Перелётные птицы –

               из расстрелянной стаи. 

Об утраченных гнёздах

               безутешны мечты…

Не по волюшке вольной

      с милым краем расстались, 

Не хотели, чтоб гнёзда

               оставались пусты…

Грянул гром – прокатилось

               гулко эхо берданки –

И рассеялась стая,

               и нарушился строй,

И окрасили землю

          алой кровью подранки –

Чья-то злобная воля

               обратилась бедой…

Ловим мы дуновенье

               ветра тёплого с юга:

Может, добрую весть он

          нам однажды пришлёт…

Земляка привечаем,

          словно брата и друга,

Только радостных песен

                      он уже не споёт.

Вспоминаем с тоскою

                    тополя и черешни…

Но ничто не излечит

                        ту саднящую боль:

Ветер пепел развеял

          гнёзд, невинно сгоревших.

Что поделать, дружище, –

                    мы подранки с тобой.

24.04.2015

Кипящих чувств искрящийся бокал

Кипящих чувств искрящийся бокал

безудержно бурлящей юной страсти –

я не признал его – бурлило счастье,

что, как и вы, я в юности искал.                

Как бьётся в берег – пенится волна,

так кровь бушует молодая в жилах,

и, жарких чувств удерживать не в силах,

мы от любви хмелеем без вина…

Звенит бокал, и песня ввысь летит! –

средь стаек звёзд теряется в зените…

Друзья мои! Вы вновь в мечтах парите

и сердцем устремляетесь в зенит!                      

17.06.2015

ТЫ ЗАБЛУЖДАЕШЬСЯ, МОЙ ДРУГ

Я знаю: никому не нужен
ни мой поклон, ни мой привет;
такой ли жребий мной заслужен,
и прав ли в этом белый свет?

===

Владимир Паринос, «Так бывает»

                                   http://www.stihi.ru/2015/03/15/4545

Ты заблуждаешься, мой друг!

В том не повинен белый свет,

Что сердцем загрустил поэт,           

И стало мрачным всё вокруг.

Здесь ни при чём твой гордый нрав –

В нём опыт выстраданных лет.

Ты заблуждаешься, поэт!..

Хотя, во многом, может, прав.

Не в меру мир наш стал жесток,

В нём затерялся Человек –

Среди людей стал одинок.

Твой взгляд из-под тяжёлых век:

Какую выбрать из дорог

В наш двадцать первый век?

11.06.2015

ПРОЩЕНИЕ

Грехи отпущены –  я Вас простил.

Простил – и сердцу стало много легче.

Мне упрекать Вас больше не в чем,

И лишь себя простить – не хватит сил…

Я попрошу прощения у всех,

Поскольку сам себя прощать не в праве.

Мне образ Ваш в серебряной оправе

Поможет замолить невольный грех.

Ведь я, греша, не ведал, что творил.

Я каюсь и надеюсь на прощенье,

На милость Вашу – в нём моё спасенье,

Источник в нём сердечных свежих сил…

Вы так щедры. Я вновь у Ваших ног –

И вновь грешу! Я вновь грешу безбожно!

Иначе с Вами рядом невозможно:

Вы искуситель мой и Вы – мой Бог!

22.06.2015

ЖИЗНЬ - КАК СТИХИ

Мы как стихи слагаем нашу жизнь.

Корявые порой выходят строки:

соблазны нам мешают и пороки

стихи – достойные мечты, сложить.

Бутон надежд раскрыться не успел

как парашют, предательски, в полёте.

Как вы – мечту предавшие, живёте –

те, кто когда-то дерзок был и смел?

Стихи опять ложатся в мой блокнот –

строка к строке – подобно тонкой пряже.

Но как продолжить? – разве кто подскажет? –

К заветной цели прерванный полёт.

Мечта – синицей трепетной в руке –

её удержишь силою едва ли.

А не удержишь – поминай, как звали!

Вот так и слово держится в строке.

9.07.2015

Пёс-отшельник

Внезапно стал бездомным пёс.

