глазах: катетер, аппендико-весикостомия, хайпаксия, сагитал скафоцефалия… язык сломаешь. И не починишь.
– Как прошли занятия, Мисюсь? – речь идёт о практике в больнице.
– Хорошо! У нас замечательный куратор! Она столько нам показала сегодня, и я сама сделала… – дальше идут описания сделанных ею процедур и мои бесконечные «что?» и «как?», перемежающиеся моими же охами и вдохами. Не стану уточнять подробности процедур. Наше будущее медицинское светило растёт на глазах, и мы все за неё радуемся.
– Ну, и как тебе это, не страшно делать? И ответственно же!
– Мам, я – не ты. Мне не страшно!
– Вероника, как же это получилось? Ты никогда не лечила кукол, не мучила лягушек. Игра «в доктора» никогда не была твоей самой любимой, а только одной из…
– Ну и что, мам? Так бывает. И потом, я лечила лягушек! Вся дача приносила мне их на излечение.
– Серьёзно? – делаю я круглые глаза. – И как лягушки?
– Мама! – укоризненно смотрит на меня дочь. – Мне нравится помогать людям. Я хочу и могу это делать. И буду.
Свобода выбора. Плюс характер.
Что скажете, друзья? Если за это время вы не влюбились в мою младшую дочку, это может означать только одно: я плохая рассказчица.

Болезнь

Так, на этой высокой ноте, первоначальный вариант рассказа заканчивался. Вероника закончила университет, сдала экзамен, чтобы иметь право работать самостоятельно, получить лайсенс на работу медсестры.
Несколько месяцев спустя, если помните, у нас случился ураган «Сэнди», который смыл половину нашего острова, залил, переломал сотни домов по всему Нью-Йорку, мирно лепившихся вдоль побережий в разных районах города.
Вероника, уже настоящая медсестра с удостоверением, пошла добровольцем (то есть бесплатно) работать на одной из амбулаторных машин, курирующих разные части пострадавшего нашего острова.
Люди! Проблема была – люди, потерявшие всё, что имели (своё жильё), оказавшиеся бездомными, в приютах, полуразмытых домах, без всякой материальной и всякой другой помощи. Так вот, город выделил амбулаторные машины, чтобы специалисты разных категорий могли этим людям помогать. Очень у многих не было ни средств, ни специальной страховки, чтобы восстанавливать свои дома. И эти люди впали в депрессию. Увеличилось количество сердечных заболеваний и многих других, совсем не весёлых проблем.
Так вот, Вероника со всем свойственным ей энтузиазмом пришла к одной из таких машин и начала там работать как специалист. Поначалу бесплатно. Потом, видя её самоотверженность, её взяли на два платных дня (в остальные дни она тоже работала, но бесплатно). Потом ставку её увеличили до трёх платных дней. Потом взяли на полную ставку. И тогда пришла беда.
Как радостно, с какой горячностью рассказывала она о некоторых ситуациях на работе. Например, как после двух месяцев уговоров ей удалось убедить одну из пострадавших женщин, находящуюся в глубокой депрессии, пойти на приём к врачу. Своим напором и энергией она вдыхала силы и веру в тех, кто уже потерял всякую надежду на помощь города и частных страховых компаний.
Беда случилась с ней самой. По профилю своей работы ей приходилось мыть и подмывать неходящих людей. И хотя специальные перчатки и другие подсобные принадлежности в Америке не проблема, проблемой оказались опять же – люди. Когда, подмывая то одного, то другого неходящего «старикашку», она вдруг слышала: «Девушка, а ты не могла бы ещё подвигать ручками вверх-вниз, а?»
А женатый коллега, работающий с ней вместе, вдруг начал к ней приставать. Она долго молчала, но в какой-то день не выдержала, сорвалась, убежала с работы и сказала, что больше не только туда не вернётся, но и слышать больше не хочет слово «медицина» и всё с этим связанное. Все годы, усилия, деньги, потраченные на обучение, улетели в трубу. И даже это оказалось только полбеды. От пережитых стрессов она заболела психически.
Когда в первый раз я увидела её безумные глаза, грязные нечёсаные волосы, клочьями свисающие по лицу, мне стало плохо. Моё солнышко, моя умница, красавица, упрямица, сидела передо мной, как девка, живущая на улице, где-то под мостом или забором. Потрясённый маленький зверёк, а не прекрасный лебедь, какой она была ещё пару дней назад.
«Вероничка, поешь», – придвигала я к ней еду. Я видела, что она голодна, а есть не может. Какой-то маленъкий кусочек жевала, жевала и никак не могла проглотить. Моё сердце рвалось на куски.
На счастье её и наше, к тому времени она оказалось влюблённой в парня-музыканта, на чьи концерты бегала, не переставая. Парень жил (и живёт) недалеко от нас, к нему она и убежала, когда с ней случился этот стресс. Парень (давайте будем называть его по имени, Майк) оказался добрым, отзывчивым и глубоко верующим человеком.
«Ребята, вы что, уже поженились?» – без всяких предисловий спросила я.
«Что Вы, я так не могу, – растерялся он. – У неё есть своя комната».
Потихоньку она стала восстанавливаться. Человеческими стали глаза и весь её вид. Но болезнь не ушла. В хорошем, спокойном состоянии она была прежней Вероникой, умницей-красавицей. У папы своего на дне рождения все загадки отгадывала первой. Но если что-то волновало или беспокоило её… об этом трудно рассказывать. Медуза-Горгона? Баба-Яга? Амазонка, только без оружия, а не то…
Месяц назад они обручились. У обоих пока нет работы.

Какого конца вы ожидаете от этой истории? Я – хорошего. Я верю и прошу верить вас, что она поправится и найдёт свой путь помогать людям, как хотела. И вы верьте. А наша общая вера может творить чудеса, правда?
Поэт

Автор: Zoya
Дата: 29.05.2018 21:32
Сообщение №: 182551
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Сегодня получила... Спасибо, Денис! Спасибо издательству и организаторам конкурса!

Прикрепленные файлы:

Поэт

Автор: Zoya
Дата: 21.10.2018 03:41
Сообщение №: 185054
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Астролетчик. Полная версия

Часть 1

Жутко хотелось на улицу. Во-первых, кладовка, куда в острастке заперла Сашку мать, была небольшой, сидеть в ней было неудобно. Во-вторых, пахло залежалыми шмотками, что само по себе сводило мозги набекрeнь от отвращения. В-третьих, во дворе ждал Женька, и это было самое обидное.
Выпускали Женьку на улицу редко: обычная школа, да музыкальная, да карате. Но Женька умел упрашивать не хуже самого Сашки. Он не канючил. а твердо говорил: - Я все закончил, мне нужен свежий воздух. К тому же у меня партия в шахматы с Сашей.
И это уже было серьезно. Шахматы были их с Сашкой общая любовь, и Женины родители уважали это увлечение сына.

Женин отец - Артур Яковлевич - был директором школы, в которой они оба, Саша и Женя учились. Мать, Галина Михайловна - заведуюшей, и еще преподавала у них историю. Вообше, считалoсь очень не педагогично преподавать в классе, где учится твой сын, но в 9А учились одни дети "сливок", "звездочки", и Женя, как самая яркая звездочка не мог быть в другом классе, потому что был еше 9Б, но там учился "рабочий состав".
Кроме всего прочего, у Жени была няня, тетя Лиза. Когда Женя был маленький, она буквально нянчила его, а сейчас больше хозяйничала по дому и говорила с Женей только по-французски. Была ли она родственницей семьи, и откуда вообще взялась в их городе, никто уже не помнил. Шепотом называли ее из "бывших", и на этом сплетни кончались.

Итак, Женя ждал Сашку во дворе, а Сашка, "бессовестный парень", сидел запертым в кладовке за небольшую мальчишескую шалость, за которой мать, придя раньше на обед с завода, "застукала его" в туалете.
Мать работала фрезеровщицей на заводе, но то ли за Сашкину любовь к математике, то ли за увлечение шахматами, то ли за дружбу с Женей, но поместили его в 9А, а не в 9Б, и он честно старался не подвести их с Женей дружбу.

Он не сомневался, что Женя уже ждет его. Он был пунктуален сам и опаздываний не выносил. Саша обещал принести ему кассеты с песнями Высоцкого, которые достал ему Васек, а Женя за это - показать нужные аккорды на гитаре. Женя учился на пианино, но пианино во двор не вытащишь, а вот гитару... Еще один предмет жгучих Сашкиных вожделений. Но мать ясно сказала:
- Денег на эту дурость нет. - Значит, и не будет, и Саша копил деньги сам.
Жадной мать не была, Сашка знал это точно, и увлечения его если и не уважала, то старалась понимать. Но с тех пор, как их бросил отец, - а это почти сразу после рождения Светланки, значит, около 8 лет, характер ее испортился. Да и трудно было, он понимал, прокормить двух детей одной. 
Как говорили близко знавшие его, после ухода отца Сашин характер ухудшился тоже: непонятно откуда взявшаяся злость, раздражение вдруг нападали на него без, казалось, видимых причин. Потому и послала его мать с Женей на карате.
После 8-го класса он хотел пойти в ПТУ, как и многие его дружбаны, но отсоветовал Женя.
- Ты разве можешь сравниться с Васьком или Петрухой? У тебя же - голова! Тебе в институт надо! Будешь математику в школе преподавать, если гроссмейстером не станешь!
Сашка и мать убедил, но понял: нужно подрабатывать. Поговорил с тетей Любой из подсобки в магазине, та - с их заведующей, и его взяли грузчиком на пол-ставки в магазин. После школы сразу бежал туда, на подработку.

В кладовке неожиданно стало нестерпимо душно, Саша почувствовал, что задыхается. Сознание уплывало. Тело затряслось, как в ознобе, и вдруг отделившись от собственного тела,  он увидел себя на улице.
- Женя, Женя, - крикнул он, но тот его не услышал, а продолжал нетерпеливо поглядывать на часы.
Тут за дверью кладовки раздалось шуршание. Это, видно, Светланка пришла со школы.
- Светланка, ты? - Прошептал он, придя в себя.
- Я. А за что тебя?
- Да так, с матерью поругался, - выкрутился он. - Она дома?
- Ушла на завод.
- Выпусти меня, мне душно!
- Она ругаться будет! - Не соглашалась сестренка.
- Выпусти, мне на работу. Вернусь - конфет тебе принесу, а ты опять меня здесь запрешь до прихода матери.
Звучало убедительно. У них были нормальные отношения с сестренкой. Она открыла кладовку.
- Умница, - чмокнул он ее в лоб.
- Конфеты не забудь! - Донеслось вдогонку.

Женя уже собирался уходить, когда он выскочил во двор.
- С матерью поссорился, - оттарабанил Сашка, не дожидаясь вопросов. - Вот кассеты, как обещал. Мне в магазин на разгрузку.
- Хорошо, я домa подберу аккорды, потом научу тебя.
- Лады! - взмахнул рукой Сашка, убегая.

