Дорогие мои друзья! Вслед за очаровательной Татьяной Новак, ведущей суперсложной рубрики "Стиходиагностика", и я решил внести свою лепту в общее дело, занявшись "Прозадиагностикой". Не спорю, поэты рождаются талантливыми, ибо их поцеловал сам Бог. Тяжёл их кропотливый ежедневный труд: тут и рифма, и метричность, и конфигурации, да ещё и творческий кризис порой сводит всё на нет  - в общем сплошная головная боль. Хотя, тот же Незнайка считал, что поэтом может быть каждый: "Я поэт, зовусь Незнайка... от меня вам балалайка..."))) Но мы-то иного с вами мнения..

Считается, что прозу написать очень легко: что-то типа сочинения "Как я провёл лето". Но это далеко не так! Даже для написания коротенькой зарисовочки(читай, 55-словика)требуется не только знание правил русского языка(орфография и пунктуация), но и умение вести сюжетную линию  так, чтобы читатель не зазевал. А без смысловой подоплёки вообще делать нечего - выйдет обычныйнабор слов.

Например: "Комар летел кот лежал миска наполнена молком пёс не заметил.." Бред? Безусловно! Переделываем: "Комар пролетел над спящим котом, опустившим свою жирную морду в миску, наполненную молоком, и приземлился на стене,  напротив старого хромого пса.  "Эх-хе-хе, - подумал кровосос, - бедолага, он так ине узнает, что кость стащил рыжий сосед"  Комар всё видел, но из-за своей врождённой интеллигентности, просто не мог снаушничать..."

С чего начинается театр? Правильно, с вешалки. А с чего начинается повествование? Конечно же, со вступления, которое сразу же должно заинтересовать читателя. Представим, к примеру, простую ситуацию: два соперничающих кота и кошка, совершенно на них не обращающая внимания. 

"Чёрный кот Василий брёл по чердаку, не подозревая, что  в самом тёмном углу  его уже давно поджидает соперник, рыжий задира Мурзик, в надежде расправится с ним раз и навсегда.  Они достаточно давно и безрезультатно добивались внимания одной и той же жеманной персианки, по имени  Лаурелия, которая их и за котов-то не считала. Для неё Василий и Мурзик были всего лишь  чем-то  нечленораздельно голосящим, да к тому же вечно блошиным. Лаурелия их не то, что на вытянутую лапу, на пушечный выстрел к себе не подпускала. А поклонников, причём породистых, ей и без них хватало. Но Василий и Мурзик не хотели сдаваться, считая друг друга виновными во всех любовных неудачах..." 

Интересно? Думаю, что да))) Идём дальше... Читатель заинтригован, он ждёт, что там впереди... И мы это ему даём:

"Послышалось ужасное шипение и из темноты выскочил Мурзик, тут же вцепившись в шею Василия. Но нападающий совсем забыл о габаритах соперника... Василий, лёгким движением своих крепких грудных мышц, словно котёнка сбросил Мурзика и подмял под себя.. "Слушай, - сказал он, - может, хватит, исподтишка-то? Давай навиду у всех, а? Кто победит, того и Лаурелия!" Мурзик понимал, что против могучего Василия он никто, но... "

Читатель в нетерпении.. что же такого он придумал коварного...

"Ты силён, но я-то поумней буду! - подумал Мурзик, - Зря я, что ли, с крысами дружбу веду? Они-то мне и помогут" Он посмотрел на Василия и ответил: "Твоя взяла! Где и когда?..."

Читатель презирает Мурзика и жаждет скорой развязки... Но мы его немного помучаем, показав небольшие сцены из жизни Лаурелии, так сказать, для фона... И долгожданная развязка:

"Посреди двора, рядом с помойными контейнерами, была расчищена площадка для боя. Котов собралось видимо-невидимо, причём все они были за Василия. И вот появились соперники. Облезлый сибиряк Мишка, признанный судья кошачьего мира, объявилначало поединка. С первого же захвата Василий свалил с ног Мурзика, придавив к земле. "Сдавайся, глупец, - прошептал он, - пока я тебе все кости не переломал" Но соперник как-то нехорошо улыбнулся и тут же кто-то очень сильно укусил Василия за лапу. Потом в бок и хвост, а затем и в ухо. Было сумрачно и Василий никак не мог понять источник боли. Он, позабыв про Мурзика, закрутился юлой, пытаясь избавится от невидимых бестий. Но не тут-то было - они только сильнее кусались. Оглянувшись по сторонам, Мурзик, улучшил момент и набросился на Василия. Крысы тут же исчезли. Мурзик вцепился в шею ослабевшего соперника и тот взвыл от боли. "Победил Мурзик!" - вынес судейский вердикт Мишка..."

Читатель ещё больше возненавидел коварного кота, мечтая о мести.. но... мы заканчиваем повествование на плачевной ноте словами "продолжение следует"... Мол, дорогой читатель, понравилось? Попроси и мы продолжим)))

Но это только вершина айсберга))) Предложения не должны быть чересчур длинными, с большим колличеством знаков препинания, местоимений, глаголов. Несогласованные предложения http://soshinenie.ru/nesoglasovannye-opredeleniya/ Согласованные предложения http://www.lingvotech.com/soglasovannie_opredeleniya Кроме того, недопустимо многократное повторение какой-либо части речи, за исключением концентрации внимания. Например:

"Катя приехала к Катиной бабушке в гости. Катя была очень послушной девочкой и всегда слушалась бабушку..."

Нельзя!!! Исключение:

"Я знал, о, я действительно знал этого человека!!! Именно из-за него и произошла вся эта ужасная история.."

* ЮРКА+ЛЕНА *

Юрка был необычным мальчишкой. Его внешность непроизвольно вызывала милую улыбку у посторонних людей. Два маленьких глазика голубовато-зелёного цвета уютно размещались возле вздёрнутого, вечно потеющего, носика на конопатом личике. Огненно-рыжая шевелюра слегка прикрывала торчащие, как локаторы, уши.
- Какой милый мальчик…-ахнула воспитатель детского сада, когда увидела Юрку, вместе с мамой стоящего в раздевалке. – Здравствуй, малыш.
- Здрасьте, - процедил недовольно мальчишка.
Не смотря на то, что Юрке было уже шесть лет, в детский сад он пришёл впервые. Он всегда был под присмотром бабушки. А вот сейчас её положили в больницу, и мальчик остался, как бы, не при деле. Если, конечно, можно так выразиться. Дел у Юрки было не в проворот. Ещё бы… Уже начался курортный сезон, и их город Сочи наполнился интересными отдыхающими. Разные-разные люди ходили вокруг.
Юрка, шустрый от природы, уже давно собрал команду таких же мальчишек, с которыми организовал торговый бизнес. То у соседки тёти Нюры тайком нарвут яблок, то наловят креветок или рыбы, а то и у бабки Шуры умыкнут из погреба трёхлитровую банку самогона, и ходят потом по пляжу, предлагая свой товар загорающим. А вечером все заработанные деньги превращались в мороженое и лимонад, которые поедались дружной компанией.
В общем, дел было много. А тут, вдруг, не спросив у него, Юрку повели в детский сад.
- Мам, за что? За что ты меня тащишь в эту клетку? – плакал он по дороге.
- В какую клетку? – удивлялась мама.
- Хоть мы и дети, но мы – тоже человеки. Почему меня, как тигра, надо держать за этой решёткой? – и Юрка показал на высокий железный забор вокруг детского сада.
Но взрослые не поняли свободолюбивой натуры ребёнка, и мальчик был передан воспитательнице вместе со сменным бельём, носовым платком и игрушечной машинкой.
- Дети, знакомьтесь, у нас новый мальчик. Зовут его – Юрочка. Подружитесь с ним. Не обижайте друг друга, - сказала воспитательница, и Юрка прошёл в комнату, наполненную пёстро разодетыми девочками и мальчиками.
Общий язык со всеми он нашёл быстро: с кем-то поздоровался, кому-то улыбнулся, у кого-то выменял на машинку самолёт, кому-то наступил на ногу, а у кого-то даже купил за рубль целую кучу солдатиков. В общем, общественная жизнь началась.
И во всей этой кутерьме Юрка как-то не сразу заметил…ЕЁ. Самая красивая девочка сидела в сторонке в компании подружек и играла с куклами. Подойти к ней Юра не решился, а только узнал у других, что зовут её – Лена.
Он весь день, как бы невзначай, поглядывал на девочку, пытаясь поймать её взгляд, но, увы, она его не замечала…
Вечером, когда родители пришли за детьми, в раздевалке он вновь встретился с Леной. Она послушно сидела, пока мама надевала ей босоножки.
По счастливому стечению обстоятельств, им оказалось по пути. Мама Юрки любезно общалась с мамой Лены, а дети шли, держась за руки, по разные стороны от родителей. Ребята молча отмеряли шаги к дому.
- Мам, а ты купишь мне велосипед? – спросила вдруг Лена.
- Леночка, обязательно купим велосипед. Только давай подождём, когда папа получит денежки. Хорошо? – ответила мама.
- Ладно, - сказала девочка, и хвалящимся взглядом посмотрела на Юрку.
- Хм, - усмехнулся он, и демонстративно отвернулся от воображалы.
“Подумаешь – велосипед…Папа купит…” – размышлял Юрка. – “Да, я, если захочу, сам куплю всё, что вздумается, без помощи папы и мамы…”
И тут Юрку осенило. Он догадался, как сможет завоевать сердце этой девочки. Точно, он сам купит двухколёсное чудо, и подарит ей. И тогда Лена будет его навсегда. Ах, Лена…
Юрка с нетерпением ждал приближения субботы, когда его, наконец, не поведут в детский сад, и он сможет купить велосипед…
Вот и суббота. Но она не принесла большой радости: Юрка встал рано, разбил свою копилку, и с кучей мелочи поспешил в магазин. Но тётка, называющаяся продавщицей, огорчила его тем, что сбережений на покупку не хватает.
Юрка вернулся домой огорчённым. Но унывать он не собирался.
Всю субботу и воскресенье дворовая ребятня помогала Юрке набрать нужную сумму. Но, увы, денег всё равно не хватало. Самую малость, но не хватало.
Понедельник казался Юрке пасмурным, и от этого совсем не весёлым. Целую неделю ему нужно было ходить в детский сад.
“А, вдруг, на этой неделе папа Лены получит деньги, и его возлюбленная приедет на новеньком велосипеде. И всё. Тогда больше не видать ему этой милой девочки. Он не сможет её удивить…” – Юрка стоял на углу детсада возле высокого забора, и пытался прогнать эти мысли прочь, но тщетно.
Ребята весело резвились на детской площадке, а Юрка искал ответ к, казалось, неразрешимой задаче.
- Мальчик, здравствуй, - неожиданно раздался приятный женский голос.
- Здравствуйте, - Юрка поднял глаза и посмотрел за забор на тётку, стоявшую перед ним. Таких красивых он видел только в кино и красочных журналах. Но в фильмах обычно их сопровождали здоровенные мужчины-герои. А сейчас Юрка очень удивился, когда увидел рядом с красавицей толстого дядьку, похожего на Карабаса-Барабаса.
- Мальчик, ты не мог бы подарить нам пёрышко вон той птички, - и женщина указала в сторону небольшого загончика, где гордо расхаживала парочка павлинов.
Они уже давно жили на территории детского сада. Воспитатели постоянно ухаживали за ними, а дети с живым интересом рассматривали диковинных птиц.
- Ты нам пёрышко, а мы дадим тебе рубль на мороженое, - сказал “Карабас-Барабас”.
- Щас, - когда дело касалось денег, глаза у Юрки загорались живым огоньком интереса.
Улучив момент, Юрка пробрался в загончик и выдернул перо из хвоста павлина. Ещё несколько манёвров, и мальчишка стал богаче на целый рубль, а парочка отдыхающих удалилась восвояси. Глупая тётка сияла от удовольствия.
Если бы Юрка знал значение слова “Эврика”, он, несомненно, воскликнул бы, как Архимед. Так, как решение финансовой проблемы, наконец-то, нашлось:
Не теряя времени, Юрка по-партизански прокрался к павлинам. Расположение загончика было очень удобным для мальчишки. Густые заросли кустарника надёжно скрывали его от не нужных в данную минуту взглядов воспитателей. Быстренько, но аккуратно, Юрка надёргал из хвостов птиц пару дюжин перьев. Павлинам это очень не понравилось. Они попытались привлечь к себе внимание и пожаловаться, но из-за весёлого шума и смеха ребятни, воспитатели ничего не услышали.
Выждав несколько минут, Юрка перекинул через проём в заборе ценный груз, и полез на вершину ограды. Оставалось совсем немного, и мальчик уже представлял, как он продаст эти перья отдыхающим, и, наконец-то, исполнит заветную мечту своей принцессы. Он, как рыцарь, подъедет к Леночке на белом… велосипеде, и преподнесёт его ей в подарок, тем самым навсегда завладев её сердцем.
Сладкие грёзы развеялись моментально, когда Юрка услышал треск рвущегося материала. Предательская пика на вершине железного забора беспощадно зацепила его за шортики, и даже не думала отпускать. Нога Юрки соскользнула, и мальчишка повис на заборе, как ёлочная игрушка.
Ничего не оставалось юному рыцарю, как только кричать и звать на помощь, признавая этим своё поражение…
Воспитатели появились быстро. Так же быстро обо всём узнали мама и папа. Вместо свидания, Юрка простоял весь вечер в углу, раздумывая, как же он посмотрит теперь в глаза Лены…
* * *
Наступило следующее утро. Юрке ни за что не хотелось просыпаться. Но всё-таки его подняли, и сгорая от стыда, мальчик появился в детском саду.
Он стоял перед воспитательницей, опустив голову и разглядывая свои босоножки, как вдруг, в ворота въехала Лена на новеньком сверкающем на солнышке велосипеде.
Юрка смотрел на неё, не отрывая глаз, и непонятные чувства переполняли его душу…
Но тут девочка подъехала прямо к нему, и произнесла:
- Привет. А мне папа вчера купил велосипед. Видишь, какой красивый!
Юрка только молча и огорчённо кивал головой.
Лена плавно слезла с сиденья и подошла к мальчишке:
- Хочешь прокатиться?.. – и её личико озарила очаровательная улыбка…
* * *
Через неделю папа Юрки принёс в детский сад ещё одну пару красивых павлинов.

Послушай, Склифосовский!

              Замечательное время - субботнее утро. Впереди два выходных дня. Можно выспаться, съездить в магазин, встретиться с друзьями, сходить в кино, на выставку, в театр. А можно лениво валяться на диване, отключить телефон и никуда не выходить из дома.

 Мои знакомые - люди разные и свободное время проводят так, как им нравится.

***

                Будильник мобильного телефона честно звонил десять минут. Марина его не слышала. Полночи она провела " в джунглях" интернета, разговаривала со знакомыми по Skype, читала рассказы, стихи, слушала музыку. В то утро она так и спала бы сном младенца до самого полудня, если бы не одно обстоятельство.

 Это самое "обстоятельство" на мягких кошачьих лапках бродило по квартире в поисках приключений на свой хвостатый зад. Звали полосато-рыжего красавца Пират. Надо признаться, имя это очень шло к наглой, рыжей, кошачьей морде, на которой даже сквозь шерсть проступали боевые шрамы, полученные когда-то в дворовых драках. Рваное ухо, бережно зашитое руками хирурга-ветеринара, тоже свидетельствовало о боевом характере Пирата. Сейчас  он жил в тепле и уюте. Когда оставался один дома, на улицу  смотрел  через окно с непреходящей тоской.

В квартире Марины Пират был в гостях. Его хозяин, сосед Костя Склифосовский, работал врачом на станции "Скорой помощи". Вообще-то фамилия у Константина было другая. Но после его короткой работы травматологом прозвище именитого коллеги прилипло к Константину навсегда. Работая на "Скорой", он, человек одинокий, часто подменял коллег на вызовах и потом оставался спать на работе. На это время кота забирала к себе соседка, женщина добрая и отзывчивая. Она жалела холостого соседа и его, брошенного на произвол, кота. Коту в её доме был отведен коврик под батареей. Залезать на кровать Марина категорически запрещала. Попытки Пирата пресекались безжалостно. Спать дома в ногах у собственного хозяина у кота желания не возникало.

Сейчас он забрался на подоконник и наблюдал не за птичками, а за спящей Мариной. Вот она заворочалась, значит, скоро проснётся. Из-под одеяла высунулась её нога.  Понятно, от утренней жары под одеялом. Пират этот факт воспринял по-своему. Он обрадовался пробуждению Марины и, распустив веером когти, тут же атаковал её голую ногу. Марина взвизгнула, столкнула наглеца на пол и, глядя, как он, раздраженно размахивая хвостом, обиженно удаляется в сторону кухни, крикнула: «Я сейчас накормлю тебя. Не злись, пожалуйста!»

