Форум

Дано ли право мне судить об этом

Хороший день. Осенняя прохлада
Строкой стиха ложиться на груди,
которой в явь нисколечко не надо,
чтоб кто-то пыл поправкой остудил.
По меркам, жизнь устроена нормально,
и сколь воронам бранью ни кричать:
поет монет рапсодия в кармане
на пенсионный милостивый час.

Но это ли главнее всех желаний,
что подошло бы пьянице тому.
Без тормозов у всех прохожих клянчит,
и лебезит случайному добру.
Нет, пожалеть такого не причастен,
да и себе дать спуску не могу:
– Земным делам – достойные начала.
Мы, как-никак, у времени в долгу.

Но зарекаться грех, как говорится,
и помогать катится дальше вниз,
что ветерок сгоняет в угол листья,
поправ победоносный реализм.
Известно много о такой болезни,
за воротник плеснуть и сам я рад,
когда распорядителем безделье
и праздное застолье говорят.

Могу признать непроизвольность меры:
безволие, распущенность кляну.
Не все так однозначно, и поэты,
бывает, рвут над пропастью струну.
Но там другое. Нервом запредельно
держать баланс на острие ножа.
Душа полетом расстается с телом,
стремясь согреть над нами небеса.

Дано ли право мне судить об этом?
Умнее принимать все так, как есть,
и понимать: висит над белым светом
все указующий господень перст.
И день под ним, проблемам продолжатель,
И чувства… отсылают к дохлецу:
Из ямы страсти братски прижимался
Он к моему усталому лицу.

***
Зачем поэту петь о лужах,
О каплях с крыши, о ручье,
Что торопыгой полнит лужу,
Хоть переполнена уже. 

Затем, что он идет с цветами,
Как на свидание, домой.
Он скачет молодо шагами
Парящей вешнею водой.

Берет такси на перекрестке,
И мчится бешено сквозь март.
– Домой, домой, какие гости!
Там ждет любовь его сама.

Там терем свит на курьих ножках,
Там дым столбом, там жизнь его,
Там со стола сметают крошки
Синицам прямо за окно.

К жилищу там ведет дорожка
Под сводом яблонь, что в раю,
И умывает лапкой кошка
Мордашку черную свою.

Какая радость торопиться
Туда, где ждут его всегда
Не только кошка и синицы,
А ненаглядная жена.

Она выходит королевой
Навстречу мужу-королю,
И первозданное, от Евы,
Витает в воздухе “люблю”.

***
Я рос среди кубанского пейзажа –
напев степей поныне на слуху –
а звали мальчика шептавшим: – Саша,
чтоб не спугнуть звучаний на лугу.

Я помню перл загадочно сакральный:
рожок сзывал на пастбища стада.
И в этом звуке слышались мне тайны,
далеких лет истекшая вода.

Лишь ранняя весна пригреет солнцем,
поднимет зелень пашен и лугов, 
пастуший клич опять сзывает сонных,
томящихся по сочности коров.

И я, пострел, вприпрыжку на рассвете
бегу во всю, сминая лебеду.
Прошу: – Дай, дядя, штуку, штуку эту,
известно мне: волшебную дуду.

О, сладкая минута вдохновенья –
могу признать забористость теперь – 
в моем воображенье песен песня
лилась, что зов, над скатертью степей.

Пастух рожок без тени недоверья
дает: – Буди деревни все окрест,
пусть жители на целом белом свете
услышат прелесть наших славных мест.

Я чуял в генах древнее начало.
Чудесный звук – невидимая связь.
В руках рожок – веснянка замолчала –
боюсь соврать за эхом повторять.

И повертев для вида рогодудку,
простецкую, как валенок, дуду,
в душе любя, степную незабудку
без слов обратно отдал пастуху.

И тот воздал старанием сельчанам,
протяжным “до” вступил по берегам,
гурты животных, вторя, закачались
и двинулись на сочные луга.

***
Кружится,  кружится в вихре,   
сорванный пух со стеблей:
– Ловите же зонтик, ловите,
милых бескрайних полей.

Нет же, простором базарным
правят из тканей зонты,
разносится окрик бездарный,
мысли постыдно пусты.

Так что лети, мой крылатый.
здесь не тебе прорастать.
Попытка восторга не в радость,
нет же пути и назад.

***

Душа горит, объята пламенем
Пожарищ, сечи на земле,
Но все равно крылатым именем
Надежда теплится во мне.