Часть 2

Университет не покорил, скажем сразу. Как много обсуждали они свое будущее, как много напутственных слов прозвучало на выпускном, университет себя не оправдал. Может оттого, что разделились с Женей. Долго решали. Но Сашку манил Физ-Мат, Женя хотел на Электро-технический.
Было скучно. Многое он уже знал. Новые формулы не вдохновляли. Хотелось глубины, которой здесь не было.
Женя закопался в своих проектах, но тоже без восторга.
- Учитесь, учитесь, рабята, - поддстегивал их Артур Яковлевич, Женин отец, когда они пересекались у него дома. - Учение всегда трудно и не обязательно радостно. Радоваться будете, когда закончите университет и получите самостоятельную работу. Да и как можно быть скучно в лучшем в стране университете! - Возмущался он. - Занимайтесь, лентяи!
На первых курсах было много похожих предметов, и они занимались вместе. Потом эта лафа кончилась. Нельза сказать, что пять лет пролетели, как один день, но они пролетели.
- Девочки у вас в группах есть? Что-то не слышу восторженных откликов, - поинтересовалась Галина Михайловна, Женина мама. - Даваите-ка устроим Жене день рождения. Последний университетский год, все-таки.
Мальчишки переглянулись. - Хорошая идея!

Саша уже забыл, когда праздновали его день рождения в последний раз. На 16 лет? Тогда мать спекла большой пирог, но в гости они позвали только Женю.
- Извини, Сашенька, - сказала тогда мать, и он понял, не сердился.
- А давайте вместе отметим, - предложил Женя, - у нас разница-то в три недели всего!
- Хорошая идея, сын! - Артур Яковлавич похлопал сына по плечу и они перглянулись с Галиной Михайловной.
- Отличная идея! - Поддержала та.

 День рождения поначалу сложился удачно. Первыми пришли Борис с Вадимом, Женины сокурсники, потом Людмила с Мариной, тоже с Жениного факультета. Своих гостей Саша не звал: как-то неудобно было приглашать в чужой дом, он и не стал. Да и не очень сложились у него отношения в группе. В общем, решил так.
На пришедших девчонок взглянул мельком: так себе, зачесанные, прилизанные, сразу видно будущих училок.
- Ну вы отдыхайте, ребята, а мы - в театр, - попрощались Женины родители. - Женя все знает, да и тетя Лиза поможет, если что.
- Аааа, вот и Леночка, наконец! - Возгласила Галина Михайловна, и родители ушли.

Саша взглянул на вошедшую девушку и обомлел. Жгуче-черные волнистые волосы рассыпались по плечам, и такие же черные глаза. Он явно знал ее, но не помнил откуда.
- Это же Лена, из нашей школы, - представил ее Женя. - Она на два года младше. А сейчас учится у нас на Мех-мате.
- Все, вспомнил, - радостно заулыбался ей Саша, но Лена, едва кивнув ему, подошла к имениннику с букетом цветов и книгой.
- Книжку дарит, дите, - обиженно и с насмешкой подумал про себя Саша.
- Ребята, это же книга Дейла Карнеги "Как себя вести", - обрадованно воскликнул Женя. - Скоро нам всем понадобятся эти знания, как в мир большой выйдем.
- А сейчас, значит, не надо, - сыронизировал Саша.
- Очень даже надо, всегда надо, - с благодарностью за поддержку обернулась Лена к Саше, и глаза ее прожгли его насквозь.
- А у меня и для Вас такая книга, - продолжила Лена, обращаясь к Саше, - надеюсь, Вам понравится.

Разговор покатился сам собой о книге Карнеги, о том, что нужно знать молодому специалисту и об учебе, конечно.
Сели за приготовленый родителями стол, болтали, пели то Женя, то Саша, но Лена не сводила восторженных глаз с Жени, и это было обидней всего.
- А давайте в шахматы сыграем, - надеясь взять реванш, сказал Саша.
- Конечно, турнир! - Радостно поддержал Женя. - Три доски точно есть!
Турнир, турнир! - Подхватили окружающие. Все, кроме Саши.
- Соревноваться с девчонками? - Пренебрежительно вырвалось у него.
- Да? А ты посоревнуйся, посоревнуйся с моим младшим братом, - поддтолкнул Женя Лену к Саше. - Посмотришь, как она играет.
Саша хмуро сел. Чтобы долго не возиться, решил начать с почти всеми забытого королевского гамбита и дать ей мат, как только она расслабится. Но девочка гамбит его не приняла, расслабляться не стала, провела свой отряд среди расстерявшегося отряда Саши и через пол-минуты блица влепила ему мат, как пощечину дала, он даже не понял, что произошло.
- Ага, попался! - Веселился Женя. - Знакомься: кандидат в мастера среди женщин, Советский Союз! - Женя с гордостью поднял Ленину руку.
Они оба сияли, Женя и Лена, и Саше стало совсем тошно оттого, что проиграл этой малявке и что она задела, больно задела его сердце.  Ничего больше не хотелось: ни дня рождения, ни шахмат, ни песен.
- Я иду домой. - Резко сказал он, и не слушая возражения присутствующих, ушел.

Дома, даже не включая свет, сбросил ботинки и свитер, и растянулся на диване. Мать была в ночной, Светка спала.
Очень хотелось увидеть, что там происходит у Жени без него.
Привычно расслабил тело, взял контроль над дыханием. На все это потребовалось несколько минут. Ощутил внутренние вибрации, сильнее, сильнее, толчок! И вот он уже отделился от себя самого и стоял, невидимый, у пианино в Жениной гостиной. Женя играл, все пели: "Милая моя, солнышко лесное..."
- Танцевать, давайте танцевать! - Воскликнула Лена, и ее дружно поддержали: "Танцевать!"
Тут Саша искренне пожалел, что ушел. "Может, вернуться, еще не поздно", - мелькнуло в голове. - "Стиснуть бы эту гордячку Ленку в своих объятиях, да так, чтобы забыла, что на свете есть Женя."
Неожиданно Лена обернулась, и несколько мгновений они смотрели зрачок в зрачок друг друга. Лена побледнела и бросилась к Жене.
- Саша - тут! - Прокричала она ему в ухо.
- Где? - Удивился Женя, внимательно осматривая комнату. - Где? Его здесь нет. Уж не влюбилась ли ты? Он тебе уже мерещится. - Ревниво-насмешливый голос Жени было последнее, что расслышал Саша, поспешно ретируясь.
К своим астральным вылазкам он привык еще с тех доисторических пор, как мать завела себе нудную манеру запирать его в кладовке за каждую мало-мальскую шалость. А вот то, что его видит кто-то при этом - так случилось впервые.
Поэт

Автор: Zoya
Дата: 17.06.2019 19:01
Сообщение №: 188409
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Астролетчик (окончание)


Часть 3

Весть о помолвке Лены и Жени в секрете не держали; об этом быстро заговорили и в университете, и во дворе уже через два месяца после дня рождения. Еще бы!  Такая видная пара. Свадьбу наметили на середину лета после защиты дипломов. Саша все больше мрачнел. С Женей виделись только мельком в университете.
- Привет!
- Привет!
- Как дела?
- Круто! - вот и все общение.
Отбить Лену мысль приходила, но способа Саша не видел; даже поговорить не получалось. Как-то Лена и Женя умудрялись находиться поблизости друг от друга даже в напряженное время преддипломной горячки у Жени.
Эта девчонка прожгла Саше всю печенку, а ходить обжареный он  не мог. Она стала сниться ему ночами. Такое унижение мужского достоинства! Вынести это было невозможно.

Поначалу решил астрально подсмотреть, чем эта парочка занимается у Жени дома. И хотя подглядывание за друзьями вопиюще разрушало кодекс чести, принятый им для себя, удержаться он не мог. Одного астролетного визита хватило, чтобы удостовериться: целуются, а потом идут в спальню.
- Шлюха, - выругался про себя Саша по привычке. Но Лена была невеста, и он понимал: слово это ей не подходило совсем.

Дальше Саша пошел на хитрость. Столкнувшись как бы случайно с Женей в университете и поговоривв о том-о сем, о дипломных проектах, о сжато малом оставшемся времени, Саша предложил, как бы между прочим:
- Ленка, наверно, без конца у тебя дома торчит. Заниматься, небось, мешает.
Женя покраснел:
- Ничего, я ночью наверстываю, когда она уходит.
- Ага, - понятливо усмехнулся Саша. - И домой, небось, провожаешь...
- И домой, - сознался Женя.
-  А спать - когда? - И не дожидаясь реплики друга, влепил главное, ради чего и затеял весь этот разговор: Хочешь, я ее в кино уведу?
Сказать, что Женя этого очень хотел, было нельзя. Но время поджимало, он понимал, а диплом не был сделан и до половины.
- Хорошо, - начал он нерешительно, - я поговорю с Леной.
- Поговори, поговори, - одобрил друг, - да не тяни: полтора месяца осталось.
- Как же ты? - Удивился Женя.
- Я, в отличии от тебя, днем занимаюсь, а ночью - сплю. Провести вечерок-другой с твоей Леной будет для для меня большой расслабухой!
- Ладно, - вздохнул Женя, - поговорим еще.

Воскресный звонок заставил Сашу насторожиться.
- Это я, - прозвучал голос Жени в трубке. - Вышел новый фильм: "Фантазии Фарятьева", Лена хочет посмотреть. Пойдешь?
Пойдет ли он! Да он пошел бы на немой черно-белый фильм, лишь бы с Леной! Но ответил с достоинством:
- Ладно, хоть и собирался заниматься, но ради тебя...
- Вот и договорились, - обрадовался Женя. - Зайди за ней часам к четырем.
- Лады, - ответил Саша и повесил трубку.

Фильм оказался спорным. Были инопланетяне, не были? Откуда мы появились? Отчего на Земле так тошно и убого? Лена смеялась и подначивала Сашу:
- А почему бы и не быть инопланетянам? Откуда-то же мы взались такие умные-разумные?
- Да ты с печки свалилась, - разговор явно шел не в ту сторону, куда бы ему хотелось, и Саша злился. - Еще платок повяжи и в церковь пойди, всем этим инопланетянам покланяйся!
- Саш, ну не будь таким занудой! Режиссер имеет право на свою точку зрения, чего тут злиться?
Саша резко повернулся к Лене:
- Я не злюсь. Просто я очень люблю тебя, Ленка, а у меня никогда нет шанса этого сказать. Не выходи за Женю, не торопись. Дай себе возможность познакомиться со мной лучше.
От неожиданности Лена замолчала и чуть не упала на садовую скамейку.
- Что ты говоришь, Саша? У нас уже все решено с Женей. Мы любим друг друга!

Солнце спряталось за горизонт. Его последние лучи еще скользнули раз-другой по небу и исчезли совсем. Стало темно и тихо. На соседней аллее зажглись фонари.
- Можно, я поцелую тебя? - Опять начал Саша. Он ничего не видел, кроме этих манящих, чуть тронутых помадой губ, и они влекли его.
- Что ты говоришь, Саша? - Лена рассердисась по-настоящему. - Идем домой. Я все расскажу Жене.
- Жене, да? Жене? Я люблю тебя! - Саша сгреб Лену со всей силой, точно размазал по себе. И искал, искал ее губы.
- Пусти, пусти меня, - пыталась вырываться девушка.
- Молчи! - Вскричал он, найдя, наконец ее рот, и прижался к нему со всей силой своей страсти.
- Пусти меня! - Отчаянно прокричала опять Лена. Подтаявший мокрый снег помог ей, она чуть освободила хватку и со всей отпущенной ей силой оттолкнула Сашу. Он подскользнулся и упал.
- Ах ты драться, сука! - Саша, кажется, забыл где он, с кем он и что делает. Вскочив, он начал трясти Лену, словно стараясь вытрясти ей душу.
- Любишь его, любишь, да? А я?
Она упала, ударившись головой о скамейку.
- Что ты делаешь, Саша! Да ты с ума сошел! - Раздался крик. Это бежал Женя. Не дождавшись любимой дома, он пошел встречать ее с Сашей, и это оказалось спасением.
- Ты - гад! - Со всего размаха Женя толкнул Сашу в грудь. - Сволочь! - Подхватив Лену и не оглядываясь, Женя повел ее домой.

