ШУМНЫЙ  ВЕТЕР

                  звукоподражательный  этюд

    Шумит  шумом шумный  ветер.

 Шум  шумит  о  просторе, о  шумной быстроходной  реке,  о шероховатости  вольной жизни.

    Шумит шумно о том, что забыл тишину покоя.

    Прислушайтесь, быть  может быть, за форточкой шелестят  его  слова, а не   крона,  держащая  листья.  Или, может быть,   шум шумного  ветра  схвачен  лапами сосен и те  не  пущают   на волю?

     Шут его знает – быть  может!

    Или  это уже  не  шум, а шёпот  шума,  стекающий по шершавому стволу сосны?  Или  чуточку  утихает шёпот  меж  отслоившихся «корок» ствола?

    Шут его знает, может  быть!

     Чу!  Слышите?  шум  нешумно  упал в шелка  травы, запутался, возмутился. Услышав шарканье подошв на бетонной дорожке, притих.

              «Ага, не  за  мной! Хо-ро-шо, товарищи  граждане! Спасибо!   Я жив!»

    Шумнул   нешумно,  шутейно,  и пополз  меж шершавых травинок, прислушиваясь к шелесту  широких шин.

             «Шикарно, шайтаны,  шерхаються! А  вот кстати  куст. Царапнуть  что  ли?   Чумазый,   почему то!  Да ладно – воля вольному!  Заползу  на верхушку,  прыгну потом на  комель   акации и… шутка ли!   Выдохну на вершине!»           

  Выдохнул.

  Притаился  на  верхней  почке побега, глаза  в небо.

                                             ВИСЕЛИЦА

                                                    рассказ     

       Опираясь об  ствол акации  плечом,  и,  подвигая левую деревянную  ногу   правой, в кирзовом  сапоге,  «отдыхал», от обхода  владений, бригадный  сторож  Иван  Костарнов.

    Гасли  крупинки  звёзд.  Занималась   заря.

  На   поле, что  рядом  через  дорогу,   прояснивались  ниточки свекловичных  рядков.   Зеленеющие   ниточки, словно строки  нот,  приуготовлены  в ожидании  рук. Музыки  неравнодушных  сердец,  потому  что сроки,  по расстановке  всходов,  «уплывают».  А это  значит   недобор ожидаемого    урожая.

 Поперёк  рядков,  то  наклоняясь, то выпрямляясь, ходит  агроном.   Пошевелит растения  пальцами;  остановится  в раздумье.   

     « Линьку  корней («стекание») не  остановить!  а помощи   на триста га -  с гулькин  нос.  Привезут   100  рук на  помощь. А они  кто  баранку  крутил, кто  цифрами  авторучкой  управлял, кто языком!  А тут - надо  нагнуться, «поговорить»  сапке  с растением, плюс  солнышко  затылок  запекает,   а  после  13  часов дня – айда! – по машинам». 

 Овладели  думы.  Прищемили  сердце,  словно  прищепки.  

Невесело  душе. Тоже  плечом  к акации  прислонился.  Молчит в ожидании  автомашин  с  помощниками  (из  района подкинули!) Агроном  молчит  и сторож  молчит.  Погодя, он, понимая  думы ,  затушил  цигарку  о  щепку,  сказал:

     - А  вот, Николай  Иванович,  послушай  мой  сказ.

   « В августе  1942  года  в  станице властвовали  немцы.  Сразу,  как заступили,  ввели  немецкий  порядок.  Меня,  инвалида с деревянной  ногой  и кривой  рукою, назначали  бригадиром  в  этой  самой  бригаде.  

    Через  переводчика  сказали,  чтоб, у этой вот  акации,  ждал  жителей и дал  всем, кто  придёт,  работу. Вон  там,  на  видном  месте, установили  виселицу. А  за день  по  улицам  тем, что  примыкали  тогда  к  бригаде,  объехала  машина и по громкоговорителю объявила   выход  на  работу.  Льгота была  только  тем,  кто  умирает, кто без  рук, или дурачок,  признанный  их доктором или  очень  больные, да  малые  дети в люльках. Все  были  оповещены утром  и  вечером. Кто  не выйдет, того  ждала виселица  в бригаде.   

  Так вот.  Меня строго  предупредили,  чтоб  соблюдался  график  работы:  час  работы,  десять  минут отдых. И так  до  вечера! Несоблюдение  графика рабочими  – виселица,  у которой  ставили  автоматчика.

   Я «пришкандылял»  на  своей  колотушке  до  восхода  солнца.  Сижу.  Курю.  Гляжу…мать  ты  моя  матушка: прёт  народ,  словно  мыши, из  нор!  Ближе и ближе,  со  всех  сторон  света!

  Идут,  не поверишь,  те, кого и не  знал, что они живут  рядом  со мной. На  демонстрацию идти …было,  ведь  не допросишься,  а тут  такая  масса людей,  и всего-то - из  4 улиц!  Мама, ты  моя  матушка! Это ж где  им  искать  работу, чтобы  никого  не  повесили? А инструмент? Бригадного?  Маловато!  Веришь:  затрещали   мозги!            Раздаю наряды.   Чтоб они  была каждому, я  по 5 -6  женщин  ставил  на  уборку  с одним  веником.  Одна метёт, другие  в ладонях  носят  мусор.  Потом  поочерёдно  меняются  местами.  На  троих  одна  кисть  на побелку. 

      Где  высохло, или уже  убрано, то снова  убиралось,  выметалось,  красилось.

  Одна   коса  на  5  человек. Кто устал,  тот отдавал   косу,  отдохнувшему!   Коса  бедная чуть ли не до  белого  каления  нагревалась.    Траву  дёргали руками. Потом  подметали.  Камушки  выбирали.  Двор стана  «вылизали»:  до  крошки  камушка.  Вокруг столбов, в поле, стало  «чистим - блестим». 

    Работают и смотрят:  не  вешают  ли  кого? Кто  кончит свою  работу, подбежит,   умоляет дать  новую. Я  отсылаю  назад -  повторять,  какой  раз?  я уже  и сам не знаю,  лишь  бы,  не  стоял  без  работы.

 Вот  и  весь  сказ, нам  бы  столько  народу  на  расстановку  растений. Мы  бы, этим  народом за пару дней  300  га  «обробыли!»   - А  вон  и первая     машина  пылит,  встречай.

                                                              ЗАТЕСА  

                                                             Лирическая. С натуры

                                                                 Эпиграф.    

                                           « Глаза  напротив  полные  небес» 

                                                   из песни по радио FM.

      Затеса, или точнее записи, под говор дождя – не просто  записи. Они - выхлоп  терпения из моей,  ранком  проснувшейся,  души. 

     Судите,  как хотите.  Права она или не права. Это  Ваше  желание.

     Мне же  по боку, в какую степень возведёте своё желание, товарищи  литераторы. Грубо?   Быть  может!

  Ведь   я  раздражён.

 Бесконечная  стукотня  «барабана», то есть капель дождя  на  крыше. Затеялся  говор дождя,   с полуночи, и, по сей  час, не смолкает. Ну, никак  ни угомонится!

   Глянул  бы ты, дождь, на численник, по станичному  говору - на календарь. Чёрным по – белому тебе  глянется  слово  январь. Глянулось?   Двадцать  девятый  день февраля. Последняя   смена  дня  на  ночь, ночи на первый день   марта.

       А вот снегу,  пушистому, белому  чуду - не глянется.   Сидит на  карнизе  неба, и  ни гу-гу.      Притворился.  Будто бы не понимает что, я жду его как и многие люди.  Ты, поди, случаем не засиделся на  карнизе?    Сползай!  Залепи кружевными  снежинками бледное  лицо,   «щёки   огорода», насыпь  на ладонь, в удовольствие  слижу  языком   на губах.  Почему  медлишь?

  Возрадуй  же! живое и неживое  на земле! Сползай!

     Припоминаю,  ты, февраль, соскочил с небесного  карниза, пять  дней назад,  да припорошил  эдак  сантиметра  в три земельку, но  брызнули,  к обеду,  лучи  и… расплавили  твоё покрывало.

   Затем, будто  стесняясь, покрапал  дождь.  Перестал. Вновь  пошлёпал  по жести крыши.  И, верно, тебе  понравилась  музыка  крыши. Разохотился. 

      И  пошло, поехало – задождило; и по сей  час говор  шлёпающих  капель по пластмассовому козырьку  фронтона.  Ах, вы  капли – говоруны, скажите эта беседа  надолго  ещё?   Конечно,  рот вам  не закроешь.  О чём-то своём, то  ли о небесном, то  ли о химическом  составе, то ли о степени  липкости. А я слушаю  ваши балясы, да злюсь.    

     Конечно, зря.  А это  как понимать!?

     Лужи  на огороде  не вычерпаешь. Жаль   чеснок  зимний, мой  прибыток,  погибнет,  без доступа кислорода.  Листочки сжались  в лодочку. Желтизна  наползла. Дышать то им трудно. Бедняги.

      Выглянуло бы солнышко,  мать тепла  и света. Подсохла бы  земелька. Но, увы, небо  заволокли  тучи.  Заборонили  начерно  синь небесного  пространства.  И  это называется  зима? Может  и называется. Только на улице пора  дождей и насморка...

    …В  стекло окна  стучатся мысли  надежд. А там  гляди    утихнет говор дождя и затеса    проснувшийся  души. 

                              КОЛОДЕЗНИК   

       Мужчина   щёлкнул  калиточной  щеколдой.  Аккуратно приоткрыл калитку из пиленных,  деревянных  брусочков.  Кивнул  головой:

       -  Войти  можно?       

