Форум

 Эпиграф:

- Лизочка простодушно допытывается у своего поклонника:
      — Вася, как вы думаете, о чем поет этот соловей?
На что Вася Былинкин обычно отвечал сдержанно:
      — Жрать хочет, оттого и поет. –

( Зощенко. Избранное)

 По данным самых разных читательских, культурологических, литературоведческих опросов Зощенко  уже много лет остаётся  у нас в стране одним из самых читаемых российских  писателей. В чём причина такой завидно-стабильной популярности? В чём феномен самого Зощенко? Ответы на эти и другие вопросы наш внештатный корреспондент Сергей Коновалов попытался найти в беседе с коломенским  литератором, чьи рассказы и миниатюры постоянно появляются на страницах нашей газеты, Алексеем Кургановым.

         - Алексей Николаевич, в самом начале нашего разговора хочу задать вам провокационный вопрос: а  знаете ил вы, кто ещё из российских писателей пользуется такой же «долгосрочной» популярностью у российских читателей?

         - Думаю, Чехов.

         - Вы знали результаты этих опросов…

         - Честное слово, нет! А в том, что угадал, нет ничего неожиданного: о ком писали Зощенко и Чехов? Правильно: о всем нам знакомом российском   о б ы в а т е л е! То есть, о нас с вами. Ведь обыватель – это не класс, не социальный слой, и даже не особенность характера. Это         о б р а з   м ы ш л е н и я, а значит, и образ жизни. Как говорил сам Михаил Михайлович, «человек – животное довольно странное».

         - Непонятно.

         - Попробую объяснить. В обывателе соединились все самые основные, самые, что говорится, житейские человеческие черты – и эти черты, увы, совсем не героические.

- А если конкретнее?  

         - Обыватель в основной своей массе (конечно, бывают и исключения) труслив. Все остальные его качества происходят именно из трусливости. Это плохо? Почему? Это и не плохо и не хорошо. Как писал сам Зощенко, «природа такая». Переделывать бесполезно – да и кому это нужно?

         - То есть ,и сам Зощенко был совсем не идеалом?

         - Да какой идеал… Не хочу развивать эту тему сегодня, в эти юбилейные дни. Поскольку и Зощенко, и Чехов писали именно об обывателях (то есть, повторяю, о нас  с вами), то и сюжеты их рассказов не только остаются актуальными и в наши дни, но и отражают не только «тогдашнюю», но и нашу сегодняшнюю жизнь. Вот, например, рассказ Зощенко «Путешествие по Волге», где автор рассказывает о постоянном переименовании парохода, на котором он путешествует, потому что предыдущие названия оказываются то идеологически невыдержанными, то нравственно ущербными, то, наоборот, слишком нейтральными. Обратимся к нашем совсем недавним дням: переименования  городов, улиц, площадей с названий советских на т.н. «демократические» и  якобы «исторические». Ведь это всё из того зощенковского рассказа! А если, как в «Свадьбе в Малиновке», завтра «опять власть меняется»? Будьте уверены: опять начнём переименовывать, опять к власти подстраиваться! И так до бесконечности. Или другой его рассказ -  «Аристократка». Включите телевизор, посмотрите любое телевизионное ток-шоу. Там же одни сплошные зощенковские «аристократки» с «аристократами»! И уже коли заговорили о Чехове: «Вишнёвый сад», где стараниями деляги Лопахина губится прекрасный вишнёвый сал, площадь которого  всё тот же практичный Лопахин планирует распродать под дачные участки. Наши дни – Константиново, родина нашего великого Сергея Есенина. «Вишнёвый сад» номер два! Исторический ландшафт беспощадно уничтожается, как мухоморы, вырастают нелепейшие модерновые то ли особняки, то ли «курятники» (это уж кому как нравится называть). Всё. Есенинское Константиново безвозвратно исчезает, и в самом ближайшем будущем исчезнет раз и навсегда.

         - Зачем же так мрачно? На днях по ТВ показали какого-то рязанского чиновника из тамошнего отдела культуры, который сообщил, что их ведомством разработаны планы по сохранению тех мест.

         - Сергей Владимирович, зачем обманываться? Кто на эти его планы будет обращать внимание? Современные лопахины, которые и застраивают  Константиново этими модерновыми склепами? Не смешите! Лопахиным главное что? Правильно, выгода!  Нет, они, конечно, обеими руками (и ногами тоже) за сохранение нашего культурного наследия ( а как же! Обязательно! В первых, так сказать, рядах!), но когда  дело начинает пахнуть большими деньгами ( а там, в Константинове, они  о-о-очень большие!), то сами понимаете – «не жалею, не зову, не плачу»…

         - Начали Зощенко, а заканчиваем Чеховым… Давайте всё-таки вернёмся к  нашему сегодняшнему юбиляру. И последний вопрос   из категории «если бы да кабы». Ка вы считаете, в наше сегодняшнее время может появиться новый Зощенко?

         - В наше время гораздо легче появляются  новые миллиардеры. Что касается таких даже не то, что заметных, а именно ЗНАКОВЫХ фигур, как Зощенко, то вряд ли. Здесь ведь в чём дело? Зощенко, Булгаков, Платонов творили в закрытом, достаточно жёстком в социальном отношении обществе, а в подобных обществах литераторы выполняют функции неких мессиев, которые несут людям правду (прошу прощения за столь пафосные слова, но это действительно так!). Тем более сатира, которая развивается исключительно в закрытых обществах! Сейчас у нас общество достаточно открытое, поэтому просветительская, сиречь – мессианская роль литературы заметно упала. Вам нужна правда? Пожалуйста, читайте газеты и журналы, слушайте радио, смотрите телевизор, лазайте по Интернету. Да, во всех эти СМИ тоже правды немного (больше – лукавства, а то и просто лицемерия), но создана хотя бы ИЛЛЮЗИЯ правды. Причём, создана так искусно, что и порой и не отличишь, где она, эта иллюзия, а где истина. 

- Как-то очень невесело мы подошли к окончанию нашего сегодняшнего разговора…

- Весело или не весело – это эмоции. А жизнь – штука жёсткая и на эмоции чёрствая. Зощенко это прекрасно понимал, и своими рассказами пытался  эту чёрствость «подсластить» ( как он сам говорил, «ничего плохого, кроме хорошего, не произойдёт». Или «пишешь, пишешь, а для чего пишешь – неизвестно…»). В большинстве случаев это «подслащение» удавалось. За что честь ему и хвала.

Беседу вёл Сергей Коновалов

( опубликовано в еженедельной газете юго-востока Подмосковья «Грань», № 33 (1211), 19 августа 2014 года)

Женщина, которая поёт


(миниатюра в диалоге)

         - А эту посадили?

- Какую?   

         - Которая в армии деньги воровала. А сейчас она – женщина, которая поёт.

         - Пугачёва, что ли?

         - Какая Пугачёва? Пугачева в армии не была! Она вообще уже на пенЗии! И у неё свой мужик есть, пародист. И двое младенцев, которые у мамки сиську всё время просют. А у этой никого нету. Ни младенцев, ни пародиста. Одни сиськи и песни про любовь.

         - Почему про любовь?

         - А про чего же? Про наши трудовые, чтоб они задавились, будни? Не, такие, как она, только про любовь поют. Потому что гладкие и вообще  откормленные. Им будни по барабану. Им любовь подавай.

         - А мордастый?

         - Мордастый сбёг. Он же герой! И опять же у него ж законная супруга есть. Чего ему по певицам шляться? И тесть у него какой-то важный туз. Чуть ли не главный бухгалтер на макаронной фабрике. Какой дурак от такого тестя будет убегать? Это ж можно каждый день бесплатно макароны жрать. Дурак он, что ли, совсем, от такой радости отказываться!

         - А мордастый, значит, не воровал?

         - Нет. Он только бумаги подписывал. И говорит, что ничего не знал.

         - Ага! Не знал! Мальчик Петя-пионер! А какие бумаги-то?

         - Платёжки. На получение уворованных денег.

         - Ну вот! Его же значит тоже можно спокойно за вымя брать! Как соучастника!

         - Нельзя. Я ж тебе говорю: у него – тесть.

         - Подумаешь, какая величина – макаронный бух…

         - Какая ни есть. Не тебе, алкашу, чета.

         - А в лоб?

         - За что? Правда глаза колет? Скока вчера выжрал-то, пёс?

         - Это к делу не относится. У меня калым был.

         - Вот! Сегодня – калым, завтра – день рождения, послезавтра – воровство государственного имущества в особо крупных. Цепочка!

         - Умный, собака! Спорить с той, барбосом, неохота… Кстати, о главном. Ты же говорил, что у мордастого ещё шурин был.  

- Почему это был? И сейчас есть. В розыске он.

         - Значит, тоже заворуй?

         - Хто?

         - Шурин!

         - Какой он заворуй! Скажешь тоже … Он – заслуженный овощевод.

         - Ну и что? Овощеводы, что ли, не воруют?

