Форум

* * *
Выше рассудка знамя,
Нам по душе эта масть…
Книга – источник знания,
Дури источник – страсть.

ПРО ВАТИНИЯ (ПУБЛИЯ)

Не знаю я, меняются ли люди,
Изменчивы лишь только имена?
Вот, в Древнем Риме, жил Ватиний
(Публий),
Его, конечно, знала вся страна.
А кто сейчас не знает о Чубайсе?
Я думаю таких, наверно, нет;
И вы его хоть в пепел раздолбайте,
Он только усмехается в ответ.
И этот Публий тоже не был бубликом,
В политике имея свой размах,
Такие прикарманивал он рублики,
У публики почтенной на глазах.
Сенат кипел, аки смола над пламенем:
«Убрать его! Иначе жди беды!»
Но Публий судном был непотопляемым,
Летел не прикасаясь, гад, воды.
С сенатом Юлий Цезарь согласился:
Мол, как-никак, я тоже демократ;
Любимчика убрать он всё ж решился:
И – в Галлию – наместником – вот так!
А тот крутил и в в Галлии. Не будем
Его геройства все перебирать.
Он – Публий! Он – посланник!
Неподсуден!
Ему на все сенаты наплевать.
Скажу, хотя не всякий согласится;
Меня осыплет дустом-порошком:
Плантатором не худо бы родиться,
Но лучше — если — Цезаря дружком.

ТАК И ЖИВЕМ

Все сначала лазурно, да розово,
Все сначала улыбки и смех,
Но, однажды, глядишь — подморозило,
И в семейных делах неуспех;
И местами жизнь цвета аж дикого,
И не видел бы этого враз...
Вот уже и три года оттикало,
Опыт копится, да, прозапас.
И ещё с малый хвостик оттинькало,
Дети в школе. Забот полон рот:
Потолок побелить надо с синькою,
(Ох, уж этот мне гад потолок).
Из-за деток опять в доме цапанье, —
Разговоры — развяжут пупок.
Выговариваю за цацкание,
И настроен им дать шлепоток.
Годы-годы! Вот дети рассыпались.
Навещают: «Дай сотню, папан».
А она: «Как там внуки? И сыты ли?»
И шик в сторону: «Цыц, ошлепан!»
Право слово — с такой станешь
Гаршиным:
Сиганешь с пьяной рожей в проем...
Так живём. Иногда ругаемся.
И детишек по пятницам ждём.

К АЛЕКСАНДРУ СЕРГЕЕВИЧУ

Александр Сергеевич,
Как же вам не завидовать?
Вы подняли волну
И ушли навсегда,
Но о вас говорят здесь
Политики видные,
Голосят теплоходы,
Орут поезда.
Ни села нет, ни города,
Знаете сами,
Где в названии улиц
Не оставлен ваш след.
Между прочим, и я —
Умею стихами,
Но про это не знает
Даже близкий сосед.
Говорят, вы велик,
Говорят, что вы гений,
Что другой, против вас -
Это лужа помой,
А роман ваш в стихах:
«Онегин Евгений»
Раскупается даже
В Сахаре самой.
Почему же природа
Несправедлива:
Так вам много дала,
Мне же — на, прикуси;
Вы писали стихи
И легко и красиво.
Правды нет до сих пор
На несчастной Руси!
Вы в легенды вошли,
Вы ворвались в предания,
Вы в названиях духов,
Вы в названиях блюд.
Завтра я подкрадусь
К вашему изваянию,
И большим молотком
Нос у вас отобью.

* * *
У расчёта есть дорога,
Тянется на много миль.
Петухов не надо много,
Отправляют их на гриль.

ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ

«Один из вас меня предаст», —
Сказал Иисус ученикам.
Вспорхнули разом птицы глаз,
Одежд взволнована река.
«Не я ли, Господи? Не я ль?» —
Послышалось со всех сторон.
Тяжёлых глаз блеснула сталь:
«Не я ль?» — спросил угрюмо он.
Иисус взглянул. Конечно тот:
«Иди и делай, что решил»…
Встал не спеша Искариот,
Но выйти, все же, поспешил…
Христу б все бросить и бежать,
Зарыться в утренний туман;
Жениться и детей рожать,
И не было б стигматов-ран.
Не побежал, и не исчез
В тумане непроглядном он…
А ночи все темней навес,
И слышался монетный звон.