       - Да,  желательно, поджидаю, -  сказал хозяин кирпичного дома, и  шагнул  навстречу мужчине. Тот приподнял  полинялую  фуражку - сталинку,  в знак приветствия.   

      -  Приглашали? - спросил  он. И, отирая  пот  с загорелого  лица,    добавил:   - Где  бы  присесть?

       - А  вот  табуретка, - сказал  хозяин, и поставил её  у ног гостя.    

Он   присел, отёр  платком лоб,  накинул  фуражку на колено. Потом  неспешно  расстегнул  пуговицы  на  гимнастёрке, штопаной в нескольких  местах.  Взворошил  волосы,  просившие  давно баню. Выдохнул:   

        - Жарко! И   добавил, - Вот  тебе  и август!  Думаю пора  колодец  копать,  Владимир  Иванович.   Грунтовые воды  понизились. – Место колодцу  определили? - Нет, Алексей,  будем  углублять  старый, совсем  обмелел.   

       - Углублять, так углублять!  Это  можно!      

 Подошла  хозяйка и мужу:

          - Что же  ты  Алексея  разговорами  кормишь?  А ну – ка,  мужики, подсаживайтесь ближе, к столу.

    Лицо  Алексея  озарилось улыбкой:

         - Покушать  бобылю  не  грех. С утра во рту  ни  маковой  росинки!

 Хозяйка  покачала   головой.  Заторопилась  к  дворовой печке. Быстренько  поставила  угощения. К  тому  времени  мужчины  вымыли  руки у рукомойника,  и  подошли  к столу.       

    … Алексей  ел борщ  неторопливо,  аккуратно  вытирая  губы корочкой  хлеба. Было  видно, что  ему  не  хотелось,  есть «швыдче»: уж очень борщ  был  вкусен, ароматен, наварист. Хозяйка,  зная  его  привычку,  есть  горький  перец, принесла  с грядки  и перец. Он  так  завидно  и аппетитно  его кусал, что,  просто,  Владимир Иванович, не преминул  сказать:

       - Вот  это настоящий  кубанец!   

       -Подлить? - спросила  едока  хозяйка  двора. 

      - Не  откажусь!-  и удивлённо посмотрел  на  ставленую,  на  стол тарелку,  где   на  картофельном   толченье,  лежала,  величиною  с ладонь, котлета.     

        - Кто как ест, тот так и работает,- допивая  компот,  улыбнулся  Алексей.  

       - Я не сомневался, - сказал   Владимир Иванович.  Всё  готово  для  очистки  дна  колодца.  Сам  его  рыл, сам уже раз  обновлял дно. И вот ещё  надо  в августе.  Ушла  вода.  Завтра и начнём.    

       - Пусть  завтра.  Чтобы  помощники  были  готовы, лестница,  два ведра с верёвками – таскать  ил дна,  брезентовый  плащ, резиновые  сапоги с шерстяными  носками. Ну и   водочка  перед  спуском на дно. Лопату  возьму 

свою.  Вот и всё! – распорядился  специалист  по  колодцам. - Мне  ещё  к другим  зайти  велено,  значит,  кланяюсь,  и  я  пошёл.  Спасибо  за  обед.

                                   ***

    …Солнышко  рассеяло  лучи  в  косматых  верхушках уличных акаций и, щурясь, выползало   в  распростёртый океан неба. Он  сулил добрый  день  для  всех  дел,  которые  приурочены  для  свершений,  именно  сегодня.  

   …Хозяин дома,  в ожидании  мастера  по колодцам,  разбрасывал  зёрна  кукурузы, окружившем  ноги,  курам.  Увлёкшись  этим  действом,  он  не сразу  заметил,  идущего  к калитке  Алексея,  а  заметив, поставил  кастрюльку с  кормом на плотницкий стол, пошёл  ему  навстречу. 

   Он  был  уже  у калитки.  Обменявшись   приветствиями, подошли  к  колодцу.

      - Твоя,  Алексей,  работа. Два  года  служит нам:  стенка  колодца  не обсыпалась.  Вода  хорошая  и много  было всегда.  Но   пришло  время:  «подновить»  дно. Только  ты  можешь нас вновь  порадовать   студёной  водой.  Других  в станице  мастеров нет. Один  ты  нарасхват.

      -Эх!  приступаем!  А вот  и двое  помощников  тебе.      

     - Это  хорошо!

     И он стал  надевать  брезентовый  плащ. Затем    утеплённые,  резиновые  заброды. 

     В  колодец   спустили   лестницу. Привязали её  к  срубу  колодца.

   Алексей,  как  космонавт,  обошёл колодец,  оглядел и  подергал  крепёж.

    Влез  в «горло»  колодца. Сел  на  край  сруба. Снял  рукавицу.  Хозяин  поднёс  водочки, кусочек  сала, огурчик.  Закончив  почин дела,  сказал:

     - Ну,  попускайте  лестницу, - и «брезентовый  космонавт» начал  погружение  на дно  колодца.

      - Вира!- и лестница выползла  наружу. 

    В ведре  спустили  ему  лопату.

Погодя  раздался  стук  лопаты  о ведро. Это означало «вира»! и началось:  ведро пустое – на дно, а оттуда - с  глиной,  вперемежку  с водой. Помощники  Николай – сосед и  Виктор, товарищ его,  еле успевали  таскать  вёдра из колодца.

    Тот, кто  «в жизнь»  не  обустраивал дно  колодца  в августе, чтоб  потом  наслаждаться колодезной, чистейшей  водой не один  год,  тот  думает,  что 

чего уж там,   строки  усложнять!  Не  думайте  так! Потаскайте   тяжёлые вёдра глины с глубины  10  метров. У вас  пропадёт  «охотка»,

сомневаться  в простоте  процесса: майна – вира!  Верёвка  скользкая,  в  глиняной  жиже, того  и  гляди:  не  выпусти  её  из  рукавиц.  Внизу,  на дне

её  «встретит»  голова! Представляете,  что  будет!?  Не  надо  представлять:  человека  оттуда, даже  втроём, никак не  вытянуть.  Словом,  думаю,  убедил,  в том,  что  это опасная  работа. Не  простая!   Она  красивая,  нужная!  Не  всякий  осилит  её!  Не всякий!          

   А Алексей,  знай,  не один  десяток  вырыл и обновил  колодцев. И надо сказать  грунт  у нас  не супесь, а кубанский  чернозём.  Грунтовая  вода  залегает  не близко,  надо  попыхтеть с лопатой  метр  за метром, чтоб попить водички с 10  метров. 

   А, между  тем, в  вёдрах  с  глиной, всё  больше и больше  воды.  А,  погодя, там,  в глуби,  резво забулькали, «ожившие»  родники. Начала  резво  прибывать  вода.      

Послышался  приказ из  подземелья:  

        -   Приготовьтесь поднимать! 

    Опустили  лестницу. Когда  коснулась  дна,  работник   поднялся  до  первой, верхней лестничной   поперечине. Удержать  его  на  ней – это  пол – подъёма  наверх.  Натужились – потянули  его  вверх вместе с лестницей.  Втроём!

    Попотели отменно. И  сверх  того! Зато благополучно  вытянули « брезентового космонавта»! Когда  вся амуниция  была  сброшена  с  тела,  и тело « обряжена»  в чистое,  то  обнаружилась вся  красота его тела.

      Колодезник - что  надо!

    Крепкие,  мускулистые  ноги. Не  хлипкие  плечи,  унесут  быка!  Цепкие  пальцы, чуть  пригнутые (лопата  не выскользнет!),  жилистые,  хлеборобские  руки  с подушечками  нажитых  мозолей ( копать – не печенье  сортировать!)       

    Сели  обедать,  пропустить  по горлышку  самогонки. Да и  закусить  поднесённую  стопочку  ( читай стакан!)  

    Песен  не  пели.  Зато  сколь  нового  про  копку  колодцев  было  рассказано. Оказалось,  что  Алексей  занятный  рассказчик.

     …Предвестие   погоды  сбылось. Солнце  обливало сиянием просторы столько,  сколько  было  желания. Растущая, около  колодца,  шелковица еле  дышала. Резные  листья  поникли. Ещё бы: от земли исходил приземный подогретый  воздух  бани,  а около  колодца,  на пролитой  глине, уже  появились    узоры из трещин…    

 ДВА  СЛОВА  О  ЛЮБВИ

                  На песчаной  постели  бархана, под тенью  развесистой  маслины, брат  рассказывал сочные,  и  по- мужски  солёные,    анекдоты.   Выдав   порцию устного  творчества, он  посмотрел  на  небо.  И я взглянул.  Небо  было чистое,  словно  вымытое.

              - Валентин,   расскажи  историю…  вот  о чём,  о  любви. Позабылись подробности.      

               -Ну,  хорошо  слушай. 

    Ожили  лучики  его  памяти. 

         «  В станице  Темиргоевской   жила  красивая, трудолюбивая  казачка    Люба.  Сваталось  женихов, прямо  скажу: пруд  пруди.  О, женихи  завидные,  смелые, лихие  молодцы!   Но по  сердцу  был ей  люб  Григорий. Он  был  сын  бедного  казака  Харлампия.   Кроме сына в его  семье было  ещё  четыре  дочери, на  которых   наделы  земли не нарезались.  Харлампий  уже  был,  слаб,  но по  хозяйству отдавал  распоряжения.    

  Григорий же, изнывал от  безделья: была  на то веская  причина.   Он  не  хотел идти  в  наймы к богатым  станичникам.    Бездельничал.  Было  ему

уже за двадцать. В хату  отца не спешил  ввести невестку, а  отделить  его отцу не  было средств.