У Лены оказалось сотрясение мозга, и уже две недели она лежала в больнице без сознания.
Никто ничего не понимал. Если бы Женя не видел своими глазами, как Саша измывался над Леной, то можно было бы подумать, что он защищал Лену от бандитов. Но бандитов не было. Саша молчал. У больничной палаты дежурил милиционер, пуская к Лене только по пропуску.
Но Саша схитрил и здесь: достал халат нянечки и проник в палату. Он сидел у кровати, почти под кроватью, и выл, выл, не разжимая губ, качаясь из стороны в сторону. Он сам плохо соображал, что произошло в ту ночь, что за сила заставила его обижать безжалостно и жестоко любимую девушку.
- Выйди вон отсюда, - услышал он окрик милиционера, обращенный к нему.
- Оставь его, - голос нянечки, - видишь, как ему плохо.
- Не положено!
- Оставь! Ты не видел, я не видела... Идем. - И нянечка вывела хранителя порядка.
Саша спрятался под кровать совсем. Он понимал, что потерял все: Женину дружбу и доверие, Ленину любовь. Потерял, потерял, потерял. Он сидел и выл под кроватью, как собака, как побитая собака, и боль не отпускала его.
- Саша, - вдруг услышал он тихий голос, и худая ладошка спустилась с кровати.
Он схватил ее, как хватает утопающий соломинку, и прижал к губам.
- Лена! Лена! - Он не мог больше говорить, и только почувствовал мокрое свое лицо.
- Не плачь, Саша, - сказал тихий голос сверху. - Я не виню тебя.

Суда не было. На встрече со следователем Лена сказала, что сама спровоцировала Сашу, они спорили, потом она упала на скамеку, потому что было темно и скользко. Все выглядело правдоподобно, если бы не Женя, который застал конец этой сцены. Но спорить он не стал, слова жены подтвердил.
- Суд совести - самый ужасный, - хмуро добавил он.
Да, они с Леной поженились, как и собирались, только в конце лета.
Женя защитился. Правда, не так блестяще, как мог, но диплом получил.
Лену после больницы направили в санаторий в Крым, а также посоветовали перевестись в Симферопольский университет, и вообще сделать Крым постоянным местом жительства для улучшения работы легких, что она и сделала. Женю приняли преподавать в Симферопольском университете, а после защиты диплома, там же осталась работать и Лена.

Саша на защиту диплома не пошел. Начал много и злостно пить и "шляться по бабам", как выразилась мать. Но мать же и привела его в чувство, сурово потребовав идти зарабатывать деньги.
- Светланку надо на ноги ставить, - безаппеляционно заявила она.
И он пошел. Сначала, как и раньше, на разгрузку на полную ставку. Потом его приняли по рекомендации одного из бывших дружбанов в школу учителем физкультуры.

Личная жизнь не клеилась. Женщины были, но ни одной, к которой бы тянуло так же сильно, как к Лене.
С Женей и Леной он так больше никогда и не встретился после окончания следствия. Но своими, ему только ведомыми астральными путями за их жизнью подглядывал. Знал, что живут они хорошо и счастливо. Знал, что Лена родила сына и долго болела после этого, но оправилась.
Не раз и не два встречался он с Леной глазами во время своих астральный визитов, но Ленa только вскрикивала: "Саша, убирайся!" - И он уходил.
Жизнь, казалась, пролетала мимо, наобещав кучу благ и возможностей, но поманив обещаниями, растаяла как мираж в пустыне.
Оставались лишь его полеты.
Да еще иногда доставал он из-под кровати гитару и растрескавшимися губами пел еле слышно:
"Милая моя,
Солнышко лесное,
Где в какий краях
Встретимся с тобою..."

- Суд совести - самый ужасный, - вспоминались ему слова Жени.

Часть 4.

Звонка этого он не ожидал. Звонила Лена.
- Саша, у меня к тебе просьба. Не влезай в нашу с Женей личную жизнь. Я вижу и чувствую тебя, твои астро-визиты, ночью ты лишаешь меня сна. Сережа (наш сын) тоже чувствует тебя, пугается и плачет. Пообещай мне.
- Я не могу.
- Пообещай, что ты будешь являться только в дневное время. Прошу тебя. И тебе давно пора строить личную жизнь.
- Разберусь без посторонних советов.
- Правильно. У меня есть подруга в Москве, запиши телефон. Советовать ничего не буду. Ты просто позвони и встреться с ней.
Саша записал телефон и положил трубку.
Лена... Он не мог и подумать, что будет так груб с ней. Но обида жгла и жгла, и некуда было спрятаться от нее. Хотя, если честно, кто кого обидел?

Он позвонил. В конце концов, какая разница: одной бабой больше, одной меньше?
Приятный голос на том конце провода назвался Наташей, и они назначили встречу на сегодняшний вечер в кафе у Покровских Ворот.
Женщина оказалась на удивление красивой даже на Сашин предвзятый вкус. Пшеничного цвета коса спускалась ниже пояса, голубые глаза смотрели весело и дружелюбно. Зная впечатление, которое производила на людей, дала несколько секунд на обозрение себя, потом первая протянула ладонь для приветствия:
- Наталья Нарышкина.
- Нарышкина? Потомок? - Саша слегка ошалел.
- Да, да, царевна, - Наташа рассмеялась, и дальше разговор катился легко и непринужденно. Оказалось, она закончила Истфак МГУ, преподавала в школе уже несколько лет. От истории была без ума, так же, как и от своей школы и от своих учеников. Саша впервые за долгое время почувствовал себя очарованным женщиной. Провожая ее домой, удивляясь самому себе, спросил:
- Мы встретимся завтра?
- Но завтра - суббота, и я с классом иду на ВДНХ. - Растерялась Наташа. - Хотите с нами на ВДНХ?
- С Вами - хочу, - Саша почувствовал, что впервые за много лет, улыбается.
- Ну и отлично! Значит, в 12 дня у главного входа. - И она исчезла в подъезде.

Полтора месяца Саша встречался с Наташей, а дальше походов с ее классом в кино, на выставки, концерты дело не шло. Саша серьезно уже начал подозревать, что его определили в НатальБорисовны (так ее называли ученики) шестой “Б”, и осталось ему вызревать с этими молодцами, посещая ее незабываемые уроки истории (так говорили в школе). Единственное, что ему позволялось "сверх программы", это сидеть с Наташей на последнем ряду в кино и не отрывать своих губ от ее. Весь класс, сидящий впереди, дружно делал вид, что ничего не замечает.

Напрашиваться на что-то бОльшее в их отношениях, Саша не просто не смел, он боялся. Боялся, что оборвется этот сказочный период его жизни, cвязанный с НатальБорисовной, закончатся походы на лодках, гуляния по парку, немыслимые аттракционы ее и проекты, которые она сочиняла для своего любимого 6-го Б. Он искренне боялся потерять то, что уже имеет с Наташей.

А поцелуи их начались так.
В один из осенних вечеров, придя в кино (с классом, конечно!), Саша потянулся рукой растегнуть куртку, и рука его нечаянно (действительно!) коснулась коленки Наташи. Саша аж взмок от ужаса:
- Я нечаянно, Наташ, нечаянно! Не веришь?!
- Верю, верю, ты не волнуйся так, Саша!
- Поклянись, что веришь!
- Да что тут клясться, просто верю и всё. - Наташа взяла его руку и прижала к себе. Ее светлые глаза даже в темноте, казалось, освещали окружающий мрак.
- Можно я тебя поцелую? - Точно ребенок взмолился Саша. Ему так давно уже этого хотелось, но он всегда не смел: и в присутствии ее учеников, которые вечно были рядом, но ему казалось, что без них она не пойдет с ним вообще никуда, и даже без них.
Он почувствовал, как Наташа улыбается в темноте.
- Я сама, - неожиданно прозвучал ответ. И он ощутил как-будто чем-то мягким, теплым, чуть сладковатым слегка провели справа налево по его губам. Саша остолбенел. Руки обрели силу. И больше он ее от себя не отпускал.

Время от времени начинался разговор о Лене и Жене. Наташа общалась с ними сама, оставляя Сашу в стороне, только оповещая о всех значительных и малозначительных событиях их жизни.
- Смотри, как вырос Ежик! - Сына Сережу они прозвали Ежиком то ли за ежистый характер, то ли за волосики, действительно торчащие, как иголки у ежика.
- А знаешь, Женю повысили на работе, он теперь зав.лаб, - информировала Наташа.
То, что про инцидент с Леной она знала, он даже не сомневался, но спрашивать не хотелось.

Часть 5.

Они гуляли в парке без класса, когда неожиданно Наташа спросила:
- Так значит, ты - астролетчик?
Саша чуть не споткнулся.
- Ты знаешь, что это такое?
- Да. Это - отделение второго, духовного, видимо, или как сейчас говорят, астрального тела от физического, и путешествие в астрльном мире в то время, что твое физическое тело покоится в кровати или сидит в расслабленном состоянии.
- Откуда ты это знаешь?
- Знаю, - уклонилась от ответа Наташа.
- А тебя отталкивает или пугает, что я - астролетчик?
- Ни то, ни другое. Спрашиваю, потому что летаю сама.
- Ты?! - Саша чуть не подскользнулся от неожиданности опять. - И давно?
- Лет пять, а ты?
- Всю жизнь, лет с пяти, наверно.
- А как у тебя это началось? Так же просто не бывает?
- Мать запирала в кладовке и уходила на работу. Я там задыхался и очень хотелось к ребятам во двор. А ты?
- А за мной просто пришли и вытянули из физического тела.
- Как это "вытянули"? Кто?
- Описать не могу, но чье-то присутствие чувствовала. В первый раз меня подняли "в синеву", так я это называю. Я видела Землю, удаляющуюся от меня, пока она не исчезла совсем. Я видела только синее, абсолютно синее безоблачное небо. Я стала искать Солнце. Логично ведь искать Солнце на небе, верно? - Обратилась она к Саше.
Он только молча кивнул.
- Продолжай, пожалуйста.
- Я оглядывалась, но Солнца не было! Только безбрежная, потрясающе-чистая, глубокая синева! Потом некто слегка как-бы толкнул меня, и я оказалась в постели.
- Это - все?
- Нет. В другой раз меня принесли в белое пространство. Представь туман, белый туман. Но в тумане ты ничего не видишь, а здесь - огромное ничем не ограниченное белое пространство с видимостью - беспредельной - во все стороны. Потом опять некто толкнул меня легонько, и я оказалась в постели. Знаешь, я - неверующий человек, но тогда, после второго полета, вспомнила библейскую фразу: "У моего Отца обителей много". Что ты молчишь?
- Были еще полеты?
- О да! Потом был Гурам. Мы познакомились у общих друзей. Его зовут Анатолий, но многие называют Гурам, от слова "гуру", знаешь. Он вытянул меня из постели в астрал, а потом уже учил в реальной жизни как самой выходить в астрал. - Наташа рассказывала совершенно спокойно, но тут заволновался Саша:
- Значит, у вас - группа? Ты летаешь не одна?
- Да, группа, так менее страшно.
- И Лена из вашей группы? - Вдруг осенило Сашу. - И она летает? Поэтому она меня видит?
- Нет, Лена - мудрый человек. Она отказалась от полетов сразу. Сказала, что в обществе, где отсутствует мораль, такие полеты чреваты извращением и насилием над теми, кто мирно живет в своем доме, уверенный, что крыша и стены - закрывают его от непрошенных глаз. - Что ты покраснел? Я что-то в точку сказала? - Наташа смотрела на него с иронией и долей жалости. - Ты же и за мной подсматриваешь, и не только. Я вижу твои манипуляции у моего тела, которые свойственны мальчикам 15 лет.
Саша зажал уши руками в варежках.
- Я не буду продолжать, Саша, извини, не хотела унижать тебя. Просто хотела, чтоб ты знал, что я тебя вижу довольно детально. Так же и Лена. Не считаешь ли ты, что своим подсматриванием ты унижаешь достоинство других людей? Мы же оберегаем твое.