ОН ЗНАЛ

Он знал про крест, Он знал про боль,
И про предательство Иуды;
Всю жизнь Он на Голгофу шёл,
Сквозь тяжести земные груды.
Дрожали перед ним цари —
Те, что исчезли словно в дыме;
А Он над душами царил,
И, до сих пор, царит над ними.
Тогда верх захватило зло:
Он был распят над головами.
В умы людей вошёл разлом,
И веры воцарилось знамя.
Прошёл поток бурливых дней,
Но память о Христе оставил,
Что тяжкой гибелью своей,
Величие Отца прославил.
Кому-то хочется Христа
Распять опять, и в наше время:
Затея — как всегда пуста —
На камни брошенное семя.

ОМЫВАНИЕ НОГ

Стол. Пасха. Жертвенный ягня —
Нетронутый перстом руки,
Блуждают тени от огня.
Христос, и с ним ученики.
Раб должен ноги их обмыть,
Таков бытующий закон.
Но нет раба, обязан быть,
Но, почему-то, удалён.
Из-за стола встаёт Христос,
К кувшину тянется рука,
Кувшин к ученикам понёс —
И не понять ученикам.
«Как? Почему? — прошёл шумок —
Кто ты? И кто такие мы?»
Иисус их успокоить смог:
«Не ноги — души вам обмыть...»
Возможно — так, наверно — так,
Всем сердцем в это верю я:
Понять поступок должен всяк:
Унизиться - не грех, друзья.
Не надо лезть упорно ввысь,
Как выспренний гиппопотам.
Чем больше здесь себя возвысь,
Настолько ниже будешь там.

ВЕРОНИКА

Он сам нёс крест свой на Голгофу
Под улюлюканье толпы.
Палило солнце. Тяжким вздохом
Отмечен каждый шаг стопы.
Кровь смешивалась с едким потом —
Как будто грызла мошкара.
И, наконец, за поворотом —
Та, пресловутая гора.
Со всех сторон толпились лица,
И гул катился, как поток.
Никто, никто не мог решиться
Отдать страдальцу свой платок.
И только женщина простая
Неслышно подошла к нему,
Раздумывать она не стала:
«А может это ни к чему?»
Свои превозмогая муки,
Он благодарен до конца,
Благословил вот эти руки,
Что стёрли едкий пот с лица.
О, Вероника, Вероника!
Ты оказалась всех сильней.
Платок ты этот сохрани-ка:
Подсказывало сердце ей.
И снова место боли, вздоху,
И кровь, и пот, и крик ворон...
Вилась дорога на Голгофу,
Путь продолжал последний Он.

* * *
Это окно не гаснет,
Вот уже много ночей;
Может в квартире несчастье?
Боли кипит ручей?
Может забыли, уехали...
Вот и горит напролёт;
Счётчик мотает-охает,
Цифирь свою выдаёт.

Не жмут выключатель пальцы,
Светильник свисает дугой;
А может здесь тьмы боятся? —
Тогда и рассказ другой.

* * *
Там, где снаряды рвутся,
Где автоматы строчат, —
Чьи-то сердца бьются,
Чтобы вдруг замолчать.
Выбита люк-дверца,
Валит неистово дым...
Это замолкшее сердце
Может стать и твоим.

* * *
Дождь на пишущей машинке —
По железному листу;
Фонари к столбам пришиты,
Лужи во дворе растут.
Кто-то спит, не видит это,
Телом придавив кровать.
Утром будут капли с веток
О дожде напоминать.

* * *
Зачем мне оттепель зимой
И заморозок летом?
Ведь я уже почти иной,
Не тороплюсь с ответом.
Слов отгорели терема,
Прошёл срок незабудок.
Пусть будет так: зимой — зима,
А летом — лето будет.

* * *
Да, мы очень сильны,
да, мы очень умны,
Нам по силам сорвать
нашу землю с орбиты;
Не отборным зерном
наши склады полны,
Но снарядами,
бомбами – смерти болидами.
Да, нам все нипочём,
да, нам все по плечу,
Мы до дальней сумеем
звезды достучаться.
Нам еще бы ума,
ну, хотя бы, чуть-чуть,
Чтоб с разбитой землей
в темноту не умчаться.