      Она нехотя поднялась, пошарила ногой под кроватью в поисках тапочек. Накинула халат и пошла на кухню:

-Вот, что бы я без тебя делала, - глядя на Пирата, произнесла Марина и тут же сама себе ответила: - Спала бы до полудня, пока твой хозяин не соизволит тебя забрать!

           В холодильнике осталось полбанки кошачьих консервов. Марина переложила их в миску Пирата. Он, в свою очередь, торопливо потёрся о ногу Марины и подбежал к миске. Издавая урчащие звуки и, не забывая благодарно поглядывать на Марину, Пират начал поглощать кошачье лакомство.

                Марина заварила в турке крепкий кофе. Открыла холодильник. Кошачья морда тут же влезла в приоткрытую дверь. Марина сказала: «Кыш!», достала пармезан. Отрезала от большого куска прозрачные ломтики. Один она мелко нашинковала и кинула в миску Пирата. Кот неторопливо, по-барски вальяжно приблизился к своей миске и розовым, шершавым языком принялся гонять сыр по глубокой тарелке. Наконец, лапой поддел непослушный кусок и отправил его себе в пасть. На его морде появилось человеческое выражение блаженства. Марина расхохоталась. Это она приучила кота есть сыр и солёные огурцы. Костя своего питомца не баловал деликатесами со своего стола.

- Ладно. Отдыхай пока. Жди своего хозяина. Мне не мешай, - она почесала кота за ушком, погладила его маленькую, пушистую голову и отправилась принимать душ.

        Время утром пролетело незаметно. После полудня стукнули двери лифта. Наверное, Константин вернулся.

Так и есть. Сосед загремел ключами входной двери. Скоро он придёт за Пиратом.
Марина перелила кофе в свою чашку. Заварила в турке ещё одну порцию для Кости.
Раздался звонок в дверь. Пират бросился встречать хозяина. Костя обрадовался, увидев кота:

- А-а-а, разбойник, соскучился! Я купил для тебя в супермаркете много «кошачьей радости»!

Он посмотрел на Марину и сказал:

- Кстати, Марин, надо и твой холодильник затарить. Пойдем, заберёшь, а то я сразу не подумал.

- Хорошо, - ответила Марина, - только давай кофе выпьем. У меня есть сыр и творог. Ты что будешь?

- А молоко есть? – поинтересовался Константин.

В отличие от Марины он не любил крепкий, чёрный кофе. Кофе, разбавленный молоком, пил с удовольствием. Марина потянулась к холодильнику. Рядом опять замаячила кошачья морда.

- Отойди, а то прищемлю твой любопытный нос, - смеясь, Марина отогнала Пирата и достала пакет молока. Повернулась к Косте:

- Налей, сколько тебе надо.

Попивая мелкими глотками кофе, Костя неожиданно спросил:

- Марина, вот ты такая вся из себя ладная дивчина, а живёшь одна. Почему? Понять не могу.

Откуда-то снизу послышалось: «Ми-и-а-у-у!» Костя шикнул на Пирата:

- Подожди, дай поговорить. Успеем домой.

Марина была старше Константина на шесть лет и поэтому отвечала на его вопросы без стеснения:

- А мне никто не нужен. Хватает твоего Пирата. Но и с ним забот мало. Он у тебя самостоятельный. Вот ещё бы и еду сам себе доставал из холодильника, - рассмеялась Марина.

- Марин, я тебя, как доктор, спрашиваю. У тебя в последнее время взгляд потухший и походка никакая.

Марину удивленно взглянула на своего визави:

- Что, так заметно? Знаешь, не хочу я больше никаких отношений…

- Маринка, но ты ещё не старуха!

- Спасибо, дорогой. Но я всё же старая кляча и от этого никуда не деться.

Костя присвистнул:

- Чтоб я больше не слышал от тебя таких слов! Не наговаривай на себя! Я прав, Пират?

Кот вскинул голову, услышав своё имя, и беззвучно-скрипуче поддакнул: «Мяв!»

- Вот видишь, мы, мужики, понимаем больше.

Марина грустно улыбнулась и нехотя ответила:

- Я письмо прощальное получила от своего ненаглядного, из которого узнала, что я - «лживая тварь». Вот так… даже разбираться не хочу! Одной как-то спокойней. «Хочу плюшки ем, хочу на транзисторе играю!»… Давай-ка лучше поговорим о тебе. Ты-то почему один живёшь? Вроде женским вниманием не обделён!

- Марин,  скажешь тоже! Нам с Пиратом никто не нужен! Да и некогда мне! Я всё время на работе. А то придет… какая-нибудь, лифчики и трусы свои везде развесит…

Улыбаясь, Костя добавил:

- А вдруг она не понравится Пирату? Что тогда? Прощай, любовь, или прощай, Пират? Не-е-ет, я Пирата выбираю! Он не любит, когда я баб домой привожу. Понимаешь, кот привык к моему вниманию. А женщины, они отвлекать будут. Я тут как-то заметил, что он не любит запаха цитрусовых. Интересная история. Послушай. Привел я вечером подругу домой. Почистил апельсины, корки сложил в миску и поставил у входной двери в комнату, чтоб котяра не входил. Так он, гад, боком прошёл. Залез на спинку дивана и давай орать! Добился своего, что мне пришлось убрать корки. Но и девица убралась тоже… Вот так! Никакой личной жизни. Мои барышни должны в первую очередь тест-контроль у Пирата пройти. Ладно, Мариш, идём за консервами.

Марина вздохнула:

- Послушай, Склифосовский, просто ты ещё не встретил ту самую, свою единственную.

Костя с удивлением оглянулся на Марину и прямо ответил:

- Перефразирую для ясности. Просто я ещё не нашёл такую, как ты.

- Но, но, но, ты забыл, что я тебе говорила…

-Я ничего не слышал!.. Ладно, пойдём к нам.

           Марине нравилось в квартире Константина. Везде была чистота и порядок. Или сосед редко бывал дома, или часто делал уборку. Вещи не валялись на стульях, на телевизоре и мебели не было пыли. Пират, впереди всех, привычно потрусил на кухню проверить холодильник. Костя рассмеялся:

- Мой верный Санчо Панса - Пират. Никогда не продаст, если я жру по ночам. Знаешь, почему? Потому что будет жрать вместе со мной!

       Константин вытащил из холодильника увесистую упаковку консервов. С сомнением в голосе произнёс:

- Марин, а в твоём холодильнике будет место для этих деликатесов?

- Давай, давай, Склифосовский, место найдётся! Голодные коты хуже голодных мужчин. Никаких слов не понимают!

Костя захлопнул ногой холодильник:

- Слушай, Маришка, я собираюсь через полчаса в Ашан. Поедешь со мной? Мне веселее будет. Да и посоветовать что-то сможешь!

Ответить Марина не успела. Зазвонил мобильный телефон Константина. Костя, отвернувшись к окну, «замурчал» в трубку:

- Леночка-солнышко! Да, моя радость! И я очень соскучился… Конечно-конечно… Я через полчаса, как штык, у тебя! Да, как всегда! До скорого, увидимся! Целую в носик!.. Конечно, и в губки… твои сахарные, моя Вишенка. Ну, милая, конечно-конечно. На крыльях… Лечу к тебе!

Костя нажал кнопку «отбой», тяжело выдохнул и посмотрел на оцепеневшую Марину:

- Что стоишь? Иди, собирайся. Мы едем или не едем в Ашан?!

Марина вышла из ступора и пошла к выходу. Неожиданно остановилась, оглянулась,  глотнула воздух и поинтересовалась:

- Она похожа на меня?

- Кто? – брови Кости удивлённо полезли вверх.

Марина передразнила, сморщив нос:

- Ну, эта… твоя…  Леночка-солнышко, Вишенка?

Костя расхохотался:

- Ты что, с ума сошла?!

И, через мгновение, совершенно серьёзно, внезапно охрипшим голосом, добавил:

- Ни капли… не похожа…

***

Один день из жизни Евгении Гончаровой (название рабочее)

Как старый и давно уже проверенный сотрудник, Женя могла приходить на работу часам к 10-ти, если с утра не было каких-то срочных дел. Она работала в этой компании уже с 1996-го года, хорошо знала топ-менеджеров и шефа. Войдя в офис, остановилась поболтать с девочками на ресепшене (для себя Женя называла это «подцепить темку» - о чем утром говорит ресепшен, днем или вечером будет болтать вся стихира).

Дальше – свой кабинет (как-никак уважаемый боссом сотрудник!), включить комп, начать созваниваться по телефону, решать какие-то вопросы. Параллельно бродить по сайтам и литпорталам. Уже давно, а последние три-четыре года еще и в интернете Женя писала стихи и общалась с такими же, как и она, страдающими стихоэнурезом.

Но сегодня явно был не ее день – сначала на Гончарову реально наорала главбухша, тетушка исключительно интеллигентного склада, отдавшая работе с цифрами лет 30 или 40. Оказывается, с отчетом Женя конкретно протянула, а из-за нее не было полной информации по квартальному отчету, который должен был уйти в налоговую еще вчера. Потом ее вызвал к себе на ковёр шеф, высказавшись по поводу того, что Женя в рабочее время решает другие дела. Наконец, пару раз на мобильнике у нее прорезался непонятный номер. Она подумала минут двадцать, и потом только убедила себя, что позвонить все-таки нужно. 

Звонила, оказывается, классная руководительница дочери. Вероника  много чего переняла у мамы и нередко вела себя в свои пятнадцать как принцесса, которой все кругом обязаны. Воспитанием дочки преимущественно занимался отец, но сейчас Кира Анатольевна настаивала именно на встрече с Женей.  

 Прикинув, что еще надо успеть сделать и когда лучше пообедать, Женя предложила Кире встретиться около двух в находящейся на одной улице с офисом кафешке «Три пескаря» (хозяйка «Пескарей» была одноклассницей Жени). Кафешка или «харчевня», как было написано на вывеске, нередко использовалась самыми разными людьми для разговоров, не предназначенных для чужих ушей.

Кира Анатольевна выслушала спокойно предложение, поблагодарила и твёрдо сказала:

 - Лучше к двум, если вам так удобно, приходите в школу.

Разговор не сказать, чтобы получился - мобильник Жени нередко прерывал его. Беспокоили то сотрудники, то клиенты,  уже под конец позвонил Дима Бельков с просьбой подъехать сегодня вечером – на завтра в ДК «Субботник» было назначено выступление. Женя не сдержалась, и высказала Белькову, что с просьбой о выступлении мог бы и повременить. Ей откровенно было неудобно перед Кирой. Учительнице тоже было неудобно из-за звонков, но она постаралась донести, что Вероника с завидной регулярностью не появляется на уроках, и скорее всего на данный момент переживает первый в жизни приступ любовного увлечения.

Расстроенная, в растрепанных чувствах, вернулась Женя на работу. С горем пополам довела до ума пресловутый отчёт для бухгалтеров, сдала его Елене Илларионовне и двинулась в сторону отдела, где сидел Бельков.

В отделе кроме Белькова и одного из экспедиторов никого не было. Окно было открыто, но запах дыма и пива абсолютно чётко витал в атмосфере.

- У нас тут начальство в командировку умчало, - после обмена приветствиями поделился новостью Бельков.

- А топор вешать не пробовали? – вежливо пошутила Женя.

- Концентрация не та, - возразил экспедитор, с серьезным видом раскладывая пасьянс на компе.

- Сейчас еще Фаддеич подтянется, - сказал Дима. – На завтра с ДК «Субботник» договорились сбацать выступление, мне сказали, что народ пойдёт на мэтров типа тебя.

 - A на кого еще народ пойдёт?

- Ну, Голубева хорошо поёт, - замялся Бельков. – но её решили не приглашать на сегодня. С неё и  завтрашнего выхода хватит. Потом, Калмыкова упоминали. 

 Алина Голубева была всем креативным и околокреативным тусовкам известна под прозвищем «девочка со взглядом волчицы» или «девочка-волк». Скандальная была персона, и с Женей отношения у них были как волны на море – то бури в виде скандалов за кулисами и на совместных посиделках, то штиль – ровно и красиво, будто они сестры. Александр Калмыков был известен как поэт в околотворческих кругах и один из лучших преподавателей физики в институте.  

Примерно через час втроём с парой «фляжек» они отправились по делам, но как только приехали на квартиру к Димке практически на окраину города, Женя чётко обозначила – или готовимся к выступлению, или выпиваем. Готовили программу часа полтора, а потом Фаддеич достал из холодильника пиво и привезенную ему старым приятелем с ДальВо копченую корюшку…

Уже после одиннадцати Женя ввалилась домой, и с порога учуяла:  что-то не так.

      Сергей сидел на кухне в явном раздражении, мобильник в его руках плясал нервическую джигу. На какой-то момент Жене показалось, что телефон вот-вот полетит в сторону стены. Но нет, всё обошлось лишь очередной сигаретой.

Она не выдержала, прошла на кухню и замахала руками.

 - Серёж, я же просила на кухне не курить.  – открыла окно.

- Присаживайся, - хмуро заметил он. –  наша красавица уже полтора часа как вне зоны действия сети.   - ????   

 - ну отключила или потеряла. Меня больше волнует, где она.  

 - я с Кирой сегодня встречалась, она говорит – у Роньки парень завёлся.

 - я уж её подруг обзванивать пытался. Молчат, партизанки. Парень?

 - Да, но она и сама толком не знает. Просто уверена, что здесь всё дело в парне. Не из класса, и скорее всего, не из школы. .

 - Понятно. Хорошо, Николаич на связи. Говорит, через 15-20 минут подъедет.

Она лихорадочно достала из холодильника пластиковую бутылку, налила себе воды. Николаич, бывший одноклассник мужа, работал в городском угро.  И если речь зашла о том, чтобы мента привлечь на поиски блудной дочери…

Женя на автопилоте выпила воду и налила ещё, пытаясь вспомнить всё, о чем говорили с учительницей. Время от времени всплывали в мозгу нелестные эпитеты по поводу Белькова.

 Мобильник, как и обычно, лежал на столе. Она набрала Большого Босса:

 - Леонид Владимыч, извините, не разбудила? У меня у дочки проблемы, я на работу завтра не пойду, разрешаете?      

 И, услышав полусонное «разрешаю», поблагодарила и спросила Сергея:

 - Где твой Николаич? Я еду вместе с вами.

            **********

…Вероника сидела за столом, словно ничего не произошло. Рядом с ней лежал  разрядившийся мобильник. У окна стоял и дымил трубкой Дима Бельков, за столом пил кофе высокий длинноволосый парень в черной футболке и с повязкой на волосах.

 - Здрасти, - он привстал и протянул руку Сергею. – Кеннет.

 - Дон Серджо Леоне, - хмыкнул тот. – а это донья Эуджения, мама сеньориты Вероники.  Я так понимаю, вы наш потенциальный зять. А вы, мадемуазель, - обернулся он к дочери, - зарядку не соизволите в сумочке носить?

 - Мы пока всего лишь друзья с Ронни, - мило улыбнулся Кеннет.

 - Ну, па-ап, - одновременно с Кеннетом умоляюще протянула Ронька. Уши у нее вспыхнули, будто в них заменили батарейки. Да и вид самодостаточной дамы как-то быстро пропал. Очевидно, она не ожидала подобного «шороха».

 - Сэр Кеннет, а вы помимо творчества чем изволите заниматься? – уточнил Сергей.

 - Я на ин-язе учусь, осваиваю английский, самостоятельно еще валлийским и арабским занимаюсь, будущий переводчик, - достаточно спокойно представился парень. – Да и вообще, какой я творческий? Это вон Дима  –  творческий.

 - Ну, сейчас-то речь не о Диме, - подхватил тему отец Вероники, - так что давай поподробнее о себе. Кстати, Кеннет – это из Вальтера Скотта, не ошибаюсь? Ты ролевик?

 - Есть немного, - признался парень. – Вообще-то меня Романом зовут.

-  Жень, так как насчет сегодняшнего вечера?  - словно между прочим, влез в разговор Бельков.

- Дима, спасибо тебе за своевременную поддержку, - Сергей не дал ничего сказать Жене, - давай сейчас мы с нашими ролевиками разберемся, а эти свои дела вы с Женей успеете обсудить, поверь мне. Значит, дорогой сэр рыцарь, - он достал блокнот, - пиши полное своё имя-отчество, фамилию, номер мобильного и адрес голубиной почты –электронной в те далёкие времена ещё не было. Это во-первых, - он закурил.

 - А во-вторых? – спросила Вероника у отца. 

 - А во-вторых, мой друг шериф на своей повозке доставит нас сейчас до дома. И там мы с вами спокойно и обстоятельно обо всём поговорим. Я думаю, так будет вернее. Дима, в следующий раз, когда они окажутся в поле твоего зрения – отправляй мне смс, хоть с голубем, хоть с соколом, лишь бы доходило. Сам понимаешь, ученики и студенты – народ забывчивый. 

 Вероника при этих словах покраснела еще больше, но промолчала. Ровный тон отца, похоже, вгонял её всё больше в краску. Кеннет-Роман прокашлялся и протянул листок Сергею. Тот просмотрел и убрал в бумажник.