Они долго шли молча, переживая каждый по-своему только что сказанное.
- Если бы я мог быть с тобой, как муж, как мужчина. Ты пойдешь за меня замуж? - Наконец-то вырвались у него долго вызревавшие слова. - Хочешь, на колени встану вот здесь, прямо в снег? - Умоляюще шептал он, опускаясь в снег, - ты нужна мне! Я люблю тебя!
- Сашенька, подожди, дай мне досказать. И встань, пожалуйста. Значит, ты всегда один?
- Один. - Саша выглядел совершенно растерянным. - Я вообще думал, что кроме меня так никто не может.
- Могут, как видишь.
Они замолчали оба, переосмысляя услышанное. Свечерело и подморозило, но Наташа продолжила неожиданно о Гураме:
- Гурам много и долго занимается с каждым, кому интересно. Так и со мной, мне было интересно поначалу. Я училась летать и повидала столько стран! Но заметила: люди пользуются aстралом для разных целей. Многих привлекает секс.
- Как это?
- Секс без физической ограниченности - это что-то особенное. Словами не передать.
- Значит, и ты..? - Саша замялся.
- Да, и я. Избежать этого трудно. Когда к тебе кто-то приближается с таким желанием, включаешься мгновенно. Но я считаю, в реале ли, в астрале, такая близость возможна лишь между мужем и женой. Ты как считаешь? Я захотела уйти из группы. - Она замолчала.
- О чем ты задумалась?
- О Гураме. Он настаивал, чтобы я осталась. Он сделал мне предложение, и мы поженились. Он обещал, что секс, включая астральный, будет только между нами. - Она опять замолчала.
- Что же ты молчишь, Наташенька? - Взмолился Саша. - Что же было дальше?
- Дальше? Он не сдержал слова. Мы развелись. Я ушла из группы и больше не летаю. - Краткими фразами она, словно ножиком, отсекала ушедшее прошлое.
Они долго шли молча, пока Саша, наконец, не спросил:
- Как давно это было?
- Три года назад. - Опять кратко ответила Наташа и продолжила, - я замерзла, отведи меня домой.
- Пойдем ко мне, а? Посмотришь, как я живу. Познакомишься с мамой и Светланкой,  если она не спит. Я отогрею тебя чаем и отведу домой. - Глаза невинного ягненка смотрели на Наташу умоляюще.
Наташа рассмеялась:
- Ну хорошо, пошли знакомиться с твоими женщинами.

Очень хотелось броситься Наташe в ноги, и прямо здесь, на морозном снегу умолять ее быть его женой. Дороже ее не было у него никого. Но после ее искреннего рассказа, что-то удерживало. Он не думал бросать полеты. А если там, в астрале, он встретит женщину и не сможет удержаться. Потерять Наташу - потерять все. Только не это! Только не это! И они медленно шли к дому, размышляя каждый о своем.
А вызревшая ночь уже высыпала на всеобщее любование горсти драгоценный камней, из которых каждый посчитал бы за честь украсить корону маленькой земной леди, живущей страстно и скромно в кругу любимых ею людей, чью жизнь так щедро и ярко украшала она сама.

Саша крепко держал ее под руку, но ему еще о многом, многом надо подумать, прежде чем решиться на шаг связать свою жизнь с хрупкой, но сильной этой женщиной, способной любить весь мир и летать по нему, и также способной отказаться от всего ради одного, любимого ею человека. Как бы ему хотелось, чтобы это было ради него! Но выдержит ли он сам, простой городской мальчишка Саша, высоту этих обязательств? Способен ли он ради любимой бросить все ненужные привычки? Быть верным, верным. Верным. Сердце его готово было выскочить из груди, так хотелось услышать Наташино "Да!" на его предложение. Но готов ли он сам?

Двое шли по замерзшей холодной Москве, но им было тепло. Их сердца согревали друг друга, и это было самое главное. А что еще важно в этой жизни кроме непостижимого неизбывного таинства Любви?
Поэт

Автор: Zoya
Дата: 18.06.2019 18:42
Сообщение №: 188417
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Златка

        Из серии "Об Астролетчиках"
        Начало: Астролетчик. Полная версия

Часть 1

Заливистый детский смех прозвучал в соседней комнате. "Златка проснулась" - улыбнувшись, подумала Наташа, и отложив вязание, пошла в детскую. Как она и ожидала, дочка уже не спала, а смеялась, взмахивая ручками и провожая взглядом нечто невидимое.
- Малышка моя, ты проснулась. - С нежностью проговорила Наташа, наклоняясь над ребенком. - Кто там? Эль опять? - Наташа повела глазами, следуя взгляду ребенка, но как всегда ничего не увидела.
- Эль! Эль! - Радостно восклицала девочка. Потом перевела взгляд на мать и добавила, с огорчением разводя ручками, - Улетел.
- Улетел, - откликнулась эхом Наташа. - Вставай, моя хорошая, полдничать будем.

Она помогла дочке переодеться, нежно провела рукой по золотисто-кудрявой головке. Наклонившись, заглянула ей в глаза, и как всегда, сердце ее сжалось от странного чувства: глаза девочки, глубокие, темные - Сашины - настолько выделялись на фоне золотистой кожи и волос, что замирала душа.

Наташа вспомнила, как в первый раз взяла на руки свою дочь, как встретилась с ней, новорожденной, глазами, и как ахнула от неожиданности: в тот момент взаимного узнавания она вдруг почувствовала, что малышка все о ней, Наташе, знает, ведает, и это чувство всезнания поразило ее до глубины души.

Наташа прижала дочку к себе, вдыхая знакомый и непередаваемый запах детскости. Локоны Златки легли на ее лицо, и они обе замерли, наслаждаясь покоем и близостью друг друга.
- Пойдем, Солнышко, я причешу тебя, и попьешь молочка, - она повела девочку на кухню.

“Саша задерживается”, - с огорчением подумала Наташа, взглянув на часы. Конечно, она была рада за мужа: он сумел восстановиться в университете два года назад, после рождения Златки. Защитил диплом и был принят на работу в ту же школу, где до беременности преподавала она сама. "Златка - наше благословение" - с любовью подумалось Наташе. Ее огорчали только Сашины задержки: то факультатив по математике, то шахматный клуб, хотя - она понимала - это было необходимой частью его работы. Вспомнила свои "факультативные" походы с классом то в лес, то на выставку. Покорно вздохнула и перевела взгляд на дочку.

Златка играла с любимой куклой Машей, сначала укладывала ее спать, потом кормила и вела гулять. "Совершенно обычный ребенок" - мелькнуло в голове. - "Но эти общения с Элем...  Кто этот Эль? Ангел?"
Эль появился в их доме с рождением Златки. Поначалу они, конечно, не понимали на кого так радостно реагирует их новорожденная девочка. Ее первое слово было не "мама", не "папа", а - "Эль".
- Эль - смеялась малышка, указывая ручками на что-то в воздухе, чего ее родители разглядеть не могли, как ни старались. Наташа слышала, что некоторые младенцы видят ангелов. Однако, обсуждать это с кем-либо, кроме Саши, не хотела, боясь, чтоб о ее малышке не подумали плохое.

"Доченька, откуда ты знаешь, что твоего друга зовут Эль?" - когда-то давно спросила дочку Наташа. - "Это он сказал сам?". Малышка только кивнула в ответ.
"Безусловно - здорово, когда ребенка охраняет ангел. Но ее общение с ним... сколько это будет продолжаться? Ей уже скоро 3 годика" - беспокойные мысли текли в голове пока, молча, она наблюдала за игрой девочки.

- Папа! Папа идет! - воскликнула вдруг Златка.
- Идет? - порадовалась Наташа. Она знала, что пройдет еще минут 15 прежде, чем она услышит ключ в замке входной двери. Эту особенность Златки предчувствовать события заранее, она - тоже - отметила уже давно. "Так, наверное, чувствуют зверюшки приход своих хозяев", - мелькнуло в голове.
- Какая ты у меня!  - воскликнула Наташа приподнимая с пола девочку и обнимая ее. - Особенная. Золотая.

Прошло, действительно, около 15-ти минут, и послышался звук отпираемой двери.
- Папочка! - Бросилась в корридор Златка.
Вошедшая следом Наташа увидела немую сцену любви между папой и дочкой, и молча прижалась к ним обоим.
- Ну что, девчонки, как вы тут жили-были без меня? - спросил Саша, слегка отстраняясь.
- Ску-ча-ли, - не слезая с рук, пропела Златка.
- Ты поздно, - добавила Наташа.
- Сейчас все расскажу. - Саша спустил дочку на пол. - Ужинать будем? Голодный, как черт.

Часть 2

День плавно перелился в вечер. Последние лучи заходящего солнца еще скользили по потолку, рисуя золотистый полог над кроваткой ребенка. Златка, наконец, уснула, прижимая к груди любимую куклу. Родители молча стояли над ней.
- Пойдем? - Спросил тихо Саша. - Поговорим?
- Конечно. - Они вышли на кухню.
Саша залюбовался профилем жены на фоне окна. Закатные лучи зацепились, играя, за ее волосы, и золотистое сияние разлилось по кухне. "Настоящий нимб над головой." - Подумалось ему.

- Садись, - он придвинул ей табуретку. - Только не пугайся: я встретил Гурама.
- Гурама? - Вскинулась Наташа. - Моего бывшего..?
- Да, твоего бывшего.
- Где? Как?
- Мы встретились около магазина.
- Магазина? Нашего? Что он там делал? Он живет на другом конце Москвы!
- Не знаю, Наташенька. Мы зашли в кафетерий и заговорились.
- Заговорились? – Напряглась Наташа. – О чем вы можете говорить? Что у вас общего?
- Послушай. Он предложил мне быть у него инструктором по астральным полетам.
- Инструктором? Что за новости? Он всегда прекрасно справлялся со своими учениками сам!
- Да, всегда справлялся, а теперь ему нужен помощник.
- Не понимаю зачем. Объясни.
- Он хочет экспериментировать с ЛСД, - осторожно произнес Саша.
- ЛСД? Но это очень опасно! Зачем это, Саша? Зачем это тебе? У людей появляются галлюцинации и они теряют ориентацию в пространстве! Ты же помнишь, что случилось с Никитой? Он принимал ЛСД для своих экспериментов и не вернулся из астрала! Он умер!
- Наташенька, для этого я и нужен ему! Мы будем страховать друг друга! Отработаем приемы, технику безопасности. А потом уже будем работать в группах. Ты же понимаешь: с моим опытом астральных полетов... я ему очень подхожу.