         - Да чего он может скрасть? Мешок картошки. Ведро моркови. Ящик бананов. Ононас. И всё! Это даже смешно!

         - Тогда за что же его в розыск-то?

         - А до кучи. С этой, которая поёт.

         - С какой это этой?

         - Которую не посадили.

         - Вот видишь! Не посадили же!

         - Кто ж её посадит, если она стихи пишет.

         - Ты только что сказал, что поёт! Трепло! Сам алкаш!

         - При чём тут трепло? Она и поёт, и пишет, и пляшет, и ворует. На все руки мастерица. Как говорится, «наши руки – не для скуки».

         - Так я не пойму: за что её посадить-то должны?

         - Ты дурак, что ли, совсем или просто придуриваешься? Я ж тебе уже сто пятьдесят раз сказал: она в армии денег наворовала столько, сколько ты себе даже представить не можешь по причине своей умственной ущербности. У тебя на кухне стока тараканов нету, сколько у ей сейчас мильёнов!  Может, сто мильёнов тыщ!

         - Это не я с ущербностью, а ты – деревянный. Чтоб с такими деньжищами, да её на нары определили? Ха-ха три раза! Вот если бы она мешок картошки упёрла, тогда да! Тогда получИте по полной схеме! А она ж миллионщица! Понимать надо! Шевелить кое-чем по делу!

… и вот мы на съемочной площадке телевизионного шоу. Камера проходит панорамой по затемнённому заднему плану, где ехидными стройными рядами сидит массовка, которой обещали заплатить за бурные продолжительные аплодисменты по пятьсот рублей на нос. Аплодисменты должны происходить строго по сигналу – загоревшейся красной лампочке, которая висит прямо над сценой. В середине ярко освещённого зала – ведущий. Это профессиональный хлыщ-затейник с шикарной белоснежной улыбкой. Улыбается он постоянно, во весь рот, из чего без всякого труда можно понять, что этой улыбке верить нельзя ни в коем случае и ни в коем разе.

         Ведущий (улыбается настолько широко, что уголки его рта начинают выползать на уши): Уважаемые господа! Тема нашего сегодняшнего ток-шоу – «Деревня Блюдово. Скоро ли конец?». В студии присутствуют наши уважаемые эксперты, профессионалы высокого полёта, ведущие специалисты по нашему многострадальному сельскому хозяйству. Это политолог Уев, депутат Куев, общественный деятель Жуев и представитель творческой интеллигенции, исполнитель эстрадных куплетов Кукуев. Поприветствуем их, госпо… товарищи!

Лампочка под потолком зажигается. На специалистов обрушивается шквал. Они переносят спокойно и даже снисходительно. Да, это действительно крутые профессионалы! Таких никакими удоями и никакими укосами не смутишь, не расстроишь и даже не обрадуешь! Эти люди, как говорится, «видали виды»!

         Ведущий: У нас в передаче говорить может каждый и каждая, и поэтому я предоставляю слово това…пардон, господину Уеву. Итак…

         Политолог (изображая на лице загадочную значимость): Геополитическая обстановка вокруг деревни Блюдово позволяет сделать глубоко и широко идущие прогнозы, что... 

Ведущий (выдержав паузу): Что «что»?

Политолог: В каком смысле?

Ведущий: А вы в каком хочите?

Политолог: В геополитическом, конечно. А вы в каком?

Ведущий: Спасибо! Больше вопросов не имею. А что по этому поводу думает товари… господин Куев?

Депутат (изобразив на физиономии не меньшую значимость, чем этот падла-политолог): А мы на нашем пленарном заседании, который состоялся при необходимом кворуме и обязательном консенсусе, обсудили и приняли!

Представитель творческой интеллигенции (глумливо осклабляясь): По скока?

Депутат: Чего «по скока»?

Творческий интеллигент: ПринЯли по скока?

Ведущий: Спасибо, това… господин депутат, за столь занимательную и содержательную информацию! Я просто-таки уверен, что скоро она всех нас! А что думаете по этому поводу вы, това…господин общественный деятель?

Общественник: Насчёт чего?

Ведущий: Насчёт подъёма сельского хозяйства, который всё почему-то никак не поднимается, несмотря ни на что.

Общественник (убеждённо): Поднимется! Куда он денется! Сейчас же санкции! Значит, будут инвестиции! У нас в народе крестьяне знаете какие?   

Ведущий: Какие?

Общественник: О-го-го какие! Они чего хошь поднимут! У них это как два пальца об асфальт.

Ведущий: Понятно. Фольклор. Незатейливый народный юмор. И, наконец, ваше мнение, уважаемый деятель культуры! 

Деятель: А я, пожалуй, отвечу вам той самой фольклорной песней, которая вышла из самой, можно сказать, народной гущи, если не сказать откровеннее – жижи!

Напрягает грудь и залихватски запевает: «Мимо тёщиного дома я спокойно не хожу…»!

Ведущий (улыбка становится сначала растерянной, потом  - зловещей): Всё-всё-всё-всё! Спасибо, това…господин куплетист! А теперь послушаем мнение этих самых народных масс! Слушаем вас, госпо… товарищи!

Голос из зала: А хрен опять подорожал! И ливерушка! А вы, собаки говорливые, только и знаете, что…

Ведущий: Мы всё поняли! Спасибо, товарищ хрен! Так что в результате нашей совершенно содержательной дискуссии смело можно сделать вывод, что впереди у нашего сельского хозяйства – бесспорный рассвет, рассвет и невломенный удой с фантастическим покосом! И никакие капиталисты-империалисты, собаки поганые, не испортют нам обедни! Всё. Наша сегодняшняя говорильня закрывается. Следующая встреча – через неделю здесь же. Тема: « И когда ж на этом Марсе будут яблони цвести?».

Лирико-физиологическое, или Кто сказал: собаки не потеют?

(физиологическая рапсодия. Исполняется оглушительным радостным лаем. Сопровождается энергичным маханием собачьего хвоста)

Посвящаю ему, моему лучшему другу. Он знает кто, зачем, накой  и откудова!

Кто сказал: собаки не потеют?

Вот пример вам: Гарька, славный пёс!

Уши – в пОте, морда – как из бани,

Весь в потУ огромный красный нос.

Да, красив он! Это - несомненно!

И потливость здеся не порок.

Может, это нервное какое

Промокает прямо до порток!

Ну и что? Зато в Доске Почёта

Он висит из месяца в годА!

И сверкает на груди его потливой

Запотевшая геройская Звезда!

Посвящается кой-кому. А кому – догадайтесь сами. Он же такой замечательный, когда трезвый! Он тогда даже матом не ругается и в морду не плюётся!

Гарька – мальчишка смышлёный!

Лет восемнадцать ему.

Любит он оч. веселиться,

Вовсе не склонен ко сну.

Любят его все собаки,

Кошки встречают толпой,

Птички садятся на плечи –

Всеми любимый такой!

Если когда-нибудь крякнет,

Небо померкнет от горь!

Хором завоют собаки,

В кошках пробУдится хворь.

Птички издохнут в полёте,

И разверзнутц небеса…

Эх, ты, житуха-поганка!

Снов вздорожал колбаса!

( элегическая поэтическая зарисовка. Исполнятся совершенно ничего не подозревающим голосом, полным надежд и наивных мечтаний. Сопровождается ансамблем неугомонных балалаечников имени композитора Епифана Животного)

Посвящаю одному моему очень застенчивому другу, поклоннику идей и члену общества

На поле у леса коклета лежала.

Видать, её ктой-то вчера не дожрал.

Турист что-ль какой или дачник с лопатой,

А может, медведь или даже шакал.

Поджарена в масле, с надкусанным боком,

Сверкала на солнце, манила к себе.

И птички над ей веселО щебетали,

Кузнечик стрекОчил в высокой траве.

И вдруг из кустов к ей подкрАлась старушка!

Схватила и стала быстрей пожирать.

И радостно чавкал беззубиий ротик.

Сглотнула коклету и стала икать.

Попей ты быстрее водички, старушка!

Коль нету водички, испей ты ситрА!

В коклетии – жирность и тьма витаминов.

Содержит в себе она много добра!

Сейчас отдышись и присядь на пригорок.

Тут станет довольным твой старческий вид!

Коклета бурчала в старушке желудке,

А дятел берёзу всё так же долбИт…

« Сорокалетний житель города Перт (Австралия) во время купания в океане подвергся нападению двухметровой голубой акулы, более известной среди местных жителей под названием «акула-убийца» (два метра – это ещё детёныш. Взрослые особи легко зашкаливают за три). В результате мужчина получил серьёзные ранения, но вышел победителем из, казалось бы, безнадёжной схватки с этим подрастающим океанским чудовищем. Более того, истекая кровью, он смог завести свою машину и проехать более двадцати километров до ближайшей больницы, где ему была оказана экстренная медицинская помощь. Причём в больницу  он приехал не один, а с той самой акулой, которой в пылу схватки нанёс серьёзные ранения. В настоящее время здоровье мужчины не вызывает опасений, чего не скажешь об акуле, которая уже трети сутки находится под постоянным наблюдением врачей-реаниматологов и срочно доставленных из Канберры ветеринаров, специализирующихся по морским и океанским обитателям, Австралийская общественность пребывает в недоумении: так кто же с кем сражался, каковы шансы у акулы на благоприятный исход и вообще зачем он её спасал?»