 - Хорошо, теперь вы, сэр Кеннет, и вы, барышня, берёте свои вещи и направляетесь на выход. Обувь, телефоны, кинжалы, и прочую мелочь не оставляем здесь. Спускаемся в шерифскую повозку.

Роман с Вероникой встали и двинулись в прихожую. Следом за ними вышли и родители Вероники. Уже при посадке в машину Сергей распорядился:

 - Рома, будь добр, пока сядь на переднее сиденье. А мы как раз сзади. Дамы, живее. Жень, пропусти Роньку в центр. Эх, Вероника Сергевна, и как вас угораздило? Мы сейчас еще дома поговорим и выясним, у кого из вас в голове серое вещество в какой пропорции. Перед другими позориться только из-за вас.

 - Бить будете? – спросил Кеннет, явно с намерением обратить всё в шутку.

 - Зачем? Тебя, если что, сразу с лестницы спущу – и кратко, и доходчиво.

Здравствуйте, Виталий!
Вот мой рассказ

Фауна and life 

Раннее утро. В доме еще все спят, только она сидит с сигаретой на кухне за чашкой кофе, да у миски, зевая и потягиваясь, караулит пёс, а под мойкой скребет плинтус черепаха. Благословенные минуты тишины и покоя. На второй чашке  невольно начинает мысленно подсчитывать: сколько ртов и клювов надо сегодня накормить.

Муж и сыновья – это святое, и это просто, из родственников и друзей вроде сегодня никто не собирался, зверьё… Список, что ли, на холодильник вывесить? И с радостью вычеркивать из него убывших!.. Так кто же на сегодня? Кот и пёс – постоянные жители, меню отлажено, надо прямо сейчас накормить, пока остальные не поднялись. Попугаи… Расплодились на семь клювов! Не надо было поддаваться на уговоры детей повесить гнездо. «Мальчишки» получились скандальными и вечно дерутся. Но единственная из всего выводка «девочка» такая милая. Надо же, и среди птенцов бывают очаровашки, однако вечно прячется в укромных уголках, как бы хищники её не слопали. Да, корм… Надо купить специальный для птенцов и отварить яйца, цыплятам, знаю – дают.

Ну, загомонили! Наверно, старший мой проснулся. Да, в ванную потопал, а пес ломанулся за ним. «И не надейся, дружок, гуляешь утром со мной!»

Заглянула в комнату младшего. На подушке голова к голове: сын и хорёк. Принес за пазухой: «Ты только не волнуйся! Это временно, пока Костик не утрясёт вопрос с предками».

Временно… Пошла уже третья неделя! Пес – нервничает, кот – днями сидит на шкафу!

О, Господи! Муж балкон открыл. Сейчас ворона прискачет! Как быстро восстановилось её крыло, и она определила местонахождение «камбуза». Скорей колбасу достать, а то, если не кинешь, сразу же в клюв кусок, в ноги клюёт. И так больно! И чего не улетает, выздоровела ведь! Похоже, зимовать собирается у нас…

Младшенький поднялся, запел… Ой, про крыс его забыла! Всё-таки большое облегчение эти корма для животных: сыпанул, и раздача кормов закончена! Морковку не грызут, на мясе подавай! У-у… И почему он к ним так трепетно относится? Да ещё две! Ну, сегодня-то одну заберут, есть же любители… Боюсь я их: и серых, и белых.

Завтрак. За кашей и чаем разбор «полетов» на день. Вся фауна подтягивается к столу, в надежде еще поживиться. А ведь накормлены!

–  Кыш, брысь отсюда!

–  Мам, ты чего? Они же скучают без нас!

Зато я веселюсь целый день!

–  Ты лучше скажи мне, чем кормить твою черепаху? Она скребется целыми днями, наверно, голодная.

 –  Мам, зима скоро! Чего её кормить? Зафутболь под кровать, и дело с концом!

 –  Зафутболь?.. Живое ведь существо!

В ответ что-то невнятное уже из лифта…

Доверять сыну в этом вопросе нельзя, придется поискать в Интернете: едят ли (и что) черепахи зимой? Должны бы, ведь не медведь же на зимней спячке.

Уф! Утро закончилось. Люди разошлись по делам, фауна – по местам, вздремнуть.

–  Котофей, слезай со шкафа, перебирайся на любимый диван!

Нет ему покоя: хорька не переносит, да и попугаиха, вредная дамочка, достаёт. Мало ей своих хлопот с таким семейством! Над котом продолжает измываться: заманит на верхнюю перекладину шведской лестницы и улетает, а он, бедолага, с диким мяуканьем еле сползает вниз. Из кошачьих, а такой трус!

–  Ну что, пёс? Идём гулять? Но на обратном пути –  в магазин, за провиантом.

Час-полтора личной жизни: прогуляться, подышать, обдумать своё… Довольная псина трусит рядом: на это время хозяйка принадлежит только ей, но начинает ворчать, когда та раздаёт бездомным псам с «барского стола», недоеденное.

–  Не жадничай, им несладко приходится!

Хорошо прогулялись –  плодотворно: наконец как надо сложилась в голове фраза, успеть бы вставить в текст, пока дети не вернулись из школы. Закрутишься и забудешь, и потом кажется, что она была самой удачной. Заблуждение. В конце концов придумывается что-то не менее удачное. Но, пожалуй, надо носить с собой блокнот и карандаш. Теперь в магазин, по списку: дедке, бабке, внучке, Жучке… Как их много!

Дом встретил шумом-гамом: птенцы опять скандалили, кот агрессивно, как в драке, мяукал. В чем дело?! Сначала кот, от его мяуканья можно очуметь!

–  Сидеть, пёс! Жди, пока лапы помою!

Только он один и слушается беспрекословно, мой дорогой!

Кот сидел на шкафу, уже почти полностью свесившись вниз: шерсть дыбом, хвост как маятник из стороны в сторону, – и запугивал своими завываниями хорька, разместившегося на его месте на диване (и как он выбрался из комнаты сына?). Разогнала всех по местам и клеткам. Кота успокоила сосиской, оторвав её прямо в пакете от связки.

Пес всё еще ожидал помывки лап.

–  Умница моя! И правильно, что с помощью не влез, я их тогда вовек бы не угомонила. Получай тоже сосиску.

Не успела дойти до кухни – звонок в дверь, и на пороге соседский мальчишка.

–  Я вчера дал вашему сыну змею поиграть, он сказал, что вы вернете.

–  Игрушку, что ли?

–  Ещё чего! Настоящую, живую!

Вяло махнув рукой, тихо сползла по стене: ищи. (Всю ночь какая-то гадина ползала по квартире… Нет, так жить нельзя! Погоди, вернешься ты домой!)

Змея нашлась, на удивление, быстро. Наблюдала из кухни через щёлочку за отбытием гостей.

Распихав пакеты по полкам шкафа и холодильника, присела к компьютеру: разобраться с почтой и зафиксировать «нетленку». Оторвалась от экрана, только когда вся фауна вдруг встрепенулась: пёс вилял хвостом у входной двери, котяра спрыгнул со шкафа и уже вышагивал по коридору, попугаи дёргали клювами за металлические прутья клетки – прям оркестр. Ребята возвращаются из школы. Как все они это определяют? Немыслимо!

И пошла открывать дверь своим «зверятам», начисто забыв о принятом решении быть с ними построже.

Снова кормёжка, но по сокращенному списку: у птиц и крыс еда и вода есть, кот с собакой пропускают, а то разжиреют без движения. Но собака сидит рядом со столом и, тяжко вздыхая, заглядывает во рты, а кот ластится, трется головой о руки под самыми ложками и вилками.

Наверняка мальчишки сбрасывают куски под стол! Безобразие, никакого порядка. Но сами-то какие голодные, милые мои.

Накормив сыновей, снова к компьютеру, и так увлеклась, что просто подпрыгнула испугавшись: по коридору мчался кот с бантом на хвосте, за ним с криками мальчишки, следом с лаем собака. Кортеж вихрем пролетел по комнатам. Под потолком заметались и заполошно закричали попугаи, то ли с перепуга, то ли участвуя в гонке. Миг –  и всё стихло.

Схватившись за сердце, на дрожащих ногах отправилась на разведку. Кот с собакой чуть ли не в обнимку на одной подстилке, ребята – за уроками… черепаха продолжает скрести плинтусы, но уже в гостиной…

На следующее утро, прогулявшись с собакой в лесу, зашла в зоомагазин купить корм попугаям. Пробираясь между кадками и кашпо с разлапистыми пахучими растениями, вдруг замерла у клетки с поющими кенарями.

Среди разнообразия трелей и гомона птиц один, похожий на маленький лимончик, прикрыв глазки и вытянув шейку, старался изо всех сил. И казалось,  его рулад проглянуло солнце на хмуром осеннем небе.

Из магазина вышла, прижимая к груди обернутую шарфом клетку. Пес понуро плёлся рядом, всем видом выражая несогласие.

Только мой… Будет петь и радовать каждый день…

Добрый день!) можно поучаствовать в вашей рубрике? Вот первый опыт.

Покупайте меня

Год выдался нелегким, а лето пасмурным. Достав пылившиеся в коробке из под гречки загранпаспорта, я отправилась в турагенство за горящей путевкой. Уже и не вспомню, как паспорта оказались именно в коробке из под гречки - видимо эта емкость показалась когда-то наиболее удачной для сбора денег в фонд путешествий. Деньги все не накапливались, и документы пылились два года. С момента оформления только один из паспортов получил применение - однажды я посетила друга в Израиле, но это уже совсем другая история.

Итак, взяв паспорта, я отправилась в турбюро и вот уже через два дня мы "катапультировались" из Перми в знойную Турцию.

Миновав убогое "Большое Савино", современный аэропорт в Анталии и ночную стоянку автобусов трансфера, мы оказались наконец в отеле в 6 часов утра по турецкому времени. Было светло, завтрак был запланирован на 7 часов, а поселить в номер нас обещали после двух. На ресепшене сидел молодой человек, заявивший, что он с Украины но при этом весьма мало понимавший по-русски.

Оставив сумки в холле мы отправились на море. Солнце было невероятно сильным для шести утра. Присев на потрепанные лежаки мы оглянулись. Мы в другой стране. Перед нами Средиземное море. Но ощущения заграницы почему-то не было.

Лазурный берег. "Убитые" лежаки. Русские туристы. Песок и галька были перемешаны с какой-то удивительной неряшливостью. Не было ощущения заграничной "прилизанности" и лоска, которую нам обещали. Может, мы неправильно выбрали отель? Или город?
Или страну...

Возвращаясь с моря мы прошли мимо кладбища, которое напомнило о жизни турецкой Чалыкушу в деревеньке Зейнелер. Нигде ничего не "екнуло". Кладбище под ярким солнцем совсем не было страшным, а через витую ограду могильных памятников было почти не видно.

Как то незаметно наша компания из двух человек увеличилась вдвое. С первых шагов мы органично попали под опеку наших соседей по самолету - мамы и дочки из Перми. Попутчицы были "синхронно" постарше нас на несколько лет. Они приходили утром без стука (дверь в номер почему-то не запиралась) и забирали нас, сонных на море. Прыгая по номеру в простыне я мысленно проклинала этих нежданных посетителей со всем негодованием интроверта, вынутуго из скорлупы, но в конечном итоге соглашалась на все их предложения, понимая, что без них было бы далеко не так весело.

В первый же вечер, когда мы с дочкой неспешно прогуливались в сторону столовой, (где уже ждали обгоревшие "в мясо" и немного утратившие свою активность собратья по турне), нас остановил молодой турок. "Девочка, ты приехала с мамой?" - спросил он. Ответ был предсказуем. Моя весьма сообразительная дочь ответила "Да,"- кивая на мою покрасневшую от южного солнца физиономию. В голове пронеслось: "кто скажет что это папа пусть первый бросит в меня камень". Но речь юноши, видимо, была продумана от начала до конца. "Тогда ты наверное будешь рада сходить с мамой в хамам, где маме сделают пенный массаж." Не вникая в подробности, зачем маме делать пенный массаж при дочке, мы попрощались с зазывалой, заявив, что нам это неинтересно.

Хамам мы планировали посетить не в отеле, а в настоящей турецкой бане, куда мы и рассчитывали отправиться на следующий день. Но случай распорядился иначе.

Утро второго дня началось с бодрого грохота нашей распахивающейся двери. "Опять не закрылись.", - констатировала Таня. Она и печально притулившаяся к косяку Поля материализовались неожиданно. Мы еще прижимались к подушкам в ожидании очередных снов. Мне снился сосед, почему-то взыскательно спрашивавший, сдам ли я сегодня материал. Лицо его рассеялось в дымке, из которой возникла физиономия попутчицы. Густые кудри обрамляли чуть приплюснутый сверху и "запавший" назад лоб. В лице ее было что-то еврейское, а в обрисе глаз и бровей даже мавританское. Глаза сверкали со страстью первопроходца: "Сегодня мы пойдем на пятизвездный пляж", - кинула она с порога. Унылая девочка, сопровождавшая маму, явно не разделяла ее энтузиазма. По какой-то необъяснимой причине, (десятилетняя Настя, разводя руками, списывала все на переходный возраст - Поле было четырнадцать), они непрерывно ссорились. Впрочем, возможно, это был непрерывный конфликт сильных личностей, оказавшихся в одной клетке. Мы же с Настей, привыкшие приспосабливаться друг другу с лояльностью любящих пофигистов, в такие моменты переглядывались, словно говоря: "Ну мы ведь не такие, мы то лучше".

Каждый южный день похож на другой. Море, на 40 % состоящее из соли, как сообщил нам кто-то из соседей по пляжу, крепко держало разморенные тела купальщиков. И ничто не могло испортить нашего радужного настроя. Море было нашим счастьем. Мы переполнялись им изнутри. Лежа в теплой волне, я вспоминала чье-то давнее высказывание, что плазма, составляющая большую часть нашего тела, по составу схожа с морской водой. Наверное поэтому я так остро ощущала взаимопроникновение моря и собственного тела... С пляжа мы, утомленные, шли мимо кладбища "домой", в отель, купив за доллар по дороге три шарика мороженого. Мороженое было вязкое и явно "нерусское". Но очень вкусное. Пожилой седовласый турок, завидев Настю с долларом, широко улыбался и говорил на ломаном русском. Однажды мы "изменили" ему с соседней палаткой мороженого. Он обиделся как ребенок, заявил, что его мороженое вкуснее и подарил два зеленых абрикоса.

Вечером мы собрались в хамам. Наши попутчицы легли спать рано, а мы с Настей отправились на поиски приключений. Иначе это не назовешь, поскольку в девять часов на улице было уже темно как ночью, а наша пара почему-то неизменно привлекала к себе внимание торговцев, кричавших: "Женюсь на тебе, заходы купи куртку, шубу. Полотэнца тоже есть".

Вечерняя прогулка после нескольких часов купаний на море и в бассейне оказалась серьезным испытанием. Настя, изнывавшая всю дорогу, через 40 минут сказала: "Все, если после этой таблички хамама нет, мы идем обратно". Мы встали перед табличкой и увидели надпись "хамам". Это судьба, обрадовалась я. Мы спустились в подвальчик под табло. Открыв дверь я тут же захлопнула ее. Ничего в том подвале не напоминало о восточной роскоши. Скорее, его содержимое было похоже на заброшенную теплотрассу. В глубине коридора я успела заметить брюнета в черном халате с вязью. Брюнет был явно несвежего вида, неожиданного для бани. "Пошли отсюда",- схватила я Настю за руку.

Вернувшись в номер под монотонные упреки домашнего тирана, я решила не ходить больше ни в какие посторонние хамамы, а остановиться на домашнем, отельном варианте.

К моменту возвращения в отель я уже загорелась этой идеей в полную силу и направилась в отельные бани - проситься на сеанс хамама.

Вход в пещеры Алладина - именно такое впечатление производил на меня наш отельный хамам - был выстлан вишневого тона бархатными дорожками. Ноги касались ступеней мягко, как кошачьи лапки. Спустя пролет я оказалась в подвальном помещении, из которого на весь отель разносился приторный аромат благовоний. Хозяин бань в спортивной футболке и трениках, но с очень почтительным видом - сейчас мне кажется что он даже сложил на груди руки с молельным видом, когда здоровался. Он cпросил, что угодно, и предложил три вида хамама. Подумав, что живем один раз, я выбрала хамам-люкс с кофейным пилингом, пенным массажем и полным сеансом лечебного массажа. К пакету услуг прилагался кальян, но от него я отказалась, не пожелав курить в одиночестве. Взамен услужливый господин в трениках пообещал шоколадную маску. "Придешь один раз маску сделаешь, потом еще будешь приходить". Соблазнившись на многократные маски и лечебный массаж, я согласилась.

Под глазами у эфенди залегли глубокие синяки. Подумалось, что на такой ответственной работе он, видимо, не высыпается. Мимо прошел, с любопытством оглядев меня, юноша европейской внешности, обнаженный по пояс. Заглянул в глаза и исчез в складках бардовых ширм.