Хозяин умер. Пёс-отшельник

К могилке бережно принёс,

Как символ верности – ошейник.

29.08.2015

НАСЛЕДНИК

С некоторых  пор Иосиф Давыдович стал задумываться о том, что пора бы ему как-то устраивать личную жизнь. В свои тридцать три он успел обзавестись животиком, заметно поредела его кудрявая шевелюра – других достижений просто не было. Работа не то, чтобы не нравилась, просто тяготила своей рутинностью, но менять её не хотелось – на что?! Кругом кризис!

Фирма, в которой работал  Иосиф Давыдович, называлась просто: «Мир Человечества», и от других, торгующих компьютерами и программным обеспечением, отличалась, разве что хорошо запоминающейся фамилией гендиректора – Святодухов.

Чтобы занять рядовую должность, надо было пройти серьёзный конкурсный отбор; имея в кармане кандидатскую степень учёного-физика, переучиться на программиста, вытерпеть унизительное собеседование с менеджером по кадрам, и только после этого…

Нет, самому Святодухову Иосиф Давыдович представлен не был. «Вам позвонят», - вежливо сказали в «кадрах».

Позвонили ровно через две недели – принят.

Вот уже два года он исправно ходит на работу, пописывает программки, которые не очень-то покупают. Иногда ездит в короткие, скучные командировки. Его посылают туда, куда никто из сотрудников фирмы не хочет ехать.

«Да, пора что-то менять! Разве это жизнь?»  – в очередной раз зашевелилась залежавшаяся мысль. Да и бабушка, Софья Марковна, всё о том же:

– Кушай, Изя! Кушай, мой мальчик, – ласково приговаривала она, потчуя его своей фирменной фаршированной щукой, - я таки сделала, как ты любишь.

Восемьдесят семь лет, казалось, не давили на неё тяжким грузом. Эта замечательная старушенция, перенесшая блокаду в Ленинграде, выглядела достаточно крепкой и энергичной женщиной. Некоторую пикантность её аристократичному виду придавала привычка курить папиросы, оставшаяся с войны. Причём курила исключительно «Беломор».  Где она его доставала, одному богу известно.

– Изенька, мальчик мой, – переходила Софья Марковна  к любимой теме, перебирая  сухими пальцами кудри на голове внука, – и когда ты таки за ум возьмешься? Вон уже лысеть начал…

– Мать с отцом не дождались, так хоть меня бы правнуками порадовал, – продолжала она, –  выпустив изо рта колечко папиросного дыма и тяжело вздохнув, добавила, – Эх, был бы жив твой отец…

– Спасибо, бабуль! Очень вкусно! Я побежал! – заторопился Иосиф  Давыдович, целуя бабушку на прощание.

– Когда ты уже, бестолочь, женишься? – Софья Марковна, картинно подбоченясь, перекрыла внуку выход.

– Умоляю, бабу-у-ль, на ко-о-о-м? – протянул он в ответ, подчёркивая, таким образом, всю безмерность окружающей его пустоты.

– Посмотри, у Сары, какая дочка выросла!.. Чем не невеста?.. И, сколько тебе говорить, не называй меня «бабуль»!..

Иосиф Давыдович изловчился и выскочил на лестничную площадку:

– Пока-а-а, Софья Ма-арковна-а-а…

Жениться… Иришку, Сарыну дочку, Иосиф Давыдович всерьёз не воспринимал: девочка только школу закончила – какая она невеста? Женщины, которые нравились, почему-то сторонились его, а те, которые искали с ним сближения, не нравились Иосифу! Его пугали то ли явная, как ему казалось, навязчивость, то ли страх потерять собственную «независимость».

А, может быть, просто сказывалось бабушкино воспитание.
Родители рано ушли из жизни, и воспитание любимого внука стало главной заботой и смыслом, как она говорила, «остатка отпущенных дней». Бабушка буквально пестовала маленького Ёсика, баловала его, водила за руку в школу, неся его портфель, и встречала после занятий.