         - А действительно зачем? – задумчиво спросила Нюся то ли Верёвкина, то ли саму себя. – А, Верёвкин? Ты как думаешь – зачем?

         - Что? -  он то ли не понял, то ли не расслышал её вопроса.

         - Ты о чём спрашиваешь?

         - Об акуле, - сказала она и показала на статью в газете. – Жалко.

         - Себя пожалей, - хмыкнул он. – Хотя конечно. Она же не человек. Она с зубами. Ладно, мне пора. Пойду я.

         - Да, конечно, - согласилась Нюся. – Иди.

         - Что значит «конечно»? – повысил он голос, моментально заводясь. -  Ты опять? Да, я ухожу! Всё! Надоело! Мне, слава Богу, уже сорок три и мне есть куда уйти! Вот только ты-то с чем останешься? И с  кем?

         - Чаю хочешь? – спросила она и, не раскрывая рта, зевнула.

         - Вот! – поднял он вверх указательный палец. Это было один из его любимых жестов: так вот назидательно воткнуть палец вверх. Этот жест нёс в себе  великое множество значений, от многозначительного сомнения до решительного утверждения. Сейчас он однозначно означал последнее.

         - С тобой же нормально поговорить нельзя! Ты же сразу уходишь от серьёзного разговора!

         - Значит, не хочешь, - поняла она. – Зря. Я только сегодня пачку купила. «Брук бонд». Говорят, бодрит.

         - А чего чаю-то? – зло загорелся Верёвкин, с вызовом блеснув глазами. – А давай шампанского, а? Простимся весело, как интеллигентные люди! У нас же оставалось шампанское, ещё с Нового Года! Я его тогда пробкой нарочно заткнул, чтобы газ не выветрился!

         - Твоя пробка вылетела, а в бутылку тараканы залезли. И я вылила. В раковину.

         -Да? – то ли растерялся, то ли расстроился он, то ли просто нарочно сделал такой расстроенный вид. – Жаль. Значит, залезли и назюзюкались перед смертью. Досыта… -  и вдруг хихикнул несерьёзно. – Можно позавидовать: счастливые люди эти тараканы! Подохнуть от шампузы – это так изысканно! Прямо как в дешёвых романах!

         - И шерстяные носки возьми, - напомнила она. – А то передавали: завтра уже похолодает. С северо-запада движется антициклон.

         - Да,-  согласился он. – Каждый день этот циклон движется, движется… Куда движется?  Зачем? Кто его просит? Носки надо взять. Ты же знаешь, у меня постоянно мёрзнут ноги. Ты их заштопала?

         - Заштопала.

         Она ушла в большую комнату и вернулась с носками.

         - И к сапожнику зайди. Он теперь уже должен был починить. Да и второй ботинок надо было сразу отдать. Пусть бы ещё шов поставил на подмётку. На этих ботинках самое слабое место – подмётки.

         - Китай. Ширпотреб, - согласился он. - Может, лучше новые купить?

         - Купи. В новых на работу будешь ходить, а в этих – так, мало ли выйти куда. И вообще побольше гуляй. Помни о своём гемоглобине.

         - Мама, отправьте меня в жёлтый дом, - сказал он. – При чём тут мой гемоглобин? Я ухожу, поняла? На-сов-сем! Я если останусь, то завтра с ума сойду!

         - Нет, с ума сходить не надо, - отрицательно качнула головой она.

         - Рано ещё с ума. Ещё успеется. Надо хотя бы пенсию заработать, - и уставилась в окно. А вот это была уже её любимая привычка: ни с того, ни с сего уставится туда, в окно и смотрит, смотрит, смотрит. На что смотрит? Чего разглядывает? Там же нет ничего, кроме старой помойки, новых качелей и драных котов, орущих так, как будто у них круглый год месяц май! Нет, ну совершенно невозможная женщина! Мамонт! Выдержка как у спецназовца!

         -Да скоро осень, - сказала она, не отрываясь от окна. – А в Австралии осень бывает?

         -А тебе не всё равно? – он попытался придать голосу грубый тон, но это ему не удалось. Он был человеком капризным, по-женски взбалмошным, порой совершенно непредсказуемым, но грубым - никогда. Воспитание!

         - Наверно, бывает, - сказала она. – Осень везде бывает. Даже в Антарктиде. По телевизору говорили. Когда картошку поедем копать?

         - Да, живут же некоторые… С акулами дерутся, в океане купаются… Кенгуру, крокодилы. Бумеранги на лету, и обязательно возвращаются. Обязательно. Дикость какая… Всё не как у людей…. Ты что-то спросила?

         - Да. Про картошку.

         - Массовая копка пятого, - ответил он и, словно опомнившись, вкинул на неё глаза и чуть не застонал.

         - Какая картошка! Ты сама как картошка! Нет, это просто невыносимо!

         - Интересное сравнение, - согласилась она.

         - Какое ещё сравнение?

         - С картошкой.

         - Интересней не бывает! – на этот раз его просто прорвало. – Нельзя же быть такой… совершенно бесчувственной! При чём тут картошка? Я ухожу! Или ты этого так и не можешь понять? Или не хочешь? Или ты вообще ничего не слышишь?

         - Я понимаю, - кивнула она. – Уходишь. Чего тут  непонятного? Но картошка-то в чём виновата? Сажали, пололи, окучивали, жука собирали -  и что, теперь бросать? Жалко.

         -Да, выкопать надо, - так же моментально как завёлся, остыл он. – Как говорится, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, - и попытался улыбнуться. Улыбка получилась жалкой, лакейской, привычной. Он понял это и снова напрягся.

         - Кстати, от картошки быстро вес прибавляется, - напомнила она. –  А ты худеть хотел.

         - Питание – интимное дело, - решительно возразил он. – А все эти диеты дурацкие – настоящее варварство! Грубое вмешательство в пищеварительный процесс! Я, пожалуй, ещё чашку возьму. Да, вот эту, для чая. Я к ней привык.

         - И, если хочешь, ещё чайник заварочный, - добавила она. – Чего он без дела будет стоять? Я же чая мало пью.

         - А я много, да! – опять повысил он голос. – И ты прекрасно знаешь, что пью из пакетиков. И что никогда в чайнике не завариваю! Это ты нарочно сейчас про чайник сказала, да? Чтобы  меня позлить?

         - Это совершенно необязательно, - пожала плечами она. – Я просто подумала, что он может тебе пригодиться.

         - Всё! – сказал он и, хлопнув руками по коленям, решительно поднялся со стула. – Пошёл. Как говорится, жизнь моя – железная дорога, вечное движение вперёд! Счастливо оставаться.

         - Про сапожника не забудь, - напомнила она. – А то он с двадцать пятого в отпуске.

         - Ему платить?

         -Нет, я уже. Только забрать.

         - Жулик он, этот твой сапожник. Деньги берёт, а через неделю подмётки опять отваливаются. Наглец каких поискать.

         - Но других-то всё равно нету… - пожала она плечами.

         - Вот так и живём. Жулья полно, а подмётки худые. Чао!

         Верёвкин вышел на лестничную площадку, брезгливо покосился на шприцы валявшиеся на полу и подоконнике между этажами (он не любил наркоманов, считая их никчемными людьми и угрозой обществу), спустился вниз пешком (он не пользовался лифтами, потому что однажды застрял в нём на целый час, и ведь ни одна сволочь, ни одна тварь…), прилежно обошёл по периметру квадратный по форме двор ( а ведь мог бы запросто пересечь его по диагонали, и за этот поступок его никто бы не осудил, потому что всем глубоко и безразлично чихать как ты здесь ходишь-бродишь) и вышел на всегда непозволительно шумный, непозволительно грязный и непозволительно бесцеремонный проспект имени товарища Фабрициуса (кто такой, этот Фабрициус, Верёвкин не знал и знать не хотел. Наверно, какой-нибудь вождь мирового значения.). После чего шумно вздохнул, поднял воротник своего демисезонного пальто и остановился на автобусной остановке, чтобы культурно дождаться автобуса, следующего по маршруту номер пять. Автобус через шесть остановок останавливался прямо напротив общежития, в котором Верёвкин имел угловую комнату номер двадцать восемь-бис на удобном третьем этаже и которую, переехав в прошлом году к Нюсе, предусмотрительно не сдал, словно предчувствуя печальные последствия своей неудачной попытки в очередной раз наладить лично-семейную (или как там она ещё  называется) жизнь. Не получилось. Бывает. Не будем отчаиваться. Главное, жив, здоров и не нужно платить никаких алиментов.