* * *
А выдержать времени натиск
Не сможет и стали плита;
Родился — годам счёт начат —
И жизни короче черта.
Нам дали и нежность, и силу,
И розы и блески секир.
Зачем-то же нас пригласили
В красивый, загадочный мир.

* * *
Прекрасны закаты, прекрасны рассветы,
Прекрасны алмазы росы,
Прекрасно рождённое радостью лето
В прекрасные эти часы.
И дерево — праздник, и озеро — праздник,
И праздник — простой мотылёк.
И все, что ты видишь, пришло не
напрасно:
Напрасное не придёт.

* * *
Дороги без конца и края,
За этим полем лес;
И речка блёстками играет,
И ветер, вдруг, исчез.
А сколько солнца и лазури,
И доброго тепла
В чудесном месяце июле;
Красавицей — ветла.
И будет дождь
под всплески молний,
И много разных пут.
А счастье в том —
ты очень молод,
И пред тобою путь.

* * *
Сейчас я от всего отстану,
Пускай хоть надвое скала;
Опять я стихотворцем стану
Отбросив прочие дела.
Пускай жена ворчит и злится,
Как чайник на плите,
Как под ногами половица,
Как дурень варьете,
Как гром из тучи пухлой летней,
Как на болоте мошкара,
Как хрыч зашибленный столетний,
Которому — давно пора…
Родная, отдышись, ну, что ты:
Не множь мне свору палачей.
Я завтра запрягусь в заботы:
Куда от них, от сволочей.

* * *
Приятно жить не беспокоясь,
Не портя жизненный пейзаж:
Заныла под лопаткой совесть, —
Её скорее мазью смажь.
Себя любить, любить надолго —
Так просквозит, так просквозит.
В груди проснулось чувство долга —
Ложи таблетку под язык.
Садись, так сразу на два стула,
Допечь — и рыком, и нытьём.
Ответственность в боку кольнула —
Промой лекарственным питьём.
А если хочешь в рожу смазать —
Валяй, пусть не последний тур...
Хватает и питья и мази
Для подмороженных натур.

* * *
Пока не сделано, подумай,
Чтоб горько не жалеть о том.
"Не обещайте деве юной..."
А вдруг не справитесь потом.

* * *
Шум стихает понемногу,
Суету - зачем толочь.
И выходит на дорогу
В одеянии тёмном ночь;
Неизвестности царевна
Отправляет в сна приют.
Смысл с бессмысленностью
верно
Отдыху дань отдают.

* * *
Лезут в нос выхлопные газы –
Наших славных дней атрибут.
Автобан полонили «КАМАЗы»,
То туда, то сюда, блин, снуют.
Да, от времени мы не отстали,
И напора немалый запас…
Может, будут деревья из стали;
Слава Богу, не будет там нас!

* * *
На житейской сцене
Шум, кордебалет…
Может быть оценят,
Может быть и нет.
Ощущаешь кожей
Каждый неуспех…
Может сунут коржик,
Может бросят в смех.

* * *
Этим нравится на пляже
Загорать до полной сажи.
Этот до глубокой ночи
Над бумагою хлопочет.
Так и полагается,
Что кому вменяется.

* * *
Солнце в небе плавится
Над лесною гривою.
Вот сейчас расстанется
С мелкими заливами.
Листьям нездоровится,
Травы – ветер выцелил.
Никуда не скроешься –
И надежды выцвели.
Нет вестей от гроз ещё,
Ливня нет ристалища.
В январе – морозище,
А в июле – пламище.

* * *
Очень короткое лето,
Да и зима коротка.
В лучшее верится слепо
Здесь пребывая пока.
Путь от крыльца и до сада.. .
Вновь возвращение в дом.
Только ворчать бы не надо:
«Как всё нелепо кругом».