И, конечно, как же без этого! Скрипка занимала все свободное время мальчика. Софья Марковна очень трепетно относилась к музицированию внука, искренне старалась пробудить спящий в нём талант. Музыкальный репетитор, старый еврей Модест Зингельман, дважды в неделю приходил к ним домой давать уроки. Стоило это недёшево, но бабушка не скупилась ради любимого чада, во многом отказывая себе.

Мама умерла раньше отца от какой-то болезни, которую врачи так и не смогли распознать. Отец, Давид Ионович Бронштейн, полный тёзка известного гроссмейстера, в шахматы не играл – он был засекреченным учёным-физиком. Погиб при каких-то испытаниях, пережив супругу всего на два года.

Словом, при общении с женщинами, Иосиф Давыдович был не по летам застенчив и по-детски краснел. Иосиф был девственником.

День, когда в офисе появилась Машенька, перевернул его сознание; юное непорочное создание легкокрылой бабочкой порхало от компьютера к компьютеру, из кабинета в кабинет, а Иосиф Давыдович, забывая о работе, не мог оторвать от девушки глаз.  Жизнь стала светлей и радостней, в ней появился смысл!

«Машенька, нет, моя Мария!» - мысленно обращался он к предмету своего вожделения, оказывал всяческие знаки внимания девушке, но долго не решался подойти к ней, переступить через себя…

Всё произошло как-то само собой. Однажды, чего раньше с ним не случалось, Иосиф Давыдович принял участие в корпоративе. В коллективе отмечали, кажется, чей-то день рождения. Ах, да! – это был юбилей Святодухова.

Случайно они с Машей оказались за одним столиком.
И вечеринка отошла на второй план. Иосиф обнаружил в
Марии общительного человека и интересного собеседника.
Потом они долго бродили по ночному городу; Иосиф Давыдович читал ей стихи Бродского, Мандельштама, Пастернака. Марии тоже, как она призналась, нравилась поэзия – Ахматова, Цветаева, Гумилев, но чаще, в ответ на декламацию своего спутника, она читала Пушкина, которого полюбила с детства. Так незаметно Иосиф проводил девушку домой.

С той памятной ночи, молодые люди сблизились, их  чаще можно было увидеть вместе: то в театре, то в филармонии, то в кино; совместные прогулки при луне стали привычным делом.

Время летело незаметно. Иосиф Давыдович  настолько привязался к Марии, что уже не представлял без неё своего существования. Но на главный шаг, о котором мечтал, решиться не осмеливался.

Однажды, при расставании у подъезда, Мария спросила:

– Иосиф, скажи, а ты задумывался когда-нибудь о том, что может связывать мужчину и женщину, кроме прогулок при луне?

– Н-нет, – заикаясь, автоматически ответил тот.

– Тогда, может, поднимешься ко мне, поговорим на эту тему? У меня хороший кофе…

– Машенька, понимаешь, время уже позднее. Неудобно как-то. Что соседи подумают? Да и бабушка уже волнуется, наверное. Я п-пойду…

Иосиф, будучи человеком праведным – так его воспитала Софья Марковна – не хотел ославить порядочную девушку.

– Моисей всегда говорил, – начала как-то за ужином Софья Марковна, – Это я о деде твоём, Изя, ты его не помнишь, – уточнила она, подкладывая внуку в тарелку куриную лодыжку, – Хороший был человек. Так вот, Моисей всегда говорил, что хотел иметь наследника. Я уже не доживу, – голос её задрожал, и она запнулась, пряча слёзы.

Иосиф Давыдович поперхнулся и отодвинул тарелку. Он понял: бабушка завела свою любимую пластинку.

– Всё. Всё, бабуль! Прости, моя дорогая Софочка! Я решил сделать Марии предложение.

– Правда? Когда? – просияла бабушка, и слёзы её тут же высохли.

– Как только вернусь из командировки.

– И что, её таки нельзя перенести? Я так давно ждала этого!