         - История с акулой-убийцей получила неожиданно широкий резонанс, - сказал теледиктор. Нюся обратила внимание: у диктора были большие и острые зубы, которыми он совершенно не стеснялся улыбаться.

         - Австралийская общественность требует создать для лечения пострадавшей все необходимые условия… Инициативной группой открыт специальный расчётный счёт в «Австрэлиен-бэнк», на который  желающие могут  переводить денежные средства… Журналисты уже окрестили несчастную пострадавшую «малюткой Дэнси» по аналогии с названием залива, в районе которого и произошла эта ужасная трагедия… По словам одного из видных членов парламента, не пожелавшего обнародовать своё имя, ситуация, случившаяся с несчастным животным, будет вынесена на очередное заседание подкомиссии по охране окружающей среды….И вот только что мировые телеграфные агентства передали экстренное сообщение: в результате грубейшей хирургической ошибки «малютка Дэнси» потеряла зрение. У госпиталя  в эти минуты проходит бурный митинг, на который, по разным данным, собралось от трёх до пяти тысяч человек. Общественность возмущена и требует привлечь горе-эскулапов к уголовной ответственности за непрофессионализм и халатное исполнение своих  служебных обязанностей. Сразу после сообщения о потере зрения целевой счёт движения «Спасти малютку  Дэнси» в  «Австэлиен Бэнк» вырос в пять раз, и теперь активисты движения планируют  на собранные средства построить для несчастной рыбы персональный аква-парк, так как теперь она не сможет спокойно и безопасно жить в открытом океане, потому что в этом случае рискует стать лёгкой добычей океанских хищников, самым страшным, самым коварным и самым безжалостным из которых является, конечно же, сам человек.

         Носки забыл взять, подумала Нюся, взглянув на стул. Она поднялась и положила их назад, на среднюю полку. Ещё пригодятся. Не будет же Верёвкин всю осень и всю зиму ходить в одних хлопчатобумажных! Так и до простуды недалеко.

         На следующий день Нюся перевела в «Австрэлиен Бэнк» сто долларов. Она хотела перевести больше, но по пути на почту ей попался обувной магазин, и она купила Верёвкину шикарные зимние ботинки из кожи кенгуру.

Посвящаю моему давнему другу Сирёньке, представителю самой мужественной, самой героической, самой распространённой на сегодня в нашей стране профессии – профессии охранника

Скажи ты мне, Сирёнька, парень смелый:

Что думал о секундах свысока?

И лобик свой наморщивал досадно,

Когда они свистали у виска?

Не морщил? Жаль! А что тогда ты делал?

Жевал батон с мясною колбасой?

Да, нет в тебе, Сирёнька, эстетизьму,

Когда ты охраняешь наш покой!

Запей батон ты йоБгуртом вишнёвым,

И пусть тебя не гложут сожаленья,

Когда стучат в твой безморщинный лоб,

Мгновения, мгновения, мгновения…

А я жую баранку и смотрю в окно... (эссе)

Я похлебал супу, выкушал с большой мягкой баранкой стакан кефира закурил и стал смотреть в окно. Мне хорошо. Я сыт и спокоен. Хочется распахнуть руки и крикнуть: люди! Будьте честными! Я хочу верить вам, собакам! Я этого очень хочу, потому что жизнь – прекрасна и удивительна!

         Проехала грузовая машина с большой цистерной. На цистерне крупными буквами написано «МОЛОКО». Молоко с прошлой недели подорожало. Газеты пишут, что во всё виноваты санкции. Санкции - значит, злобные американские капиталисты, угроза миру и спокойствию на планете Земля. Я верю нашим газетам. Равно как и прочим средствам массовой информации. Они никогда не врут. Никогда, нигде, ни зачем и ни накой!

         Кстати, о этих наших самых честных СМИ. Вчера по телевизору показали одного свершено честного гражданина. Гражданин, совершенно честно глядя в телекамеру, сказал, что евоный сыночек, некто Шурик стал в этом году нашим обычным рядовым российским миллионэром ну совершенно без его, папашиного участия. Ну, совершенно! Вот те крест! Просто Шурик с самого своего босоногого младенчества отличался просто-таки невероятным умом и редкостными организаторскими способностями, и к тому же ударно трудился, не покладая рук и не протягивая ног, одновременно на трёх работах, а по ночам за отдельную плату мыл подъезды в жилых многоквартирных домах. И я верю этому заботливому папаше и его сверхгениальному  и супер-работящему сыну! Нет, какие же удивительные люди живут у нас в стране! «Гвозди бы делать из этих людей!». И что совершенно удивительно: ничего не бояться! Ни бандитов, ни налоговой, ни просто каких-нибудь завистливых уродов! И пусть подавятся своими ядовитыми слюнями злобные враги, которые уверяют, что это самый честный гражданин, шуриков папаша, в своём персональном поместье сейчас строит второе шубохранилище. Не верю, не верю и никогда не поверю! Откуда у него стока шубов-то, если такие честные глаза? Это просто смешно (имею в виду шубы, а не глаза)!

         Из-за угла показалась фигура. Фигура шагает решительно и неотвратимо, впечатывая подошвы своих чёрных ботинок в асфальт. Фигуру зовут Барак. Точнее, это на улице его так зовут – Барак. По паспорту это Гарька. Бараком его зовут из-за поразительного сходства со всем известной политической фигурой. Судя по зверскому выражению его красного лица и решительно-неотвратимой походке, Гарька-Барак идёт из своей любимой пивной, в которую он обязательно заходит после очередной рабочей смены на родном и неповторимом заводе резиновотехнических изделий, где оный Гарька-Барак ударно трудится передовиком-фрезеровщиком. Двести грамм, кружка пива, бутер с селёдкой – что ещё нужно рабочему человеку для обретения душевного покоя и уверенности в завтрашнем дне?

         А вот бежит мальчик Петя, достойный сынок своих достопочтенных и совершенно честных родителей. Петя невероятно смышлён и невыразимо любознателен. Он учится во втором классе гимназии для одарённых, но всё равно честных детей с усиленным изучением английского языка, посещает кружок бальных танцев и спортивную секцию какого-то очень модного нынче вида спорта, а вчера на заборе очень художественно, большими белыми буквами написал ВЕРКА ПЕСДА. И поставил в конце восклицательный знак, что должно было подчеркнуть эмоциональность написанной фразы, а также знание русского фольклора и основ гинекологии. Я не знаю, кто такая эта Веерка, но мальчику хочется верить. Если он и дальше будет развиваться столь стремительно и грациозно, то наверняка достигнет небывалых высот. И тоже, как и упомянутый мною совершенно честный гражданин-шубохранильщик, будет выступать по телевизору и рассказывать нам про честный труд с честными глазами, ушами, мозгами и прочими анатомическими образованиями.

         Я отворачиваюсь от окна, иду на кухню и наливаю себе вторую тарелку. Суп очень благотворно действует мне на нервы. После его аппетитного поедания я живописно зеваю и очень удачно забываюсь спокойным и честным сном. И идите вы все на... со своими честностями! Кругом одни жулики! Расплодилось их, собаков драных!

Пора завязывать! ( миниатюра в диалоге)

- Не, всё! Пора завязывать! И на работу надо устраиваться. Как же эти пьянки надоедают! Пьёшь – и уже никакого удовольствия. Так и думаешь, кому бы в рыло заехать.

         - Ты сколько квасил-то?

         - Полтора месяца.

         - Ого! Каждый день?

         - Ну.

         - Как крыша-то не поехала!

         - Тьфу, тьфу, тьфу! Только нога болела. От пятки и выше. И насморк.

         - Какая нога?

         - Какая?

         - Правая или левая?

         - Хм… А чёрт её… Помню, что болела, а какая… И спина не гнулась. Представляешь, даже шнурки сам завязать не мог!

         - Как же ходил?

         - А что делать? Поправиться-то хочется! Охота, как говорится, пуще неволи. Так и ходил, как дурак какой незашнуренный.

         - И ничего удивительного: столько квасить… Куда ж думаешь на работу?

         - Куда… Может, опять в  охрану.

         - А возьмут?

         - Возьмут. Туда всех берут. У них текучка знаешь какая? Алкаш же на алкаше! Месяц отработают, потом получка -  и всё, гудёж до упора. Ненадёжный народ. Дебилы. А ещё можно на хлеборезку устроиться. Хлеб резать.

         - В столовую, что ли?

         - Я ж тебе говорю: на хлеборезку. Ты в магазине батоны уже нарезанные видел, в полиэтилене? Вот туда. Я узнавал. Смена с двадцати до восьми. Ночь через две. Пять сотен за смену. Расчёт – раз в неделю. Получил - и гуди.

         - А ножик свой или там дают?

         - Какой ножик?

         - Чтобы булки резать. Не пальцем же.

         - Ты думай, чего бормочешь-то! Ножик…Там аппарат специальный! Резательный! Ножик… Ты ещё про ложку спроси!