             «Гордец: не желает  шапку  помять  зажиточным !» - говорили  соседи  казаки.     Но причем  гордость,  Вов?  Любовь  правила им. И об этом знал  только  Иван.

Как - то,   зашёл  Григорий  к Ивану.    А тот сходу:  

        -   К Любаше  женишок подкатил!  - Ты  в курсе? - Богатый,  из семейства  Козыря. -  Я,  Любу, недавно, встретил. Она   мне и  поведала .     - Объявился, Козырь… да  запел у ворот:                     

         « Ты красивая! Выходи за  меня!»

       -  А она? - сердечко Григория  затрепетало,  - Что  она  ему  в ответ?

       - А  она, - Иван загоготал: « Я  не  спешу  с замужеством!»

       -   А  что Григорий  на  примете?  Ха – ха – ха!  Бездельник!    -  А она?

          - Ни слова!

   А он гнёт  своё:

           « Выходи!  У  Гришки хата еле жива.- Кровать негде  ставить.  Спят  на глиняном  полу  – Выйдешь за Григория, нужда  задавит!  - А у меня дом с резными  ставнями,  погреб, тарантас что  надо.  Кровать  мягкая! - Чего тебе ещё - живи  припеваючи.  Как согласна?» 

        -  А она?- не  унимался Григорий.

       - Нет! Вместо   мебели у тебя не буду.  «Давай, женишок, познакомлю с подругою.- Она  красивая. – Подумай!  «

        »Хорошо!   познакомь! « - надул губы  Козырь

       -А  тот на  тарантас - и ходу! 

Через   несколько  месяцев в станице    богато  гуляли  свадьбу у дома Козыря.

    А Григорий и Люба  создали  свой рай.  Люба  оказалась хорошею  хозяйкою. В хате намазали  глиняной  пол. Побелили  стены.  Уговорила    починить  окна,  сарай.    Люба о муже говорила, при  казачках,  только  хорошие,  добрые слова.    Хвалила,  при  случае, его дела  по  хозяйству.

А  он, слыша  эти  слова,  ожил  духом.  В руках  горели, как  говорят  в  народе,  дела.

   Отец  Григория тоже  радовался,  беседуя  с соседями:

      « А мой-  то Гриша за  ум взялся!» 

  В хозяйстве был  колодец  с неважной водой. Супруга  посоветовала  мягко  и доказательно выкопать  новый  колодец.  Он согласился.  С Иваном  его  и обустроили: чин  по  чину! Вода вышла  вкусной и холодной.  Колодец   полный  воды  радовал  души:  Григория и Любы.  Хвалили  воду  и соседи.  

       Надел  земли,  отданный  в аренду  соседу,  Харлампий  вверил  сыну  с  невесткою.  Закипела  работа на земле. Нужда  отодвигалась, уступая   трудолюбию  и упорству. Завели  хозяйство.   Появился  определённый,  скромный  достаток, а вот  детей пока не было.   

     Нежданно,  негаданно   случилась  беда:  слегла  хозяйка - мотор  семьи.  Все  заботы  взвалил  на  свои  плечи  Григорий.  Болезнь  скрутила  дух  Любы по  всем  правилам  подлости: парализовало  тело  и волю.  Григорий  не успевал  уследить: где  ночь,  где день

      Переворачивая  тело  любимой, он старательно  ухаживал;  по первому  звуку  просьбы  исполнял  желаемое; смазывал,  появившиеся  пролежни. Частенько, в беседе с  больной женою, улавливал  нотки  безнадёжности.  Это угнетало Григория. Он надеялся  на  поправку. Но  наступил  чёрный день  похорон.       

     Жизнь куда - то провалилась,  прищемив  сердце.   Осталась любовь- память:  в делах,  поступках,  во всем,  к чему  касались  её нежные,  ласковые

руки.  Остались  слова и звёзды,  на  которые  долго смотрели в поле,  лёжа  на  снопах... 

  И  никто не  спрашивал о  том, что там, на краешке его душ.  Она тосковала. Она  не желала жить.  Григория то  подводила  к колодцу, то отводила. 

   …Надев  чистую  рубаху, брюки и новые  галоши  Григорий  подошёл  к колодцу. Встал  на сруб.  Перекрестился  и… прыгнул в широкое   горло колодца.

          -Да,- выдохнул   я, история…

                      ОЗАРЕНИЕ  ЛУННЫМ  СВЕТОМ.

                                      фентези

      Фантазии   дайте свободу,  она  увлечёт,  унесёт  в свою,  Неземную  Природу.   Узнаете  - кто  там  живёт.   Настроились?  Тогда слушайте!  Я  там был, я  бродил по  её   улицам,  выращивал  мысли.                                                  

                                                         ***

     Под  угольно – чёрным  небосводом, в  созвездии пятой  Галактики жила – была Великая  Звезда.  Её   поверхность, как  на  земной черепахе, закрывал толстый  панцирь  льда.

    Он, можно сказать,  удивительным  образом «рос»  и  «рос», оттого  Великая  Звезда утяжелялась  и утяжелялась  и,  так  как одна  восьмая  часть её поверхности, не понятно под  воздействием  каких сил «росла»  быстрее, чем  остальная  часть, она начала кренится.

      Это был  очень серьёзный  симптом,  грозивший изменить  угол  вращения,  так  как,  при  увеличении   веса,  она  могла   сорваться  с орбиты.  Случаи такие отмечались.     

    Поэтому, чтобы этого  не  случилось,  и не  нарушилась   гармония  движения, рядом вращающихся  звёзд,  на  межгалактическом  совещании  Верховных  Духов, было решено: направить энергии,  близ  расположенных  звёзд, на  восьмую часть ледяного  панциря  Великой  Звезды.

      Верховные  Духи, имея  знания  по управлению силами тяготения, изменили центростремительные силы  вращения двух  малых звёзд.

    По  мере их  приближения  к  Великой  Звезде,  восьмая  часть  её  поверхности  постепенно  оттаивала.

                                                ***

        Прошло три  десятка  земных  лет и  из   пятой  Галактики  в  орбите  вращения  Земли обнаружились   ледяные  астероиды  различной  величины.

     При глобальных  вспышках  на  Солнце,  некоторые стали  таять. На  обычные ливни,  вначале  не  обратили  внимания. А обильное таяние ледяных  астероидов  становилось  угрожающим.  

        Потоки  воды не успевали  превращаться  в пар. Реки  вышли  из берегов. Озёра переполнились и тоже начали  топить  земли.   Объявили  на земле  чрезвычайное  положение, а потоки на  планету  не  прекращались:  ни  на  минуту. Через   три  месяца  вышли  из  берегов  моря. Океаны  обрушили  волны  на  материки.

         Верховные  Духи, из  информационного  поля  Галактик, безостановочно извлекали   и  изучали  информацию с Земли.   Владея  квантовой  информацией,  они  слали советы  о  том,   что,  быть  может, потребуется  эвакуация  жителей   Земли,  в гористые  районы.    

                                                       ***     

           Ивлек – гран,  учёный  отдела информационных  матриц  из  Галактик,    второй  месяц не  выходил  из  лаборатории.

        Она  стала его  вторым  домом.  В  комнате  было  тепло, а за  трёхслойными   окнами,  округлой  формы, бушевала  пурга.    Ледяное  дыхание  ветра сочилось  в  любую  щелку.  

         Стоя,  у  окна,  Ивлек – гран пытался увидеть  хотя  бы очертания тарелок антенны.

    Но тщетно!   

    Отошёл  от  окна, зашторив оранжевой портьерой.  Сел в  кресло.   Взгляд  привлёк  монитор. Буква – за  буквой  поползли  слова.  Он вскочил  и ужаснулся:   «  Неземная  инфо!»      

           «Я - Зет! ….. Я  - Зет!  Струйный  Луч … Текст  - А!  Текс- А!  Идите,  ПО  СИНИМ  ЛУЧАМ.  ОНИ - БЕССМЕРТНЫЕ!  БЕССМЕРТНЫЕ:  В КРИВЕЗНЕ  ВРЕМЁН! НЕ  ОТВЕРГАЙ  ИХ---СПАСЁТЕСЬ!»

          «Что  за  ерунда?» 

         Послышался голос:

         «А вода растекается, да растекается!  Вот   и улицы  нет, где я  жил! Поток внизу – затопляет  лощину  и всё,  что  там  есть!  Он  смоет грехи,  мои  сомнения!  Бурлит  внизу,  пенится. Это вижу  хорошо.  Выжить  надо!  Где другие  люди!? Где?»

        Ивлек – гран выпил  стакан  воды  и задумался.  За  окном  утихла  пурга.  По  горной вершине струились  синие  лучи,  а с  неба  сыпались  сколы  кристалликов  льда.  

                                            ***

       На  небе  блёкли  звёзды.  Приподнимался  рассвет,  над  горизонтом.   Лучи Рассвета принялись  стучать  в дверцу   Души:

                  «…Потерпи!   Посмотри вглубь  Галактики через  закопченное  стекло,  каверны  греха зарубцевались!  Многие  спаслись  от  затопления. Великая  Звезда, как  вещают  Верховные  Духи в своём, начальном  положении»

         Но  сон,  у Ивлек -  гран,  был,  на редкость  крепок.  И только    его  подсознание  записало  эту  информацию. Её логика  была  не  совсем  последовательной.   И сохранилась   до подъёма.

      Когда учёный  проснулся, его  память  не смогла   воспроизвести ни  единого  слова.  К тому  же  голова  была  тяжёлой,  ощущалось  покалывание  у  виска.  Присел  на  диван.  Стал медленно  погружаться  в  сон. 