* * *
А месяц февраль наш задорен,
И март,как всегда,не свояк:
Под снегом кривые заборы,
Жесть крыш на ветру – звяк да бряк.
Апрель разразится капелью,
Он знает с чего там начать:
Бесснежье по полю расстелет,
Позволит ручьям зажурчать.
В конце только вскроются реки –
И жару прибавит нам юг.
И скажут тогда человеки:
Ну, всё, зимним взбрыкам каюк.

* * *
Иней лёг на ветки
Тополей, берёз.
Словно птичка в клетке –
Под ногой мороз.
Пар из носа валит,
Щёк пылает гладь…
Этим, что в Сахаре
Наших не понять.

* * *
Если – сплошная тяжесть
И не приносит благо,
То поневоле скажешь:
Этого мне не надо.
И возникает злоба -
Много кому даётся,
Жизнь чья идёт без озноба,
Жирно кому достаётся.
Так вот на злобе этой
Жажда переворотов,
Сытых убрать со света,
Битых поднять напротив.
Битые сытыми станут,
Будут дрожать за статус.
И ничего странного –
Сытый гонимым станет.

* * *
Ноги тонут в снегу.
О, помоги же Боже!
Нет, не осилить пургу,
Может затихнуть всё же?
Всё тяжелее шаг.
Ночь скоро день отменит,
Миги уже не спешат,
Гуще и гуще тени.
Ветер своё ворожит.
Гаснет прохожий сирый…
Эта и есть наша жизнь,
Так мы теряем силы.

* * *
Луна – спутник Земли;
Это, конечно, не новость.
Мысли меня повели –
Это внушая то есть:
Мы - спутники времени, да
И здесь – на короткий отрезок,
И облик людской нам дан,
А не столба железного.
Но станем иными мы,
И новые формы примем.
Путями совсем иными
Помчимся устремлены.

* * *
По реке заката
Проплывает грусть…
Было же когда-то…
А теперь… ну, пусть…
Омрачать не надо
Этот славный свет…
Жухнут листья сада –
Вот судьбы ответ.

* * *
Короткая тропинка –
Да, только до реки.
На ряби – серебринки,
Над лугом мотыльки.
Вон лягушонка спинка
Мелькнула, скрылся плут.
Короткая тропинка.
Но берег очень крут.

* * *
Жизнь дана и этим травам,
Тропке, берегу, реке,
Тучкам, ветерка забавам,
Лесу, тот что вдалеке,
Малым и большим дорогам,
И ромашкам у межи,
Тополям большим и строгим...
Всем дана не даром жизнь.

* * *
У леса поскОтины сгнили,
Повсюду полынь да лопух.
А пруд утонул здешний в иле,
Последний очаг здесь потух.
Вот доски, гнилые и брёвна,
Везде головёшки снуют,
И кажется будто бы бойня,
Прошла беспощадная тут.

* * *
Ждут здесь любого утраты,
Ждёт здесь любого беда.
Друг мой уходит в солдаты,
Может быть – и навсегда.
Он молодой и весёлый,
Так же на подвиги смел.
Он ещё пудика соли,
Даже полпуда не съел.
Вроде бы двух черносливин
Стройной девчонки глаза.
Шепчут они: «Слышишь, милый,
Жду, возвращайся назад».

* * *
Весна будоражит чувства.
А осень рассудку даёт
Не только чаинки грусти,
Но и размышлений полёт.
Как будто летишь в поднебесье,
Заботы преследуют пусть…
Да, самые лучшие песни
Нам дарит осенняя грусть.

* * *
Много дорог повсюду,
Всюду пути, пути…
И по какой буду
Завтра из них идти?
А приглядеться строго,
Взгляд устремить до дна –
Много дорог, много,
Жизни дорога одна.

* * *
Заскучало лето.
Жёсткие листы.
Не слетает с веток,
Утренняя стынь.
На берёзах пряди
Жёлтые видны.
И не могут сладить
С тихой грустью дни.

* * *
Дома есть радости, страданий,
Для малых деток и жулья.
Да много есть их разных зданий –
Казённых, просто для жилья.
И всюду люди, люди, люди…
Те – с радостью, а те – с бедой.
То ненавидит их, то любит,
Не старый, старой, молодой…
Дома. Под каменной их кожей
Судеб несметные тома…
И так они на нас похожи
Порой, несхожие дома.