Наташа молчала. Стемнело совсем. Тьма наполнилась чем-то тревожным и важным. На улице зажглись фонари, и их матовый отблеск лежал на потолке, отражался на лицах говорящих.

- Не нравится мне все это. – Наконец произнесла Наташа. – Ты думаешь, вы встретились случайно? Я так не думаю: Гурам ничего не делает случайно. Я не доверяю ему. Не хотелось говорить тебе, но все эти годы он подсматривает за мной астрально.
- Знаешь, я и не сомневался.
- И потом, Саша, ты обещал: никаких больше выходов в астрал! Помнишь?
- Я помню. Я обещал: никакого секса в астрале. А секса и не будет! Это я могу тебе обещать, Наташа! Мне никто не нужен, кроме тебя! Ты же знаешь это! А экспериментировать мне очень интересно! Тем более со страховкой!
- Мне тревожно, Саша! Не надо этого делать! – Взмолилась Наташа.
- Не тревожься, родная! Все будет хорошо.

Часть 3

Следующий день, казалось, протекал как всегда. Наташа со Златкой гуляли и играли, ходили в магазин и варили обед. Единственное, что беспокоило Наташу: Саша уехал с утра к Гураму. Смутное волнение не покидало ее.

Вечерело.
- Златочка, пора собираться спать. – С тревогой поглядывая на часы, сказала Наташа.
- Папа потелялся, - неожиданно произнесла девочка.
- Как это – потерялся, детка? Папа не может потеряться. Он уже большой! – Улыбнулась Наташа дочке.
- Папа потелялся! – Повторила малышка упрямо.

Наташа внимательно посмотрела на ребенка. Глубина ее черных глаз затягивала.
- Дядя плохой. – Добавила девочка.
- Какой дядя? – Не понимая, пробормотала Наташа. И тут неожиданная догадка мелькнула в голове. – Гурам?
Малышка кивнула.
- Но что же делать? – Растерялась Наташа. – Что ты имеешь в виду? – Девочка молчала. Несколько мгновений они стояли молча, вглядываясь друг в друга, соединившись во взаимном волнении.
- Хорошо, - нерешительно начала Наташа. – Давай, я попробую. Так долго не занималась этим, не выходила в астрал!

Она придвинула девочке детский стульчик, попросила:
- Посиди здесь тихонько, хорошо? Я попробую.
Она села на диван, закрыла глаза, расслабилась. Тело мнгновенно вспомнило забытую технику. «Саша», - приказала она себе. И увидела:
знакомая комната... картины... телевизор... диван... На диване неподвижно лежал Саша. Слабое дыхание чуть приподнимало и опускало грудь. Изо лба выходил серебристый шнур, как она и ожидала, и уходил куда-то в высоту.
Не теряя шнур из виду, она мысленно стала подниматься вслед за ним. Расстояние казалось бесконечным. И чем дальше, тем размытее становился шнур, пока не исчез совершенно в расширающемся темном облаке.
«Ничего не понимаю. Где Саша?» - мелькнуло тревожно. И с этой мыслью она открыла глаза.

- Кажется, папа действительно потерялся, Златочка. – Растерянно обратилась Наташа к безмолвно сидящей на детском стульчике дочери, не сводящей с нее огромных внимательных глаз. – Что же делать? Поехать туда? – бормотала сама себе Наташа.
- Да, я поеду, - решилась она. И обратилась к ребенку:
- Давай, я отведу тебя к тете Марине, хочешь? Поиграешь там с Олечкой, а потом тетя Марина уложит тебя спать? А утром я тебя заберу?
- Нет-нет, - замотала головой малышка. – Бери Злату! Бери! – требовательно прыгала она, поднимая к маме ручки.
- Но – девочка моя – это же ехать через весь город! И тяжело, и поздно, - пыталась убедить сама себя - и дочку - Наташа. 
- Бе-ли! – повторяла девочка. На глаза навернулись слезы.
- Ну, хорошо, поедем. – Решилась Наташа, с волнением глядя на растроенного ребенка. – Я вызову такси.

Часть 4

Она позвонила в дверь, и та моментально открылась, словно их ждали. Седеющий полноватый, небольшого роста человек стоял на пороге.
- Гурам! – Вырвалось у Наташи.
- Ага, приехали все-таки, - с усмешкой произнес тот. – Ну, проходите.

Наташа рванулась в гостиную. На диване лежал Саша. Бледное лицо. Еле слышное дыхание.
- Что ты с ним сделал? – Вскричала она.
- Ничего особенного. Он поднимался в астрал, я страховал.
- И что же? Почему он не вышел оттуда? Он принял ЛСД?
- Да, принял. Это был наш с ним уговор.
- Но почему ты не вывел его оттуда? Что происходит?
- А – ничего! – Грубо ответил Гурам. – Хотел посмотреть, что получится! Да тебя в гости дождаться, - усмехнулся.
- Ты – страшный человек, - вырвалось у Наташи.
- Не страшнее атомной войны, - буркнул тот.
- Страшнее, - отреагировала Наташа.

Тут ее взгляд упал на Златку. Девочка стояла, прижавшись тельцем к отцовской руке. Глубокие ее – Сашины – глаза, рапахнувшись, смотрели куда-то вверх.
- Эль, Эль! - Радостно произнесла она. – Наташа последовала взглядом за взглядом своей малышки, нo – как всегда – ничего не увидела.
- Вот это – да! – Вдруг услышала она реплику Гурама. Наташа обернулась к нему и поняла, что он – тоже – видит.
- Эль, Эль! – Прыгала малышка, приветственно размахивая ручками.

Тут с дивана послышался шорох. Переведя взгляд, Наташа увидела, что Саша шевельнулся и - открыл глаза.
- Сашенька! – Вырвалось у нее. – Как ты? Сядешь? – тот слабо кивнул. Помогая мужу сесть, Наташа услышала слова Гурама:
- Ну и чудо ты привезла мне! – С неподдельным интересом он разглядывал ребенка. – Это – Нечто! Это ваш ребенок? Отдашь мне ее на учебу, когда подрастет?
Ответить Наташа не успела, как он продолжил:
- Да это мне надо будет учиться у нее.

Присев перед малышкой на корточки, он спросил: - Познакомимся? Меня зовут дядя Гурам.
- Нет, - сердито ответила девочка, замотав головкой, и спрятала ручки за спину. – Нет.
- Ну, конечно. – Нахмурился Гурам, вставая, снова потемнев лицом. – Все! Забирай своего потерпевшего! Уезжайте!
- Сейчас, - ответила Наташа, - Я вызову такси.

***

Плавно покачиваясь, такси гнало по ночной Москве. Наташа сидела между мужем и дочкой. Саша полудремал, откинувшись на спинку сиденья. Златкина головка покоилась на Наташиных коленях. Пошевельнувшись, Саша слегка застонал.
- Как ты чувствуешь себя? – Спросила Наташа.
- Как с подпития. – Ответил Саша.
- Не представляю, чем бы все кончилось, если бы ни Златкин Эль. – Раздумчиво произнесла Наташа.
- Я видел его. Это он меня вывел из мрака.
- Я поняла.

Златка чуть шевельнулась на ее коленях. Приподняла  головку, сказала, сонно потянувшись:
- Эль не будет бойсе иглать со мной. Он сказал: Ты узе больсая.
- Ты уже большая. – Повторила эхом Наташа. - Не будет больше играть, говоришь? – Наташа наклонилась над ребенком. – А защищать? Защищать он будет тебя?
- Засисять будет. – Пробормотала малышка, устраиваясь поудобней на маминых коленях.
- Ну, это – главное. – Заключила Наташа, нежно касаясь золотистой головки ребенка. И повторила:
 - Это – главное.

А рассвет уже поднимался над сонной пробуждающейся Москвой, смывая страхи и огорчения ночных фантасмагорий, обещая новый день, новые поражения и новые победы.
Поэт

Автор: Zoya
Дата: 21.06.2019 20:46
Сообщение №: 188440
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Жрица

Часть 1

Телефонный звонок прорезал утреннюю тишину грубо и нетерпеливо. Саша вздрогнул, неохотно размеживая глаза, повернулся на звук, снял руку с плеча спящей жены. Наташа шевельнулась, сонно, недовольно спросила:

- Кто это в такую рань?

- Да, говорите, - произнес Саша в трубку.

- С утром и тебя тоже, - успышал он резкий голос. – Это Гурам.

- Гурам? – Удивился Саша.

- Гурам? – Вскинулась Наташа, мгновенно сбрасывая сон. – Что опять ему надо?

- Слушаю, Гурам, говори. – Саша выразительно посмотрел на жену: - Пойди, сделай чай пока и посмотри, как Златка.

Послушно вздохнув, Наташа набросила халат и пошла в детскую. Златка спала, безмятежно раскинувшись в кроватке. Золотисто волосики ее разметались по сонному личику. Наташа встала, с любовью глядя на ребенка. Нежно провела рукой по кудрявой головке.

- Мама, - не открывая глаз, сонно произнесла малышка.

- Ну, что, моя девочка, будешь вставать?

Также, не открывая глаз, Златка протянула ручки вверх к матери. Прижимая ребенка к груди, Наташа пошла с ней в ванную, стараясь не прислушиваться к разговору Саши с Гурамом. «Почему этот черный человек не хочет оставить нас в покое?» - мелькнула беспокойная мысль.

Привычные утренние процедуры привнесли успокоение разволновавшемуся из-за звонка бывшего мужа сердцу. Она уже успела сварить кашу и покормить ребенка, когда Саша, закончив разговор, вошел, наконец, на кухню. Наташа посмотрела на мужа вопросительно.

- Да, твой бывший, однако... – бормотал Саша, покачивая головой. Наташа не сводила с  него встревоженного  взгляда. – Ну, что? Говори!

- Он все-таки хочет проводить экперименты с ЛСД в астрале. Просит меня поработать с ним.

- Саша! Опять? Он чуть не убил тебя пол-года назад. Ты забыл?

- Конечно, он не убил бы меня, ты же понимаешь. Но поиздеваться – да – хотел.

- И тебя это ничему не научило? Он – страшный человек!

- Наташка, неужели тебе не интересно? Посмотреть, как это работает? Научиться управлять полетом!

- Интересно? Не интересно? Что это за вопросы? – Наташа рассердилась по-настоящему. – Гурам не знает границ! Он просто эксплуатирует людей! Ты подумал о нас со Златкой?

- Вот именно о вас я и подумал. – Саша сел на табутет, развернул Наташу к себе лицом. – Понимаешь ли ты, что то, о чем мы говорим, чему стараемся научиться, нашей дочке дано природой! И мы должны понимать, что с ней происходит или будет происходить!