     Засыпая,  тревожно  стучало  сердце.    Снилась  комната, стул,  на  котором  сидел  человек,  похожий  на  него,  но  гораздо  моложе.  Около,  в  белом  халате, сидел  человек. В его правой  руке  сверкал  жезл оранжевого  цвета.  Вращая  его у глаз, этот незнакомый  человек,  монотонно  говорил  и говорил,  и  говорил:

          «Вы  находитесь  на  пятом  уровне, внутри   ледяной   Великой  звезды.  Вам было  послано  сообщение: идти каждому  по  синим Лучам  Бессмертия.  Вы  этим  сообщением   не  воспользовались,  поэтому  Дух Великой  Звезды  поручил  мне  записать  в  ваш, не послушный  мозг  ряд  предложений. Руководствуйтесь  ими   по   усмотрению.    

         Вы -  Детская Душа!  А хватит  ли  цвета  и света  для доверчивой Души?  Не  потушены   ли лучики,  тонкие  лучики   Доброты?  Не  потускнеет  ли  блеск  взаимоотношений?  Спросите себя!  Спросите  серьёзно!  Вслушайтесь  в  своё  «Я».  Оно ваше,     в единственном  экземпляре. Скажите мне -  какое оно,  Ваше  эго?  Слабое?  Суета   морочит  мозги?  Да бросьте  ей  кость  умозаключений – пусть  грызёт!!!  Стучитесь  в своё  «Я». Трудно?    Да очень!  Но  кто  об этом  узнает?  Ваш  голос, ваши  взгляды лишь  намекнут,  таким  же,  как Вы о  том, что Вы задавали  себе  трудные  вопросы.  Они,  вопросы, ставили Вас  на  уровень  каменного  века.       

ВЫ  МОЛЧАЛИ, РАДОВАЛИСЬ  ЦВЕТУ  РАДУГИ  ЖИЗНИ,  СВЕТЛОМУ  ЛИКУ  ЛУНЫ. ОЗАРЁННЫЕ  ЛУННЫМ  СВЕТОМ,  СЛУШАЛИ  РУЛАДЫ  СОЛОВЬЯ. ВАМ  БЫЛО  СПОКОЙНО  И  РАДОСТНО ЖИТЬ И  БЫТЬ  САМИМ  СОБОЮ.

    Следующий  сеанс  через  сутки.  Вы  ещё…  в  свой  мир, наземный мир,  не  поступите,  считайте, что  эти  слова  - приказ   Великого  Духа!»

                                              ***

     За  окном  комнаты, уже  как  три  часа,  властвовало  Солнце. Её  сияние  заливало  дома,  луга,  горы. С  вершин  гор  участился  сход  лавин.  В некоторых  частях  планеты они  стёрли  с  земли  города, селения.  В  других  местах,   раннее    таяние  снега.   В  пустынях  стояла  смертельная  жара.

    Закрылись    земные сутки.    И,  на  исходе последней  минуты, в  стоящем приборе, около  лежащего человека, щелкнуло  реле  времени и,  в ту  же  секунду,  послышалась речь,  низкого  тембра:   

              « Учи  свою  мысль   жить  в треугольнике, где  одна  сторона - Реальность,  вторая – Мечта, третья -  Критика.  И когда она  погрузится  в  его  стороны,  из  которых  один  выход  – думать  серьёзнее, чем думалось,  раньше.  Решения  дела будут неповторимо  новы.   Строителем  этого треугольника  должна  быть  твоя ДУША. Изменится взгляд  на окружающий  тебя  мир. Покажется -  трава  зеленее.  Плачет  груда  камней,  не  вовлечённых  в  постройку  дома,  капли  дождя – похожи на бриллиант. 

     ОТКРЫВАЮ  ВАШУ  ФОРТОЧКУ   ЧУВСТВ. ПРОСЫПАЙТЕСЬ,  ВЫ ДРУГИЕ.  ДЫШИТЕ!»

   Когда  раскрылись  глаза у Ивлек - гран, Голос  задал  впрос: что он  видит.

        «Вижу : плавает  месяц   в  чёрной  воде  ночи.  Слушает  звуки,  вселенские  звуки  планет.  Слышится  шорох  звёзд, вздохи  планет.  Черная  вода  ночи  бледнеет,  уступая    цвету  рассвета.

ЦВЕТ НОЧИ  ИСТОНЧАЕТСЯ. РОЗОВЕЮТ  ОБЛАКА.  ВИЖУ  КАПЛЮ  РОСЫ!

      «Прекрасно!  Ваше  сознание  возвращается  на планету земля!»  Голос Духа   умолк. 

                   … Раннее  морозное  утро.  Хруст льдинок  под  каблуками.  Распахнулись  створки  дверей.  Ивлек  - гран  открыл  дверь лаборатории  и увидел  следующее.

     За  пультом  сидел  незнакомец. Оказался, что  он новый  сотрудник.  Познакомились.

     Он как – то  странно посмотрел  на Ивлек – гран  и  спросил:

           «Где  Вы  находились?  Были  поиски. Назначили   меня».

Ивлек – гран  промолчал.

       «Кто  поверит в  то,  что я видел,  в  то,  что  я  слышал?  Расскажу, подумают   что  я  «с катушек  съехал!»  И… вышел  из офиса  лаборатории.

                                         КАПЕЛЬКА

                                          (сказочное  фентези)                       

         «В   те,  очень  давние  Времена,  когда  ещё  не оформились   континенты  в  своих, нынешних  формах,  я,    бывший  бутон СОЛНЦА,   раскрывая  свои,  пламенеющие,  лепестки, внимательно  рассматривал   еже часовые  картины  созидание  планеты  Земля.        Их палитра  красок  была  настолько  завораживающей,  что  я  забывал  кто я,  на самом  деле.

     Я  то - вначале -  БЫЛ бутон,  а  потом  звезда, или  по    вашему,  земному  сленгу – СОЛНЦЕ,  тоже  сияющая  картина. БУДУЧИ  СОЛНЦЕМ, Я  УЖЕ чувствовало, что  у  меня,  внутри,    неведомое  живому, бушует   пламя и, благодаря этому  пламени, я  так долго  живу. Честно,  говоря,  я даже  не  знаю  свой год  рождения.  Н – да!  это  не  очень  важно, ПОТОМУ  ЧТО  тот   год там,  где- то  в слое древнейший  эпохи.      

        Всё так, но  мне  на рассвете,   когда  тускнела  Луна, она  спрашивала  о  том, что  видела  ли  я  на  остывающем  клочке новой  земли, серебряный  его  покров.

   Луна   удивилась,  узнав,  что  я  этой  красоты  не  видела. Ещё  сказала   Луна  и о том, что  весь  это покров  состоит  не  из  металла,  что  он - не кованный  и не  литой, а соткан из  капелек  воды.

      Я  Луне  посетовала о  том,  что  эта  моя  промашка;  мол, встану  на  горизонт,  распущу  косы  лучистые,  встряхнусь  от  ночных  видений и  ползу,  ползу,  изливая  вокруг трепетный  жар,  моего  нутра.   Некогда, поверишь,  вниз  посмотреть, взор  вверх,  да  вверх:  то  тучи  застят взор, то солнечный  ветер  регулировать – и другие  дела,  мало  ли  каких  на  Небе.     

       Впрочем,   Небо,  где  я  живу,  ни  разу  не  интересовала  моя   метрика.  Ежели  я - ко двору, то это, по сути,  второстепенный  вопрос.   Люди,  то есть вы,  жалоб  не  пишите,  за  что  сердечно  благодарю. Ну,  подумаешь -  временами  побеспокою  градусники,  растения, воду  и так далее.  Не  возмущаются,  даже  благодарят -  я  так предполагаю.       

     Ладно - уж, что  это  я  о себе, да  о  себе – надо  на  зорьке  внимательнее  рассмотреть этот,  как  описала  его  Луна,  серебряный  покров.  Он из  каких -  то  капелек  состоит. Кто  их сеет? Они что – там,  потом на  покрове и растут?  А  может  быть  эфир  поколебать  лучами, думала  я. ну,  это вроде  молекулярного  звонка,  то есть,  эдак  знаешь,  с  подходцем, к его величеству- покрову. Слово, надо  бы,  послать  хорошее,  не  позабыть,  а то  и  слушать  меня она не  станет.

     И,  значит так: послала   луч  узнать о том,  что можно ли   КАПЕЛЬКЕ,  ТОЛЬКО  ОДНОЙ,   позвонить,  да  познакомится.  Луч , отразившись от серебристого  покрова,  а точнее, стало быть, преломившись  в  Капельке, БЫЛО  получено  долгожданное: «Да!».  Радость  ОБЛИЛА все  мои  мысли!  Выбрала не знойный  день, записало  вопросы, и   подала  сигнал, то  есть – молекулярный  звонок.      

       Молекулярный  сигнал,  подхваченный  солнечным  ветром,  прошил  слои  атмосферы  и  коснулся,  той  точки ПЛАНЕТЫ, где   блистал  серебристый  ковёр  капелек.

     Одна,  из  капелек,  затрепетала,  потому  что  увеличилось  её осмотическое  давление.  Она  засияла  всеми  цветами  радуги  и запустила  защитные  механизмы  расшифровки    космической  информации.

    Не  прошло и секунды, как  было  получено  сообщение  о  сути  контакта.  Но  одна,  из кривых  линий РАСШИФРОВАННОЙ  записи,  была  красной.  Защитный   механизм  молекулы  запросил:                       «Перепроверить!».