– Нет, бабуль. Да я и сам бы не хотел. Два месяца стажировки в Швейцарии – мне и мечтать об этом не приходилось! А там, смотришь, и повышение по службе…

– О, мой Бог! Моё бедное старое сердце, боюсь, не выдержит такой двойной радости!

…Из командировки Иосиф Давыдович возвращался, полон впечатлений и радужных планов.  Он сразу же поспешил к Марии, даже не позвонив ни ей, ни Софье Марковне.

– Что случилось? – встревожено спросил Иосиф Давыдович, не переступая порога. Глаза Марии, открывшей дверь, не излучали радости.

– Что случилось? – повторил он, войдя, наконец, в прихожую.

– Я должна тебе, что-то сказать. Очень важное.

Сердце оборвалось при  этих словах у Иосифа; он  выронил букет роз, прихваченный по дороге, неловко бросился подбирать цветы; руки дрожали, сердце бешено колотилось, предчувствуя недоброе. Кто-то выключил мажорную музыку, звучавшую в его сердце.

– Я беременна.

Радость вспыхнула и мгновенно погасла: Иосиф Давыдович вспомнил, что у него с Марией ещё не…

– Но,.. – он вопросительно посмотрел в глаза любимой; старая скрипка с потрескавшимся лаком, мучившая в далёком детстве, снова заскрипела где-то там, внутри, где должна быть душа – её не было, она покинула несчастного Иосифа…

– У меня был Он, Ему нужен наследник.

– ???

– Я не могу назвать Его имя. Мне запретили.

Скрипичная струна оборвалась, и мир погрузился во мрак.

Жизнь для Иосифа Давыдовича закончилась.

– Тогда я пойду? – выдавил он вполголоса, почти извиняясь, и тихо закрыл за собой входную дверь.

Иосиф, будучи человеком праведным – так его воспитала Софья Марковна – решил не оглашать случившегося и отпустить Марию с миром, без скандала. Он очень её любил! «Но что сказать бабушке? – мучила мысль, - она так ждала»…

Улица встретила мокрой пощёчиной дождя.

– Иосиф Давыдович Бронштейн? – подошли два респектабельных джентльмена в чёрном, прикрывая его от дождя зонтом.

– Пройдите в машину! – незнакомый мужчина, широко улыбаясь, распахнул заднюю дверцу чёрного «Шевроле» с тонированными стёклами, остановившегося рядом.

Ноги Иосифа стали ватными, он хотел, было воспротивиться, но второй джентльмен, не снимая с лица улыбки, прорычал сквозь зубы:

Слушай, ты – сын Давидов! Не дёргайся! Делай, что сказано! – он слегка отодвинул полу пиджака: из-за пояса торчала рукоятка «Макарова».

Со стороны всё выглядело, наверное, достаточно пристойно, но Иосифу показалось, что он уже давно сидит на заднем сидении «Шевроле» и не понимает, кого и зачем ждёт.

Когда дверцы «ловушки» захлопнулись, он оказался зажатым между «двух в чёрном». Сердце Иосифа Давыдовича было готово либо выпрыгнуть из груди, либо остановиться.

– Ты женишься на ней! –  жёстко сказал тот, что справа; улыбаться  у него уже не было необходимости.

– Она родит сына! Он спасёт наш «Мир Человечества» – Он унаследует нашу фирму! А назовешь его так, –  перед самым носом Иосифа возник белый листок с начертанным от руки печатными буквами именем.

– Запомнил?! Сделаешь, как сказано – будет тебе счастье. А теперь проваливай! И помалкивай! Помни: мы твои Ангелы-хранители!

…Свадьбу сыграли по всем правилам. Больше всех радовалась бабушка. Софья Марковна повела себя так, словно, до сих пор, у неё не было человека роднее и ближе Марии.

Иосиф Давыдович получил повышение по службе – стал заместителем генерального; чаще, продолжительнее, и, главное, интереснее стали служебные командировки; Святодухов стал крёстным отцом Эммануила – так назвали мальчика.