* * *
Любовь, куда она уходит
Свою теряя новизну;
Ещё вчера с тобою вроде б,
Сегодня – как теля слизнул.
Теснят и слёзы и укоры,
Неприязни тучнеет вес.
И ты, пылающий который,
В промоину речную влез.
Ах, соловей, - чувств,
Звуков пьянство!
Ах, роза и её шипы!
Шипит змея-непостоянство,
В клубок свернулась и шипит.

* * *
Конечно, люди все мы,
Идём, во всю пыля;
Всего одной системы,
По имени земля.
В свой рот толкаем пищу,
Куда ещё толкать?
Грызня из-за жилища -
Ужасная тоска!
Всем хочется жить сытно,
Не где-то, только здесь.
Борьба вовсю теснит нас –
Кого б в могилу свесть.
И нас не переделать,
Не увести от битв.
Скажи, Свет Божий, белый,
Как нам светлее быть.

* * *
Помни своё назначение –
Правда и труд – испокон.
Помни, что есть течение -
Это есть – главный закон.
Помни – неравенство вечно,
Равенство – за чертой.
Помни, что есть тихий вечер.
Строже быть надо с мечтой.
Место всегда есть для боли,
Тихим огнём ты горишь.
Все мы в плену у неволи,
Воля здесь – видимость лишь.

* * *
Не безобидная память,
Силы её не слабы, -
Пишет перед глазами
То, что ты хочешь забыть.
Вынесет всё из тумана,
Или из царства теней.
Ты же, как это ни странно,
И не противишься ей.
Тело как хрупкое судно,
Да и душа, ох, слаба!
Память, она неподсудна,
Как неподсудна судьба.

* * *
Знаю я и о геенне,
Знаю и о сатане;
И о подземельной сцене,
Ангелах, что в вышине.
Знаю что я много грешен,
Бился у страстей в горсти,
С грязью многой перемешан,
Трудно грязь здесь разгрести.
Доброму дал мало делу,
Душеньку на плоть менял,
В глубине своей надеясь,
Что Господь простит меня.

* * *
Нет уголочка такого,
Где бы не встретили лжи.
Ложь - это грязи основа,
Лжи видно требует жизнь.
С ней и вражда и коварство
Рядом шагают бодрО...
В сказках присутствует царство,
Где торжествует добро.

* * *
Богатство и слава не сделают жизнь
Спокойнее и длиннее,
Как если торопишься ты и бежишь –
Не станет дыхание стройнее.
У нищего время улиткой ползёт,
Бездомный дрожит от простуды:
Вот звёзды бледнеют, вот-вот рассветёт;
Мороза отчётливей зубы.
Счастливцу скажите зачем умирать?
Но мир сотворён был не нами.
Дней тает когда-то огромная рать.
И властвует время над нами.

* * *
Не жалейте погибшей мечты,
И удачи приходят так редко.
Вот упала засохшая ветка;
Жизнь попробуй-ка ей возврати.
Не жалей отошедших надежд,
Очень много они здесь желают,
Правду жизни они разбивают.
Часто ветер надежды так свеж.
Надо жить тем, даёт что нам жизнь,
Ни на йоту не требовать больше
А иначе ты будешь отброшен.
Сверхжеланий глупы виражи.

* * *
Или же бросится в город,
Гарью где пахнет от скат,
Или уйти лучше в горы –
Схрон для себя отыскать,
Пить подвершинную воду,
Острый жевать там осот
И проклиная свободу
Жить тем что холод несёт.
Нет, для чего в эти горы
Климат не нужен такой.
Есть для того просто город –
С холодом, прочей фигнёй.

* * *
В неискренность здесь всё продето,
Легка зараза на подъём, -
Всему земному видно это,
Привыкли – ею и живём.
Неискренность – сестра желаний,
Сестра немеркнущих страстей.
Она уже почти не ранит
Доверивших, привыкших к ней.
Неужто вечно с нами будет,
А с ней и злобы торжество?
Корысть неискренность не судит,
Поскольку - кровное родство.

* * *
Можно по бумажке ботать
Проявляя пыл и страсть.
Стать героем анекдота
Хочешь? Вот и рвись во власть.