        В  это  время  в  структуре  защиты,  самостоятельно  включились  анализаторы  молекулы  воды,  которые  показали о том,  что  увеличилось   количество  атомов  водорода ввиду  того, что  часть  атомов  перегруппировалась,  красная  линия изменила  цвет: стала  зелёной.

    И только  после  анализа  поправки,  был  дан  ответ  СОЛНЦУ, о том,  что знакомство  с КАПЕЛЬКОЙ  приветствуется,  но  при условиях - первое  - должен  быть  пасмурный  день;  второе – не  посылать  сигналы  при выбросах  протуберанцев  в околоземное   пространство и  другие, малозначащие  условия.               

         Так было  налажена связь:  между   короткой  жизнью  КАПЕЛЬКИ  И ВЕЛИКОЙ ЗВЕЗДОЙ СОЛНЦЕМ! 

  Ps:     пасмурные  дни, обильная  роса!   жаркий  день «просит»  дождя!  А  почему????

       Эх,  земляне,    ПОТОМУ  ЧТО  контакт  произошёл  так  давно:  в  период  СОЗРЕВАНИЯ   бутона…  СОЛНЦА!  

                                              ЭССЕ                                     

                                             ***

 Человек  - ты  «дерево», вывернутое  Судьбой.  И корневище твоё - Душа  высохнет, если  ты  вновь  не  обрастёшь  «побегами  совершенства». Спеши их  растить, пока есть ещё  вздох!      

                                                   ПИСЬМО.

       Внезапный порыв  ветра,  с  моря,  вбросил на ладонь  Вадиму  бумажный  листок. Это случилось  так  неожиданно. Хотел бросить, в рядом  стоящую  урну, но  раздумал. Привлёк  его  внимание « пляшущий, почерк,  начал  читать.

          «…паеду  до хирурга  успрошу можно  ли  атложить  апирацию    спасибо  что ты сынок пишешь  бес твоих  писим  памерла   бы давно  пишу а что пишу  ни вижу…»

     Вздрогнуло  сердце, сочувствуя женщине. Обрушились мысли:

           «Письмо… срочно… написать маме, ждёт, а я … медлю.  Какой  же я …»       

  Он прочёл  ещё  раз  строчки  письма. Свернул вчетверо. Подошёл,  однокурсник  Вадима, Николай.  

         - Что письмо  получил  от  «предков»?- спросил  он.

         - Да, письмо! – и сунул листок в потайной  карман  куртки,  и… распрощался,

          - Интересно, что с ним?- буркнул, сам  себе,  Николай. Повернул  голову  в сторону   афиши и улыбнулся:  навстречу, тоже, улыбаясь,  шла  его Наташка. Он  ускорил  шаги. 

   …Вадим  торопился на почту. Его мучила  совесть. С той поры, как пришло  ему финансовое подкрепление от матери, он не успел поблагодарить её.

     Отправив  письмо  в почтовый ящик,  он  похлопал  по  его  корпусу:

           - Вези! Ждут!  А тебе,  ветер, спасибо за листок, осевший на ладонь.

   Проговорил и вздохнул:

            «Бывает же  такое?..»

             -

                                 Река времени.

 … Время   - река! Века  - вода!  Они  плывут издалека. О, как блистает т вода!  Блистает  в ней  моя звезда.  Она, как прутик,  молода. Блистает  в ней,  да, да - прадеда  звезда.  Блистает  бабушки  звезда. Блистает  папочки  и мамочки  звезда!  Все мы – созвездие  СЕМЬЯ. Таких созвездий -  не одна. 

  … Время - река – не видно дна. И, там из дна, всплывает лёгкая,  моя  звезда. Ей нет  сто  лет.

                                       ***

…Кто слышал  шёпот  звёзд, таинственный  и странный, конечно, скажет: «Быть  не может!»

Но  пусть  он  помнит, что   шар  не прост:  в движении  углы  стирает, грани!

                                                  О  СЛЕПОТЕ  ДУШИ.

Толкуют  так, ну,  будто  режут  сливочное  масло:  «Душа   - такого - то - слепа!»

Не  согласен.  Читайте!

     Душа , коснувшись слепоты,  увидев  дно  той бездны,  она - прокляла  темноту,  вновь захватив Надежды!  Не  могут  слепнуть:  Божий  свет  и  жизненные  дали. Тот свет дарует столько  лет, чтоб не  касались  дна  печали!

                                                            Напоминание

Луна вся в чёрных  пятнах.  Ярка.  Полощет  ветер  тучи. Кой – где белёсые. Стучат мозги. Луна  черна   не просто так.  Пылит война то там, то здесь – в эфире весть. Луне видать,  видать  ей всё – на то  и вышина. А  цвет, тех  пятен, траур. Напоминание  о том, как дики сообщества  людей! 

                                                       Макинтош.

     Влюбился   знакомый  спортсмен  в  «Атлетику,  выше  ушей.  Дети   «пошли»: один – за  другим,  словно  грибы  после  весеннего дождичка. 

    Жить бы!  Радоваться!  Счастье- то:  вон  сколь  деток.  А  отец  семейства  взял  кеды и улизнул  к  «Аэробике»!   А   там…военный  режим!  Гвоздь режима – вегетарианское  меню.  И не  заметил

спортсмен   момента  похудания.   Зырк  – в зеркало - и не угадал себя.  Думал, что  сосед  вошёл и   «прикалывается». Но меню пожирала  объём  и массу  его  тела. « Не  хвороба ли на  меня  накинулась?- тревожился  он.

     …Кураём   катились  дни.  Его уже  многие  не узнавали.  Узнавая,  качали головой:

                         «Ни  кожи! Ни  рожи!  А был… как лань!»

  Подоспели  семейные  «нелады» с   «Аэробикой».

И откуда ни возьмись?! Прилипла, как репей к собачьей  шерсти, кличка: «Макинтош». И пошло – поехало!

                                         ОХОТА ЗА ЗВУКАМИ.    

      Январь  развесил леденцы на побеги  деревьев,  а  дыхнёт  и  ледяной стеклярус  издаёт  неповторимый,  шепелявый  звук,  а распадаясь, осыпается.  

   Обледенелая, с  обеих  сторон сетка  «рабица», превратилась  в сверкающую  паутину.  Надавишь  - слышатся  бегущие  звуки: ххры!  ххры!   и  крошево падает  в острые, ледяные  колючки  травы.     

    Бетонная  дорожка,  укрытая зеркальным  ковром,  с бледно-  перламутровым  оттенком,  слушает  сап  ветра.     

     Звуки на  ледяной дороге  свои, особенные. Решил  «поохотится»,  и на  них .  Иду  по полосе, где  шмыгали  газом  машины.  Слышу звуки: «Чох! Чох!»-  собирательные.  Ступаю меж  полос , утюженных шинами.  Слушаю -  звуки: «Хру!  Хру!- объёмисто -  вспененные.  Так слышится  мне!                                       

        Прислушался  к перезвону , склонённых  ветвей  тополя  по тяжестью  льда.  Чистый,  мажорный перезвон. А  сам  вид  макушек  крон, напоминает  распустившийся  ледяной злак.   

    Такой ледяной,  звонкой, красивой  зимы, отродясь,  не  помню.

     Эту  запомню!

27  января  2014  год.  пос. Цыбанобалка.  19: 00 часов.

                                        «Капсаициновый ветер»   

      Всю  ночь в стекло  рамы стучали  дробинки,  ледяного  дождя. Морозное,  порывистое  дыхание  рисовало ледяное,  восхитительной  красоты,  кружево.   Оно   ползло -  снизу-  вверх -  по стеклу рамы. Утолщалось,  а  где её  пластинка была  тоньше, и накрепко не приморожено  ледяным  дыханием,-  трескалось,  издавая  звук,  треснувшего, очень  тонкого  стекла.   

       Ветер  не  прекращался -  свирепел и  свирепел!  Слышалось, как его порывы, ломали сухие,  тонкие, сосновые веточки.  Они  падали  и, ударяясь о крышу  оледенелого  фронтона, гулко распадались.  С  зелёных  столбов  плюща, который  за  несколько  лет  «добрался» почти  до  верха  кроны  сосен, срывались,  и бились  об стенку  чёрныё  бусинки-семена. Отскакивая,  засевали белую  грядку  снега.  На  крыше   монотонно  скрипела  труба с антенной.

     … Не спалось.  Даже  не  дремалось.   Донимала     раскупоривание  январской,  безудержной свистопляски   с  её  визгом,  скрипом,  тресками,  завываниями,  в соснах,    оплетенных  плющом.         

    …Забелели  огороды.  На сером  фоне, в волнистой  шиферной  крыше,  прояснились  ледяные    ленты наледи. Градусник,  за  окном, постоянно напоминал  мне  о  том,  что минус  пятнадцать  градусов – непоколебимая  температура. Она  властвует.  Собаку загнала  в  будку. Воробышек – под  стреху. Людей кого  куда. Одних  морозит  на  открытой  остановке,  других  втолкнула  в  автобус, третьих «подхватили»  местные  таксисты.    

      Это  за  окном?   А я как  мандарин  из Абхазии, в  квартире.  Внутри  души, ворочается желание: высунуть   нос,  да « поздороваться» с  природой. А  так же потешить  желание сущностью природы,  не  из окна, а  на  продуваемом  пространстве   улицы,  тем  более   -  пора  в  магазин,  за  продуктами.    