Сеанс хамама состоялся на следующий день утром. Я спустилась в чертоги Алладина в положенное время. Бархатный салон, обставленный зажжеными свечами, полумрак. Все говорило о том, что хозяин планировал обустроить не массажный кабинет, а, скорее, сад удовольствий.

Вчерашний юноша, в котором тюркское происхождение выдавал только заостренный вниз кончик носа, встретил у дверей, почтительно указал на этажерку для обуви, подал полотенце. Проводил в сауну, потом в банную комнату с серыми мраморными стенами и пьедесталом в виде соты, на который мне и предложили лечь.

Из состояния Нирваны, которая длилась два часа (душистый пилинг, маска, массаж, чай, снова массаж...) меня извлек голос попутчицы, прорвавшейся в мир грез, чтобы извлечь меня на поверхность (что-то вселяло в нее уверенность, что из хамама живой и безгрешной я не выйду). «Мы тебя ждали раньше»,- укоряла она с видом мамы, дожидающейся заплутавшую дочь из ночного клуба.

Турция отдавалась нам с самозабвением. Липкие (от сладостей и привязчивых торговцев) базары, где каждый второй турок оказывался выходцем из СНГ, прекрасно говорившим по-русски. Каждый день мы делали небольшие вылазки в центр Белека, а однажды посетили Кемер, где самым поразительным видением была местная Мечеть. У входа мерцало огромное электронное табло, а под зданием было внушительное сооружение вроде подземной стоянки для автомобилей. К религии тут относились серьезно. Даже будь мы мусульманками, в мечеть нас не пустили бы. Но заглянуть в распахнутые двери храма удалось. Мы узрели распростертых в молитве мужчин, блестящие их пятки и ряд тапочек у входа... Из церкви доносился мускусный запах. Мы ушли, ощущая трепет, который всегда охватывает в намоленных местах.

В первый же день, усердно натирая меня кофейным пилингом, юноша-хамамщик покачал головой: «у вас небольшие проблемы со спиной. Но все дело в ногах, поэтому я как массажист рекомендовал бы вам массаж всего тела».

Он был коренным турком, но мама когда-то приехала из России. Миша — так звали хамамщика, рассказал трогательную историю родителей, полюбивших друг друга лет тридцать назад. И намекнул, что сам не против жениться на русской. «Вы всегда так веселы? Я бы хотел такую жену — спокойную, веселую». Пробурчав в дыру в полотенце, что странно оценивать характер человека на массажном столе, где спокойны все, я все же подумала: «Милый парень». На следующий сеанс массажа я пришла с дочерью. И Миша, казалось, обиделся. «Все могло бы быть по другому, а? Совсем не такой релакс», - проговорился он, хрустя моими костями. Дочь, которой правили позвоночник на соседнем столе, радостно комментировала все нюансы передвижений массажиста: «Мама, на тебя запрыгнули (массаж спины турки делают, забираясь на массажный стол и нависая над клиентом с устрашающим видом). Мама, а что тебе сейчас делают?»

Массажиста дочери звали дядя Сефа. Он не говорил по русски, что в Турции редкость. Но был уникальным детским специалистом и, казалось, почему-то неодобрял моего массажиста.

На следующий день Миша был мрачен и сказал что сильно заболел. «Пил холодную воду, простыл. Миша еле стоит на ногах,» - грустно, с интонацией брошенного ребенка признался он Насте. «Может я вообще завтра не приду на работу, пропустите один день».

На следующий день он все же пришел и делал массаж не менее тщательно. У дочери сеанс заканчивался раньше и ее отправили на шоколадную маску.

Оставшись наедине, Миша сразу переходил на «ты», задавал ничего не значащие вопросы с глубоким смыслом и оставлял руки на моих запястьях чуть дольше чем полагалось.

«Мама, а ты будешь скучать по своему массажеру?»-спросила дочь на третьем сеансе, решив что третье посещение мужчины это уже серьезная связь.

«Массажер» радостно откликнулся: «Будете? Будете?»

«Какие глупости тебе идут в голову», - пробормотала я.

На ужин мы обычно занимали столик на улице, кинув на него полотенце или книгу. Собравшись вчетвером, мы сосредоточенно поглощали прыгающие по тарелке желеобразные десерты, вполне по-европейски приготовленные овощи и огромные куски арбуза, добытые в длинной очереди к раздаче.

Слушая мои восторженные отзывы о хамаме, чудесных массажистах и их русских корнях, Татьяна, подозрительно глядя на меня, заключила. «Ты смотри не улетай тут. А то придется тебя разыскивать. Кстати ты знаешь, что в Турции очень развита мужская проституция. Это у них одна из самых популярных профессий».

«Да ты просто тоже хочешь массаж», - обиделась я. - «Уверена, что ни о чем таком там не идет и речи. Очень порядочный парень». «Ага, и ты все принимаешь за чистую монету», - хихикнула она. «Да ты чего. Блондинка, да еще платежеспособная. Ты же просто мечта».

В продолжение темы мужской проституции мы обсудили историю миссис Стоун Тенесси Уильямса и ее печальный конец. «Вообще несколько лет назад было противно смотреть, как турки у отеля буквально разбирают наших девушек», - призналась Татьяна. «Сейчас стало как-то цивильней.» «Мне кажется ты ошибаешься, если думаешь что девушки им платили», - сказала я, оскорбленная не столько тем, что меня пытались соблазнить, сколько высказанным подозрением, что меня пытались раскрутить на «съем» жиголо.

«А ты знаешь, какой для них самый большой шик? Снять красавицу, но чтобы она тебе еще и заплатила», - продолжала она.

Я скорчила брезгливую гримасу и встала из-за стола. «Не завидуй так громко», - сказала я и отправилась в номер.

Но зерно подозрения ей заронить удалось. На следующий массаж я шла уже не с таким безоблачным ощущением. И когда Миша ни с того сего среди прочей болтовни сказал кокетливо: «Так что покупайте меня, - ну разумеется, как массажиста», - я подумала «неужели правда?». И с того момента замкнулась в себе, полная негодования.

За день до отъезда мы с дочерью мы снова спустились в хамам на последний сеанс одновременного массажа. Дядя Сефа уже ожидал нас с благожелательной улыбкой.

В темной комнате, уставленной свечами, было приготовлено два стола с прорезями для лица.

«Будете скучать?» - спросил Миша.

Я не ответила.

«Вы сегодня не в настроении, что случилось? Нет, что все-таки случилось?» «Все хорошо», - отвечала я ледяным тоном, ни на минуту не забывая о прозрении Татьяны.

В этот день ребенок не отходил от меня ни на шаг и до последнего наблюдал за манипуляциями массажиста, который умудрялся таки выйти за рамки обычной программы, то до щекотки задев подмышки, то излишне задержавшись на ладонях. «Сегодня последний день, надо отпраздновать», - сказал он. Я промолчала.

Из хамама мы вышли очень быстро, не попив даже традиционного чая.

«Идем скорей на море», - сказала я. Седовласый мороженщик подмигнул нам и дал «в подарок» дыню, попросив заплатить один евро. Турция отдавалась нам, не забывая о себе.

Чудище Смог

Так и будет

Я понял, что звуковые волны распространяются по мере высыхания плесени  Звук – это колебания воздуха. Как образуются колебания, это я думаю, дело биологов, а вот найти прямую пропорциональность времени высыхания грибка и дате источника воспроизводимых им частот мне не составило труда. 
   Если наша теория верна, знайте, когда вы идете по улице, дома, что находятся вокруг вас, впитывают в себя как губка, все слова, все звуки, что произносите вы. Находясь далеко в лесу, вас подслушивают невидимые растения, и любой ваш чих пронизывает время и пространство, оставаясь на вечно в истории планеты. И всё потому, что везде, где бы вы не были, существует плесень. Поверьте, даже в самом современном небоскрёбе она находит себе место. Через сотню, тысячу лет после нас, наши потомки  смогут услышать, какие балбесы были их предки.

  Как только я это понял, побежал, слышите молодой человек, побежал в храм и стал молиться Господу, чтобы он простил меня за грехи мои. Побежал, ибо не знаю, что я могу еще сделать, чтобы загладить свою вину. Мне становится стыдно, как только начинаю вспоминать, сколько глупости  и пошлости я наговорил за всю свою жизнь. Мне кажется, что черное, невидимое облако сквернословия, похабщины окутало нашу планету  и это страшно, страшно. Непременно сходите в церковь. Слышите - непременно.
 На удивление, в своем порыве профессор говорил быстро и четко без своих – м-да. И настолько убедительно, что невольно заразил меня своей энергией.
- Всё это время я искал вас, - продолжал профессор. - Потому как думаю, что именно мы, слышите мы должны доказать всем, сколько пошлости мы оставляем своим детям, внукам и правнукам с подобного рода информацией. Но и это еще не все. Вы только представьте, сколько полезной информации для себя мы найдём, заглянув в прошлое. Мы сможем услышать голос Пушкина и Достоевского. Мы сможем узнать, как на самом деле развивались исторические события, опираясь на факты, а не на домыслы наших и зарубежных историков. И наконец, у нас с вами в руках инструмент, при помощи которого мы сможем открыть тайну либерии Ивана Грозного или историю Янтарной комнаты. Это  настолько глобальная тема, что я, увы, понимаю, что ввиду моего возраста мне одному не осилить все необходимые изыскания. И вот поэтому  вы нужны мне. Вы, как соавтор данного открытия, поможете мне. А если проще, м-да, мне нужны здоровые руки, крепкая спина и дополнительно еще пара зорких глаз. Чтобы получить хороший результат, нам придётся с вами немного углубиться в жизнь подземной Москвы. М – да, не удивляйтесь. А иначе, где мы с вами найдём незапятнанную, первосортную плесень? Вы готовы помочь мне, молодой человек?

Даже не поднимая глаза на старика, я понимал, что сегодня, когда я поссорился со своей любимой девушкой, когда совершенно не клеились дела в институте,  предложение профессора  могло хоть как-то отвлечь меня от этих проблем. И в то же время, я еще раз посмотрел на него и даже ухмыльнулся, когда подумал, ну что, что может этот выживший из ума старик? Что может этот дедок с маленькими въедливыми глазками и с большим расплющенным носом?! Смешно! Но, сдержав себя, я всё же согласился. 
– Давайте попробуем. 
Старик, радостно всплеснув руками, продолжил:
 - Ну что ж, тогда, коллега, мы с вами сейчас попьем чаю и обсудим наши действия.
Знаете, Сергей, я ничего не говорю Изе, потому как она непременно начнёт меня переубеждать или, что большего всего я боюсь, захочет принять участие в нашей операции. Я вообще склонен думать, что пока, чем меньше людей знают об этом, тем лучше. 
  Совсем недалеко от нас арендует помещение мой бывший ученик Закудыкин. Вы наверное видели на Солдатской улице обувной магазин, так вот - у него там офис. До революции это был магазин колониальных товаров Мухиной и, если мне не изменяет память, то примерно 1909-1910 года постройки. Поверьте, это очень интересный для нас вариант. Там превосходные подвалы и, я надеюсь, шикарная плесень. Сейчас я позвоню ему.

      Николай Павлович Закудыкин, как никто другой, был человек просвещенный и начитанный. Эмоциональные всплески характера периодически заставляли окружающих его людей  думать о нём дурно. Но в целом человек он был незаурядный. Цитируя Кафку и Монтеня, он мог вставить цитаты отечественных классиков, но считал их  малосущественными доказательствами своей образованности. На днях он приехал из Женевы и был крайне удивлён отсутствием у наших предпринимателей и депутатов мажордомов  и лакеев в достаточном количестве. Он тут же на эмоциях написал статью в газету «Вестник». Но в печать её не пустили. Редактор объяснил это неактуальностью и не своевременностью данного материала. Зато в газете  на следующее утро была размещена статья депутата Пупырочкина – «О своеобразии и легитимности консенсуса  в лозунгах коломенских рабочих  начала 21 века». Николай Павлович был возмущен недальновидностью редактора. Раскрасневшись от негодования, он махал руками и кидал случайным прохожим фразы типа - шельмецы, они не знают, с кем имеют дело, придут ко мне за индульгенциями, я покажу им, где раки зимуют. Впрочем, то были самые безобидные слова, которые  я решился сохранить для читателей. 

     Дома Аделаида Карловна Либенштейн – теща Николая Павловича, заметив странное поведение зятя, намекнула ему, что Лялечка, то есть супруга Николая Павловича уехала в Щербинку навестить своих родственников. Оповестив об этом, она  тут же скрылась в своей комнате. 
  Бывают же в жизни человека такие периоды, когда как из рога изобилия на него сваливается неприятность за неприятностью. После всего этого  вечером ему позвонила Ольга Николаевна Страстнова, главный бухгалтер организации «Стальмехоглпуп», которую возглавлял Николай Павлович, и сообщила, что завтра в офисе будет налоговая проверка.
   Вот в это самое время Александр Ильич  и позвонил своему ученику. Я видел, как  прижав трубку к уху, профессор неожиданно покраснел, схватился за сердце и медленно осел в кресло. Я понял лишь одно: нам придётся рассчитывать только на свои силы. Как только я не пытался, но разговорить профессора мне не удалось. Старик,  держа телефонную трубку в руках,  постоянно смотрел куда-то поверх меня, нервно причмокивая губами, как бы говоря мне своё излюбленное – м-да, м-да. Старику было так плохо, что мне пришлось   задержаться у него. 

Я успел  выпить чашку чая с бергамотом и прочитать рубрику спортивных новостей в Известиях, когда, наконец, Александр Ильич  пришел в себя. 
 - Знаете, Сережа, я никогда не думал, что человек, которому ты на протяжении пяти лет отдавал все свои знания, может быть настолько неблагодарной сволочью. М-да, сколько лет живу, а не перестаю удивляться на людей. Но вы-то, вы, Серёжа, надеюсь не оставите старика в трудную минуту. Ведь впереди у нас  большие открытия, и уже останавливаться, мы просто с вами не имеем права. Надеюсь, вы четко понимаете, что если не мы, то возможно, в ближайшее время у  человечества не будет возможности услышать прошлое.
 Именно наша с вами задача  сделать открытия на просторах исторических артефактов. Возможно, это сильно звучит, но поверьте, соответствует действительности. Знаете, мне кажется, что мы с вами справимся. Не нужен нам никакой Закудыкин. Александр Ильич подошел к двери и позвал супругу.
 – Иза, а ты не помнишь, Владимир Яковлевич сегодня работает? Ну, как какой, из 75 квартиры. Да, да тот, к которому я за гвоздями ходил. Ну что, вспомнила?
 - Ну что ты, Саш, конечно же, я его помню. Он вчера был дома, значит сегодня ему на работу.
 - Вот и замечательно, - воскликнул профессор, потирая руки. - Сережа, вы подождите меня здесь минутку, я сейчас. 
Через  некоторое время профессор вошел в комнату явно возбужденный. Глаза его горели, и во всех его подергиваниях, ужимках  сквозило юношеское баловство. 
 - Всё, Сергей. Сегодня мы идём на дело. Вот знакомьтесь, это Владимир Яковлевич Старозубцев. Отставной полковник, а по совместительству начальник охраны Московского педагогического университета. Следом за профессором в комнату ввалилось нечто огромное, сопящее с большими седыми усами. Мне сразу вспомнился Богдан Ступка в роли Тараса Бульбы.  Как бы сквозь нос эта огромная гора выдавила из себя:
-   Друзья Александра Ильича - мои друзья, - и протянула мне свою огромную руку.
 - Я не совсем понимаю, что вас может интересовать в наших подвалах, но буду очень рад вам помочь.
Через полчаса мы уже подходили к Московскому педагогическому университету.

   Ступая по мраморным полам учебного заведения, профессор преобразился. Это уже был не тот полусумасшедший старик, которого я встретил в кафе. Сутулая спина его выпрямилась. Глаза уже не смотрели под ноги, а свысока, с чувством достоинства осматривали родные стены Alma mater. Только  потертые башмаки выдавали старика-книгочея. Они  безжалостно скребли своей подошвой мраморные полы университета, спотыкались о пересохший паркет аудиторий и издавали противный шаркающий звук.    
 - Вот здесь у нас лаборатории, сюда мы обязательно потом зайдём. А вот здесь мы и будем делать свои открытия, - подходя к массивной дубовой двери, сказал Александр Ильич. 
Тарас Бульба низко наклонился к личинке замка и, вставив ключ, пробурчал: 
 - Да уж, Александр Ильич. Старость не радость. Зрение меня стало подводить. Видимо, надо одевать очки. А всё книги, книги ваши виноваты. От вашего Берроуза оторваться не могу, по второму разу перечитываю, прекрасная книга. Так что если будет что-то подобное, приносите, буду вам премного благодарен.
 - Ой, ой-ой, - это уже профессор удивлённо воскликнул, когда наконец дверь поддалась натиску Тараса Бульбы, и нашему взору открылись ступени, ведущие в подвал. Проход был полностью завален сломанными стульями, столами и всяким хламом. 
 - Вот видите, Александр Ильич. Я же вам говорил, это будет не так просто, - проворчал охранник и, оставив нас возле двери, нырнул в этот хаос. 
 Страшный грохот раздался из-за двери. В полумраке дверного проема мы видели только летящие в разные стороны столы и стулья
 - Ну что, друзья мои, - пробурчал Тарас Бульба, выходя из подземелья. - Я, пожалуй, оставлю вас здесь, через пятнадцать минут мне заступать на дежурство. Так что, если понадобится моя помощь, я буду у себя в кабинете.
Оставив нам фонари, Тарас Бульба покинул нас.
 - Коллега, - обратился профессор, когда мы остались одни. - А вот теперь мы займемся своим делом. Я не сказал Владимиру Яковлевичу, зачем мы здесь, а то завтра уже весь университет будет знать об этом. 
   Когда мы спустились  по ступенькам, я осмотрелся. Местами  штукатурка со стен подвала осыпалась, и на каменном основании сводов проступила сырость. 