         - А чего ты сразу лаяться-то? Не допил, что ли? Нервы все проспиртовались?

         - Ладно, извини… Действительно, надо завязывать, а то… Так что хлеборезка там. Специальная. Нажал на пипочку - и сама режет. Только батоны  в дырочку засовывай.

         - Тогда нормально. А горбушки можно самому сжирать. Чего их выбрасывать?

         - А вот с горбушками мы пролетаем. Там в пакете полный батон должен быть. Вместе с горбушками. Горбушки тоже режутся.

         - Это хреново. А колбасу они не режут?

         - С какого ..?

         -С такого. Ты чего, в магазинах не видел? Колбасная нарезка называется. Тоже в пакете. Вот так бы и резать, одновременно, хлеб и  колбасу. А то одним хлебом закусывать – гастрит зарабатывать. Ты уж береги себя. Не давай зачахнуть.

         - Не боись, не дурей тебя!

         - Да я не боюсь…

         - Нет, боисси!

         - Не боюсь!

         - Боисси!

         - Сам дурак!

         - А в ухо?

         _ Да не обижайся ты. На вот, приложи к уху-то. Медь, она оттягивает. А то распухнет, будешь как дурак какой… Нет, надо завязывать, надо! Нервы стали ну просто ни к  чёрту! Опять же  с полей уже охрану сняли. Сходить надо? Надо.

         - А чего там?

         - Картошка. А ближе к лесу – капуста и морковь. Недельку походить – на год натаскаешь. Алкашня там уже давно пасётся. Наберут мешок той же моркошки – и на рынок. Продали, выпили - красота! Назавтра -  по новой. И так до самых белых мух. Не желаешь составить компанию?

         - А когда?

         - Когда хочешь. Хоть в субботу.

         - Уговорил. Ну, чего? Ещё по сто пятьдесят? Или пивка?

         - Значит, завязывать не советуешь?

         -Обязательно! Вот сейчас по сто пятьдесят, кружке пива – и всё. Чтоб  был сухой как лист. Надо ж тебе на работу устроиться!

         Через полчаса они поднялись из-за столика и вышли на улицу. Один носил тапочки, и это было оптимальным вариантом. Другой шёл в ботинках с так и не завязанными шнурками, что его, впрочем, нисколько не смущало. У каждого должна быть свобода выбора.

Тапочки для милого маво (миниатюра из серии «Разговоры в предбаннике»)

 Сегодня четверг, банный день, поэтому вся наша дружная, давно спевшаяся и спившаяся (насчёт последнего – шутка. Пока ещё держимся. Пока ещё.) компания, намывшись и напарившись (куконьки аж звенят!), выползла, наконец, в предбанник, быстренько накрыла на стол (гвозди сезона – малосольные огурчики и квашеная капустка) и так же нетерпеливо-быстренько расселась вокруг него. Откупорили, налили, выпили, вкусно крякнули и смачно захрустели вышеозначенной закуской. Хорошо! Душа поёт! Век бы так жить! Век бы отсюда не уходить, вот так вот легкомысленно морально разлагаясь!

         - Начинай, - милостиво разрешил Мишка Витьке. Для тех, кто не в курсе, объясняю: Витька во  всей нашей компании единственный обладатель персонального компьютера и к тому же фанат Интернета. Он сидит в этой «всемирной паутине» все свободное от работы время, поэтому просто-таки переполнен самыми разнообразными новостями, в том числе из мира грёз.

         - Интересного, как всегда, много, - не стал ломаться Витька (он, вообще-то, нормальный малый. Правда, на один глаз кривой и слегка заикается, но девок всё равно любит). -  И про политику, и про экономику, и про цены, которые всё равно дорожают и будут дорожать, несмотря ни на какие санкции. Но вот вам главная новость: эта.. как её… забыл фамилию… ну, сисястая такая, жопастая…, которая ещё у армии миллионы со своим милёнком наворовала, вот! Так вот эта неслыханная красавица песню написала и кино по этой песне сняла. Называется – клип.

         - Как называется? – не понял  тоже Витька, но только другой, который фрезеровщиком работает на заводе резиновотехнических изделий имени товарища Кржижановского. Этот Витька Интернетом не интересуется. У него другой интерес, другое увлечение: как бы выпить и закусить вкусной, сытной, полезной и при этом достаточно дешёвой пищей. Настоящий человек труда без всяких там… оригинальных фокусов и заумных выкрутасов!

         - Клип, - повторил Витька-первый. – А сам этот клип  называется «Тапочки для милого моего».

         - Почему тапочки? – удивился Мишка.

         - Потому что песня про тапочки, которые она купила своему милому.

         - Это который мордастый такой, бывший директор бывшего мебельного магазина?

         - Ага.

         - А накой ему тапочки?

         - Ну, как же! Вот представь: придёт он к ней, навеки любимой, скинет свои грязные  башмаки, наденет культурные тапочки (может, даже войлочные или даже на козьем меху). Потом пройдёт в этих шикарных тапочках к культурно накрытому столу,  нажрётся какого-нить супу с фрикиделькими, кефиру попьёт или рюмку водки заглотит… В общем, приведёт себя в соответствующее моменту игривое состояние. Вот тогда и в постелию можно. Для сиксуальных утех.

         - Какие уж утехи с набитым брюхом, - хмыкнул Мишка. (ну, всё знает! Абсолютно все! Конечно! Он же три раза женатый – и все с переменным успехом! В смысле, снова холостой! Скоро, может в четвёртый раз женится! А чего ему? Коли ума нету – женись себе да женись! Как говорится, было бы здоровье да стремление к этому стрёмному делу!).

         - Этим делом надо натощак заниматься, - продолжил он урок полового просвещения. - Чтоб без одышки и излишнего напряжения. А если нажрёсси, как слон, какая уж тут любовь? Тут уже в сон неотвратимо тянет. Тут уж не до вздохов при луне.

         - И всё равно не понимаю. При чём тут тапочки-то? – упёрся теперь уже Витька-второй. Очень уж он непонимающий. Конечно! Он же фрезеровщиком трудится, а не профессором! Где ему чего понимать! И когда, если мастер стоит за спиной и орёт через каждые пять минут: план давай, план давай, гавнюк ты этакий!

         - Объясняю для совсем наглухо закрученных, - терпеливо начал объяснять Витька, который интернетчик. Он, вообще-то по натуре очень терпеливый и даже, не побоюсь этого слова, деликатный. Это иногда даже прямо страшно до чего! Ему бы каким-нибудь секретным разведчиком работать или заведующим продовольственной базой, а не простым слесарем в нашем таком же простом, как и вся наша жизнь, железнодорожном депо имени товарища Бонч-Бруевича, царство ему небесное!

 - Тапочки потому, что всё в этой песне, тьфу – клипе! -  всё должно быть культурно. Чтобы, значит, пришёл он к милой своей, скинул свои вонючие чоботы, похлебал супу и занялся делом, за которым сюда, собственно, и заявился. Потому что этот, повторяю, ейный милый – культурный человек! Ну, не может прямо в сапогах на постелю заваливаться. Культурно воспитан. Не кой кому чета, - и Витька-первый многозначительно посмотрел на Витьку-второго, который в это время с наслаждением и даже этаким животным урчанием обгладывал селёдочный хвост. А чего вы думаете? Эти резиновые кржижановские фрезеровщики, они все такие! Им всё равно чего, но лишь бы обгладывать! Вот же люди! Ничем их не прошибёшь!

         - Ага! Культурный! – ехидно хмыкнул Мишка. – Как мильёны у армии тырить, то никакой культуры ему не потребовалось. А как галоши носить, так сразу из него и культурка поперла. Кстати, где он сейчас-то подъедается?

         - Какой-то подмосковной помойкой заведует, - сказал Витька-первый.

         - «Помойкой»… Дураки вы бесхитростные! – раскрыл рот до того всё время молчавший Павел Осипович, наш самый уважаемый, наш, можно сказать, самый престарелый член.

- Для кого помойка, а для кого – золотое дно! Вон, мой дядька, царство ему небесное, достопочтенный Ипат Игнатьич в своё время  центральной городской помойкой заведовал. Две квартеры себе купил, дачу, машину, дочь замуж выдал, зятя посадил и любовнице зубы вставил. И всё благодаря этой самой помойке! Соображаете?

         - У него чего ж, любовница беззубая, что ли, была? – глумливо  ощерился Витька, который неугомонный резиновый фрезеровщик.

         - Зачем беззубая? – не смутился Павел Осипович. - Сначала, как и положено, с  зубами ходила. Потом Ипат Игнатьич ей по пьянке зубы выбил, вот и пришлось вставлять, тратится. А за это выбивание она к нему была не в претензии. Выбил-то он ей простые, а поставил золотые. Красота!