Не подведи, надежда светлая,
Перебори чреду невзгод
И, что рассвет лучом приветливо,
Души моей умерь огонь.

Дай силы мне успокоения,
Чтоб посмотреть мог свысока
На пляску бешеную смерти я.
Не подведи – держи в руках.

Не подведи, надежда светлая,
Лучом рассветным озари,
Чтоб рассмотреть бездонность вечности
Мог издали, мог издали.

Мои стихи

Мои стихи помогут в деле,
Запляшут в музыке потом.
Прочтет их опытный умелец –
Сколотит птицам певчим дом.

И над скворечником раздастся
Руладой пенье для него.
И на стихах моих держаться
Позволит майское тепло.

Вчитайтесь в ласковые строки.
Здесь каждый слог звучит добром,
Взлетают образы в раздолье,
Что птицы с ветви, со стихов.

И часто стих слагался в мыслях
От чувства раненой души,
Что братья наши не забыты,
Лишь потому, что пишем мы.

 Как ни легка, быть может, книга,
Мой друг-читатель, ты поверь:
Слова прошли через горнило
Страданий, опыта, потерь.

Читайте ласковые строки.
Здесь, что ни слово, то обряд,
Души нечаянной уроки,
Энергетический заряд.

***

                                      Льву Болдову

Шел вечер поэзии где-то в артклубе.
Поэты читали, обычно, по кругу
свое, что чужое, под нос, и как в рупор.
А кто не читал, вопрошали друг друга:
– Когда же придет, почитает Лев Болдов?

А Лева не шел. Задержался по пробкам, 
не шел по причине неведомой кромки.
На сцене чтецы рокотали коробко, 
читали условное утлое слово.
И вдруг загудело со входа: Лев Болдов.

Вошел не спеша. Так волною качает
идущий на малом к морскому причалу
прогулочный катер под окрики чаек,
под шум отдыхающих, брызжущих счастьем.
– Мы скоро отчалим, и с нами Лев Болдов.

Не знаю, узнал ли на сцене кого он,
а может средь публики видел знакомых.
Раскланялся жестом, как будто, искомым,
что он, мол, не в форме, разбитый немного.
На заднем ряду опустился Лев Болдов.

Еще впереди “самолетик бумажный”,
и самое главное людям он скажет,
но пройдена точка его не возврата.  
– Молчите поэты – поэт отдыхает –
Вот высшая мера признанья: “Лев Болдов”

***
Я к тебе залетел мотыльком на тепло,
На неясный огонь ночников.
Твое тело в тени лепестками цвело
И меня ты пленила легко.

Ты пленила меня, а в плену теплота,
И так сладко ласкает ладонь,
Что нельзя улететь от такого тепла,
Только звонкий уносится стон.

Я к тебе залетел мотыльком на тепло,
На неясный огонь ночников,
И душа восцвела, стало нежно светло
От твоих безоглядных оков.

***
Мы ищем Бога где-то:
       на небе и в церквях.
Найти ль Его на Свете,
       надежду очерствя,
Когда живешь без чувства,
       что Бог внутри тебя –
Свидетелем поступков,
       карая и любя.

Он есть, как льется влагой
       по жилам лепестка
Живительное благо
       в пустыне,
                      из песка.
Понять не в силах это,
       возможность есть – принять,
Как приняли мы с детства,
       единственную мать.

Я говорю, слагая
       вечерние стихи,
Хотя и сам не знаю,
       как Бога мне найти.
Но чувством переполнен:
       со мной толкует брат,
Которого уж нету,
       и я ему
                  так рад.

***
Полноценностью едины
       тело мира и душа.
Все вокруг меня картины
       поднимаются, дыша.
Я без мира – запятая
       на странице без имен,
Но в строке названий встану,
       сразу мир мой изменен.
Закружится и заблещет,
       разлетаясь серебром,
Закричит, что звучный кречет,
       запоет веретеном.
Я и мир в тоске едины
       и в веселии одно.
Разорвутся наши нити –
       и душе темным-темно.

***
Что за птица – призрачное счастье.
Принимаю без остатка жизнь,
Не жалея, бурями качаем,
Что она безудержно бежит.

Как идет, так пусть себе и минет,
Не заботясь в прошлом ни о чем.
Все мы, все в отпущенном лимите
Подставляем горечи плечо.

Может быть, и счастья не искал я,
Жизнь скользила, словно ветр о шелк,
И в ее слияньях и оскалах
Сладость быть по ходу я нашел.