 - Идите за мной, здесь нам делать нечего. Здесь достаточно сухая часть подвала, а нам это неинтересно, - шепотом сказал профессор.
 Воздух был спёртым, и дышать по мере удаления  от входа становилось все сложнее и сложнее. Земляные полы были под наклоном и вели вглубь подземелья. Впереди  шел профессор и освещал коридор, а  за ним, стараясь не отставать, следовал я, неся портфель профессора. 
 Мы продвигались почти в темноте. Фонари освещали путь только на два шага вперед. Каждый раз, ныряя под очередную арку проема, профессор рассматривал стены подвала, но то, что он там видел, его не устраивало.
 - Даже трудно представить себе, откуда это здесь, - поднимая с земли чугунный утюг, сказал вдруг профессор. - Но меня это радует, даже очень. Хотя я и не вижу пока то, что мы ищем, но внутренний голос говорит мне, что мы на верном пути.
 - А что же мы ищем, профессор? Пока кроме мусора я здесь ничего не увидел. А если, как вы говорили, мы ищем плесень, то стены и полы абсолютно чисты. Её нет здесь, профессор.
 - Заблуждаетесь, молодой человек. То, что нам нужно, это совсем невидимый человеческому глазу мицелий плесени, то есть по-русски сказать,  грибница. Чаще всего мы видим черный налет на предметах гниения, но вот грибница и есть предмет наших поисков.
 Она существует буквально везде, но здесь она обосновалась довольно давно и можно сказать, практически в идеальных условиях, тем она нам и интересна.
 
 Наконец мы уперлись в большую кованую решетку, с трудом отворив которую оказались в  небольшом помещении, ничем впрочем, не отличающимся от всего подвала. Та же грязь, что и везде, тяжелые куполообразные своды потолка и арки дверного проема. Профессор подошел ко мне и тихо шепотом с непонятной мне радостью сказал:
 - Это то, что нам надо. Только не шуметь, не шуметь. Умоляю вас. 
Было интересно наблюдать за стариком. Он как ищейка наклонился и, освещая пол, стал внимательно что-то рассматривать у себя под ногами. 
-  Смотрите, дорогой друг, это лишний раз подсказывает мне, что мы на верном пути. - С этими словами профессор  протянул мне маленькую монетку в две копейки тридцать второго года. 
 - Да, вот-вот, посмотрите-ка, вот то, ради чего мы забрели в этот подвал. Пожалуй, это то, что нам надо. Помогите-ка мне. Скорее давайте портфель, у меня там есть пакеты. Подойдя ближе, я увидел, как профессор пытается что-то вытащить из земляного пола. 
 - Смотрите, какой великолепный экземпляр. Из-под мусора показались остатки большого деревянного ящика.  Смотрите, Сергей, ящик весь сгнил, а вот то, ради чего мы и забрели сюда. Будьте уверены, мицелий плесени пронизывает это дерево. В лабораторию, скорее в лабораторию, мой друг.

Разложив остатки гнилой древесины по целлофановым пакетам, мы направились к выходу.
В лаборатории профессор закрыл за собой дверь на ключ и полушепотом сказал мне:
 - Услышать звук было довольно непросто. То, что мне мешало работать дома, это была просто неисправность микрофона. Она создала для меня проблемы, а ваши слова по поводу плесени и грязи заставили меня задуматься.  Сначала я изолировал грибок от внешних факторов в камере. Подключил преобразователь и стал фиксировать вибрацию. Она была  настолько мала, что человеческое ухо не воспринимало её. Однако я видел, как стрелки приборов пришли в движение. Потом, увеличив частоту вибрации звука почти в тысячу раз и пропустив сигнал через декодер, который позволил мне откорректировать временные задержки, снизить посторонние шумы, я впервые  услышал звук. Вы представляете, как я был удивлён и шокирован, когда среди шума я, наконец, услышал голоса?  С того самого момента я был в крайнем возбуждении. Мои мысли взбесились и, уже не давая покоя, стали подсказывать мне сферы использования нашего изобретения.

- Вот  и сейчас, обратите внимание, не правда ли удивительно. Стрелки пока вроде молчат. Но вы посмотрите, что они будут вытворять через пять – десять минут. Вот, вот они пришли в движение, а это значит, что есть колебания. Видимо, это есть результат нашего присутствия в подвале. В прошлый раз, чтобы услышать события  1933 года мне пришлось прождать два часа. Вот и доказательства тому: смотрите, стрелка прибора успокоилась. Я думаю, этот перерыв надолго, потому как в подвале давно никого не было. Я хочу вам показать наглядно, что будет с сигналом.
   И с этими словами профессор подошел к окну и отломал кусок отшелушившейся краски с оконной рамы. 
 - Даже на этом маленьком кусочке краски, а вернее сказать, на её тыльной стороне есть артефакты, и мы сейчас их услышим.
Профессор положил кусок в соседний бокс и включил приборы. Не прошло и минуты, как раздался шорох, а потом и голоса..
 - Лидия Семеновна, надеюсь, вы не будете назначать деканом Покровского. Это выживший из ума старик. Я думаю, его просто надо торжественно проводить на пенсию. Вы же знаете, у нас есть достойные кандидаты на это место, к примеру - Селезнев Павел Михайлович, Огарков Петр Васильевич или моя кандидатура.
 - Да, вы далеко зашли, Евгений Александрович. Чем Александр Ильич перешел вам дорогу? Я уж думала, что та история с Изабеллой Львовной наконец успокоила вас, и вы не будете теперь мешаться Покровским. Как вам живётся в квартире Покровского, а, Евгений Александрович? Как же я корю себя, что проявила малодушие и промолчала тогда, когда институт распределял жилье.
 - Ну, так идите и расскажите всем, что ваш отец - подонок, доносчик. Что это именно он - автор того рокового доноса, из-за которого Покровский не стал деканом еще 15 лет назад.
Лидия Семеновна, неужели вы позабыли о том, что я сделал вам великое снисхождение и не рассказал никому о похождениях вашего батюшки?
 - Я все помню. Но как же это мерзко! Какое вы ничтожество!
 - Давайте не будем оскорблять друг друга. Я не понимаю, почему вы сейчас так упрямы. Вы же понимаете, что стоит мне сегодня всё рассказать Покровскому, и, я думаю, вы уже не сможете работать в нашем университете.
     Когда я понял, что речь идёт о моём напарнике, я посмотрел на него и увидел растерянного профессора, который смотрел на меня своими детскими наивными глазами и как бы спрашивал:
 - Как же так, Серёжа, разве так можно?
Вместо этого он прошептал:  
 - Ужасно, ужасно. А ведь это мой ученик, которого я рекомендовал и всегда продвигал по служебной лестнице. Боже, как я радовался, когда он получил квартиру. Помню, я тогда подарил ему шесть томиков  Гейне.
    Неожиданно профессор покраснел, его глаза неестественно вылезли из орбит. Маленькие ладони сжались в кулачки и, сотрясая ими воздух, он выдавил из себя:
 - Как же так, Серёженька? Друг мой, они же сгорят в аду. Поверьте мне, так оно и будет. Так оно и будет. 
Взгляд профессора застыл, и, повторяя фразу всё громче и громче, обезумевший старик перешел на крик: 
– Так и будет!

                           Послесловие

     По переулкам и улицам старого Лефортово ходил старик в потертом пиджачке, в парусиновых башмаках и с надвинутой на большой лоб кепкой. Он ходил  с жутко  выпученными глазами и,  размахивая по сторонам  руками, разговаривал сам с собой. Его можно было встретить в любое время суток. Рано поутру или поздно вечером старик как часовой отмерял мелкими шажками мостовую и, обращаясь то к небу, то к стенам зданий или к прохожим, одаривая всех животворящим крестом, восклицал: 
– Так и будет, так и будет! 
  Много лет спустя, после этих событий находились люди, которые утверждали, что видели старика ночью на Введенском кладбище: тот словно парил над землей и по-прежнему повторял – так и будет. Но это всё слухи,  и я вам со всей ответственностью заявляю: «Не верьте слухам, господа, не обманывайте себя».

                                   Л Е Д О Р У Б   Т Р О Ц К О Г О

     Телефон зазвонил резко, противно и неожиданно, так как был отключен три месяца назад за неуплату. К тому же было рано, часов двенадцать, и я, причисляющий себя к творческо-креативному гламурному бомонду, то есть к безработным иждивенцам, ещё спал.

     - Масюкевич, Максим Александрович? – голос в трубке был тоже резкий, противный, но властный.

     Я ответил, что я это я.

     - Вас беспокоят из администрации президента России, моя фамилия Татаринов. – продолжил голос.

     - А президента России как фамилия? – спросил я.

     - Мы вам телефон не для шуток подключили, Максим Александрович. – в голосе послышались стальные нотки: - Дело в том, что ваш дом очень удобно расположен. У вас же Первомайская, тридцать семь?

     Я кивнул.

     - Первый этаж?

     Я снова кивнул.

     - Всё правильно. Ваш дом единственный, стоящий в глубине. Можно отследить подъезды, плюс спортплощадка, детская площадка, он это любит, в общем, по нашему мнению и мнению охраны, идеальный вариант. Запоминайте – через неделю к вам неожиданно для вас, для нас и для всей страны в гости заедет президент. – Татаринов немного помолчал и продолжил: - Будет проезжать мимо и заедет. Вы понимаете, какая это честь и, в тоже время, ответственность?

     Я задумался. У меня вчера в гостях Марат был, одноклассник, вот это была ответственность, не знаю, правда, насчёт чести. Сто двадцать килограмм живого веса, постоянно норовящие упасть то на стол с напитками, то на аквариум с рыбками.

     - А как я его узнаю, президента вашего? – наконец спросил я.

     - Во-первых, не только нашего, но и вашего тоже, - ответил Татаринов: - А, во-вторых, вы что, не знаете в лицо президента страны? Телевизор у вас есть?

     Телевизор у меня был, но работал как тумбочка, что-то с ним случилось лет пять назад, а мастера вызвать нет ни времени, ни желания, ни денег. Я так этому Татаринову и ответил, особенно упирая на отсутствие денег.

     - Хорошо. Через час к вам заедут наши сотрудники, ожидайте. А я приеду вечером, побеседуем.

     Через час у меня под окном припарковалась неприметная «Газель» с надписью «Почта России», из неё вышли несколько человек и, не обращая внимания на домофон, зашли в подъезд. Я не стал дожидаться звонка, открыл дверь и сразу получил замечание.

     - А вот дверь, Максим Александрович, сами больше не открывайте, - сказал стоящий первым усатый мужчина в очках и зашёл в квартиру: - С сегодняшнего дня у вас не личная и приватизированная жилплощадь, а, понимаешь, государственный объект. Теперь здравствуйте. Меня зовут Сергей Леопольдович, я ваш куратор на эти семь дней. И ещё насчёт двери. Вообще до визита президента к ней не подходите. Вы кого-то ждёте?

     - Вас ждал. – честно ответил я.

     - Это приятно, нас, понимаешь, мало кто ждёт. – Сергей Леопольдович хмыкнул и продолжил: - Познакомьтесь.

     Из моей комнаты вышла миловидная женщина с холодным взглядом и улыбнулась. От её улыбки у меня в голове застучал ледоруб Троцкого, под окном проехал грузовик режиссёра Михоэлса, а про то, как она оказалась там, где я недавно в одиночестве спал, я решил вообще не думать.

     - Татьяна Борисовна, - представилась женщина: - Сестра вашей жены.

     - Э… - сказал я, а заговорил опять Сергей Леопольдович:

     - Президент захочет попить чаю с плюшками, кто его будет угощать? Вы умеете печь плюшки? А стол, понимаешь, накрыть, тут же будет телевидение, первый канал, второй, журналисты… И что у вас с ванной, вдруг он захочет руки помыть…

     И Сергей Леопольдович пошёл в сторону ванной.

     - Я насчёт жены… - кинулся я вслед за куратором: - Я же вроде как…

     - Успокойтесь, Максим Александрович, - остановила меня новоявленная родственница: - Ваша жена появится через минуту и только на неделю, очень симпатичная девушка Лена. И давайте на «ты», нам работать вместе. Я, кстати, приехала из Балашихи в гости к сестре. Работаю в страховой компании, менеджер. А вот и Лена.

     В квартиру действительно зашла симпатичная высокая блондинка и я сразу решил пошутить по поводу отдачи супружеского долга. К счастью, пошутить мне не дали.

      - Майор ФСО Круглова. – командным голосом отчеканила блондинка и ледоруб Троцкого снова застучал в моей голове, и где-то вдалеке заиграл радиоприёмник барда Галича, а шутить расхотелось навсегда: - Прикомандирована к вам в качестве супруги. Показывай, муж, кухню. Осваиваться будем…

     Остаток дня мы осваивались, а вечером, как и обещал, приехал Татаринов. С ним приехали рабочие, сразу приступившие к ремонту ванной, и почти новый телевизор. Татаринов осмотрел квартиру, поговорил наедине с моими родственницами, с Сергеем Леопольдовичем и, видимо, остался доволен. Потом он подарил мне портрет президента в красивой рамке и мы сели пить чай с плюшками. Плюшки были вкусны, чай сладок, но я не обратил на это никакого внимания. Я думал о телевизоре, о прекрасном плазменном телевизоре в серебристом корпусе со встроенным ДВД, с диагональю…. Да это не важно, важно было другое - оставят ли его мне после визита, ведь мой старый телевизор они уже вынесли на помойку? Или он на балансе ФСО и они возят его по всем квартирам, которые посещает президент? А может, это вообще личный телевизор президента?

     - О чём вы думаете, Максим Александрович? – вдруг спросил Татаринов: - Вам не нравятся плюшки? Или вы не хотите помочь нам, а, значит, и своей Родине?

     И вновь застучал в голове ледоруб Троцкого, и раскрылся отравленный зонтик болгарина Маркова. Я решил оставить вопрос о телевизоре на потом, откусил плюшку и ответил:

     - Плюшки нравятся. Помочь хочу. Просто я подумал, что есть более достойные люди… Вот надо мной, Паша и Маша, он банкир, она домохозяйка, двое детей… Я у них взаймы часто беру…

     - Второй этаж не подходит. Он там будет как мишень в тире. К тому же президент страны в гостях у банкира это не очень правильно, ему ж взаймы не нужно. А семья хорошая, мы знаем. Итак, президент приедет к вам ровно в десять утра и пробудет пятьдесят три минуты…

     - У нас здесь по утрам пробки… - вставил я.

     - В это утро пробок не будет. – твёрдо сказал Татаринов: - Да, совсем забыл – вам знакома гражданка Вережанская Виолетта Павловна, пятидесятого года рождения?

     - Да, знакома…

     - Шла к вам, мы попросили этого не делать. Проживёте неделю без гражданки Вережанской, к тому же пятидесятого года рождения?

     - Проживу, конечно. Телевизор буду смотреть…

     Мой слабый намёк остался без внимания и Татаринов, достав из портфеля какие-то бумаги, продолжил:

     - Вот запись вашей непринуждённой беседы с президентом. Главное – вам, как представителю творческой интеллигенции, нравится отношение президента к культуре, поэтому вы поддерживаете все его начинания в этой области. Вот список начинаний. Теперь жалобы. Их у вас одна – вы недовольны ростом тарифов ЖКХ, он отвечает, что только что подписал указ… Ну, словом, как всегда отвечает. Вот текст жалобы. Дальше наша-ваша жена наливает чай, угощает президента плюшками, которые сама испекла, президент пьёт, благодарит, встаёт, спрашивает, есть ли у вас какая-нибудь личная просьба к нему, как к президенту страны. Тут важно – вы отвечаете, что есть. Потом излагаете эту вашу личную просьбу, вот, кстати, и её текст. Президент говорит, что он вас услышал, это такая специальная фраза для подчинённых, снова благодарит за плюшки и уезжает, а вы с чистой совестью приглашаете постаревшую ещё на неделю гражданку Вережанскую. Всё понятно?