Ошарашенная этой мыслью, Наташа тоже опустилась на табурет. - Это никогда не приходило мне в голову, - растерянно произнесла она. И тут же вскинулась опять:

- А ведь это – Гурама идея, уверенна! Это он – специально! Чтобы вынудить нас пойти на это! Он – манипулятор!

- Да, идея – его. – Кивнул Саша. - Но согласись, он прав!

Родители замолчали, повернув, как по команде, головы к играющему ребенку. Их трехлетняя девочка старательно размазывала по лицу любимой куклы Маши манную кашу и приговаривала:

- Ку´сай, Маса, ку´сай холосо! Выластишь больсая!

- Вот посмотришь на нее в такие моменты – совершенно обычный ребенок, верно? – Наташа умоляюще взглянула на мужа.

- Ты хочешь, чтобы я согласился, что она – обычная? Обычная – да! Но она гениальна в своем роде, ты не можешь это отрицать. Это – как талант к живописи, например. Кому-то он дан от природы, кому-то – нет. Кто-то учится и находит в себе это качество, а кто-то не научается никогда. Наша Златка – природный алмаз. Вероятно, в своей жизни она отшлифует его и станет сияющим бриллиантом! Ты согласна? – Наташа растерянно кивнула.

- Скорее всего, мы никогда не сумеем понимать ее до конца, но – хотя бы приблизиться. – Саша задумался.

- Саша, но что будет, если Гурам опять не выведет тебя из транса? Надеяться на Златку? Она все-таки – маленький ребенок!

- Во-первых, Гурам уже видел, что из этого получается. Во-вторых, Златка – да, маленький ребенок, но необыкновенный, - Саша с любовью посмотрел на девочку, притянул к себе, обнял. – Маленький мой золотой малыш. – И отец с дочкой замерли в бессловесном сердечном единении. Положив руки на них обоих, прильнула к ним и Наташа.

- Давай-ка вы поедете со Златкой к бабе Вере на недельки две, а? - Спросил Саша, слегка отстранив жену и заглядывая ей в глаза.

- Ты уже решил заниматься с Гурамом? Несмотря на то, что я против? - Наташа выскользнула из объятий их тройственного союза и встала напротив, негодуя.

- Наташенька, не оставляй нас! - Просительно сказал Саша. - Мы только вместе - сила. И Гурам обещал не дурить больше. Увераю тебя, все будет хорошо! И мне очень хочется заниматься.

- Я вижу это. - Наташа подсела к ним снова. - Но я так этого не хочу! Как я жалею, что познакомила вас!

- Мы познакомились с ним сами, если помнишь, на вечеринке у Аркадия и Марины.

- Да, верно. У Аркадия и Марины, - вздохнула Наташа, - вспоминаю.

- Какие же вы у меня красавицы, девчонки! - Произнес Саша. Глаза его скользнули по личику дочки, ее золотистой головке, задержались на милом лице жены, на белокурых волосах ее, заплетенных в косу, вольно перекинутую через плечо.

- Не подлизывайся! - Произнесла Наташа сердито.

- К вам подлижешься, - хохотнул Саша. - Вон вы у меня какие строгие! А знаешь, по-моему, Гурам все еще любит тебя, потому и держится за меня, чтобы иметь зацепку к тебе.

- Я понимаю это тоже, Саша, потому и боюсь за тебя вдвойне, боюсь его ревности и недоброго характера.

- Не волнуйся! - Саша опять заглянул жене в глаза. - Ну, что? Будем собираться к бабе Вере?

- Обещай присылать телеграммы каждый день! Сто раз на день! - Воскликнула Наташа.

Саша облегченно улыбнулся. - Сто раз на день, конечно, не обещаю, но каждый день - да, непременно!

(продолжение следует)

Поэт

Автор: Zoya
Дата: 13.09.2019 17:40
Сообщение №: 189033
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Жрица (продолжение)

Часть 2

Вокзал встретил их своими огромными застекленными боками и монотонным гулом, прерываемым на краткие сообщения о прибытии и отбытии поездов. Златка с изумлением таращилась на проходивший мимо поток людей. Наташа крепко держала ее за руку. Саша нес чемодан с вещами.

- Это вокзал, Златочка, - объяснила дочке Наташа. - Сейчас мы сядем на электричку и поедем к бабе Вере. Ты не помнишь, мы ездили к ней в прошлом году?

Златка отрицательно помотала головой.

- Ну, конечно, ты была совсем маленькая.

- Тетя болеет. - Вдруг произнелся девочка, свободной рукой указывая куда-то в сторону.

- Какая тетя, деточка? - Наташа попробовала проследить взглядон за взглядом ребенка и обратила внимание на женщину, сидящую к ним полу-боком на скамье в зале ожидания. Какое-то напряжение чувствовалось в ее позе. Наташе  показалось, что у той дрожат руки. Вдруг женщина как-то резко вскинулась телом и упала перед скамьей.

- Господи, что это? - Бросилась к ней Наташа, не выпуская из рук Златкину ручку. Женщина билась в конвульсиях.

- Похоже на эпилепсию, - произнес остановившийся рядом мужчина. Вокруг образовалась небольшая толпа. - Нужен врач, - добавил кто-то.

Наташа почувствовала, что Златка тянет ее к женщине и послушно покорилась. Злата протянула раскрытую ладошку к телу бъющейся в припадке больной и, проводя ручкой над головой и грудью женщины, тихонько пропела: - У зайцика боли, у медведя боли, у волка боли, а у тети Ани не боли! - Конвульсии неожиданно прекратились. Женщина замерла на полу, густая белая пена застыла на губах.

- Пропустите меня! Я - врач! - Раздалось откуда-то из толпы. Протискиваясь между зеваками, к центру вышел мужчина со светлой окладистой бородой. Радом с ним оказались двое санитаров с носилками.

- Вот и хорошо, - облегченно вздохнула Наташа, - мы можем идти.

Подхватив на руки ребенка, она поспешно стала выбираться из толпы, следуя за мужем.

- Саша, ты видел? Нет, ты видел это? - Восклицала она, повернувшись к мужу. И тут же обратилась к ребенку: - Златочка, откуда ты знаешь, что тетю зовут Аня?

Девочка только пожала плечиками.

- А что ты сделала тете Ане? Вот так, ручкой? - Наташа продемонстрировала, как Златка водила по воздуху рукой.

- Погладила тетю Аню. - Ответил ребенок.

- А как ты знала, где у нее болит? - Спросил Саша. Девочка пожала плечиками опять.

- Сашенька, что же это будет? - Горестно сказала Наташа. В глазах ее стояли слезы. - Что из нее вырастет, скажи? Люди будут бояться ее! Мне страшно! Страшно за нашу девочку!

- Не надо бояться, - ответил Саша. Они стояли у вагона готовой к отправлению электрички. - Ты же видела по телевизору: таких людей называют экстрасенсами. Они чувствуют то, что не чувствуют другие, видят то, что не видят другие. По моему мнению, наша девочка даст им сто очков вперед, всем им, когда вырастет!

Саша поднял в вагон дочку, помог подняться жене. Посадил их на свободную скамью, задвинул чемодан под сиденье.

- Ну, все. Ждите меня у бабы Веры через две недели! И не волнуйся! - Он прижался на мгновение к губам жены. Наклонившись, коснулся губами лобика дочки.

- Телеграфируй! - Повторила сотый раз Наташа.

Электричка медленно тронулась. Саша выскочил из вагона.

- Папочка, плиеззай сколее! - Замахала в окно Златка. Наташа стояла молча, провозжая взглядом удаляющуюся фигуру мужа.

- Ну, что, малыш? - Обратилась она к дочке. - Будем смотреть в окошко?

- Будем! - Радостно согласился ребенок.

Поезд медленно набирал скорость. За окном замелькали пейзажи средней полосы Русской равнины, чарующе-неотразимые. Стояло то радостное, счастливое время, которое называется у нас летом. Сияющее солнце властно хозяйничало на небосклоне. Не единой, даже самой маленькой тучки, не наблюдалось во всех его пределах. Деревья набирали силу, их могучие кроны возносились к небу в страстной молитве. Густые травы стелились у их ног, вызывая все вместе непередаваемое ощущение полноты и торжества жизни.

Златка, не отрываясь, смотрела в окно.

- Видишь, как много деревьев? - Наклонилась Наташа к ребенку. - Это называется - лес. А солнышко какое веселое и яркое, видишь? Потому что сейчас - лето, и оно радуется, что мы едем к бабе Вере. А эти маленькие домики видишь? Не как в Москве, совсем маленькие, это называется - деревня. У бабы Веры тоже такой домик.

Златка молчала, впитывая новые впечатления, и скоро начала приваливаться головкой к руке матери.

- Да ты уже спишь! - Обратилась Наташа к ребенку. Развернула ее, уложила себе на колени.

Но та неожиданно встрепенулась от поворота и открыла глазки.

- Какая девочка хорошая, - неожиданно обратился к ним седоватый старичок, сидящий напротив. - Рыженькая. Хочешь, фокус-покус покажу? - Подмигнул он Златке.

- Хоцю, - кивнула малышка.

Он засунул руку в карман своей объемистой робы, покрывающей бесконечными складками его тщедушное тело. Достал два напёрстка и бусинку. - Угадаешь, где бусинка, будет твоя! - Он положил бусинку под один из наперстков, быстро задвигал по столу руками, перемещая наперстки. Обратился к Златке: - Ну, где?

Не колеблясь, она указала ручкой на один из наперстков.

- Верно, - согласился дед, поднимая наперсток. - А сейчас? - Он повторил трюк, и Златка незамедлительно указала, где бусинка.

- Хорошо, а сейчас? - Он достал еще один наперсток и быстро задвигал руками. - Ну, где?

- Здесь, - откликнулась девочка.

- Ишь ты, какая глазастая! - Воскликнул дед. - А сейчас? - Уже четыре наперстка вращались на столе, но Златка уверенно указывала нужное место.

Дед выгреб из карманов, вероятно, все имеющиеся там наперстки. Уже трудно было даже сосчитать, сколько их двигалось на столе, но девочка, не сомневаясь, протягивала руку к наперстку с бусинкой.

- Ну, тебя не переиграешь, - проворчал дед. - Ладно, она - твоя, держи! - И дед опустил на ладошку девочки ее выигрыш. - Вот и моя станция, - поднялся он. - Ну, бывай, рыжуля! - И дед, прощально махнув рукой, поспешил на выход.

Всё это время Наташа, не дыша, следила за игрой. Зная свою девочку, она уже не сомневалась, что Златка будет правильно угадывать всегда, даже удивилась бы, если бы случилось иначе. Не сомневаясь в ответе, всё-таки спросила: - Доченька, как ты знала, где бусинка? - Как она и ожидала, Злата только пожала плечиками.

(продолжение следует)

Поэт

Автор: Zoya
Дата: 13.09.2019 17:44
Сообщение №: 189034
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Жрица (продолжение) Часть 3

Баба Вера, как называла Наташа сестру своей бабушки, жила в небольшом поселке в ста киллометрах от Москвы. Наташа с наслаждением вспоминала проведенное здесь детство, а потом - университетские каникулы да отпуска. Баба Вера радовалась её приезду всегда, не меньше, чем приезду её прямых внуков, Коли и Тани.