         - Да, живут же люди! – завистливо вздохнул Мишка. - Мильёны воруют, песни сочиняют, кинЫ снимают, зубы вставляют! И ничего им за это не бывает! Ну, прям ни капельки, ни капелюшечки! А тут плашку трёхчетвертную вовремя кладовщице не вернёшь, мастер на тебя потом за эту плашку пол-смены орёт, как на злостного расхитителя социалистической собственности и чуть ли не врага трудового народа! Эх, жисть-собака!  Прям никакой человеческой справедливости! - и огорчённо махнул рукой. Дескать, чего тут говорить! Тут наливать быстрее надо! Пока есть чего!

Бусурманин Филимон, или Сломил он всё ж стыдливость девы юной!

         - Ну, Витёк, начинай! – милостиво разрешил Мишка Витьке. Витька - единственный в нашей компании интернетчик, всё свободное от работы время (он у нас на заводе фрезеровщиком работает, ударником труда с Доски Почёта) сидит в этой самой «всемирной паутине», и поэтому  всегда в курсе всех возможных новостей.

         - Чем дышит родная страна? И что интересного творится в подлунном мире?

         - Да уж всего помаленьку.., - начал кокетничать Витька (не может он без того, чтобы не выеб… Ну, поняли. Не маленькие.).

 -  Вот, например, одна задрыжистая профурсетка (она ведущей на телевидении работает, то есть, гениальной современной журналисткой, и к тому же фотомодел, и тоже совершенно гениальная) хотела полететь самолётом откуда-то с Урала в Москву. Села в этот самый самолёт, ноги на стенку  своими ляжками худосочными задрала и начала громко разговаривать по сотовому, хотя это в самолёте категорически запрещалось. Стюардесса попросила  её вести себя покультурнее, на что эта прошмандо послала её на ...

         - Прямо так? - удивился Мишка. – Открытым текстом?

         - А чего такого-то? – пожал плечами Витька. – Она же телевизионная гениальная ведущая. Может, даже гениальней самого Позьнера! И опять же модел. Это имя у ей такое - Модел. Так что ей разрешается.

         - Чего разрешается? – не понял Витька, который другой, который кондуктором в «трамвайке» работает. Этот Витька к Интернету никакого отношения не имеет, и даже совсем наоборот: он - горячий поклонник алкогольных напитков повышенной градусности и жирной, глубоко витаминизированной пищи. Например, свежеразогретых беляшей или свежеотваренных сисисек.

         - Посылать разрешается, - терпеливо пояснил Витька-первый. – И класть на всех с прибором. Да, я совсем забыл! Она ещё замужем за каким-то футболистом.

         - Тоже гениальным? – хмыкнул Мишка.

         - А как же! – не смутился Витька-первый. – Он же в мячик играет за деньги в какой-то там команде. А кто в мячик за команду, те все гениальные! Они за эти мячики большие деньги получают, потому что на заводе работать не хотят или в колхозе на поле или на ферме корячиться, принося пользу Родине!

         - А это тут при чём?

         - Чего?

         - Мячик евоный при чём? И завод с колхозом и Родиной?

         - Да, тяжело у нас в деревне без нагана.., - ксило поморщился Витька-первый. – Поясняю популярно. Вот если ты, например, простой рабочий и крестьянин, то что?

         - Что?

         - А то, что твоё место – сто двадцать десятое! И поэтому должен вести себя культурно. В смысле, не выё… Не выделываться, в общем.

         - Это я понимаю, - кивнул Витька-второй. – А баба-то евоная здесь с какого боку?

         - С такого! – поморщился Витька (вот же послал Господь собеседничков! Те ещё пробки незатейливые! Да чего с них взять – потомственные пролетарии!).

- Если  она ведущая, да к тому же модел, да к тому же жена футболиста, то ей тоже разрешается совершенно и абсолютно всё! Вот если бы она, к примеру,  в совхозе дояркой работала – знатной стахановкой, на фотокарточки снималась только для паспорта, и мужиком у ей был бы не футболист с мячиком, а дед Кузя с метлой и совковой лопатой, то ей бы, согласно ейному общественно-социальному положению, не разрешалось бы ничего, кроме как валдохать день и ночь в коровьем г..вне по самые я..цы. Потому что она была бы кто?

         - Кто?

         - Она была бы обыкновенная рабочая крестьянка, опора и оплот, надёжа государства! – торжественно отчеканил Витька. – А поскольку эта  самолётная задрыга не опора, не оплот и никакая не надёжа, а самое настоящее чмо по имени Модел, то ей разрешается всё! Ну, теперь-то понял или опять всё по-новой?

         - Так бы и говорил! – облегчённо выдохнул Мишка. – А то пудришь здесь всем мозги своими мудрёными рассуждениями. Конечно! Модел есть Модел! Не за просто так Маруся! Это мы понимаем! Сами из рабочих и крестьян, несмотря ни на что! Сами сопли в кулак собираем! Не Мендельсоны какие с Бойлями-Мариоттами!

         И все тут же шумно зашевелились, стали тут же наливать и закусывать вкусной и жирной рабоче-крестьянской писчей. А чем же исчо закусывать? Не ананасами же с пармезанами! Ими только моделы закусывают! Которые в наших развесёлых тиливизирах и с футбольными мячиками наперевес, накой и на х… Ну, вы поняли. Не маленькие. Сами, небось, иногда посылаете. Или вас туда же с таким же успехом.

Сегодня, 29 октября – День рождения комсомола. Понятно, что праздник давно перестал быть ГОСУДАРСТВЕННЫМ, но всё же, всё же… Разговариваю на «комсомольскую» тему с моим давним другом, выпускником Ленинградской академии культуры, культурологом Сергеем Коноваловым.

         - Сергей Владимирович, ещё с МОИХ комсомольских времён ( а им минуло уже почти сорок лет) в память врезалось вот такое стихотворение (автора не помню):

Лобастый и плечистый,
от съезда к съезду шел
дорогой коммунистов
рабочий комсомол!
С нелегкой той дороги,
с любимой той земли
в сторонку лжепророки
его не увели.
Ему бывало плохо,
но он упрям и зол,
не ахал, и не охал,
товарищ комсомол.
Ему бывало трудно -
он воевал со злом
не тихо, не подспудно,
а именно трудом.
Веселый и безусый,
по самой сути свой,
пришелся он по вкусу
Отчизне трудовой!

         Коновалов: Это Ярослав Смеляков. Великолепное стихотворение.

- Я не буду мудрствовать с первым вопросом, а задам наивно-традиционный: а что для вас означает Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодёжи?

         - Организацию. Плохую или хорошую, в которой больше плюсов или минусов – это уже детали. В первую очередь это была Организация (да-да, именно с Большой буквы). Больше такой или даже похожей на таковую нет, и я очень сомневаюсь, что будет.

         - Почему?

         - Потому что.

         - Понял. Но ведь есть же сегодня  у нас в стране молодёжные организации – «Наши», «Соколы Жириновского» и другие. Есть, наконец, Комитет ( или как он называется) по делам молодёжи.

         - Как пишут в рецензиях на  театральные постановки – «смех в зале». Всем эти, скажем так, околомолодёжные сообщества даже близко не стоят по масштабу и уровню с советским комсомолом.

         - По уровню чего? Идейности?

         - В том числе. Только не уверяйте меня, что сегодняшние молодёжные сообщества не содержат в себе никаких идеологий.

         - И не собираюсь. В некоторых делах их можно назвать даже последовательницами комсомола. Например, в воспитании патриотизма…

         - А что такое «воспитание патриотизма»?

         - Вы серьёзно спрашиваете или ёрничаете?

         - Совершенно серьёзно.

         - Любовь к Родине…

         - Алексей Николаевич, вы же умный человек. Вы же и сами прекрасно понимаете: любовь к Родине НЕЛЬЗЯ воспитать. Любовь к Родине для всякого нормального (подчёркиваю – НОРМАЛЬНОГО!) человека ЕСТЕСТВЕННА! То есть, она не нуждается ни в каких «воспитателях» (если только в родных папе с мамой). А если человек - урод (имею в виду, конечно, не физического, а морального), то его всё равно, как не старайся, ничему не научишь и никак не воспитаешь. Навязанный же патриотизм фальшив от пяток до макушек! Это не патриотизм. Это стопроцентное лицемерие.

         - Но комсомол тоже этим занимался…

         - … вот и дозанимался. Развивать тему двойных стандартов, сиречь – лицемерия,  можно бесконечно, но стОит ли? Как сказал Бальзак, наглое лицемерие внушает уважение тем людям, привыкшим прислуживать. Слова пророческие, ведь что тогда, что сейчас – кругом одни ПРИСЛУЖНИКИ… Кстати, всем любопытствующим предлагаю  прочитать замечательную и до сих пор актуальнейшую повесть Юрия Полякова « ЧП районного масштаба». В ней есть всё: и «пламенные» выступления комсомольских активистов, и лозунги с транспарантами, и бани с комсомольскими активистками…

         - В банных «прениях» с комсомолками мне участвовать не пришлось, зато пару раз побывал на так называемых «выездных комсомольских конференциях»…

         - И каково после них было ваше самочувствие?