     - Понятно. – ответил я и взял отпечатанные листки с начинаниями, жалобой, личной просьбой и непринуждённой беседой: - Это всё наизусть учить?

     - Вы, Максим Александрович, сами как думаете? – спросил Татаринов с интонацией, от которой застучал, застучал в голове ледоруб Троцкого, а перед глазами закачалась петля поэта Есенина.

     Спалось мне в эту ночь плохо. Во-первых, жутко храпели на своих раскладушках моя жена майор ФСО Круглова и её сестра из Балашихи, чьё звание я так и не узнал, а, во-вторых, два молчаливых мужика, дежурившие в прихожей, каждые полчаса заглядывали в комнату и обводили её тяжёлым взглядом. Проснувшись с ощущением лёгкой арестованности, я посмотрел на президента в красивой рамке, поздоровался с ним и вышел на кухню. Жена-майор уже приготовила завтрак, сестра жены мыла сковородку, два молчаливых мужика в прихожей сдавали дежурство двум другим молчаливым мужикам, а за окном… За окном творилось необыкновенное. Свежевыкрашенным фасадом сиял дом напротив. Вокруг детской площадки за ночь выросли голубые ели, а на самой площадке дети с радостью катались на аттракционах, вывезенных, судя по всему, из Диснейленда. На спортплощадке играли в футбол вежливые ребята в костюмах-тройках и тёмных очках, переговариваясь между собой по рациям. Подтянутые, голубоглазые и светловолосые дворники мыли шампунем только уложенный асфальт, а молодые мамы с пустыми колясками походили одновременно и на представительниц женской сборной России по самбо, и на участниц конкурса красоты. Редкие прохожие в плащах и шляпах совершенно не были похожи на прохожих и выглядели, если честно, как сотрудники ФСБ. Но я не стал об этом никому говорить и сел завтракать.

     А через неделю, наконец, наступил день визита. В пять утра меня разбудила собачка спаниель, деловито обнюхивающая комнату, и её хозяин, делающий тоже самое. С кухни доносился аромат свежевыпеченных плюшек и, дождавшись, когда человек с собакой обнюхают каждый сантиметр из моих жилых метров, я встал, дружески кивнул портрету и пошёл бриться-умываться, повторяя про себя давно выученный текст беседы с президентом. Потом я пил кофе, получая последние инструкции и наставления, надевал новый спортивный костюм и помогал прибывшим заранее телевизионщикам расставлять их аппаратуру, которая, кстати, расцарапала мне весь линолеум. А ровно в девять часов пятьдесят восемь минут моя квартира замерла и во двор въехал кортеж президента.                               

     Президент оказался приятным, улыбчивым и вполне свойским, извинился, что заехал без предупреждения, с удовольствием ел плюшки, много шутил про президента США, рассказал анекдот про борьбу с коррупцией, чем ужасно рассмешил мою жену-майора и её сестру, спросил у меня совета по поводу реформирования госструктур и внимательно выслушал жалобу на рост тарифов ЖКХ. Ответив точно по сценарию, что он только что подписал об этом указ, президент съел пятую плюшку, встал и спросил, глядя в глаза мне и одновременно в объективы всех телекамер:

     - Ну а какая-нибудь личная просьба ко мне, как к…

     - Есть. – твёрдо ответил я, недослушав президента и ледоруб Троцкого взбесился в моей голове, и в лицо уже летела струя цианистого калия националиста Бандеры: - Есть. Вы мне телевизор не оставите?

     Проснулся я от непривычной тишины, но, к счастью, в своей кровати. Первое, что я увидел, был мой старый телевизор, стоящий на своём месте и выполняющий роль тумбочки. На нём лежало письмо-уведомление о повышении тарифов ЖКХ в два раза. Я вскочил и выбежал на кухню. Нет, никаких следов визита президента не было, даже крошек от плюшек, даже царапин на линолеуме от телевизионной аппаратуры, да и за окном… За окном всё было как всегда - на спортплощадке выгуливали своих собак соседи, гортанно переговаривались дворники-хлопкоробы, а на детской площадке, на качелях, поставленных ещё пленными немцами, сидела пара алкашей с бутылкой. «Как же так…» - подумал я, а вслух сказал:

     - Как же так? Что ж это за власть такая, которая обманывает свой народ даже во сне? Власть подлецов во главе с президентом, который богатеет на бедах своего нищего народа! Указ о ЖКХ он подписал… Нет, только переворот, только революция спасёт эту страну от гибели! И если надо возглавить это революционное движение, то я…

     В комнате раздался непонятный звук, как будто что-то упало-разбилось и одновременно зазвонил дверной звонок. Я пошёл открывать, по дороге заглянув в комнату, и… Холодная липкая струйка медленно протекла по спине, а ужас заставил закрыть глаза. На полу, в осколках от разбитого стекла, лежал подаренный Татариновым портрет президента в красивой рамке. В дверь продолжали звонить, и я уже знал, кто за ней стоит, сжимая в руках ледоруб Троцкого. На ватных ногах я добрёл до двери, сказал последнее «прощай» своему отражению в зеркале, повернул ключ, зажмурился и прикрыл голову в ожидании удара. Но удара не последовало.

     - Ты чего? – раздался голос Вережанской Виолетты Павловны, пятидесятого года рождения и я открыл глаза.

     Действительно, это была Виолетта Павловна, удивлённо глядящая на меня, а у её ног стояла запечатанная коробка с плазменным телевизором со встроенным ДВД.

     - Опусти руки и занеси телевизор. – скомандовала Виолетта Павловна.

     - Откуда он у тебя? – слабо спросил я.

     - Государство подарило, на сорокапятилетие трудовой деятельности. Там, на коробке, и наклейка специальная.

     Действительно, на коробке была яркая наклейка с надписью «В. П. Вережанской в честь 45-летия трудовой деятельности на благо государства от этого государства».

     - У меня же два телевизора есть, этот решила тебе отдать, а то живёшь, как в пещере, ни одного сериала не видишь – продолжала говорить Виолетта Павловна: - С тобой и обсудить скоро нечего будет…

     И я занёс коробку в квартиру.

     Вечером мы лежали и смотрели «Новости». Показывали президента страны, который в каком-то городе зашёл в гости к простым людям и долго с ними беседовал, угощаясь плюшками. Простые люди, кстати, были очень похожи на моего куратора Сергея Леопольдовича и майора ФСО Круглову. Хотя, может, мне это лишь показалось…

     - Всё-таки хороший у нас президент и государство хорошее. Всё для народа делают - телевизоры дарят, плюшки едят… - пробормотала в полусне Виолетта Павловна: - Правда ведь?

     Я вспомнил про яхты олигархов и про нищих пенсионеров, вспомнил про вымирающие деревни и про пятиэтажные коттеджи чиновников, про тарифы ЖКХ и про зарплату начальника этого ЖКХ… Но ледоруб Троцкого стучал в моей голове, ледоруб Троцкого, и так уютно бубнил со стены новый телевизор…

     - Правда. – громко ответил я не только Виолетте Павловне и, посмотрев на портрет президента в красивой рамке, добавил: - Завтра надо стекло вставить. И рамку подороже купить, из красного дерева с золотым напылением.

     Я очень надеюсь, что меня услышали и я буду жить долго. По крайней мере, дольше, чем Троцкий. Мужья майоров ФСО должны жить долго и счастливо. Хотя бы в своих снах…

                                                                                                      Илья  Криштул

Здравствуйте, Виталий! У меня не художественная проза, а научно-публицистическая статья, в рамках литературоведческого исследования. Если диагностика не художественных  прозаических текстов, не осуществляется - не обижусь!  Очень волнуюсь!

Классификация стихов по природе происхождения

                                                                     Рождается поэма как дитя,
                                                                     Над небом чистым пролетя.

                                                                      Но губит душу равнодушный,
                                                                       Ритм беспринципный и бездушный.

                                                                       Творения подобны людям,
                                                                       Стихи во всем подобны нам.

                                                                       Они являются в одно мгновенье,
                                                                       Ведь рукопись творца прикосновенье,

                                                                       Они созданья с небом связанные,
                                                                       Будут пергаменту обязанные.

                                                                      И задыхается поэт ночами.
                                                                       От вдохновенья слезными очами…

                                                                 ( «Ритм убивает вдохновенье», Липа О.В.)

Стихотворение – небольшое поэтическое произведение в стихах[1]. Поэзия делится на три основных вида: лирика, эпос, драма. Но, учитывая   ее основные характеристики, можно прийти к логическому выводу о том, что вся поэзия лирическая, данная характеристика, присуща всем ее видам в той или иной степени. Лирическая поэзия - это «зеркало» души автора, любое событие,  понятие и  убеждение автор  записывает с точки зрения личных чувств,  философских убеждений, сюжет здесь является второстепенным.  Стихотворение  пишется на одном дыхании,  исключительно по вдохновению,   которое  рождаются единовременно с рифмой, и неотделимо от нее, и именно оно и есть душа лирического произведения, которое рождается единым целым, и являет собой возможность передать первозданную мысль,   первозданные чувства и образы автора.

 Итак, стихотворение – это, прежде всего – плод вдохновения, поэтому его можно лишь процитировать, но нельзя   пересказать.

 Следовательно,  поэт, призван  предать суть тех или явлений, идей и лирических героев, с точки зрения отображения  чувств, которые они порождают.

Ввиду чего, классификация стихотворений по природе происхождения состоит из четырех основных видов:

1) Стих-философии;

1.1) стих – личной философии, т. е. прожитый стих;

 1.2) стих-философии наблюдателя, т. е. стих-правда;

3.  Стих-описание;

2. Стих-сон;

3. Стих-видение.

Стих-философии – поэтический текст, в котором, как правило, преобладает духовное начало,  высокие идеалы. И вечный поиск истины.

Стих-философии (др.-греч. φιλοσοφία, дословно: любовь к мудрости)  -   изобличают мир с точки зрения познания сути  различных  явлений,  и чувств, которые  они порождают. Характеризуется жизненным опытом автора. Тем, что прожито, ощутимо, такой стих основан, прежде всего, на реальных событиях.  В эту категорию входит,  прежде всего,   философская лирика   и  в меньшей степени поэзия других  жанров.

Стих-философии, прерогатива поэтов-мыслителей (т.е. поэтов-мыслителей-идеалистов),  находящихся  в  непрерывных поисках истины, в них, как правило, преобладает духовное начало и высокие идеалы.  Поэт-мыслитель – автор, с неординарным, глубоким и философским образом мысли и Духа, ревнующий в поисках Истины. Признающий, первостепенность Духа над материей, сетующий на беспринципность и жестокость мира и беспрестанно  желающий изменить его  в сторону света. Идеалисты полагают, что познание тайн мироздания, представляет собою путь длинною в вечность, ибо мы можем познать истину в той мере в какой это допустимо человеку по определению. Они обладают врожденной тягой к высокому слогу, и любви к мудрости, познанию тайн мироздания. При декламации данной категории стихов,  происходят резкие и неожиданные вспышки, затем пламя остывает, и вдруг разгорается вновь, с неистовой силой.   К этому виду стихов,  относятся тексты эпических песен.    Такие стихи -  неразделимо связано с философией, мыслями, эмоциями, тайным и  не всегда очевидным смыслом. Но когда автор поясняет, какому человеку или явлению, посвящено произведение, все сразу становиться понятным и доступным.  Стихи-философии характеризуют   более экспрессивный, смелый   слог, нежели  стихи, относящиеся к другим категориям. Это есть крик Души.

Поэт- мыслитель, способен  одной фразой рассказать целую жизнь, и то, что лирический герой или сам поэт чувствовал при этом,  что умещается в один термин – прожито.

К данной категории, так же принадлежат мыслители философских направлений, не противоречащих идеализму.

          Но на ряду, с поэтами-мыслителями (идеалистами) в данную  категорию входят мыслители материалисты, и  в отличие от материалистов в широком смысле этого термина, в поэзии, таковых меньшинство. Поэты-мыслители-материалисты, признают первостепенность материи. Подавляющее  большинство которых, составляют поэты, правда.  Поэты-правда - не находятся в постоянном поиске истины, они уверенны в том, что она им известна, творчество и идеи такой поэзии – бескомпромиссны. Они не верят в то, чего не видят, но при этом многие из них не отрицают существование Бога.

Со стороны объективности они –   изобличают суровую   действительность с точки зрения констатации факта, идеи и субъективный взгляд заключаются в том, что в мире жестоко материализма, стоит быть под стать ему, сильнейший выживает, а слабый достоин изгнания, иногда даже смерти,   «естественный отбор». Человек – властелин природы и бытия, может строить свою жизнь как захочет, и «призрачные» высшие силы не могут ему помешать. Они не стремятся сделать мир лучше, не мечтают об этом и не сетуют на суровость и беспринципность мира. Они принимают его таким, каков он есть, и сами поэты-правда, представляют собой его неотъемлемую часть. Они как будто говорят, что мир, очень несовершенен, но с этим нельзя бороться, а  нужно просто стать такими же, под стать ему, и даже не для того, чтобы выжить, просто, они считают это вполне естественным. Поэты-правда, как и все материалисты считают, что истина достижима. И они  со своей точки зрения правы, истина к которой они стремятся – достижима. Так как их, познавательная деятельность, направлена на изучение объективной действительности, познание мира материи соответственно настоящему временному периоду, т. е. освоении правды, а не истины  как таковой. В эту категорию входят, как атеисты, так и  мыслители, не почитающие   религию и Создателя, отрицающие веру, как высшую Духовную ценность:

Когда ты  для меня слепил из глины плоть,

Ты знал, что мне страстей своих не побороть;

Не ты ль тому виной, что жизнь моя греховна?

Скажи, за что же мне гореть в аду, господь?

(Рубаи. Омар Хаям. Перевод  Герман Плисецкий)

 Учитывая, то, что данная категория поэзии, представляет собой изобличение несовершенного и порочного мира, калечащего Душу. Исходя из вышесказанного, слог поэтов-правды, менее лиричен, нежели произведения представителей других категорий стихотворцев. Он более простой и прагматичный в изложении, нежели у поэтов-мыслителей; с использованием жесткой, часто нелитературной, иногда ненормативной лексики:

 Стихи-философии имеют деление на стихи личной философии и стихи философии   наблюдения.  Стихи личной философии - это есть собственный жизненный опыт автора, его переживания, история  рождения, его чувства любовь,  потери, радости, это мир исключительно  глазами автора, его душой, без посторонних элементов. Данная категория поэтических произведений  наиболее субъективна и представляет собой литературную ценность, при условии, если автор, несомненно, верит в ту мудрость, которую он постиг. Как правило, такие стихи заключают в себе высокую мораль.   Более свойственно поэтам-мыслителям (идеалистам):

Пергаменты не утоляют жажды.

Ключ мудрости не на страницах книг.

Кто к тайнам жизни рвется мыслью каждой,

В своей душе находит их родник.

                                («Фауст»,  И. Гёте, перевод  Б. Пастернака)

Вторая категория – это стихи философии наблюдения, стих-правда т. е. субъективная оценка автором событий и явлений на пути к мудрости и истине, которые происходили не с ним лично,  а с кем-либо, возможно даже лично не знакомым автору. И идейная составляющая данных аспектов может быть далека от автора и несозвучна с его внутренним миром. И даже когда поэт  изобличает собственную жизнь, то с позиции наблюдения. Так же в этот тип входят стихи, изобличающие Духовный мир, но не сточки зрения поиска истины, а скорее с позиции сетования  на его несовершенство и не справедливость,  и тем самым непочтенное отношение к религии и Богу, как к высшей духовной ценности. Таким образом, стих-правда содержит в себе  два основных направления: стих-правда материального мира -  и стих-правда Духовного мира.   Такие стихи более свойственны поэтам – правды:

Хмуришь ты подведённую бровь,
И помада блестит на губах.
Почему «голубая любовь»
Так сияет у парня в глазах?

Изменился ты очень, дружок!
Да, с мужчиною - полный контраст!
Вот, кому-то, даёшь адресок,
Ты - пассивный, теперь, п***раст.

Без детей тебе жить - одному,
Как дошёл до такого, а, Вить?
Ты бы лучше украл, и в тюрьму, 
Очень будут тебя в ней "любить".

Ты ведь не был с рожденья таким,
Хоть судьбою бывает дано,
Что родятся порой чудаки,
Не «Она» и не «Он», а - «Оно».

И несут потихоньку свой крест,
Что же делать, ведь надо им жить.
Есть же мир пе****тов и лесб,
Тот, кто болен, в него и бежит. 

Кто ж тебя затянул в эту грязь?
Я бы вешал таких, ей-же-ей!
Эти твари, над всеми глумясь,
Нам калечат нормальных детей.

Нас двуполыми создал Творец.
Кто же к нам с «голубыми» пролез?
Вспоминаю о том бунтаре,
Что когда-то был сброшен с небес.

