Форум

Невесел век учителя
И сон его тяжёл.
Протёрт убогий свитер
О всё видавший стол.

Усталый взгляд куда-то
Бежит от грязных парт.
От стоп листов помятых.
От надоевших карт.

От книг, когда-то милых,
От сплетен и измен,
Но вырваться не в силах
Из равнодушных стен.

Он знает, нужно драться,
За трудный жребий свой.
Но где ему тягаться
С жестокой нищетой.

И вот, зол, недоволен,
По классу, целый день,
Устал, а может болен,
Он бродит, словно тень.

На лицах отвращение.
И горестно ему,
Что труд его священный
Не нужен ни кому!

Коридоры, коридоры.
Резких запахов волна.
Пост дежурный, окна, шторы,
Двери, лампы, тишина.

Белый цвет царит повсюду:
Белы номера палат,
Кафель бел, бела посуда,
Бел дежурного халат.

Но людей печальны лица.
Знает каждый – здесь не рай.
Белый – это цвет больницы,
Не всегда он весел – знай.

В сон погружены палаты,
И далек еще подъем.
Только белые халаты
На посту всегда своем.

И она – добра, умела
И находчиво быстра.
Белый лебедь, ангел белый –
Милосердия сестра.

Днем и полночью бессонной
В белых пальцах бинт и шприц.
Ведь она – одна на сотню
Искаженных мукой лиц.

И для каждого не ново,
Темнотой окружена,
Жизнь свою, порой, готова
Ради нас отдать она.

Не за звонкую монету
На директорском столе,
Ради жизни на планете,
Ради счастья на земле.

Коридоры, коридоры…
Белой лентой вьется пол.
Пост дежурный, окна, шторы,
Стульев ряд, за ними стол.

Полночь. Скинуты одежды.
Лишь бессонно, до утра,
На посту лучом надежды –
Милосердия сестра!

Я где-то посеял
Удачу свою.
И вот я несмело
У церкви стою.

Мне люди твердили:
Там счастье, где Бог,
Но что-то нет силы
Шагнуть за порог.

Там все непонятно:
И тени, и свет –
Но там, вероятно,
Дадут мне ответ,

За далью какой
Неизмеренных круч
Удачи потерянной
Прячется луч?

Предутренний месяц
Застыл в стороне.
Он тоже невесел,
Как кажется мне.

Серебряной льдинкой
Во мраке застрял,
И он половинку
Свою потерял.

И вот я пред Богом
Несмело стою.
Давно я в тревоге
За долю свою.

Там строгость, я чувствую,
Батюшка строг.
А ну, как не пустят
Меня за порог?..

За переулком дом ученья!
За переулком новый дом!
Он полон нового свеченья
И новым именем ведом.

Там в классах новые портреты,
Но веет страхом и зимой
И стёрты грани между светом,
И подковёрной кутерьмой.

Он словно трон меж королями.
И что пришли. И что придут.
И тридцатью тремя рублями
Прибит к бумажному кресту.

Залиты стены жарким светом,
Но в окнах бьётся ночи смог.
И вспоминаются приметы,
Что я вчера понять не мог.

За переулком дом ученья.
Он не отпустит ни кого.
Я вижу новое крещенье
В аудиториях его.

Оно порочно и кроваво.
Оно болотной жижи гладь.
Но ныне принято лишь вправо
Толпой бездумною шагать.

В мире давно нет мира,
Только одни слова.
Бесится Дьявол с жиру
В душах и головах.

Бесится и смеётся,
И не измерить зла.
Нет, не верю я, что зачтётся
Каждому по делам.

Иногда я с собою спорю,
Пора бы окончить срок
Ненависти и горя,
И пыли пустых дорог.
Где никого не встретишь,
Видно «не по пути».
Где ничего не светит
И тяжело идти.
Где впереди лишь топи
И лабиринты скал,
А как же охота топнуть,
На этот судьбы оскал.
И устремиться в выси,
Перья расправив крыл.
И перестать быть крысой
В опытах высших сил.

В лесу, от всех в уединенье
Седой отшельник умирал
И мрак последние мгновенья
Пути земного отмерял.
Жил он без радости и песен
И ждал в молитвах, не спеша,
Когда взметнётся в поднебесье
Его бессмертная душа.
Он тихо жил, как приведенье
И в одиночестве бродил,
И вот свершалось провиденье,
Он наконец то уходил.
А в сотне миль, у врат тюремных,
На эшафоте вор потел.
И умирать, несчастный, верно,
Ни в коем разе ни хотел.
Но уж священник у порога
И палачом наточен меч,
И пусть не верите вы в Бога,
Но в гроб нам всем придётся лечь.
И старец умер, вор прикончен.
Затихла площадь, мрачен лес.
И крылья ринулись с небес
Белее дня, чернее ночи.
Но, чу, быть может он устал,
Владелец крыльев белоснежных?
Он вдруг в растерянности встал
Над телом старца безмятежным.
Был слышен тихий плач его,
Он перед старцем так винился.
Он не нашёл в лесу того,
Зачем туда с небес спустился.
Склоняясь над телом, у куста,
Шептал, - Прости, прости, не скрою,
Душа твоя давно пуста,
Как жизнь твоя была пустою.
Ни зла не вижу, ни добра.
Ни тьмы, ни свет не виден белый.
Я не могу с собой забрать,
То, что давно уже сгорело.
Пусть ты не делал людям зла,
Но и добра ты им не сделал.
Я не могу с собою взять
Твоё пустующее тело.
И под конец, судьбе послушен
Он сделал к площади полёт,
Чтобы забрать другую душу,
Или хотя бы часть её.
И там его ждала удача,
Хоть вор в молитвах не сгорал. 
Он жил и радуясь, и плача.
Да и немного он украл.