…Заканчивалась очередная командировка.

Все дела были успешно завершены, и в оставшиеся два дня можно было немного расслабиться.

Уютно расположившись в шезлонге, Иосиф Давыдович, нежился в ласковых лучах южного солнца, наблюдал за белыми барашками набегающих средиземноморских волн и, благоговейно глядя в чистое лазурное небо, думал: «Как хорошо, что Он у меня есть!»

…В гостиничном номере его ждали те самые «двое в чёрном»; он узнал их сразу; правда, теперь они были в белых строгих костюмах.

– У нас мало времени, Иосиф Давыдович! Собирайтесь! – без всяких предисловий заявил один из них, – Ваш самолёт через час сорок.

Опешивший Бронштейн не мог вставить слова.

– Впрочем, вещи уже собраны! Не медлите, Иосиф Давыдович, вы должны срочно принять дела фирмы и организовать похороны шефа.

- ???

– Святодухов вчера погиб в автокатастрофе. У него больше никого нет – он из детдомовских. Поэтому и фамилия такая. По завещанию владельцем фирмы по достижению совершеннолетия становится Эммануил. Ваш сын.

Иосиф Давыдович слушал, ничего не понимая.

– Да. Пришло время сказать правду. Мы родные братья Марии, а Эммануил действительно ваш родной сын. Просто мы убедили сестру, что  вы не должны об этом узнать до определённого времени. Решили, что так будет лучше… И историю с её беременностью тоже придумали мы… Софья Марковна надоумила, если честно… Мы любим свою сестру, вы оба любите друг друга… Нам глубоко не безразлична её судьба, с кем она связала бы свою жизнь…

Нависла пауза. Под потолком прожужжала неизвестно откуда взявшаяся муха и села на люстру.

– Чего скрывать? Ты нам тоже по душе! Прости за то, что тогда «наехали», но иначе ты бы ещё долго не решился, Иосиф!

– Н-но я н-нич-чего не знал о братьях Марии…

Братья взорвались дружным добродушным смехом и кинулись тискать Иосифа в объятиях, приводя его в чувства… Это уже были не «двое в чёрном».

«Как хорошо, что Он у меня есть!» – снова вспомнил о своём наследнике Иосиф Давыдович, – как хорошо! Слава Богу!»

24.09.2011

Исход осени

По стынущим аллеям парка

Брожу и вижу: осень гаснет –

Всё меньше радужных и ярких

В её палитре нынче красок.

А парк становится прозрачным,

И грусть приходит с лёгкой болью:

Нам не дано переиначить,

Что предназначено судьбою.

С тревогой всматриваюсь в небо:

Здесь, на земле, ничто не вечно –

И как бы долог путь наш не был,

Давно известен пункт конечный.

И будет песня не допета,

И мой журавль покинет стаю…

Считает годы кто-то летом,

А я их осенью считаю…

27.08.2015

Цитата от Сергей-Д (2015-10-13 15:59):

ЕСТЬ В ПЕСНЕ ЭТОЙ ГРУСТЬ

Прощальный крик гусей

окрасил алым клёны,

слезою моросит

осенний мелкий дождь…

Не прячусь от дождя,

иду с лукошком полным:

стихи в нём о любви –

ты скоро их прочтёшь!

На сердце так тепло,

а дождь прохладным душем

омыл моё лицо

и душу освежил…

Прощальный крик гусей

всегда печально слушать –

есть в песне этой грусть,

и места нет для лжи…

ЧТО-ТО САКРАЛЬНОЕ КРОЕТСЯ В ОСЕНИ

Что-то сакральное кроется в осени.

Знаки её понимаю едва…

Листья как письма небрежно разбросаны.

Где-то ещё зеленеет трава…

Хмурое солнце выходит, небритое,

взглядом бессмысленным шарит окрест.

Ищет, быть может, любовь позабытую,

ставит, быть может, на памяти крест…

Снова, простясь с перелётными птицами,

гнёзда угрюмо с деревьев глядят.