         - Кошмар! Дня по три в себя приходил от тамошних «пламенных речей». Да и неудивительно: столько водки выпить! От такой дозы я сегодня наверняка бы окочурился.

-  «У времени свои законы ! О....молодость.... о комсомол!!!!.... В кармане где носил презервативы, теперь ты носишь валидол».

- Это тоже Смеляков?

- Ну, что вы! Это из современных поэтических талантов.

- Да уж… Вот так взять и всё опошлить…

- Какая же это пошлость? Это – ЖИЗНЬ…

В чёрной жаркой Африке.., или День мёртвых вождей (миниатюра из серии «Разговоры в предбаннике»)

          Сегодня – четверг, наш  традиционный банный день, и поэтому вся дружная компания, намывшись и весело звеня свежераспаренными куконьками, выползла в предбанник и расселась вокруг стола, на котором  уже выставлены бутылки и закуски. Выпили, закусили, не спеша закурили… Хорошо! Я люблю тебя, жизнь! Даже гадкое матерное слово никому сказать не хочется! Даже в щи соседу плюнуть нет ну никакого эстетического желания! Вот что баня с человеком делает! Напрочь перевоспитывает всю глубину распаренной души!

         - ВиктОр, начинай! – торжественно разрешил Мишка Витьке, нашему великолепному и единственному на всю компанию фанату Интернета, а значит, источнику всевозможной информации и самых разнообразных новостей. Сейчас в каждой компании есть хоть один такой… Интернетом пришлёпнутый. А что делать? Веяние, так сказать, времени! «Всемирная паутина» раскинула свою сеть действительно на весь наш развесёлый мир!

         - Мировые агентства сообщают: в Буркинафасе – переворот, - ответил Витька, вкусно обгладывая селёдочный хвост.

         - Чего?

         - Переворот.

         - В смысле? – не понял Мишка. – Кто чего перевернул? За каким консенсусом?

         - Не чего, а переворот, - не купился на столь дешёвую провокацию Витька. - В смысле, государственный!

         - Это страна, что ли, такая – Буркина… как её? – догадался, наконец, наш незатейливый друг.

         - Фасе, - продолжил за него Витька. - Буркина.

         - Это где ж такая?

         - В Африке.

         - Ну, в Африке! – облегчённо засмеялся Витька-второй, который не интернетчик, а совсем наоборот: любитель алкогольных напитков усиленной градусности и повышенно жирной закусочности. – Там негры! Там тепло! Им-то чего ж не переворачиваться! Хочешь на бок, хочешь – на спину, хочешь – мордой прямо в песок. У меня шурин туда ездил в отпуск в прошлом годе. Рассказывал, что всё замечательно. Только обезьяны на голову прямо с пальм гадют. Вот сволочи!

         - И кто перевернул? – не отставал Мишка, проигнорировав витькиного шурина с его замечательно сообразительныыми обезьянами. - Небось, коррумпированные военные с большими погонами?

         - Они, - кивнул Витька-первый. – Собрали кворум, записали необходимый консенсус, сапоги начистили, бляхи надраили, картузы генеральские на уши натянули – и перевернули. Делов на три копейки. В первый раз, что ли?     

         - Вот же собаки! – открыл рот Сирёнька. - А я всю неделю себе кокки чесал, всё думал да решал: перевернут или нет! Вишь ты: все-таки перевернули! Это надо же! И недели не прошло! Собаки!

         - Я больше вас, дуракам, ничего рассказывать не буду, - Витька-первый решил что пора уже и обидеться. – Вам что фасе, что Гондурас, что пингвины на льдине, что окурки у скамейки – один хрен. Всё опОшлите. Ничего приличного.

         - А чего ты сразу обижаться-то? – пожал плечами Мишка. - Толком ничего не объяснил, сразу: в этой… как её… фасе – переворот! Откуда мы знаем, чего это такая – фасе? Кто чего перевернул? Губищи-то не надувай! Чего ещё в мире?

         - В Мексике… Надеюсь, такую-то страну знаете?

         - Не дурей тебя, - кивнул Витька-второй. – Там-то чего? Тоже перевернули?

         - Не. Не перевернули. Пока что. Там народ может остаться без традиционного Праздника. Дня мёртвых.

         - В смысле? – удивился Витька-второй.

         - У них праздник есть такой – День мёртвых.

         - Это что ещё за… Хренотень какая-то! Придумали денёчек!

         - Чего?

         - Праздника такого. С какого перепугу?

         - А я откуда знаю? – резонно возразил Витька-первый. - Я в Мексике не живу. Я здесь, с вами, дураками, прохлаждаюсь.

         - День мёртвых…, - пожевал губами Мишка. - Придумают же, черти… Может, у них в этот день народ помирать любит?

         - Ага. Любит, - ехидно согласился Витька-первый. -. Прям жить не может, чтоб именно в этот день не помереть. Сам-то соображаешь, чего бормочешь? Любит он… Любитель, едрёна вошь!

         - А чего ты сразу лаяться? Праздники, они просто так не бывают! Вот, например, у нас – Седьмое ноября, красный день календаря! Это значит – Октябрьская революция. «Аврора» возвестила, и дедушка Ленин залез на броневик. Правильно? Или Первое мая. День солидарности всех стран с солидарными трудящимися рабочих и крестьян. Или Покров. Да мало ли! А тут – День мёртвых. Дурость какая-то.

         - Почему дурость? Может, у них в этот день какой-нить вождь помер. Ихних рабочих и крестьян. Обожрался, к примеру, ихней кактусовой водки – и двинул на радостях.  Или, как в твоей фасе, в результате переворота ему эти переворотщики кишки выпустили и приказали долго жить. Вот они на радостях и отмечают. А что? Имеют, как говорят, полное конституционное  право! Правильно я говорю?

         Компания, поняв всю необоснованность своих претензий к Витьке-первому, одобрительно загудела и дружно потянулась к стаканам…

Слава Богу,  сподобились:  четвёртого ноября вечером, наконец-то, «широкие зрительские телемассы» смогли увидеть очередное кинотворение Никиты Сергеевича Михалкова «Солнечный удар». Фильм очень спорный и по идее и по замыслу, и по воплощению этих замыслов на экран. Разговариваю с моим давним другом, культурологом Сергеем Коноваловым.

- Сергей Владимирович, давайте поговорим сначала собственно о фильме. Сколько было ожиданий! Сколько разговоров! Никто ещё не видел, а уже сколько копий было сломано, сколько эмоций выплеснуто! Правда, подспудно все больше и больше крепла мысль: если такая мощная реклама, то значит, что сам фильм… Да-да! Уж сколько примеров-то! И, похоже, мрачные прогнозы сбылись: мэтр ОПЯТЬ не  порадовал. Да и чем там, собственно, радовать? Или у вас другое мнение?

Коновалов: Во-первых, всё это уже было, было, было… Белоснежный корабль – копия «Ласточки» из рязановского «Жестокого романса». Душевные метания главного героя – слабая  пародия на героя Высоцкого в «Служили два товарища». Летающий воздушный шарфик – один в один из его же, михалковской «Рабы любви» (правда, там это снято совершенно ненавязчиво и действительно ВОЗДУШНО – а здесь он всё летает, летает, летает… То поручни обовьёт, то за какой-то штырь зацепится, то на  пароходные рычаги приляжет, то на чью-то физию приземлится…).

         Во-вторых ( и в главных): а о чём, собственно, речь? О том, что  поручик вспоминает свой дорожный роман с прекрасной незнакомкой? И всё? Нет, вроде бы незнакомка – не просто незнакомка, а по замыслу автора – ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ. Согласен, но опять же ЧЕГО? Старой России, которую мы безвозвратно потеряли? Спорное олицетворение. Прошлой жизни вообще? Так молодость всегда приятно вспоминать, и при чём тут тогда дореволюционная Россия? Олицетворение самого дорожного любовного приключения? Этим нас не удивишь. Как говорится, «кому мы только не должны, кто только от нас не плакал». Тогда чего?

         - В фильме на фоне вымышленных персонажей показаны два РЕАЛЬНО существовавших человека. Это Бела Кун и Землячка. Что это были люди на самом деле?