Деяньям всем своя цена,
Но если нет у вас деяний –
Жестокой может быть она,
Хотя и в белых одеяньях.
Ни принесёт ни кто цветы,
Но не теряй огня, кто знает…
Душа не терпит пустоты.
Душа в покое умирает.

Бинты и поддоны.
Палаты, врачи.
А в небе бездонном
Заря и грачи.
Такая дорога
Со смертью дружить,
Но как, хоть немного,
Охота пожить.
Не так, чтоб искрою
Печальною тлеть.
А жгучею кровью
И жизнью кипеть.
Чтоб не было слова во мне
Не могу.
Пусть миг, пусть в огне,
Но не вечность в снегу.
Но снова поддоны,
Бинты и врачи.
И крики, и стоны,
И днём, и в ночи.
И боль не измерить.
И путь в никуда.
Оставь всё за дверью
Входящий сюда.

Высота, высота, высота…
В этом месте, на памятном камне,
Отпечатались всполохи пламени
И советского флага цвета.
Здесь, под общей могильной плитою,
Красной армии спят бойцы.
Может, братец, и наши с тобою
Спят здесь деды и дедов отцы.
Вечер тих и солнце не парит.
И в прошедшем война далеко.
Шагайте ж советские парни
По облачным далям легко.
Простите, что плохо, быть может,
Вас нынешний славит поэт,
Дороже, дороже, дороже
Для нас этой памяти нет.

Курится ладан. 
Душно от свеч.
Множество рядом
Согнутых плеч.

Тихое море
Согнутых спин.
С миром – в раздоре,
С Богом – един.

Горе, как в воду,
Канет легко.
Как же народу,
Да без икон.

Ангелов взгляды.
Батюшки речь.
Хочется рядом
С Богом прилечь.

Огород мой полон скорби,
Лебеда да лебеда.
Силы нет, но надо горбиться,
Скоро будут холода.
Никуда с тебя не денешься,
Если только в небеса –
Моё горькое владение,
Словно жизни полоса.

За окном струится
Снега хоровод.
Скоро постучится
В двери Новый год.

Только встретить нечем,
Гни хребет – ни гни!
А вдали, за речкой,
Яркие огни.

Там ветра не дуют.
Там высокий вал.
Там теперь пируют –
Кто наворовал!

Кто ни знал ни часу
Непосильных тяг.
Это – наше «счастье»,
Мирных работяг.

Там теперь батяни
Кушают икру.
Ну, а мы потянем
Крест свой по утру!

Вновь неба сумрак мерит
Призраком  нетопырь.
Я никогда не верил
И не держал псалтырь.

И на чужих не тратил,
И выгонял взашей,
Что же всё меньше пятна
Света в моей душе.

Веют печали ядом
Брошенные сады.
Больше мне нет отрады
В свете моей звезды.

Светлого облака, верно,
Мне не увидеть ширь.
Я никогда не верил
И не держал псалтырь.

На страницу чистую
Мысль мы загружаем.
Мысль глаголет истину,
Только мысль – чужая.

Так порой случается
В сетке мировой,
Ну, не получается
Думать головой.

А потом упрёками
Полнится строка.
И с какого бока
Стукнет дурака?

А не лучше ль просто 
Чиркнуть на «Стене»,
– Кто на этом хостинге,
Напишите мне!

Сжалось сердце в тревоге.
Ив наклонились кроны.
Снова ласкают ноги
Волны родного Дона.

Тихо шумят деревья.
Замерли камыши.
Рядом моя деревня,
Где-то в степной глуши.

Гор меловая россыпь.
Ленты песчаных кос.
Снова меня без спросу
Дьявол сюда занёс.

Но на волну  не лягу,
Скоро назад пойду.
Дальше нельзя ни шагу.
Дальше меня не ждут.

Сердце оно не камень,
Новый дом ждёт в дали,
А за рекой лишь память.
Холод могильных плит.

Снова стремится в даль
Взгляд мой усталый, 
Где голубая сталь
Неба кровавой стала.

Где журавли кружат, 
Солнцу и небу рады.
Им ничего не жаль.
Им ничего не надо.

Что им земли печали,
Низкого гнёт потолка,
Тысячи лет качают
Белые их облака.

И светлеют людские души,
Приземленные злобой дня.
И ночами не так уж душит
Неизбежность судьбы меня.

И нам легче тогда подняться,
Даже если судьба подла
И ночами порой нам снятся
Тёплый ветер и два крыла.

Зима. Мороз. Углём осколки
В снегу. И чернь руин. Костры.
Вчера ещё здесь был посёлок.
Сегодня, словно кто состриг.
Тут был «Речник». Теперь руины,
Ковши строительных машин,
Крушат, крушат, вбивают в глину,
Когда уж нечего крушить.
Там что-то тащат мародёры.
Тут честно трудится ОМОН.
И гонит от родных заборов,
Хозяев надоевших вон.
На стариков с небесной бездны,
Глядит холодная луна.
Туда, где лапою железной
Прошлась, как будто бы, война.
Где ты теперь родная кровля?
Где ты теперь родимый стан?
Что, может быть, ценою крови,
Когда-то был солдату дан.
И оживает запах серы.
И холод льётся по спине.
Как будто снова «Сорок Первый»
Прошел по этой стороне!