Родная Наташина бабушка - бабушка Оля - умерла, когда Наташе исполнилось 7 лет, от заболевания почек, застуженных ещё во время Ленинградской блокады.
Маму Наташа не помнила совсем: она умерла при родах Наташиного младшего брата, Никиты. Отец вскоре женился. Так баба  Вера невольно оказалась не только старейшиной их большой семьи, но и матерью для Наташи и Никиты. Она хозяйничала по дому, в саду и огороде. У деда Фёдора была пасека, все дни он проводил там. Казалось, пчелы были его второй семьёй.

И хотя по московским меркам, как сказала Наташа Златке, дом деда Фёдора и бабы Веры не был ни высок, ни широк, но каким-то странным образом вмещал в себя невероятное количество жителей. Кроме постоянно проживающих там во времена её детства самой Наташи, брата Никиты, бабы Веры и деда Фёдора, были ещё приезжающие на каникулы и в отпуск их родные дети, тётя Люба, тётя Клаша и дядя Витя, со своими семьями. Таня и Коля, почти сверстники Наташи, были постоянными участниками её детских игр.

Вытащив из электрички чемодан и опустив на землю Злату, Наташа огляделась.  К ним, широко размахивая руками, бежал по платформе дед Фёдор.
- Деда! - По-детски радостно воскликнула Наташа и уткнулась носом в родное плечо. Знакомый, незабываемый запах смеси табака, сена и медвяных трав ударил в нос.
- Приехали! Молодцы, - воскликнул он, наклоняясь к Златке и поднимая её на руки.
- Помнишь меня? Нет? Ну, давай заново знакомиться. Деда я, поняла?
Златка послушно кивнула головой. - Вот и славно! - Он подхватил второй рукой чемодан и они направились к дедовой телеге.

- Лошадка! - Закричала вдруг Злата, завидев телегу, и прямо запрыгала на дед-Федора руках.
- Тихо ты, егоза! - Приструнил ее дед. - Чуть не выронил тебя!
Он пристроил чемодан на телегу, обратился к Златке: - Хочешь погладить?
- Да! - Не слезая с дедовых рук, Злата наклонилась к лошади, положила на нее ладошку, стала гладить, приговаривая:
- Касатка! Касатушка!
- Ишь ты, - удивился дед. - Помнит, что ли, как её зовут?
- Не знаю, деда, - тихо ответила Наташа.

Разместились в сене на дедовой телеге. Дед взял вожжи. Прижав к себе дочку, Наташа с трепетом оглядывала родные места, запах сена кружил голову.
- Господи, как хорошо! - Воскликнула она. Откинулась, легла в сено. - Хочешь плыть, Златушка? Ложись, как я.
Они разлеглись обе в сене и отдались мягкому покачиванию телеги по деревенской дороге. Всё исчезло из вида, остался только девсвенно-чистый, лазурно-синий этот небосвод да величаво-золотое солнце, полное любви и тепла.
Наташа, кажется, задремала под монотонный скрип телеги и очнулась лишь от резкой остановки. Из дома уже выбегали баба Вера, её дочь, Таня, и Танин пятилетний сын Андрейка.
- Приехали! Приехали! - Восклицала баба Вера, - спрятались они в сене! Не разглядеть!

После приветствий и объятий, все пошли в дом.
- Идем, Златочка, покажу тебе нашу комнатку, - обратилась к дочери Наташа.
Маленькая комнатка, куда они вошли, вмещала в себя кровать, небольшой комод и столик с табуреткой у окна, завешанного пёстрой занавеской. Вышитая салфетка на комоде, коврик на полу - вот и все украшения.
-Здесь я жила, когда была маленькая, - пояснила Наташа

За радостными восклицаниями, обедом и обсуждением последних новостей, день незаметно скатился к вечеру. Солнце ещё гуляло по безоблачному небу, и лучи его мягко обволакивали сидящую в саду под вишней семью. Но беспокойство за Сашу Наташу не отпускало.
- Баба Вера, - спросила она, - кто у вас почтальонит? Тётя Валя по-прежнему?
- Да, тётя Валя. А чего ты ждешь? Только же приехали!
- Жду телеграмму от Саши, что всё хорошо с ним.
- А что же с ним может быть плохо? Чего темнишь? Рассказывай! - Потребовала баба Вера.
- Помнишь моего первого мужа, Гурама?
- Помню, конечно, как не помнить? Черный человек!
- Вот. Он пригласил Сашу экспериментировать с ним.
- Экспериментировать? С этим магом? Чего делать-то?
- Ну, помнишь, как в Библии? Некоторые святые и пророки перемещались вне тела, в духе? - Пробормотала Наташа. - Как-то так.
- Святые? Это твой Гурам, что-ли, святой? Да вы совсем ума решились в вашей Москве! - Возмутилась баба Вера. Строгая учительница её детства, Вера Михайловна, смотрела на Наташу. - Как ты отпустила-то Сашу?
- Баба Вера, - взмолились Наташа, - давай я потом тебе всё расскажу? А сейчас сбегаю на почту, попробую получить разговор с Москвой пока почта не закрылась.
- Ну, беги, беги, - переглянулись баба Вера с дедом Федором. - Не к добру всё это, однако.

За 15 минут до закрытия добежала Наташа до почтового отделения. Разговор с Москвой дали на удивление быстро.
- Сашенька! - Радостно среагировала Наташа на голос мужа.
- Наташка! А я только что телеграмму отправил тебе, думал, к утру получишь.
- Не дождалась бы я до утра, Саша. Как там было у Гурама?
- Да нормально всё. Пробовали разные техники выхода в астрал на фоне ЛСД. Выходить с ЛСД легче при любой технике, а вот контроль там, в астрале, с наркотиками - хуже.
- Страхует тебя Гурам нормально? Не оставляет одного?
- Страхует, Натуся, не волнуйся!

Домой шла, не торопясь, наслаждаясь прогулкой. Солнце село, и темнота почти сразу опустилась на посёлок. Но ноги привычно следовали знакомой дорогой.
Посидела на лавке у притихшего дома. В деревне ложились спать рано, как рано и вставали. Вздохнув, Наташа на цыпочках прошла в свою комнатку. Злата спала, сладко посапывая. Раздевшись, Наташа легла, прижавшись к дочери, вдыхая сладкий аромат её волос, и сразу провалилась в сон.

(продолжение следует)




Поэт

Автор: Zoya
Дата: 24.09.2019 20:24
Сообщение №: 189113
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Жрица. Продолжение. Часть 4

Утро пришло радостное и спокойное. Солнце уже заглядывало за занавеску, когда Наташа открыла глаза.
- Ля-ля-ля, - пела Златка, играя с куклой. Чистый, не по-детски глубокий голос дочери, всегда вызывал у Наташи чувство восторга и восхищения. "Так поют оперные певцы", - не раз приходило ей в голову. Даже простейшее "ля-ля" изумляло звучностью и тембром.
- Ты уже проснулась, моя птичка, - улыбнулась Наташа дочке. - Ну, что? Пойдем завтракать и гулять?
- Пойдем.

Из дома вышли рано. Взяли с собой корзинки для ягод и грибов, Злата - маленькую, Наташа - побольше. Шли неспешно по дороге к лесу, напевая знакомые песенки.
- Тюнга-Тянга - синий небосвод,
Тюнга-Тянга - лето клуглый год, - пела Злата.

Лес встретил прохладой и легким сумраком. Деревья выстроились в ряд, точно солдаты на марше. Где-то в синей вышине прятался их шопот. Стало тревожно. Петь расхотелось. Наташа взяла дочку за руку.
- Пойдем сюда, - сказала она, указывая на тропинку, ведущую в сторону от главной дороги. Они прошли несколько минут, когда лес неожиданно распахнулся, и их взору открылся луг, полный солнца и тепла. По травам, вытянувшемся почти в Златкин рост, пробежал легкий ветерок, и они призывно зашумели, приветливо кланяясь людям. По направлению к ним, раздвигая травы рукой, шла женщина в темной, почти чедрной рубахе с золотистой вышивкой.

- Это тетя Лиза, знахарка наша и ведунья, - присмотрелась Наташа. - Здравствуйте, тетя Лиза, - поприветствовала она подошедшую женщину.
- И тебе здравствовать! - Ответила та не слишком любезно. - Это ты, что-ли, Наталья? - узнала, наконац, она. - И дочка твоя, вижу. Не забываешь бабу Веру-то, это - хорошо. - Она опять повернулась к девочке и, поначалу - легкое недоумение, а затем - изумление, смешаное со страхом, показались на ее лице. Наташа тоже посмотрела на дочь и поразилась. Златка и тетя Лиза точно загипнотизированные, слившись взглядами, впились друг в друга. Казалось, даже лес притих от подспудной важности момента. Травы перестали шуршать. Знахарка как-то странно дернулась. Наташе показалось, что она сейчас встанет перед Златой на колени.

- Великая... жрица, - разобрала Наташа шепот тети Лизы. Та не отрывала взгляда от взгляда Златы. - Великая жрица! - Воскликнула она громко. Чуть придя в себя, спросила: - Зачем ты сюда-то вернулась, на Землю?
Наташа ошарашенно слушала странную эту тираду. Молчала и Злата, и женщина ответила сама себе, бормоча: - Пожить в семье... ясно. У любящих родителей, ага. - Взглянула мельком на Наташу: - Ну, ты это правильных себе родителей выбрала. И любви тебе хочется земной. Ишь ты!

- О чём это Вы, тётя Лиза? - Еле пролепетала Наташа.
Та снова дернулась, слегка приходя в себя. - Пойду я. - Не отвечая Наташе, произнесла знахарка, и опять обратилась к Злате: - Хочешь, травы тебя научу узнавать? Ты, небось, наших трав не знаешь. Придешь?
- Плиду, - кивнула головкой девочка.
- Вот и хорошо! Вы обе приходите, завтра! - И добавила: - А здесь осторожнее, я хрюканье кабанов диких слышала. Хотя, с ней не пропадешь, конечно, - кивнула она головой на Злату.

Тётя Лиза ушла, словно растворилась в траве. Напряжение немного схлынуло. Взяв ребенка за руку, Наташа повела её по лугу. Но не прошли они и десятка шагов, как травы неожиданно раздвинулись, и перед глазами испуганной Наташа предстали клыки и двигающийся нос огромной кабаниха, по бокам её показались два небольших полосатых детеныша.

- Господи! - Охнула Наташа, сжимая Златкину ручку. Кабаниха сурово приклонила голову, выставляя клыки. Наташа замерла в ужасе.
- Не пугай мою маму, - неожиданно услышала она Златкин голос.
Девочка стояла, сжимая левой рукой руку мамы, а правую выставила к самой морде животного. - Уходи, - скомандовала она сурово.
Кабаниха опустила голову, точно в поклоне, ударила копытом по земле, хрюкнула, и повернувшись, пропала в траве. Следом за ней исчезли и кабанчики.

- Боже мой, - только и успела пролепетать Наташа. Солнечный, радостный, поначалу, день обрастал чем-то сумрачным и неведомым.
Они вышли из леса прямо к берегу Москва-реки. Река раскинулась перед ними широко и вольно, растекаясь между далекими берегами. Противоположный берег был крут. Торжественно и величаво вздымались на нем массивные стволы дерев, образуя защитную стену, уходящую от линии реки вверх по кургану. А здесь, под ногами, по странной прихоти природы, река льнула к берегу, очерчивая круглый силует, сохдавала заводь. Здесь было неглубоко, и местные мальчишки часто приходили сюда купаться. Захотелось войти в эти тугие воды и смыть пережитое напряжение.
 