* * *
Пленяет дней цветной узор,
Теряет лес своё богатство.
Он может без листвы остаться,
И только серость встретит взор.
Сегодня ты здоров, богат,
А завтра оголились ветки,
А завтра холод, завтра ветер.
Преодолеть всё надо, брат.

* * *
Сегодня солнце изменило,
Сегодня солнце не взошло.
С утра печален вид залива,
Залив уныл и отрешён.
Унылы и дорожки сада,
Наклон цветов, а так же трав…
Сегодня туч взошла армада
И дождь грозил прийти с утра.

* * *
Поэтики причиндалы –
И это не самоцель,
К чему эти споры, скандалы,
Неприязнь злая в конце.
Глубинное, новое выследи,
На свет, поднимаясь со дна…
Поэзия служит мысли,
И чувств королева она.

* * *
Рушились империи
Возникали снова.
В единение верили
Люди, что плохого?
Мира, понимания
Не было и нету,
К ним одно желание
Бродит по бел-свету.
Как обычно дробимся,
Лезем в катакомбы,
Камни шлём и дротики,
Вакуумные бомбы.
И обособляемся,
Ищем, как бы слиться
С бывшим не товарищем –
Жёлтым, бледнолицым.
Так оно и вертится,
Страсть неизгладима.
Но, однако, верится –
Будет мир единым.

* * *
Ты бросаешься в море услады,
Ты не видишь за этим утраты.
Ты с желанием своим не сладишь.
Ты не скажешь себе: А куда ты?
Но когда-то приходит прохлада,
Добавляет сомнения доли.
Понимаешь – покаяться надо,
Не хватает ни силы, ни воли.

* * *
Густой в лесу подлесок –
Стволам матёрым месть;
Да, тесно, очень тесно
От тонкостволья здесь…
Вот так и в жизни бьёшься –
Теснины прёт оброк;
На сена клок нарвёшься,
А то на вилы в бок.
То тот, то этот высох –
Борьба вершит подъём.
Подлесок выше, выше,
Гигантов меньше в нём.

* * *
А молодость — раба астрала —
Стремилась к красоты богам.
Она меня ль не доставала,
Не гнала к звёздным берегам?
Она ль меня не заставляла
Всем низменным пренебрегать?
А может - хоть сейчас отстала,
И нечего её спрягать?
Взяла да и ушкандыбала,
И дверь не заперт на крючок.
Нет, не ушёл я от астрала,
Вот почему и простачок.

* * *
И эти луга с купавами,
И эти речные заводи —
Дарили восторги, стало быть,
И предкам нашим до старости.
И предки бывали молоды,
По памяти шли, по пахоте;
Им доставались молнии,
Над ними грома бабахали;
Гранитом не огранитились,
И сталью они не осталились,
Они оборвались нитями,
И нам красоту оставили.

* * *
Душе назначено любить,
Любить — ей так велело Небо,
Любить назначено ей, ибо -
Холодной тьмы не разбудить.
Душе назначено блистать,
Блистать красивыми стихами,
Что б перелески не стихали,
Чтоб ярким звукам не устать.
Душе назначено смотреть,
Туда, за звёздные долины,
И видеть чудные картины,
И дней прошедших не жалеть.

* * *
Скован цепями времени,
Свыкся я с этой землёй;
В силу дурного поверил бы,
Неба не будь надо мной;
И луговых купавок;
Также, ромашки, вас.
Рук этих тёплых, ласковых,
Этих агатовых глаз.

* * *
Иному чужие успехи
Приятны, как ёжик в паху:
На тракторе бы переехал
Удачника, стер бы в труху;
Слов злобных раздраил бы стаю —
Терзайте без всякой вины, —
Как будто бы легче станет
От яда своей слюны.
И кучатся зависти тучи,
Лучи под себя пригребя.
А коль разобраться — мучает
Завистник всё ж больше себя.

* * *
Все, как в дрянненькой киношке:
Говорят и говорят, —
Нету толку и пол-ложки:
Собирают все подряд:
Кирпичи, извёстка, глина,
Пироги, стрела в груди...
Вот и кончилась картина.
Свет включили. Выходи.