  … Тепло,  как  якут,  одеваюсь. Обязательно нахожу  шапку,  рукавицы.  Для  южанина  - 15 градусов ,с  леденящем  ветром - полюс холода!  Выхожу, и, со  ступенек  порожка,  в лицо – взатяжку -  хлёсткий  удар   ветра.  Ощущение  такое,  будто  брызнули  на  щёки  «капсаицина!»    Шагнул на  панцирь  льда,  покачнувшись , устоял.  Тротуар  -  стекло!  Шаг – осторожнее. Только  лицо  к  ветру, а он - швырок  горсть   «капсаицина» .   Кожа  щёк   через несколько  минут стала  дублёная.

     … И  на  «закуску» -  два слова  о заглавии.  Капсаицин – горечь   алкалоидоподобного  амида. Содержится в горьком   перце(Capsicum  L).  Ацтеки применяли его в качестве  «боевого  оружия».  

Удушливые пары  поджариваемого   на  сковородах перца успешно  отражали  атаки  врага.

        …Я тоже « отражаю  капсаициновый удар  ветра»,   заскакиваю  в  квартиру. 

ПОШТУЧНО -  РИТМИЧЕСКИЕ  ПОТЕШИ  ИЗ  АРХИВА «НАШИ  ВРЕМЕНА».

              Морю 

Друг  сходу – бах - в море!

Был  красный, как ртуть,

Гоп!  Вынырнул, вскоре,

Зелёным! О! жуть!

Кудыкины  горы

Смеялись, дивясь:

«Что  Чёрное  море

Зелёная  грязь!?

              Телевизору

Приставала! Банный  лист!

Доморощенный  артист!

Живо ноги  на прополку:

К огурцам  моим, к морковке

Эй, молчун,  не знак  вопроса,

Ты – бетонное  бревно!

Загордился: «Нет  износа!»

Раздолбают… всё  равно!

     Сетке  рабице

Не  цеди  ты  ветер

Сквозь  очки-  квадратики.

Он  молодчик  шустрый:

Прошмыгнёт. Есть  практика!

Самопрезентация можжевельника

«Я  душист!

 Не  вру  тебе,  мужик!

Плюс – лесная, вольная  душа,

Ты  не веришь?

 Нюхай!

 Шик!

Я – шанель  из  Утриша!»

 Коллекция «жалоб».

      Ведра.

У  моей  подружки –

Коромыслом  дужка!

А  моя  она…

Поискревлена!!

Стола-инвалида.

Море  выпито  винца

За  мой  глянец у крыльца!

Ох! недавно, занемог!

Под  навес!  Лежу… без  «ног»!

Мусорного  мешка

Я чёрен весь, до дна!

Замусорен! «Хана!»

Бутылки, тряпки, кости,

Газеты, жесть  и гвозди!

Д а что, жильцы, такое?

Пожить  дадут  в покое?  

    Поллитровки

Уйду  в загул!   ноль  пять –

Что   мало?

Глотнули  враз и …вся!

Не стало!

И ни  в одном? Ату!!

Ах, равен  рот  тазу! 

        Шапки

Блин – пригрело! Не  нужна!

Улыбаются:  «Весна!»

Подавай  фуражки

От  мадам Наташки.

Облысею  да сожмусь!

Пожалейте - пригожусь! 

          Души

На  морозе,  на снегу

Леденели  трёшки.

И  никто! Ни кто! Ни кто!

Не согрел  ладошкой.

И никто! Ни кто! Ни  кто!

Не согрел  их взглядом…

Герб  сменили  на орла-

Вот  и вся  отрада!

И орёл парит  в рубле

Из дворов монетных…

Трёхрублёвки, вы  в цене,

Из годов советских.

      Просьбы

      Красивым глазам

Трудоголики  с ресницами,

Голубе – донные «моря»,

Можно  дедушке  влюбиться?

И ответ  заёрзал:  «Зля!»

           Валуну

Не  тужи,  замшелый,

К дому  подкатись.

 Ты - не  пустотелый –

С  фундаментом  роднись!

Ни поля

                 с янтарными овсами,

Ни подсолнух

                         с гордой головой –

Только  ты,  отец,

                                перед глазами,

Как  тополь  стоишь

                                передо  мной.

Как ты там?

                    Под чьими небесами?

Ожидаешь  встречи  всё,

                                             со мной?

Или всё  ж  стою,

                            перед   глазами,

Твой   побег,

                             уже,  отец,   седой?             

УМОЗАКЛЮЧЕНИЯ

1.Поцелуй  - микроб

2.Самлёт – не пёрышко,

 а гениальности зёрнышко.

3. Питался  до уровня  кадыка у общественного корыта.

4. Остановка -  незамужняя  женщина.

6. Счастья  росток – лучик Восток.

7.Язык в чехле рта грозит остриём.

8.Судьба  не темна. Темень судьба.

9. «Авось» - трос надежды.

10.Воздух – наживка крючку Жизнь.

11. извечное «ля»- в моторе такси - от рубля.

12. Любое  колесо не катится – по  щеке дороги ластится.

13 На поле неба ночь дискобол

14. Годы – верстовые столбы Жизни.

                                                                «Смелый»

(рассказ)

1

У колхозницы Марии Сергеевны Удовцовой ежегодно на подворье водилась всякая живность, так необходимая сельскому жителю. Ухоженные индейки важно прогуливались с утками-прожорами, легорными курочками-несушками. Элегантные и хорошо кормленые, они привлекали любопытный глаз, отличавший всюду обустроенность, ухоженность двора.

И в эту затяжную, скудную на тепло, весну снова пришла прибыль во двор: несушка Аса вывела в свет пушистые писклявые жёлтые комочки жизни - цыплят.

А день-то, день весенний - как по заказу! Безветренный, звонкий! У стены, в затишье, тепло, сухо, светло. От глиняной стенки хаты восходит пар. По беленой и перебеленной поверхности стены ползают букашки - кто медленно, кто торопливо. Держатся осторожным, шевелящимся пятном.

Тут, у стены, курочка и облюбовала место: подвела питомцев, поквохтала и подгребла под крылья «детишек». Цыплята поначалу протестовали, пищали, но затем умолкли, повысовывали из-под пуха клювики, осматривая вещий мир, вслушиваясь в его шорохи и звуки.

   - Ах, вот вы где устроились! - Увидев их, обрадовалась Мария Сергеевна,         

   - Молодцы, хвалю!

Поставила рядом с ними тарелку с мелконарезанным яичным белком. Курица, кудахча, привстала, ватага побежала к тарелке.

- Что,  наголодались, родимые? Ешьте! - Полюбовалась пиршеством и ушла
по своим делам.

2

Расторопное цыплячье племя усердно «стучит» о дно тарелки, извлекая оттуда отрывистые, короткие звуки: Весна! Весна! Обновление жизни!

«Ты кто? - удивился самый непоседливый цыплёнок. Отошёл в сторонку, клюнул упругий зелёный листочек. Листик раскланялся цыплёнку и вновь привстал, как вкопанный...

«Интересно, - подумал егоза, оглядываясь на мать, -А это что?». Но тут шевелящееся жёлтое пятно зажужжало, и Смельчак бросился наутёк, под крыло курицы. А шмель, тем временем, поднялся и взлетел вверх.

С того момента, как цыплёнок испугался, прошёл, наверное, час. Но его любопытство было ещё велико. Вдруг он заметил ползущего жука-долгоносика. Толкнув его клювом, успокоился. А жук, перевернувшись, отполз подальше от жёлтого разбойника.

Цыплёнку стало скучно и неинтересно. Он взобрался на лозинку винограда, стал раскачиваться, как обычно делают малыши. Слетел, клюнул проволоку, словно испытывая её на прочность.

«А это кто?» - сердечко забилось как у пойманного воробышка. Рядом прошла кошка, растягиваясь, изгибаясь, мягко и торжественно, играя мускулами, подтягивая впалый живот. «Подумаешь, не замечает! Вот вырасту...» - подумал цыплёнок, вернулся к тарелке и как дятел застучал по её краю.

3

...А дни  катились - разные, усталые и  беспокойные,  радостные и  с  горчинкой. Цыплёнок окреп, заметно набрал в весе, и был уже на голову выше своих собратьев.

Непоседа заметно освоился в окружающем мире, постоянно подолгу отлучался. Сдружился, не сразу, но основательно, с собакой, которая жила в красивой деревянной будке. Вошёл к ней в доверие, иногда даже грелся у её лохматой головы.

...Однажды цыплёнок пробрался в собачью будку, чтобы досконально её изучить. И в тот момент, когда вышел из будки, увидел чужого пса.

Трезор (так звали собаку, с которой дружил цыплёнок) зарычал на незнакомца. Тот, как будто раздумывая, куда бы податься от такого неласкового приёма, остановился.... И вдруг произошло невероятное! Навстречу ему выскочил цыплёнок. Обошёл непонятно от чего присмиревшего гостя и уселся у его лап. Словно решил помирить животных. Вскоре пришлая собака ушла, а Трезор, виляя хвостом, полез в будку.

Всю эту сцену наблюдала хозяйка. Она оценила храбрый поступок цыплёнка и нарекла его «Смелым». И он, оправдывая своё имя, ел из хозяйских рук крошки. Презирая страх, сдружился с утками, слегка объедая их стол. Они его не гнали, считали своим постояльцем. Бродил он и в кругу индеек.

4

Пришло время, и «Смелый»... снёс яйцо. Надо же, курицей оказался! «Это к добру», -улыбалась хозяйка.

Жёлтая, крупная в кости, курица вывела своих цыплят. Удивляла она своими поступками не только хозяйку, но и внучку Свету. Крикнет Светланка: ««Смелый», айда со мной на тютину!». И курица, взмахнув сильными крыльями, взлетает на шелковицу, шлёпая по веткам. Спелые плоды плюхаются в пыль, а дружная семейка благодарно завтракает.