- Нил, - вдруг расслышала Наташа тихий голосок дочери. - Нил, - повторила девочка.
- Нил? - Наташин испуг снова обрёл реальность. - Что ты говоришь, деточка? Это - Москва-река. Да и как ты слово такое знаешь? Нил?

Девочка молчала. Наташе захотелось плакать. Златкины особенности росли на глазах, и с этим ничего нельзя было поделать.
- Что ты знаешь про Нил, доченька? - снова обратилась Наташа к ребенку. А про себя подумала: «Саша! Что скажет на это Саша?» - Тревога за мужа снова коснулась сердца. - Пойдём домой, дорогая? - И повернувшись, они отправились обратно.

                                                                                                   (продолжение следует)

Поэт

Автор: Zoya
Дата: 03.10.2019 00:08
Сообщение №: 189217
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Жрица (продолжение)

Часть 5

Нафрини сидела на берегу, подмытому могучими водами Нила. Река раскинулась широко и вольно между берегами, и, насколько хватала взгляда направо и налево, - торжествовало царство воды, загадочное и великое. Лишь вдали, напротив, в слабом свете нарождающейся луны чернела могучая вершина над городом мёртвых, охватывающая своим покровом Та сет аат — «Великое место», откуда уходили к богам владыки Та-Кемет[1].

Здесь было тихо сейчас, в ночь новолуния второго месяца летнего сезона шему. Жрецы готовились к завтрашней церемонии, и - понимала Нафрини - ей даже больше, чем остальным, надо было бы спешить в келью, чтобы собраться с силами до утренней службы. Завтра, наконец, произойдет долгожданное событие - наречение нового имени, означающее её взрослость и вступление на путь великой жрицы.

- Мерет-Амон, - прошептала девочка, вслушиваясь в звучание имени. - Мерет-Амон. — Это имя выбрала для неё Высокая Мать Мумина. Нафрини волновалась; спать не хотелось совсем. Она взяла в руки отложенную маленькую арфу, сделанную для неё Учителем Ахенамоном.

«Господь Небесный,

царь постоянства, вечности повелитель.

Ты — самодержец, правящий божествами,

жизнями смертных, истины созидатель.

Ты утвердил горних небес пределы.

Ты, восходя, даруешь богам веселье,

радость — земле, поющей в лугах рассветных» - пела Нафрини знакомый псалом.

Неожиданно, чей-то шорох расслышала она на крутизне, в свете луны обозначилась фигура, и молодой незнакомый жрец спрыгнул прямо к её ногам.

- Приветствую тебя, моя добрая сестра, - обратился он к ней с обычным приветствием. - Не пугайся! Я шёл мимо и услышал твоё чарующее пение.

- Приветствую тебя, мой старший брат, - склонилась к нему в поклоне Нафрини. - Я не знаю твоего имени. Вероятно, ты - из тех жрецов, что пришли к нам на прекрасный Праздник Долины?

- Да, правильно. Моё имя - Яфеу. А я узнал тебя: ты участвовала вчера в процессии среди музыкантш с твоей арфой.

- Да, мне подарил её мой учитель Ахенамон. А зовут меня - Нафрини.

- Нафрини... красоту приносящая, - точно смакуя, добавил жрец. - Твой учитель? Ты посещаешь школу жриц? - Почтительно спросил он.

- Да, Высокая Мать Мумина отдала меня в школу, когда мне было три года.

- Высокая Мать? - Удивился Яфеу. - Она твоя физическая мать или приёмная?

- Моя настоящая мать - дочь правителя чужеземных стран по имени Якбаал, живёт она в Аварисе. Высокая Мать, благословенно имя её, забрала меня от родителей десять лет назад, когда мне исполнилось три. С тех пор я живу при храме, а Высокая Мать называет меня своей Любимой Дочерью.

— Вот почему твои волосы не черны, как у детей Земли Кемет, они сияют золотом в свете луны! Ты - потомок царей-пастухов!

- Да, - потупила голову Нафрини.

- Но ты - Любимая Дочь Великой служанки бога Амона — это огромная честь!

- Да, - подтвердила опять Нафрини, - да будет благословлено имя Высокой Матери и Великой служанки Амона!

- Я много слышал о вашей Школе Жриц, - продолжил Яфеу, - но никогда не общался с её жрицами. А что ты учишь в школе?

- Науку человеческого тела, науку звёзд, письмо и храмовое пение.

- Ты знаешь много, моя сестра, и ты так юна! А каковы твои обязанности при храме?

- Я помогаю Высокой Матери как низшая жрица, когда она служит свои часы.

Неожиданно, светлое облачко привлекло внимание Нафрини, и в свете луны она ясно увидела фигуру Высокой Матери Мумины, парящей над водами Реки. Любящие, но строгие, глаза смотрели прямо на юную жрицу.

- Пора домой, моя девочка, - услышала Нафрини, и вскочив, склонилась в почтительном поклоне.

- Да, матушка, - ответила она.

- Я должна идти, - обратилась Нафрини к Яфеу. - Моя добрая матушка зовёт меня.

- Да, я тоже увидел её. Ба над рекой. Но подожди ещё минутку, спой мне что-нибудь на прощание своим чарующим голосом.

Нафрини заколебалась.

- Хорошо. - И снова взяв арфу, она запела гимн Нилу:

«О, творец света, приходящий из темноты

Вскармливающий стада

Могущественный образ всего

Никто не может жить без него

Люди одеты в одежды изо льна, что произрастает на его полях

Ты облагораживаешь все земли и насыщаешь их непрестанно,

Спустившись с небес».

- Прости, добрый брат мой, я должна идти. Луна уже высоко. Благослови меня к завтрашней церемонии.

Яфеу молча поклонился ей, легко прикоснулся к золотистой голове.

- Иди, дорогая сестра, увидимся утром.

Нафрини легко поднялась на выступ, подмытый рекой, и, еле приметной тропой между разросшимися акациями, направилась к Храму. Ворота, конечно, были заперты, и ей не хотелось привлекать внимание стражи. Привычно, ноги привели ее к маленькой калитке в храмовой ограде, скорее - лазу, скрытому в ветвях тамариска. И рука ее, также привычно, нащупала выступ в ограде. Она надавила на камень, он поддался, открывая узкую щель, в которую Нафрини легко проскользнула.

Она закрывала лаз, когда вдруг заметила в темноте как-будто блеск чьих-то глаз. Не оборачиваясь, Нафрини вступила в Сад и поспешила к Священному Озеру Иешер.

Сад встретил ее тишиной. Лишь со стороны ворот раздавались защитительные гимны стражей, виднелись отблески факелов. Но здесь, в глубине, было таинственно и тихо. Сад разделялся на посадки финиковых пальм, смоковниц и олив. Были также яблони и виноград, гранатовые и миртовые деревья. Нафрини знала каждый уголок Сада, любила каждый по-своему, любила проводить в нем свободные минуты, которых у нее было не так много. И сейчас она, не задерживаясь, торопилась к Священному Озеру, провести ритуальное ночное омовение.

Луна уже стояла высоко в зените, её сияющий серп отбрасывал на земле чёткие тени, когда Нафрини подошла к Озеру.

"Мало тех, кто ее избегает, ибо Она – Почтенная;

Преисполнена земля любовью ее, когда сияет она,

Госпожа горизонта в прекрасном восходе своем на заре..." - шептала девочка слова гимна богине Мут.

Вода Озера нежно охватила теплыми объятиями её тело. И опять ощутила она чей-то пристальный взгляд, но обернувшись, никого не увидела. Окунувшись с головой три раза, Нафрини поспешила к Храму. Также, не переставая читать молитвы, вошла она в келью. Она любила свою комнатку. Сколько слёз, и молитв, и радостных гимнов прозвучало здесь за десятилетие её пребывания в Храме.

Нафрини плохо помнила родителей. Матушка Муминз не позволяла ей отлучаться из Храма. Сколько помнила она себя - Храм, эта комнатка, были её домом, службы и работы по Храму, учёба в школе - временем препровождения. Нафрини не знала другой жизни. Несколько раз пыталась она вызвать на разговор Ба своей матери, но та не умела общаться духом, и Нафрини прекратила попытки.

Небольшой коврик у стены - её постель, маленькая статуэтка богини Мут и чаша для возлияний в углу — вот и все принадлежности.  Нафрини свернулась калачиком на подстилке и сразу уснула.

(продолжение следует)



[1] Та-Кемет - древнее название Египта

Поэт

Автор: Zoya
Дата: 07.11.2019 18:38
Сообщение №: 189490
Оффлайн

Стихотворения автора на форуме

Проза автора на форуме

Зоя Видрак-Шурер

Оставлять сообщения могут только зарегистрированные пользователи

Вы действительно хотите удалить это сообщение?

Вы действительно хотите пожаловаться на это сообщение?

Последние новости


Сейчас на сайте

Пользователей онлайн: 16 гостей

  Наши проекты


Наши конкурсы

150 новых стихотворений на сайте
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора Сергей
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора ПавелМаленёв
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора Сергей
Стихотворение автора ПавелМаленёв
Стихотворение автора Адилия
Стихотворение автора Валерий
Стихотворение автора Николай
Стихотворение автора Сергей
Стихотворение автора ПавелМаленёв
Стихотворение автора ПавелМаленёв
Стихотворение автора Адилия
Стихотворение автора Адилия
Стихотворение автора Адилия
Стихотворение автора Адилия
Стихотворение автора ПавелМаленёв
Стихотворение автора ПавелМаленёв
Стихотворение автора ПавелМаленёв
Стихотворение автора Сергей
Стихотворение автора Сергей
Стихотворение автора ivanpletukhin
Стихотворение автора ivanpletukhin
Стихотворение автора Сергей
Стихотворение автора Сергей
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора Сергей
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора ЛенБорисовна
Стихотворение автора ЛенБорисовна
Стихотворение автора Сергей
Стихотворение автора Николай
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора ivanpletukhin
Стихотворение автора Natalapo4ka
Стихотворение автора Natalapo4ka
Стихотворение автора Natalapo4ka
Стихотворение автора Natalapo4ka
Стихотворение автора Natalapo4ka
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора Сергей
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора Валерий
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора Сергей
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора Сергей
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора ivanpletukhin
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора ivanpletukhin
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора Ткаченко
Стихотворение автора Ткаченко
Стихотворение автора Ткаченко
Стихотворение автора Ткаченко
Стихотворение автора Ткаченко
Стихотворение автора Ткаченко
Стихотворение автора Ткаченко
Стихотворение автора Ткаченко
Стихотворение автора Ткаченко
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора galka
Стихотворение автора galka
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора Ткаченко
Стихотворение автора Ткаченко
Стихотворение автора Ткаченко
Стихотворение автора Ткаченко
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора Сергей
Стихотворение автора Николай
Стихотворение автора витамин
Стихотворение автора ars-kruchinin
  50 новой прозы на сайте
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора витамин
Проза автора витамин
Проза автора verabogodanna
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора витамин
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора витамин
Проза автора paw
Проза автора paw
Проза автора paw
  Мини-чат
Наши партнеры