Жаркой мороз прихватил рукавицею,

с зябкой берёзки срывая наряд.

В небе свинцовом ни пятнышка просини.

Солнце похитила чья-то рука.

Что-то сакральное кроется в осени.

Знаков её не пойму я никак…

Всё жду, когда свершится приговор

Всё жду, когда свершится приговор,
В отчаянье ломаю с хрустом пальцы:
Святой венец мне выпадет страдальца,
Иль августейшей милости позор?

Не предавал я совести своей,

Словам отца всю жизнь я свято верил:            

«Она одна быть может высшей мерой,

Кто с ней в ладу, становится сильней!

И никакой всесильный властелин,
Его палач, молва людская, злая,

Пока в нас вера и душа живая,
Узреть не смогут наших рабских спин!»

21.10.2015

Я лицемерных не терплю

Я лицемерных не терплю,

Тех, кто в глаза полны елея,

Но правды высказать не смея,

Всё ищут выгоду свою…

Её хватают липкой лапкой,

Не брезгуют притворной лестью,

Забыв о совести и чести.

Как мерзко это всё и гадко –

Я лицемерных не терплю!

21.10.2015

Я ПРОСНУЛСЯ…

Я проснулся сегодня

с желанием

жить.

Все невзгоды, тревоги,

печали

забыл.

Вновь в движениях

чувствую прежнюю

прыть

и свободу, и лёгкость

вернувшихся

крыл.

Я проснулся!..

и полнится

свежестью  грудь,

синевою бескрайних,

бездонных

небес.

Захотелось

над миром цветущим

вспорхнуть,

убедиться, что мир мой,

погибший,

воскрес.

Нет! не просто вспорхнуть –

вольной птицей

взлететь!

В облаках кувыркаться

родных

без забот,

обозреть мир огромный –

хотя бы

на треть!

С новой песней счастливой

продолжить

полёт!

Я взлетел!..

Обожгла синева –

 холодна.

И колючею сталью

пронзило мне

мозг:

над землёю

сплошная лежит

пелена.

И граница

страданий людских

не видна.

И внезапно надежды

оплавился

воск...

Оказалась надежда

прокисшим  

вином.

Я проснулся,

наверное, в мире

ином...

Я проснулся  сегодня

с желанием

жить,

но не в силах моих

этот мир

изменить...

2.11.2013

ХОРОШЕЕ НАСТРОЕНИЕ

Октябрь бодрит прохладой свежей утра.                   

Родился стих весёлый натощак.                                    

Быть может, он понравится кому-то,                        

А может, нет. Но это всё – пустяк!                            

В хорошем настроении – блаженство!                        

Ему в угоду всё готов отдать!                                      

Куда ни взглянешь – всюду совершенство,                  

А в зеркале – особенная стать!                                     

Пронизан солнцем жёлтый лист кленовый,

Палитра парка радует мне глаз.

Из-под небес раздался звук альтовый,

А вслед за ним – вступает контрабас!

Кальяном по аллеям дым костровый:

Традиция такая – листья жгут!

Мне улыбнулся встречный пёс дворовый,

С которым пересёкся мой маршрут.

А музыка чарующая льётся!

Давно не слышал музыки такой.

И сердце… сердце в такт ритмично бьётся,

И дышится свободно и легко!

Октябрь бодрит! И всё прекрасней утро!

В душе моей блаженство и уют.

Быть может, дым не нравится кому-то…

Традиция такая – листья жгут!

30.10.2015

Я И ВРЕМЯ МОЁ

1.

Я смотрю на часы:

циферблат поистёрся на них.

За окном моросит –

Значит, осень; мы снова одни –

я и время моё,

что застряло под крышкой часов –

ни назад, ни вперёд…

И старуха со ржавой косой

поджидает уже.

Всё обрушилось в бездну времён;

я на узкой меже –

меж «сегодня» и завтра; клеймён

каждый зна́ком своим:

кто раба получает «тавро»,

кто судьбою храним…

Благосклонность Фортуны, порой,

получал; но рабом…

быть не мог, не хотел и не стал.