Если подойдёт кто-то к её семье - гусак ли, индюшонок-ли, - курица тут же слетает кубарем вниз и разгоняет «обидчиков»: знайте, мол, наших! И так приучила всех к порядку, что побаивался её даже соседский щенок.

Хозяйка на курицу всегда надеялась. «Она-то и выпестует, и слабеньких приголубит, отогреет,» - рассказывала соседям Мария Сергеевна. И недаром хвалила курочку: та исправно, два раза в год, высиживала потомство, девять лет кряду.

Однажды, когда пришли из ветпункта прививать птиц, хозяйка сказала, что «Смелый» - ровесница её внучке.

- Мне девять лет, и «Смелому» - тоже! - с гордостью похвасталась Света, потом крикнула: «Смелый!». И Смелый, кудахча, отозвалась, подошла. Светлана подала её ветврачу, которая, сделав укол, ласково погладила курицу рукой и произнесла: «Живи долго, «Смелый!»»

5

Шли годы. Курица исправно пестовала цыплят, хорошо неслась. Но  перестала нестись, всё больше питалась около хозяйского стола. Мякиши ещё клевала, а зерно - нет. Наверное, грубая пища уже не шла в горло.

Не имея своих «детей», курочка с удовольствием брала под крыло подкидышей утят, гусят, индюшат. И всех доглядывала. Добротно. Кудахтала в  «родилке», если подкладывали яйцо. Но вывести хоть одно «дитя» не получалось - часто вставала, уходила, возвращалась.

Так «при столе» и столовалась. Надоела: то клюнет в босые ноги, то крыльями хлопнет, - пыль столбом!

Ещё одно лето прошло....

Удовцова подбросила по весне ей индюшат - выхаживай!

Приняла . Повеселела, обиходила. И так незаметно индюшата выросли, стали ходить вместе с курицей, радовать душу! А мать приёмышей не забывала. Нет-нет, да подаст голос: «Квох, квох!». А они и рады. Обступят, носы в землю приткнут, дескать:

«Спасибо, мама, за ласку!». А, может, так кланялись своей родительнице? Тем не менее, почитали. И это было вполне очевидно и трогательно.

Незаметно наступила четырнадцатая весна. Стало курице совсем невмоготу, но она крепилась, жила за сеткою. А сетка - метр двадцать. Но находила силы даже её перелететь.

«И как она летает?» - однажды задала себе вопрос Удовцова. И подсмотрела «технологию взлёта»: курица, распластав крылья, резко отталкивалась и ... поднималась на высоту сетки, планировала в огород, на щавель. Затем тяжело квохтала, отдыхала, набирала сил. Выпутывалась из сухих стеблей щирицы, затем проползала лазом в штакетнике, добиралась до стола, ждала, что подадут.

За долгие годы курица так надоела всем, что хозяйка  решила   подрезать ей крылья: «Снести бы тебя к ветврачу, узнать, что за курица этакая, живучая, необыкновенная, одно удивление!»

Обрезав крылья, впустила в баз. И как-то за домашней суетой забыла о ней. Кинулась на третий день искать: туда, сюда - нигде нет! Завернула за угол свиного база, а она там -бездыханна... . Муравьи по глазам ползают.

Навернулись слёзы у хозяйки: «Спи, родимая... . Если б я знала, если бы не подрезала крылышки... Может, ещё годик протянула бы... горемычная ты моя... «Смелый», прости меня!..».

                                                Бабушка.

                                       (рассказ)

Осень накатилась, как старость, не сразу, будто поджидала, когда соберётся весь урожай с огорода, когда его очистят до последней тыквенной плети.

...Мужа своего она уже не упомнит. Размыты временем черты дорогого лица. Фотография в древней рамочке, под стеклом, и та постарела. Выцвела краска, пообносилась.

Сыну-то, Василию, тоже какие силы надо иметь: болеет, не «вылазиет» из тубдиспансера. Проклятая война зацепила лёгкие. Пока есть телесная мощь, он выпутывается из сетей болезни. Но с каждым годом труднее, Особенно тяжко, просто невмоготу, весной и осенью. Тянет она «лёгошников» в сети люто и бесстрастно. А он, Василий, ухитряется: держится за край жизни. И уже умаянный   и  исхудал ,  остались только кожа да вымученные болезнью глаза. Такая досталась доля. И жить-то не жил! Детей трое, мал  мала меньше. Радоваться бы вместе. Ан  нет! 

Василий очень уважает мать, мою бабушку, и потому ради неё и деток старается дольше тянуть свой век, меченый пулей.

Бабушка моя работящая. День-деньской пропадает  в огороде,  то мотыжит,    то подсаживает   рассаду. Заодно и нас приучает к земле.

Как-то   уважаемый  в селе  сосед удивился:

—   Как это ты, Митрофановна, всюду    поспеваешь? Случаем,   ты не метеор?  А?  

       А бабушка в ответ:

—« Дзибаю,» и слава бо­гу!   Старое     дерево   —  долго   скрипит,    Ванюша!           

      И действительно» дзибает, « то есть ,помаленьку  ходит и работает, как  может, сколько есть силёнок в ее немолодом теле.    

      Любит бабушка рассказывать разные истории о жизни. Тогда глаза её сразу молодеют. Особенно когда о колхозной жизни рассказывает. 

—  Бывало,   посыльный на коне  стукнет о забор кнутовищей    кличет: «Поди-ка   сюда,    Митрофановна! Дело есть».

— Знаю я ваше дело,  подсобщики нужны, не криви душою — куда идти завтра?      

— На перевеску зерна, на ток. Митрофановна!

—  Коли надо — буду поутру.     

—  Вот и ладненько, договорились.      

Сколько   в  её жизни было таких горячих дней.  Не  отказывала никогда колхозу,   напротив,    даже ждала тех дней, когда сойдутся на ток бабы, знакомые и  незнакомые, когда закипит работа — артельная и  весёлая          Вечером дома говорила обычно:

— Хоть и устала, а жизни   прибавилось!

Из всех домашних дел любила она за цыплятами ухаживать. Это была её страсть.

Давно я уже повзрослел, агрономом работаю в соседнем колхозе. Телеграмма нашла меня в поле: «Умерла бабушка, приезжай».

Хоронить её  вышла вся улица. Ушла бабушка из жизни. Глядит на меня с иконы святая богородица. Глядит и помочь ничем не может. Пламя медленно выедает тело воскового карандашика. Время отхода в небытие томно. Гулко стучит сердце. Трогаю бабушкины узловатые пальцы холодных рук. Вот он,  знак ухода в небытие. Гулко застучали комья земли по крышке гроба. Прощай, бабушка.

Я вновь у ее могилы. Почему я здесь у фамильных крестов? Зачем мы ходим на кладбище? Наверное, чтобы очиститься, подняться над своими слабостями. Разве не здесь жизнь воспринимается соразмернее,     становится зримее?

Никуда от нас не уходят бабушки. Обозначив своё место крестом, они остаются в нас! Остаются в сердцах навсегда.

В моей груди тихо звенят колокола памяти...

                                                  За  глиной.

                                       рассказ

В один из праздников гостила  у нас мама. Уж наговорились вдоволь. Но чего-то не хватало. Пользуясь спадом в беседе, попросил маму:     

—      Расскажи про  то,   как   ездила   с подругой     Клавой  за глиной.

—      На   чем?   На "Жигулях"? —   интересуется   мой  сын.   Он,   хоть   и

мал, человек технического   склада    мышления,  любит точность. Бабушка шутит в ответ:

—      "Жигулях" старой марки.

—      Какой? — не отстает сын.

—      А такой: "цоб" и "цобе". Знаешь? — ошарашивает его бабушка.

—      Нет! — растерянно отвечает наш "технарь".

—      Тогда слушай,— улыбается бабушка.

...Сколько раз слушал я эту историю, знаю все до мельчайших, подробностей. Но каждый раз воспринимаю с волнением, вижу маму молодой, переживаю остро  — спустя столько лет! — ее трудности, горести военных лет,

— "Цобе" и "цоб" — быки, значит— отвлек   меня от этих мыслей мамин голос. — Двое быков. Впрягаешь их — вот, тебе и "Жигули". Понял, внучок? Твой покойный дедушка  Ваня  после окончания войны дослуживал.

Вот отписал он письмо — мол, жди. А когда? Допытывался в том письме: как дома дела? Как дети? Огород, колхоз, соседи?..

Известные дела — сразу после войны-то. Но я ему прописала: "Хорошо живу". Только где там хорошо? Небось, ахнул бы, доведись увидеть. Хата валится, забор сгнил... Все пообносилось, обветшало. Разор один после оккупации: война ни людей, ни лошадей не оставила. На хату гляну — волосы дыбом: совсем ее дела под откос.

Иду я к бригадиру просить тягло — съездить за глиной да обмазать хату.

Иван Иванович — фронтовик, под  чистую списанный с войны. Строгий был.

—      А рулить могёте, Васильевна? — пытает он меня.

—      Чего не мочь? — отвечаю бойко. – «Цоб» - влево, "цобе" — вправо.

—      А повертеть ежели?

—      А и это могу.

—      Хорошо тогда. Но глядите, водители, чтоб и сами целыми вернулись, и быки! — итожит бригадир.