***
Солнце золотое – наш Всевышний Ра.
Каждая козявка – плод его тепла.
Каждая травинка тянет стебель вверх,
Напитаться светом, что лучами светл.

Темным силам века нас не обмануть –
Освещает солнце всем манящий путь.
И когда за тучей скроется оно,
Все равно по следу шлет свое тепло.

Не забудь, прохожий по мирской тропе,
Богу помолиться, солнышко воспеть.
Что с тобою будет, знает каждый куст,
Только песня свету утоляет грусть.

***
День утром просыпается ,
       неспешно золотой,
Росою умывается
       прохладной и живой.
И жилка в нем живая,
       как радости резон,
То крутит солнце солнышко
       на штанге “горизонт”.

Повязан вокруг диска
       воскресный рыжий бант,
Летит неподражаемый
       воздушный акробат.
Пронизаны лучами
       деревьев купола,
И паром поднимается
       и пенится земля.

Здесь все наметки ясности
       планеты голубой,
Здесь все черты прекрасного
       встречаем мы с тобой.
Дай Бог не разувериться
       сегодняшним числом,
Поскольку утро доброе
       сверкает так добром.

***
Я не пример для подражанья,
В душе моей сомнений тьма,
И сладкозвучные терзанья –
Желаний добрая сума.

Мои лиричные напевы –
Плоды мечтаний. И пока
На свете белом будут беды,
Для счастья создана мечта.

***
На морозце дыханьем пускаю дымы,
обживаю садовый околок
вдалеке толкотни,
вдалеке кутерьмы,
чьё по праву название “город”

По утрам он сиреной призывно грозит
мне спросонок подъемным набатом,
мол, вставай, дорогой,
и не вздумай косить,
что ты болен и стал слабоватым.

Но я крепкий орешек, меня не возьмешь:
оттрубил на Сельмаше полжизни
за товарищей тех
и рубины знамен,
за квартирный уют и пожитки.

А теперь я свободен от планов и квот,
с миром связь мне наладил компьютер.
И я думаю: вот
такой жизни легко
стал доволен, пожалуй, и Путин,

при условии, что, будь расклад там любой,
не взвалил  бы на плечи Россию.
А, поди, Александр,
а потом и Второй
норовили залечь в Парадизе.

Но у них царедворцы теснились корпеть
за дела и казну государства,
а по правде сказать,
и не только теперь,
хрупок мир, суверенность и право.

Тяжело защищать интересы в стране,
где на всех одинок управленец,
когда нет костяка
из надежных парней,
за Россию болеющих с рвеньем.

О себе я хотел рассказать поутру,
только сердце болеет Россией.
Я бы с радостью шел
умирать за страну,
за российский народ, как мессия.

Словно молотом в темя, меня на заре,
будит ген сопричастности миру.
Моя радость: идти
умирать на кресте.
Да по весу душа совместима ль?

***
Несказанная, нежная, пери.
Карих глаз кружевной агат.
Ты меня научила верить,
Что силен я, умен, богат.

При тебе я не знал поражений.
Ты мой ангел, спаситель мой.
Предвозвестница стихотворений,
Поводырь на пути домой.

Несказанная, нежная, пери,
Много слов знаю я любви,
Но признания были столь редки –
Бессловесно честней любить.

А сейчас не могу сдержаться –
Видно действует так Водолей.
Доказать теорему счастья
Ты явилась из дальних зыбей.

Словно небо, вселенски бездонна,
Мне молиться, смотря на тебя.
По всему, ты сравнима с Мадонной,
Несравненная, Гелла, моя.

Между хмарью неба и руном земли
Голые деревья посреди зимы.
Было время бурное. Как они цвели!
Майским их цветением упивались мы.

А теперь плененные, ветками сплетясь
Под ветрами резкими, исподволь скрипят.
Дымка набегает и в морозный час
Осыпает инеем с головы до пят.

***
Все не то. Не за то мы болеем.
Но, а как же иначе нам быть?
Нас душа на высокий молебен
Настроением может подбить.

Соблазнит лейтмотивом нетленным,
И надменно посмотрим на быт.
Напоит сладкозвучьем елейным,
Даст возможность суетность забыть

На минуту. От силы на отпуск
Улетим высоко-высоко
И запишем несбыточный опус,
И положим его под сукно.

А в дальнейшем пойдет, как в былом:
Дом, надежда, семья, ремесло.