Ох, наступит финал, без затей,
Их копаниям в душах людских,
Превращению наших детей,
Из мальчишек и девочек - в них! 
(«Голубой»  А. Зеленский).

И в меньшей степени – поэтам гармонии.

Стих-описание - это личные наблюдения автора,  и чувства, которые они побуждают. В эту категорию входят: явления природы, пейзажей, архитектуры,  красота и тепло домашнего очага, мира животных, стихи для детей; на ряду, с этим, собственные  слезы и любовь, но не с точки зрения философии, а с точки зрения констатации факта и чувств, прежде всего. Наиболее свойственны такие стихи поэтам-гармонии. Поэт гармонии - близок по своему содержанию к писателю. Поэт-гармония, значительное место отдает,   непременному спутнику прозы, описанию. Они,  очень гармонично описывают  различные явления,  пейзажи и сказки с точки зрения тех чувств, которые эти явления побуждают. Их стихотворения льются, как легкий ручеек, ровный и спокойный на всем своем пути. Это легкий ветер, теплый и убаюкивающий. Такие авторы умеют восхищаться красотой  окружающего мира, благодаря особому мировидению. Они создают  поэтические пейзажи и портреты, и очень часто, являются одновременно прекрасными художниками. Такие  авторы   имеют врожденное чувство мелодии и ритма, и наряду с поэзией, как правило, имеют непосредственное отношение к музыке. Они могут  посвятить целое произведение красоте одной березки или солнцу… Такое стихотворение читается на ровном дыхании, и подобно песне. Даже больное и пронизывающее слезами, оно не сбивает ритм сердца.

Это природное чувство ритма, поэт и сам не всегда владеет его терминологией, оно просто есть, свой врожденный.

Поэты-гармонии  пишут, в том числе произведения  для детей, они имеют талант к сочинительству, т. е. созданию вымышленных, а также сказочных произведений (в отличие от поэтов-философии, которые пишут более сложные и глубокомысленные тексты) . Они и о любви во всех ее проявлениях  пишут исключительно с точки зрения  описания тех чувств, которые она побуждает:

 Исчезла прелесть ощущений,
Исчезли нежность и любовь.
Ах, сколько у меня сомнений...
От боли стынет в жилах кровь.

Мне показалось - я смогу,
И все преграды посметаю.
Ты разрушал всё на ходу,
Я от разрухи умираю...

Я так старалась для тебя,
У моря песню одолжила.
И, растворяясь вся, любя,
К ногам сердечко положила.

Ведь не достаточно любить,
И не достаточно быть верной,
Мне нужно что-то изменить,
Уйти наверно нужно первой.

И вот - разбитая душа,
Осколки ранят очень больно.
Два сломанных больших крыла,
И птица не летает вольно... 

Я так старалась для тебя,
Тепло у солнца одолжила.
И, растворяясь вся любя,
К ногам сердечко положила...

(«Мне нужно, что-то изменить»  Ю. Куропата)

2. Стих-сон –  произведения, олицетворяющие сны автора, любой тематики, это могут быть сказочные приключения, свидетельства военных походов, любовь, смерть, Откровения Души (религиозные откровения), философия, мистика, воспоминания о жизнях предков и т. д.   Как правило, стихи-сны прерогатива поэтов-мыслителей (идеалистов), в меньшей степени поэтов-гармонии. Вот классический пример стихотворения-сновидения:

Чей дух пленен, чье сердце полно светом,
Всем тем, пред кем сонет предстанет мой,
Кто мне раскроет смысл его глухой,
Во имя Госпожи Любви, - привет им!

Уж треть часов, когда дано планетам,
Сиять сильнее, путь, свершая свой,
Когда Любовь предстала предо мной,
Такой, что страшно вспомнить мне об этом:

В веселье шла Любовь; и на ладони
Мое держала сердце; а в руках,
Несла мадонну, спящую смиренно;

И, пробудив, дала вкусить мадонне,
От сердца, - и вкушала та смятенно.
Потом Любовь исчезла, вся в слезах.

( Сонеты. А. Данте,  перевод Е. Солоновича)

3. Стих-видение – по смысловой составляющей, (но не по природе возникновения), не имеет четких граней со стихом-сном, так как в данную категорию входят видения - образы, очень часто будущих событий, являющиеся на уровне воображения и  более реальных материй (видений как таковых). Такие стихи вещают о Духовных ценностях и светлых чувствах, они  не ограниченны лишь религиозной тематикой, это могут быть стихи о вечной любви, сквозь время и пространство,  о чувствах переживших смерть:

«Сквозь времена и жизни, я тебя узнала…»[2]  о вечности, о  мироздании, о тайнах предков, о будущем:

«Когда то будет жизнь иная,

И слезы жемчугом прольются,

В глаза твои опять взирая,

Смогу руки тайком коснуться»[3].

В данную категорию   так же входит литературный жанр «видений»[4], относящийся к тому типу литературных текстов, которые получили   широкое распространение в эпоху средневековья, а именно литературе откровений.  К ней может быть причислено любое сочинение, созданное с намерением обнародовать прямое послание Господа (либо его святых или ангелов). Данный жанр достиг своего расцвета, в «Божественной комедии» А. Данте:

 Земную жизнь, пройдя до половины, 

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

4. Каков он был, о, как произнесу,

Тот дикий лес, дремучий и грозящий,

Чей давний ужас в памяти несу!

7. Так горек он, что смерть едва ль не слаще.

Но, благо, в нем обретши навсегда,

Скажу про все, что видел в этой чаще.

10. Не помню сам, как я вошел туда,

Настолько сон меня опутал ложью,

Когда я сбился с верного следа.

13. Но к холмному приблизившись подножью,

Которым, замыкался этот дол,

Мне сжавший, сердце ужасом и дрожью,

16. Я увидал, едва глаза возвел,

Что свет планеты, всюду путеводной, 

Уже на плечи горные сошел.

(Перевод Е. Солоновича)

Стихи-видения (стихи-откровения) свойственны поэтам мыслителям идеалистам, и практически не встречаются в творчестве других категорий поэтов.

                                  С П И С О К   П Е Р Е С Ы П К И Н А

     Олег Пересыпкин спокойно лежал на диване и под бурчание телевизора читал Достоевского, когда тот – телевизор, а не Достоевский - сказал ему страшную вещь. «Двадцать первого декабря 2012 года, согласно календарю майя, наступит Конец Света. Человечество должно быть готово к этому…» - так сказал телевизор. Пересыпкин отложил книгу и сел. Потом снова лёг и позвал любимую жену Иру. Любимая жена на зов откликнулась и повернулась к Пересыпкину. Оказывается, она лежала рядом и тоже всё слышала.

     - Сегодня какой день? – спросил Пересыпкин.

     - Четверг, ты же Достоевского по четвергам читаешь. А год 2011. Интересно, квартплата из-за этих май не увеличится?

     - Какая квартплата?! Жить год остался! – вскипел Пересыпкин: - Число какое сегодня?

     Он всегда вскипал, когда разговаривал с любимой женой, так как считал её женщиной недалёкой. Можно сказать, даже близкой.

     - Пятнадцатое декабря. Больше года ещё жить, за электричество только заплатить надо до четырнадцатого, а то придут эти ацтеки с майями из «Мосэнерго», конец света и наступит. Будешь телевизор в темноте смотреть… - и жена снова отвернулась.

     Пересыпкин встал и заходил по квартире. Год плюс несколько дней! Всего год и несколько дней до Апокалипсиса, до крушения всего, до мировой катастрофы, до гибели всех живущих на планете Земля существ, включая и его, Пересыпкина, существо вместе с женой. Тут Пересыпкин остановился и взглянул на безмятежную Иру. Был бы он индейцем майя, конечно, он бы тоже устроил Конец Света, но выборочно. Зачем же всех уничтожать, есть же милые люди, а есть отвратительные. Пересыпкин снова посмотрел на жену и вдруг понял, как он должен прожить этот год, завершающий великую историю человечества. Во-первых, он его должен прожить отдельно от любимой жены Иры, а во-вторых… Что во-вторых, Олег Пересыпкин ещё не знал, но смутные и, несмотря на смутность, очень смелые мысли уже заползали в его мозг, где превращались в откровенные картинки. На первой из них обнажённая юная дева наливала Пересыпкину холодную водку, а на второй – подавала малосольный огурчик. Остальные мысли в картинки ещё не оформились, но Пересыпкину хватило и двух первых. Загвоздка была только в одном – в отсутствии этих дурацких бумажек, на которых помешены все люди и которые двадцать первого декабря 2012 года вместе со всеми белковыми телами превратятся в космическую труху…

     Гениальный план созрел у Пересыпкина через полчаса и на его претворение в жизнь оставалась ещё целая неделя. Составив небольшой список, Пересыпкин отправил жену в магазин и взялся за телефон. Под первым номером в списке значился бывший однокурсник по институту Боря Куперман, ныне преуспевающий бизнесмен и владелец заводов-пароходов.

     - Здравствуй, Боря! – издалека начал разговор Пересыпкин: - Как здоровье, как дети? Налоговая не беспокоит? А печень?

     Убедившись, что Купермана ничего, кроме его звонка, не беспокоит, Пересыпкин перешёл к делу.

     - Я, Боря, бизнес начинаю. У меня есть земля, буду на ней строить гусиную ферму. Производство безотходное, помёт – удобрение, пух – пуховики, печень – деликатес, мясо – еда. Перья пойдут на сувенирные ручки и вееры, клювы на эксклюзивные бельевые прищепки, зубы на ожерелья, гусиные лапки на конфеты, а больше с гусей и взять нечего. – Пересыпкин говорил деловито и с внутренней верой в успех: - Контракты я уже подписал – с помётной фабрикой, с деликатесной, с ожерельевой… Очень прошу у тебя ссуду. Деньги нужны двадцать второго декабря и на год под любые проценты. Двадцать второго декабря 2012 года ты озолотишься…

     То ли Куперман был благодушно настроен, то ли сыграло свою роль студенческое братство, но, не обратив внимания на гусиные зубы и конфеты из лапок, он согласился ссудить Пересыпкину денег и велел подъехать за ними двадцать второго декабря с утра. Куперманы тоже не ангелы и иногда ошибаются, что бы там про них не болтали злые языки, а окрылённый удачей Пересыпкин сразу набрал телефон второго номера из своего списка, тоже однокурсника Димы Лубчева. С ним разговор пошёл как по маслу. Пересыпкин рассказал про гусиную ферму, которую они открывают вместе с Куперманом, рассказал про гусиные лапки, про контракт с ожерельевой фабрикой и спросил, не хочет ли Лубчев поучаствовать деньгами. Лубчев, услышав фамилию Куперман, согласился и двадцать второго декабря тоже обещал выделить необходимую сумму, на год и под сто процентов годовых. Дальше в списке Пересыпкина был банк БТВ, который под залог Пересыпинской квартиры был готов дать денег даже на ферму по выращиванию ослов из индюков, ещё несколько однокурсников, одноклассников и просто знакомых. Всё прошло гладко, осечка случилась лишь со старой подругой по фамилии Бунеева, которая сказала, что с удовольствием даст Пересыпкину сто тысяч евро взаймы, если он вернёт триста рублей, взятые на один день в 1998 году.

     Двадцать второго декабря, объехав всех своих кредиторов, Олег Пересыпкин вернулся домой и заперся в ванной комнате. Он долго сидел, глядя на вываленные прямо в ванну деньги, потом три раза пересчитал их, потом ещё три раза и ещё. Сумма не уменьшалась, евротуман перед глазами Пересыпкина не рассеивался, а в его душе… Что происходило в его душе знает, наверное, только простой сомалийский пират Абдурахман, как-то притащивший к своей хижине танкер с нефтью. Он тоже долго сидел на пеньке перед танкером, а потом зашёл в хижину и повесился. Пересыпкин судьбу пирата повторять не стал. Он поднялся, взял несколько купюр и вышел из ванной. Отдав деньги жене, он попросил её пойти заплатить за свет и навестить какую-нибудь подругу. Как только дверь за женой захлопнулась, Пересыпкин стал вести образ жизни, подобающий его новому статусу. Миллионер не может себе позволить грызть сухарики и запивать их дешёвым пивом, поэтому он заказал по телефону суши и водки, по интернету швейцарские часы за тысячу рублей и сел в кресло перед телевизором.

     А потом была встреча Нового года. Были юные сорокалетние девы, наливающие холодную водку и засовывающие в рот Пересыпкину малосольные огурцы. Была драка между девами и женой Ирой, в которой победили девы. Была полиция, вызванная соседями. Была попытка улететь вместе с девами и полицией в Париж, закончившаяся в ресторане Ярославского вокзала. И, конечно, были караоке, танцы на столах, чаевые официантам, стрельба из шампанского и поездки куда-то на такси. А второго января деньги у Олега Пересыпкина кончились. Совсем. До Конца Света оставалось триста пятьдесят три дня…

     И он наступил утром двадцать второго декабря 2012 года вместе со звонком в дверь. Индейцы майя ошиблись всего на несколько часов. Когда Олег Пересыпкин, всю ночь сидевший на кухне в ожидании Армагеддона, посмотрел в глазок, ему стало понятно, что Конец Света, как он и хотел, будет выборочным. Он наступит не для всех, а только для него, для Олега Пересыпкина и прямо сейчас. За дверью стоял мрачный Боря Куперман, за ним Дима Лубчев, по лестнице поднимались ребята из банка БТВ, а из лифта выходили остальные, упомянутые в списке Пересыпкина.

     На вентиляторном заводе, принадлежащем Борису Куперману, работает странный человек по прозвищу «индеец майя». Должность его называется «круглосуточный дворник-посыльный-вахтёр-мойщик машин», он ни с кем не общается, никогда не улыбается и очень не любит, когда подвыпивший Боря ловит его и кормит паштетом из гусиной печени. Вырвавшись от Купермана, он убегает в свою каморку, запирается там, вытирает слёзы и вынимает исчёрканную карандашом книгу предсказаний Нострадамуса. «В августе 2013 года с неба упадёт Звезда и всё исчезнет. Потом всё появится и новым правителем Мира станет мужчина из северной страны, и звать его будут Олег Пересыпающий» - читает он вслух один из катренов Нострадамуса в своём переводе и подходит к настенному календарю.

     Никто из живущих на планете людей не ждёт так наступления августа, как он, странный человек с вентиляторного завода по прозвищу «индеец майя». И никто из живущих на планете людей не будет так разочарован этим августом, как он, несчастный «индеец майя»… А Нострадамусу-то что, Нострадамус и предположить не мог, что его похмельные сны, которые он записывал по просьбе своего лечащего нарколога, будут через века переводить на русский язык, продавать отдельными книгами, чего-то там расшифровывать и на что-то надеяться, надеяться, надеяться…

                                                                                            Илья  Криштул

Птица

 сидел на краю пропасти, свесив ноги, и следил за тем, как отскакивает от скал брошенный мною камень. День был в разгаре. Небо высокое и бездонное казалось бесконечным. А горы – картиной великого мастера.

Сзади раздалось размеренное цок-цок-цок. Я не повернулся. Здесь, за десятки километров от ближайшего жилья, встретить было некого, кроме Джуры, моего проводника. Повисла пауза. Я не выдержал и встал первым. У моего рюкзака с альпинистским снаряжением стоял конь. А на нём - красавец Батыр. Седой, в годах, но так уверенно держащийся в седле, что было понятно – это военный. И судя потому, что он смотрел на меня свысока – немаленького чина.

- Что ты ищешь в Таван-Богдо-Ула?

Это странное обращение навеяло на меня романтическое настроение. В городе, в столице ли, в районном ли центре, вы никогда не услышите такое обращение. В лучшем случае «товарищ» или «гражданин», а то и вовсе – «мужчина» или «Эй! Ты».

- Ах… Если б я сам это знал, – процитировал я Окуджаву.

Мой визави спешился, и я внимательнее его разглядел. От моих глаз не укрылось то, что под его халатом, оттопыривающимся немного сзади, висел немаленький ятаган, а к седлу был приторочен горный карабин Mannlicher. «Странное сочетание», - подумал я.

Да и наряд этого старого монгола был необычным. Дорогое, но затёртое шитьё. Украшения из золота и камней. Кто же он?

- Далеко ли простирается твой путь, странник?

- Да не странник я. Альпинист. Отдыхаю тут у вас.

- Из Москвы?

- Ну почему сразу из Москвы? Из Смоленска я. А хоть бы и из Москвы. Что, в пропасть сбросили бы?

- Зачем так говоришь? Я тебя ничем не обидел. Чай будешь пить?

- Тибетский? Конечно!

- Нет, алтайский, из степных трав. Я их сам собирал.

- Конечно буду! У меня тоже найдётся пара гостинцев к столу.

Я предложил не разводить костра, в горах дрова большая ценность, а зажёг газовую плитку, Тэнгэрийн Цэцэг предложил свою воду из бурдюка. «Всё-таки я - конный». Подошёл мой проводник Джура. Мы уютно расположились на вещах у очага, закрывая его от ветра и слушая булькающую песню кипятка.