Вновь с наморщенным лбом:

«завтра» – нет, позади – «пустота»…

Я в пространстве завис,

но стараюсь их, силюсь понять –

двух попутчиц-девиц.

(Труд, призна́юсь, пустой для меня).

В белом – Жизнь – за спиной,

в чёрном – Смерть – что всегда впереди…

Обе – рядом со мной;

и смятения тяжесть в груди.

Я на узкой меже –

между жизнью и смертью; пора

разобраться уже,

преступил ли последнюю грань –

невозврата черту?

Шёл ли верной дорогой к мечте?

Может, предал мечту,

оступившись на этой черте?

2.

Я и время моё…

Вроде, вместе мы были – не врозь.

Что я знаю о нём? –

Если честно – серьёзный вопрос.

Стрелкивспять повернуть! –

Мне бы время назад «пролистать»,

отследить бы весь путь,

«открутить» лет бы этак с полста…

Мне двенадцать. Весна.

Материнский свой взгляд голубой

дарит щедро она,

и весёлой ребячьей гурьбой –

мы за взрослыми вслед –

в коммунизм. И ликует весна,

и войны больше нет…

и Гагарин порадовал нас:

шар земной осветил,

лучезарной улыбкой своей –

той, что ярче светил!

И не знали земляне светлей!

Он давно башмаком –

наш «генсек» – вызвал «кузькину мать» –

чтоб дышалось легко,

чтоб «буржуи» не смели пугать!

«Стало жить веселей».

«Вождь» уже без усов и кудрей.

Вот ветвистых бровей

час пришёл и «звездистых» грудей.

Называют: «застой» –

это время теперь; может так,

но народ жил простой –

и «копейку» ценил, и «пятак».

Кто – в колхоз, кто – в забой,

Кто – на Север за «длинным рублём»…

Было трудно порой,

но, горя «комсомольским огнём»,

дружно строили «БАМ»,

«догоняли Америку» и

шли за ней по пятам!

Но брезгливо нас звали: «совки»…

От заморских угроз

мы ракетным прикрылись «щитом».

Знал солдат и матрос

долг пред Родиной свой; лишь о том,

что в армейском строю

самых лучших и верных сынов

за Отчизну свою,

за родных, за семью он готов,

не щадя живота,

бить заклятых, смертельных врагов.

«Ставропольца» мечта,

«перестроить» всё вновь,

развалила страну.

Но понять он не смог, не сумел –

у амбиций в плену –

власть дана, чтоб унять «беспредел»

и «двухсотых» обвал.

Сверстник мой – он в Афгане, в Чечне –

как мой дед воевал.

Но другой уже лидер в стране…

Не «генсек» теперь он,

и прошло время пышных торжеств

с чередой похорон.

«Броневик», узнаваемый «жест»,

«Президентов парад»…

 А страна – как «шагрень». Кто как мог,

 лез во власть; был не рад,

лишь дурак, воровать под шумок…

 Ах! Какой был азарт!

Что же стало с моею страной? –

Превратилась в «базар».

Не «свободы хмельное вино»

довело до беды –

слепота! Мой доверчив народ.

Стало время седым,

и сомнение сердце берёт:

вроде, шли мы вперёд,

а пришли почему-то назад.

Вот такой поворот:

снова надо Россию спасать!

***

Встретил я старика.

Нет, не много таких я встречал:

Сед, сухая рука,

взгляд  заботливый, как у врача,

Ровен голос и тих.

Тронул мудрой он речью своей.

На ладонях сухих

алый след я узнал – от гвоздей…

Я смотрю на часы:

поистёрся на них циферблат.

Изумруды росы

украшают зелёный наряд

белых юных берёз,

распустивших серёжки свои –

не для горестных слёз,

а для нежной и светлой любви.

Но за стрелками этих часов,

видно, мне не поспеть.

И старушка под дверью с косой

заждалась меня… (смерть).

23.01.2013 – 17.03.2013