         - Всякая революция продуцирует своих и, как правило, очень сложных по характеру героев. Бела Кун – венгерский еврей. Будучи призванным в австро-венгерскую армию, попал в Россию, был пленён. После плена  оказался на близком к руководству ленинской партии этаже, и в 1919 году был направлен в Венгрию, чтобы осуществить там революцию по образу и подобию Октябрьской. Несколько месяцев до позорного провала этой авантюры занимал там пост наркома по иностранным и морским (?) делам. Авантюра не удалась, и бела Кун вынужден был бежать в Москву, где становится членом Реввоенсовета Южного фронта, то есть ближайшим соратником Михаила Фрунзе.
После эвакуации войск Врангеля из Крыма Бела Куна назначают председателем Крымского Ревкома. Секретарём обкома Москва назначила его лучшую боевую подругу Розалию Самойловну Землячку. Позиции, которые они заняли в Крыму для организации массовых казней, были наилучшими. Есть такая книга Сергея.Мельгунова - «Красный террор в России». В ней опубликовано совершенно бессовестное заявление Бела Куна, появившееся на второй день после его пришествия в Симферополь в крымских газетах: «Нарком Троцкий сказал, что не приедет в Крым до тех пор, пока хоть один контрреволюционер останется в Крыму. Крым — это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит, а так как Крым отстал на три года в своём революционном движении, то быстро подвинем его к общему революционному уровню России». А вот текст телеграммы заместителя Троцкого Склянского: «Война продолжится, пока в Крыму останется хоть один белый офицер». И телеграмма, подписанная Куном и Землячкой, которую получили коменданты крымских городов: «Немедленно расстрелять всех зарегистрированных офицеров и военных чиновников».
И началось…  В первую ночь после телеграммы в Симферополе было расстреляно 1800 человек, в Феодосии — 420, в Керчи — 1300, далее везде. Расстреливали буквально по всему Крыму, и не только офицеров.  Расстреляны, например 500 портовых рабочих, которые участвовали в погрузочных работах при эвакуации врангелевских войск. Расстреливали больных, раненых, врачей и сестёр милосердия.

- А сами Бела Кун и Землячка принимали непосредственное участие в казнях?

- да, есть такие свидетельства. В 1921 году Бела Кун был направлен в Германию, чтобы и там организовать революцию, но м немецкая авантюра у него провалилась. Вернулся в Россию. В 1937 году был арестован, в 1938-м — расстрелян. В приговоре суда сказано, что он приговорён к расстрелу как враг народа. После 20 съезда КПСС был реабилитирован.

Что касается Землячки, то здесь уместно вспомнить стихотворение Демьяна бедного:

«От канцелярщины и спячки
Чтоб оградить себя вполне,
Портрет товарища Землячки
Повесь, приятель, на стене!

Бродя потом по кабинету,
Молись, что ты пока узнал
Землячку только на портрете,
В сто раз грозней оригинал!»

Розалия Самуловна Залкинд (в первом замужестве Берлин, во втором – Самойлова), с 1917 года принявшая партийную кличку Землячка. Родилась в 1876 году в Киеве, в семье купца первой гильдии Самуила Марковича Залкинда, окончила Киевскую женскую гимназию. Отправилась во Францию, где обучалась на медицинском факультете Лионского университета. В семнадцать заинтересовалась левыми идеями, в двадцать вступила в РСДРП, в двадцать семь - член ЦК партии. Участие в революции 1905 года, аресты, эмиграция. На каторге, кстати, не была. В 1917-м возвращается в Россию и полностью погружается в партийную работу.

Когда в ноябре 1920 года войска красного Южного фронта вошли в Крым, члену Крымского ревкома тов. Землячке шел сорок пятый год. Современники вспоминали: «...серая дама в сером платье, волосы с проседью и кислая мина на лице, впрочем, не столько кислая, сколько сердитая. Необычная учительница, поверх платья черная кожаная куртка, волосы подстрижены, и на ногах хромовые офицерские сапоги. ...»

Фанатичка революции, обожествляла Ленина. Кстати, некоторые исследователи революционного движения в Крыму её к главным организаторам «красного террора» не причисляют ( в частности, известный историк Иван Шмелёв). Бела Кун – это да, это бесспорно, а Вот Землячка… Здесь многое, как говорится, «покрыто мраком», и мрак этот теперь уже вряд ли рассеется. Как и история с Иваном Папаниным, знаменитым полярником, который по рекомендации Землячки назначен в ноябре 1920 года комендантом Крымской ЧК и как раз через его руки проходили дела русских офицеров. Так что Розалия Землячка остается одной из самых малоизученных фигур российской революции. Но то, что она вызывала ужас у современников и её боялись не меньше, чем Дзержинского – это факт.

         - В общем, всё как в песне: «евреи, евреи, кругом одни евреи…»

         - Ничего удивительного. Сколько было евреев в первом Совете народных комиссаров? И чистокровных, и полукровок, и с примесью еврейской крови? Вот список, в котором помимо Ленина ( уж у него-то сколько кровей в роду намешано – не счесть!),»Чичерин, иностранные дела, русский [24]; Луначарский, нар. просвещение, тоже; Джугашвили, народности, грузин; Протиан, земледелие, армянин; Лурье (Ларин) экономический совет, еврей; Шлихтер, снабжение, еврей; Бронштейн (Троцкий), армия и флот, еврей; Ландер, государственный контроль, еврей; Кауфман, государственные имущества, еврей; В. Шмидт, труд, еврей; Е. Лилина (Книгиссен), народное здравие, еврейка; Шпицберг, культы, еврей; Апфельбаум (Зиновьев), внутренние дела, еврей; Анвельт, гигиена, еврей; Исидор Гуковский, финансы, еврей; Володарский, печать, еврей; Урицкий, выборы, еврей; И. Штейнберг, юстиция, еврей; Фенигштейн, беженцы, еврей; Савич и Заславский, его помощники, евреи.» (конец цитаты) То есть, из 22 человек, -трое русских, по одному – грузин и армянин, и СЕМНАДЦАТЬ (!) евреев.

         В общем, всё по Достоевскому: «В окраинах наших спросите коренное население, что двигает евреев и что двигало их столько веков. Получите единогласный ответ: безжалостность: двигала их столько веков одна лишь к нам безжалостность и одна лишь жажда напитаться нашим потом и кровью». И ещё: «Интернационал распорядился, чтобы еврейская революция началась в России. Ибо нет у нас для неё надежного отпора ни в управлении, ни в обществе. Бунт начнётся с атеизма и грабежа всех богатств. Начнут низлагать религию, разрушать храмы и превращать их в казармы, стойла; зальют мир кровью... Евреи сгубят Россию и станут во главе анархии. Жид и его Кагал — это заговор против русских». Повторяю: это сказал ВЕЛИКИЙ РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ Фёдор Михайлович Достоевский. Если у кого-то есть желание с ним поспорить – извольте. Лично я – не решусь.

         - Спасибо, Сергей Владимирович, за интересный разговор. Успехов вам в ваших дальнейших научно-исторических изысканиях!

(натуралистический экспромт. Исполняется  меццо-сопрано ди модерато фа-соль мажор брависсимо. Сопровождается здоровенной такой арфой. Здоровенней прям не бывает. Убить можно запросто таким музыкальным инструментом)

Посвящается одному моему... Вы его не знаете. И никогда не узнаете. И, как говорится, слава Богу, патамушта и во веки веков!

Есть на свете селёдки и книжки,

Есть на свете девчонки, мальчишки,

Есть на свете лихой удалец

И зовут его Гарька-подлец.

Есть моря, океаны и лодки,

Много сала, и пива, и водки.

В джунглях бродит бандит Бармалей,

Никого нет на свете страшней.

Он красивый, как сто папуасов,

Упивается джунглевым квасом,

А на завтрак он жрёт обезьян

( Есть такой неприметный изъян).

Гарьк ж, напротив, питается водкой,

И в закуску – балтийской селёдкой.

Обезьянов не жрёт никогда.

У него есть телячья нога.

Он её и поджарит, и сварит,

И на стол посреди взгромоздит.

Вот такой в нашей славной деревне

Проживает шикарный бандит!

( лирический экзерсис. Исполняется задушевно. Сопровождается истошным визгом пилы, многозначительным стуком топора и ленивым поскуливанием огромной собаки по кличке Дружок)

Посвящаю моему лучшему другу Гарьке Сэ, этому удивительному человеку, настоящему певцу родных подмосковных просторов, тонкому ценителю поэзии Якова Полонского

В лес зайду, заломаю берёзу,

Распилю вековечный я дуб.

Нет, не  сволочь я жизни противной!

Я – весёлый смешной лесоруб!

Обожаю природу безмерно,

Все просторы, леса и поля.

С молоком материнским впитала

Ту любовю родная земля!

Лес – народное наше богатство!

Наша мошь, наши сила и стать!

И поэтому разные гады

Очень хочут его захапАть!

Я машу топором что есть силы,

Пот струится до жопи спиной.

И глядит на меня, восхищаясь,

С автоматом железным конвой.

 Мальчик на заборе СЛОВО написал.

Это СЛОВО знает всяческий нахал.

Орган означает, мужа аппарат.

Холостою Дуське он смущает взгляд.

Мальчик тот – Егорка, маленький шельмец.

Выдрать бы Егорку  папке, наконец.

Только нету папки, он давно сбежал.

Вот такой скотина, вежливый нахал.

Ты пиши, Егорка, разные слова!

У тебя есть уши, с мозгом голова!

И в ручонках крепких держишь школьный мел.

Не бери ты с папки-подлеца пример!