После чая и небольшого обеда сразу двигаться в путь не хотелось.

- Странная у вас перчатка на левой руке, Тэнгэрийн. А почему она у вас одна?

- Это соколиная перчатка. Я долгое время был сокольничим у самого Агван Хайдуба! Но ушёл. Сам. Сейчас вот хожу по горам, меняю пушнину на еду. Жить можно.

«Жить можно» - эта фраза всегда меня удивляла. Сколько за ней спрятано переживаний и тягот. И несломленного духа. Духа горного Алтая.

- А почему же ты бросил такую интересную работу?

- О, это долгая история.

Он отвернулся, набил трубку с длинным тонким мундштуком и, не зажигая её, запел горловую песню.

Его взгляд был далеко. Он, как будто не находился с нами. Казалось, его душа вместе с песней летает над горами. Я лёг на спину. Высоко в небе парила большая птица, нарезая ровные круги и, совсем неуловимо для глаз плавно смещаясь к востоку.

- Это сокол? - спросил я Тэнгэрийна.

Он взглянул вверх на секунду и тут же опустил взгляд.

- Не смотри.

- Почему?

- Это хар шувуу.

- Кто? - не понял я.

- Хар шувуу, - немножко нараспев протянул он и отвернулся.

- Чёрная птица? Но она же серая?

- Не смотри! Это опасно. Если вы встретитесь взглядами, а взгляд у сокола острый, далеко видит, твоё сердце окаменеет.

Я атеист. Убеждённый и не верю в приметы и суеверия. Но голос Тэнгэрийна был таким взволнованным, что я решил на всякий случай отвести взгляд от птицы.

- Расскажи мне эту историю, Тэнгэрийн.

- Это грустная история, Путник.

Он подумал и начал свой неторопливый рассказ.

Я жил тогда в предгорьях Таван-Богдо-Ула. Степи вокруг были широкими и богатыми на дичь. А наша знать очень любила соколиную охоту.

Однажды мне принесли молодого сокола с колпачком на голове. Его звали Хурц Хумсны. Я же сократил его имя до Хурц.

Сокол был хорош!

Настоящая находка. Мышцы, как у гимнаста, когти, как у рыси - смерть для лис и зайцев.

Мы начали работать.

Я потратил на него много дней и много усилий. Птица платила мне сторицей. Лучшего охотника не сыскать во всей Монголии. Мы были с ним, как один организм. Он стал продолжением моей руки.

- Ты любил его, - то ли спросил, то ли утвердительно произнёс я.

Тэнгэрийн посмотрел на меня, как на совершенно бестолкового человека.

- Любил? Нет. Это было другое. Это было больше, чем любовь.

- Разве такое бывает? - удивился я.

Тэнгэрийн отвернулся и опять затянул красивую горловую песню.

Мне казалось, что я вижу мелодию. Вижу, как она расстилается над горами, над вершинами и распадками, как стелется по обманчивой мягкости ледников. Я вздрогнул. У меня реально закружилась голова. Что-то гипнотическое было в этом пении и в этой потрясающей красоте и чистоте окружающего мира. Мира гор. Избавленного от людей. Своей недоступностью, а значит, чистого и честного.

Закончив песню, он глубоко вздохнул и продолжил свой рассказ.

В то время был обычай ловить в лесу фазанов и выпускать их в гаремы и дворцы. И у Агвана Хайдуба бегала по дворцовому саду удивительной красоты цесарка. С подрезанными крыльями (чтобы не улетела).

И была у неё удивительная песня. Высоко закинув голову, она делала длинное па-ааа! и потом, красиво булькнув горловым звуком, делала "патап". И вроде бы ничего особенного, но тембр звука был такой странный...

Порой до сорока гостей собиралось вечером на плов послушать её пение. Я был там. С Хурц Хумсны. Спал я тогда с открытым окном. Потому что жарко и, потому что был уверен в своём соколе. А тот сидел у окна на жёрдочке и слушал самку фазана. Он был похож на каменную статую. Замерзшую навека. У сильных, будь то люди или птицы, не принято показывать слабость.

Но когда раздавалось пение цесарки, он приоткрывал глаз, и на хвосте чуть заметно расходились два самых длинных пера. Чужой бы не заметил ничего. Я - видел.

- Спал я беспокойно. Сам не знаю почему. И вот, среди ночи, ближе к рассвету, я приоткрыл глаза и увидел пустой шест.

- Приснится же такое! - в страхе подумал я и опять заснул.

А на заре, сладко потянувшись и собираясь омыть руки и лицо, я открыл сонные глаза и.. вздрогнул.

Сокола не было!!!

Я ничего не мог подумать. Я даже представить не мог, что он меня ослушается. Он, спасший мне жизнь!

В голове вертелось лишь одно: "Теперь я не жилец". Было не страшно. Нет. Было как-то заледенело. Мозг выключился, отказываясь воспринимать такую нелогичную информацию.

И пока я покачивался, сидя на краю роскошного дивана, на котором провёл ночь, раздался шум крыльев. И ветерок, скользнувший по шторам, возвестил о возвращении Хурц Хумсны.

Я смотрел на него во все глаза. Как истукан.

А он сел, гордо вытянув шею и пару раз встряхнув перьями, замер, как часовой на посту. Словно и не было ничего.

Соколов не бьют.

Они очень гордые и, если на них хоть один раз поднимешь руку - работать не будут.

Мы смотрели в глаза друг друга минут пять. Словно разговаривая.

И ты не поверишь. Я всё понял. Это возникло в моей голове само, как мысль, переданная птицей.

Это не были слова и не был рассказ.

Это были чувства.

Какое там.

Это была буря! Взрыв!

И...

Пропасть.

Камень, летящий вниз.

Стая, зовущая сверху. От самого солнца.

И маленький желторотый птенчик, притулившийся в гнезде из веток над самым обрывом.

Потом я больше никогда этого не испытывал. Но тогда...

Понимаешь, я заглянул в его душу. Как? Я не знаю.

Утром мы покинули гостеприимный дворец и больше никогда туда не возвращались.

Прошло несколько месяцев. Мы охотились в окрестных степях, ублажая местных вельмож. Любовались на ночные танцы девиц из гарема. Угощались поистине царскими блюдами.

Однажды в нашем лагере остановился гонец. Из того самого дворца, где мы ночевали.

Он рассказывал нам у костра удивительные вещи.

Оказывается, та цесарка, что так чудно и так прекрасно пела свою песнь - замолчала!

Уж что только не делал Агван Хайдуб! И зерном, вымоченном в дорогом греческом вине, её кормил, и сладостями восточными... всё бесполезно.

А к нему с визитом ехал хан Эцэг.

Времена тогда были строгие...

Чуть что не так - голову разом с плеч снимали. И хорошо ещё если так, а то привяжут к жеребцу и давай по степи, по камням да по кустам тягать, пока кожа не слезет.

И принять у себя самого Эцэга, не показав местную достопримечательность... Большой скандал. Большой. Очень большой.

Вот и разослал Агван гонцов во все стороны света, чтобы нашли они человека, сумеющего заставить упрямую птицу петь.

- Ну а сам то ты в далёкие ли края направился?

- Да, очень, - отвечал гонец.

В горах Тибета есть монастырь. Там живёт старый палач. Грехи отмаливает. Да только никак его земля не возьмёт. Видно слишком много греха на нём. Говорят, уже семьсот лет он белый свет топчет.

Вот за ним и еду.

Говорят, что птицы не понимают человеческий язык.

Говорят.

Только я не верю.

Мой Хурц Хумсны, никогда не подававший даже вида, что его что-то волнует, при этих словах переступил с ноги на ногу.

Я его хорошо знаю. Обычно он, как статуя каменная сидит. А тут...

В общем утром у нас была охота.

А вечером после последнего гона Хурц не вернулся. Сколько я его ни звал, сколько не свистел и не кричал... всё напрасно.

Ну, думаю, полетела моя голова, пропал я совсем.

Что делать?

Вскочил на коня и давай прямиком ко дворцу этому, где Агван Хайдуб жил.

Дал золотой стражникам, и они меня пропустили. (Я им и на выходе пообещал по золотому).

Стемнело. Кругом запахи - райские! Витражи, цветы, красота необыкновенная. Я вдоль стеночки, всё бочком, бочком во внутренний дворик пробрался. И вижу...

Вы не поверите!

Я даже забыл, что если поймают - на кол посадят. Пробраться ночью в гарем!

Гляжу, летает мой Хурц Хумсны вверх вниз, как курица, над самой землёй. Да тихо так, только ветер шевелит кусты розовые, а звуков нет.

Пригляделся. Он цесарку то подталкивает, подталкивает клювом прямо к лестнице! Та запрыгивает по ступеням, скачет, а лететь не может.

Крылья то ей ещё в детстве перебили да для пущей верности подрезали ещё.

Я старый солдат. И видел такое, от чего многие в обморок падали.

Но тут...

У меня слеза навернулась на глаза. Не стал я им мешать.

Они добрались до самого верха стены.

Хурц Хумсны кружил над ней, кружил... Всё приглашал лететь.

А цесарка смотрела то на него, то в ров под стеной, заполненный водой. Не осмеливаясь принять решение.

И вот, решилась. Подняла голову к небу. Вскрикнула своё знаменитое «па-а-а патап». И рухнула вниз.

Она не полетела. Нет. Кинулась в ров с какой-то обреченностью, безысходностью... и, кувыркаясь и переворачиваясь, полетела вниз.

Сокол кричал так, что разбудил весь замок.

Мне пришлось бежать из дворца.

Что тут началось! Охрана сбежалась, Агван в исподнем выскочил...

Хорошо хоть в суматохе я тенью из дворца выскользнул да в лагерь умчался.

Забился в угол шатра, лежу, трясусь.

Слышу хлопот крыльев. Выглянул в щель, уселся мой Хурц Хумсны на шесток и сидит, как памятник каменный. Как-будто ничего и не случилось...

Спасли цесарку.

Я потом об этом узнал. Выходили, вылечили.

И во внутренний дворик выпустили. А на лестницу ту - решётку кованую повесили. От греха подальше.

Прошёл ещё месяц.

Въехал в наш лагерь странный всадник.

Когда он появился, все собаки не залаяли, а наоборот умолкли. И Соколы притихли.

Гробовая тишина окутала лагерь.

Был он во всём чёрном. Худ непомерно и высок, как отроги Тибета.

Лицо прикрывал тёмно бордовый платок. Он почти не задержался у нас. Напоил коня. Посидел у огня немного и тронулся в путь. Во дворец. А когда он скрылся из вида, растаяв в трепещущемся степном воздухе, мой Хурц Хумсны упал с шестка замертво и повис на поводке.

Я такого никогда не видел! Чтобы птица - сознание теряла.

Бросился я к нему, водой брызнул ледяной, в клюв дыхнул, потряс его...

Забилось сердечко.

И тогда...

Я знаю, меня многие не поймут. Такой Сокол многих тысяч золотых стоит. Да что там, голову не сносить сокольничему, коль упустишь птицу.

Голову...

Да...

Так вот.

Отрезал я поводок то. Нож у меня турецкий, острый, кривой. Раз и всё. И ушёл к себе.

А Хурц Хумсны даже не шевельнулся.

Только, когда я откинул полог, чтобы войти в шатёр, чуть заметно повернул голову с огромным карим глазом.

Он был весь влажный! Весь. Почти мокрый!

Тэнгерийн замолчал.

Он даже не стал петь.

Только долго-долго смотрел вдаль, на расстилающиеся под ним горы Таван-Богдо-Ула, окрашенные закатом в тревожные багровые тона.

Я слушал его, боясь не то что пошевелиться, но даже дышать стараясь потише....

Утром, когда я вышел из шатра, Сокола не было на шестке.

Я, стараясь не привлекать внимания, тихонько покинул лагерь и перешёл границу Монголии и Китая.

И никогда не возвращался в Монголию.

Я не был в этих краях тридцать два года.

Он собрал бороду в кулак и провёл им сверху вниз.

Недавно мне рассказали.

Чёрный человек гонял цесарку по всему двору. Хлестая кнутом и требуя песен.

Он подкидывал её в воздух и, поймав, шлёпал о землю так, что кости трещали.

Он задушил у неё на глазах по очереди всех её птенцов.

Странных птиц, не похожих на фазанов.

- Ты будешь петь.

Смерть не принесёт тебе облегчения!

Я не дам тебе сдохнуть!

Он раскрывал свою потёртую седёльную сумку и доставал лекарства. Лечил цесарку и начинал мучить опять.

Высоко-высоко в небе парил Сокол.

Из-под одного из кустов роз выпрыгнул глупый, совсем ещё маленький птенец.

Последний из её рода.

Она кинулась к нему...

Лицо человека перекосила страшная гримасса радости и близости победы.

Она сдалась, дрогнула!

- Сейчас ты у меня запоёшь!

Он замахнулся кнутом.

Сокол упал так тихо и так быстро, что никто ничего не смог понять.

Просто черный человек упал.

Из него вытекала тёмная жижа, не похожая на кровь. А глубоко в черепе застряло, пробив голову до самой шеи, тело сокола.

Цесарка умерла спустя два часа.

А куда делся птенец никто не видел.

А только с тех пор появился в горах сокол.

Его стали звать хар шувуу - чёрная птица.

И если, кто встречался с ним взглядом - сердце того каменело.

Нет, такие люди не умирали. Они продолжали жить. Только их ничего не волновало. Ни радости, ни горе.

Жили себе тихонечко такие люди, делали что-то, а потом также незаметно умирали.

Не познав ни радости быть любимыми, ни счастья отцовства, не видя ни красоты мира, ни его бесконечности.

Ничего не волновало таких людей.

Жители боялись их и выгоняли из деревень. Правда, потом сами с удовольствием обращались за помощью, когда нужно было делать трудную и нудную работу. Другие не выдерживали. А этим было всё равно.

Сердце то у них было каменное, равнодушное.

Тэнгерийн уехал не попрощавшись. А я всё смотрел и смотрел вслед человеку, оценившему жизнь и свободу птицы выше своей собственной.

И думал, какими порой странными бывают человеческие ценности. Иногда положение в обществе, карьера, богатство достаточный повод для того, чтобы оттолкнуть товарища плечом. Втоптать в грязь.

А для кого-то чужое горе важнее своего благосостояния.

- Начальник, - окликнул меня Джура - однако идти надо.

Мы спустились вниз, на землю Монголии. А спустя несколько часов я уже летел в самолёте навстречу бетонным джунглям, офисному планктону и биржевым сводкам.

«Ничего личного. Просто бизнес.» - темнело на экране планшета короткое сообщение от моего лучшего друга, не раз помогавшего мне в кризис. Выигравшего арбитражный суд и получившего полное право собственности на мою единственную компанию.

Как женщины глупы!

Это произошло на одной из ассамблей*.

— Позвольте Вас познакомить с моей дочерью,— сказал Алексей Петрович Веригин— помещик 52-лет, сохранивший на своем лице следы былой красоты,— Софьюшка очень начитана, знает 3 языка и играет в шахматы. Она моя гордость!

Дмитрий Козлов, молодой офицер к которому относились эти слова, посмотрел на Софью Алексеевну.

«Очень хороша,— подумал он. Приятное знакомство».

И в самом деле, она была очень красива! Большие темные глаза, казалось, смотрели в самую душу, черные волосы искусно причесанные, подчеркивали белизну ее кожи, а тонкая талия вызывала желание заключить ее в объятия…

Поговорив с ней некоторое время, Дмитрий сказал:

— Ваш батюшка обмолвился о том, что Вы играете в шахматы. Давайте сыграем?

— С радостью,— ответила она.

Играя, он думал: » Какая же она  хорошенькая! Надо будет за ней поухаживать. За нее, наверно, дадут и большое приданное!»

Его размышления были внезапно прерваны словами Софьи Алексеевны:

— Вам мат.

Дмитрий Козлов покраснел.

Его очень раздосадовало, что женщина смогла превзойти его в чем-то. Тем более что они играли не больше 10-ти минут!

— Жаль, на ассамблеях запрещено играть в карты,— сказал он, с деланной улыбкой,— я бы Вас быстро обыграл: мне в них всегда везет.

— Да, в шахматах не поможет везение: здесь нужен ум.

«Вот зазнайка!— подумал он,— и зачем женщин пускают на ассамблеи?! С женщинами вообще не стоит играть!»

А вслух сказал:

— Счастлив, что познакомился с такой очаровательной барышней как Вы. Но, увы, вынужден откланяться.

Спустя 2 дня он рассказывал друзьям:

— Она очень красива, но, увы, глупа! Двух слов связать не может. И в шахматы не умеет играть — я за 5 минут поставил ей мат! Но что поделать, женщины вообще глупы!

* ассамблея — прообраз дворянского бала, празднование, введенное Петром Великим в культурную жизнь русского общества в декабре 1718 года.

Правильная вера