Мы с Клавой с вечера собрались. Утром затемно выехали. Путь до глины  - километров  шесть. Шагом    быстрее    пройдешь. А  быки  —  они  не торопятся.  Только  к  полудню   туда   добрались. Распрягли быков— пусть пасутся,   накидали   глины с верхом, чуток полюбовались природою — а то все    некогда...    Впрягли  рогатых - и тихо-мирно в   обратный   путь тронулись.   

Проехали     с     полпути благополучно.    Вижу    — пылит трактор навстречу, дымом фыркает. Толкаю подружку:

—      Клав, сворачивать надо бы правее. Испужаются наши нехристи.

—      Да не-е,— успокаивает она. — Они же свычные, бригадные.

Но я все же скомандовала: "цобе, цобе!" Вроде правее взяли быки. А трактор приближается по нашей стороне. Совсем перепугались мы — командуем, а быки — черти рогатые! — потянули так, что... встретились

мы с трактором глаза в глаза! Спины дрожат... И тракторист ошалел — видно, на нас, молодаек, засмотрелся,        трактор прямо на быков прет...

И тут они понесли! Боже ж ты мой! Что глина  — телега рассыпается! Мы еле держимся.

Клавка — обезумела будто;   вопит   не своим голосом:

—   Давай прыгать! Убьют, звери! Спасите!

Подлетая в очередной раз, прикусываю язык. Думаю: "Осиротят деток моих ироды рогатые!" И тут что-то хрястнуло    Я — лечу.

Поднимаюсь,      смотрю  — телега наша на две части развалилась. На одной я, на другой – подруга.  Наревелись, намаялись, насмеялись.  А глины хоть-хоть бы лопата осталась!

             К  полуночидобрались   до колхоза.   Только  во двор — бригадир к  нам:

—    Бабы,    это вы?

—    Мы,    Иван  Иванович.

—   Слава   Богу,— вздыхает. Тишина   такая!  Звезды  мига­ют... А он опять:

—      Глину загрузили?

Молчим.   А   потом   все выложили, как на духу. И заголосили.

—      Ну и  девки, ну и механики! — язвил он. И в то же время успокаивал нас. — А говорила Манька: рулить умею! Хорошо, что живы! Ладно,   бабы,— потеплел его голос.— По домам. Завтра рано в поле...

И увел быков сам. А мы поплелись домой. Звезды падали нам на счастье. Родное окошко  светилось. Там  ждали дети. Нахлынули заботы: дети - день не евши.

Едва зашла на порог — вы втроем на шею.

Какая там глина!

...Слушаю маму — и прошлое надвигается. Так понятно мамино состояние в ту далекую ночь, что в горле что-то сжимается, и хочется сказать ей самые теплые слова благодарности. Так понятно мамино состояние   в    ту   далекую ночь, что в горле что-то сжимается,     и     хочется сказать ей самые теплые слова благодарности.

— А хату я потом помазала,— продолжает мама. — Бригадир подвез нам глины. А все говорили: злой, злой!  Злой  с деревяшкой,  вместо ноги — выручил. Пожалел нас. Вас...

...Отца давно нет. Умер. Отняла все война проклятая. Свое не дожил, мы живем и за него. Хата?.. Хата стоит до сих пор. Мама в ней живет.

Станица Петропавловская. 1975  год.

Христославщики.

                                       рассказ.

Я и мой лучший друг детства Борька в те далёкие годы решили на рождество Христово оригинально похристославить... со звездою.

Уговорили борькиного деда смастерить нам звезду. Купили красной бумаги в рулоне. Дед, а он был дюже мастеровой, настрогал планок своей волшебной рукой, вручил мелкие гвозди, сказал:

- Вот что, казачки, берите молоток, вот это всё, - и он придвинул нам заготовки, и сами, батеньки, сами, ручками, ручками да и смастерите задумку.

Закипела работа. Я держал реечки, а Борис сбил звезду. Обтянули красной бумагой, закрепили звезду, нашу гордость, на шесте.

Поставили внутрь свечку. Зажгли. Таинственный свет озарил темноту сарая. Пламя плясало на стенах загадочно. Очарованные, притихшие сидели и молчали. Не слышали, как тихо вошел дед.

- Вот что, вихрастые, это дело сделано. А стихи христославные   не забыли?

Борис встал и торжественно начал: Рождество, твоё, Христе Боже наш..."

... Рождественская ночь выдалась снежной, метельной. Когда вышли за порог дома, ветер рванул нашу звезду, затухла свеча, а Борис оступился с порога, упал в сугроб. Я подал руку. Отряхнули снег с пальто и шапки и,  хохоча, пошли к калитке. На улице уже     перекликались   христославщики.

- Эй, Вовка, - узнал меня Толик Лавров, - поздно идёте! Я уже пять рублей  нахристославил. Одарила Ксенька: аж три рубля. Сапежиха -рубль, остальные кто дисюнчик (гривенник - В. К.), кто двадцать копеек – хвалился взахлёб Толька.

- Ничего, и у нас будет немало, -  сказал за меня и себя Борис.

Ребята, шедшие с Толиком, закрыли нас от ветра. У забора мы вновь зажгли свечу. И со звездою пошли к Курбатовым. Шли мелкими шажками, еле вытаскивая ноги из сугробов у плетня. Переметённые сугробы снега, косые и от забора наиболее высокие, здорово нам портили   желание отличиться, да так, чтобы о нас потом говорили: 'Молодцы!"

- Теть Анфиса, пусти похристославить! - закричал я, что есть мочи. Поколотил палкой о забор. Неистово залаяла собака. Вышла хозяйка на крыльцо, ахнула, увидев звезду на шесте (не хуже кремлевской).

- Володя, Боря - заходите... Какие молодцы... Мы вошли в сени, потом обметя снег с обувки, ступили в хату.

Поклонились в угол, где у иконы горела лампадка, запели торжественно: "Рождество, твоё, Христе Боже наш,  возсия мирови свет разума... Здравствуйте, хозяин с хозяйкой, с Рождеством Христовым, с праздником!" - закончили в один голос. Воцарилась тишина. Слышно было, как трещала свеча внутри звезды. Тетя Анфиса вытирала платочком слёзы.

- Мы пошли, - вымолвил Борис.

- Вы куда же, постойте! - забеспокоилась хозяйка и начала совать то в мой, то в Борисов карман конфеты, пряники, - а это вам на тетради, книжки, - и додала каждому по пять рублей, по целому состоянию (как потом подытожили мы).

                    ЗНАМЯ   СНА   

         Мне   приснилось  небо. Чистое,  пречистое. Словно  отбеленное  полотно.  Без единой  чёрной пушинки.  Такое  необыкновенное  небо, я видел, во сне,   впервые.  До  этой  ночи  тоже  снились  сны, но   такой…

         Неужели   на этом  белом  полотне  неба  я не  увижу  ничего, кроме  этой  всепоглощающей  белизны? Так  не бывает! На небе бывают  всякие  рисунки. Почему  же  сейчас  ничего?  Кто  стёр  то, что было  вчера на  этом 

полотне?  Что  художник  неба  потерял  свои  кисти?  Или, быть может,  краски  закончились?  Или…

       Тогда  сам  нарисую  тучку,    размером  с ноготок.  Это  моё желание.      Почему  я буду  рисовать? Ну,  наверное,  потому  что  оно  моё  желание. А

раз моё,  то забывать, в таком  случае,  её  нельзя.  Тем  более  оно  всегда  при  мне.

    Всюду  и всегда!

  Сперва  я  тучку залью  зелёным  цветом. Зелёным  потому, что  он  любимый цвет. Самый -  самый: бодрит, успокаивает.

      Но  что это? Насыщенный  цвет  зелени  «притянул  и поглотил»  мой взор. Он  не успел даже  взбодрить его.   Наоборот расстроил.

      Мне  это  показалось весьма  странным  действом!  Ведь я подразумевал  скрасить  свой сон,- уж очень докучала мой  ум  белизна.  

        Я стёр, что было.

  И сразу  залил  тучку жёлтым  цветом.  Тучка  вспыхнула. Пространство  вокруг  меня  засияло.  Желание  моё  ликовало.  Ощутил  некоторый  прилив  тепла.

        - Хе – хе - хе…    

Я  вздрогнул  и увидел старика  с чёрной  бородой.

         - Хе-хе - хе, - повторился  глуховатый голос.

Старик пальцем  ткнул в тучку, спросил:

        - Ты  ищешь цвет  неба  для  своего  желания?

        «Откуда  старик  знает, что  у меня  есть  личное  желание?»

Я ничего  не ответил. Но он, видимо,  и не ожидал  ответа.

         - Ищешь?-  повторил  он вопрос. Это  хорошо.  Я  тебе  советую: залей  половину полотна  неба  красным цветом  – символ  труда, мужества, красоты и жизни.  А  вторую  половину  зелёным цветом -  весны, радости, 

надежды, природы  и здоровья.  То, что получится, будет  твоим  знаменем  сна!

         Сказал  так старик  и  растворился.

        Следом  исчезла  жёлтая  тучка.  Блеснула  и тоже  пропала  белизна. Потом  я  вижу - закачалось  небо, и…  неожиданно   брызнули  лучи  солнца…

        Не по совету  желания  - так вышло…

…. Я  раскрыл  веки.  Огляделся.  Около  меня  сидит  врач  в белом халате. Улыбается:

        - Вот и всё:  вы  вернулись  к жизни.  Как долго  вы шли  к ней!

         - А где  моё  знамя?- спросил я, оглядывая  больничную  палату.

         -?- испугался  врач, трогая  мою руку. Пристально  всмотрелся  в глаза.

   Я что ото сна помнил, то рассказал  врачу.

    А я  рассказал  всем вам. Вот  так.  Доброго  вам здоровья!!!!