* * *
Не позовут и не окликнут,
Ты сам оставил край родной.
Черёмуху, что над калиткой
Истреплет ветер озорной.
И никого винить не стоит —
Вполне осознанный финал:
Его ты полностью достоин,
Ты сам хорошее ломал.
Но лучшего найти не смог ты,
Не смог найти и не найдёшь…
Как тучи-то, смотри, намокли,
А это значит — будет дождь.

* * *
Уходишь, уходишь, уходишь —
Уже незнакомы поля;
И травы другие, и воды,
И тропы, и тополя.
Не поздно ещё вернуться,
Не поздно вернуться назад,
В обычную жизнь окунуться,
Заставить себя, обязать.
Искал, но все около-около,
Распутать не смог ты узла.
Вернулся — забитые окна,
И крыша почти что сползла.

* * *
Под крылами Серафима
Надо место заслужить:
Укротить неукротимость,
Страсти. Неприметно жить.
И не дать изгадить душу,
Отшвырнуть корысть ногой.
Если нет — плеск крыльев слушать,
Будет кто-нибудь другой.

* * *
Всю жизнь колотим и копаем,
И лепим из папье-маше;
Лишь перед смертью вспоминаем —
Пора подумать о душе.
Да, о душе — о полонянке,
Которой, не давали слов;
Важней считались банки-склянки,
В бумажках жвачка для зубов.
И подлы были мы и грубы,
И жить мечтали лет до ста.
Надолго ль нам даются зубы,
А так же прочие места?

* * *
Стихи — что строчки дневника,
В них врать — паршивое занятие —
Как платью новому заплаты,
Как с глиной смешана река.
Стихи, что вложены в тебя,
Они есть выплеск откровения,
Они нездешние растения,
О них на стогнах не трубят.
Грязь под ногами иногда,
И солнцу хочется проснуться.
Стихи они душой поются,
Они с небес пришли сюда.

* * *
Вы лошадь бедную загнали
Не взяв терпения взаём.
А впереди все те же дали,
Все тот же синий окоём.
Спешили — как летели с крыши,
Надеясь все на ту же плеть.
Могла бы лошадь ехать тише
И путь приличный одолеть.
Трещать, как игровые ложки
Теперь, я думаю не след...
Вот результат: подохла лошадь,
И впереди дороги нет.

* * *
Давно уже известно стало —
С вином решали, без вина —
Пусть даже башня из металла,
Все вавилонская она.
Зачем до неба строить здания? —
Продлять надменности сезон?
Мы эфемерные создания,
Нам величаться не резон.
К чему гордыне глупый вырез?
С самодовольством пополам?
И если мы чего добились —
Всё это Бог позволил нам.

* * *
Надменность, приспусти-ка знамя,
Убавь слов громких вороха.
Все, что умеем, все, что знаем,
Все это мелочь, шелуха.
И мухи над навозной кучей
(над кучей воздух тоже ввысь).
Толкутсястайкою зыбучей,
И видят в этом здравый смысл.
О! Таинство твоё, природа:
Обвал, обрыв, размыв пути.
Самоуверенности мода
Должна когда-нибудь пройти.

* * *
Зачем мне большая дорога?
И мелких забот вопль?
Ничто мне сегодня не дорого,
Не дорого ничего.
Бессмыслия каракатица
Хрустит на зубах песком,
Пусть все, куда хочет, катится
Хоть в поезде, хоть пешком.
Зачем мне тревоги железные?
Рассудка стальная длань?
И если бы не поэзия
К чему здесь вся прочая дрянь.

* * *
Да, пред глазами закат —
И в октябре, и в мае...
Солнце в осколки река
Речка моя разбивает.
В каждой душе снегопад
Из тополиного пуха...
Листья уносит вода.
Если задумано - пусть так.

* * *
Тополя, тополя —
В белом пухе земля;
Теплотой день облит;
Белый пух — дань любви.
Синь небес. Воздух сух.
Белый пух. Белый пух.
Ты идёшь по тропе —
И пушинки к тебе.
На тебя я гляжу.
«Ты пушинка», - твержу.

* * *
Радую.
Слезы кому-то несу,
Или блуждаю, порой,
Как в лесу;
Или в пуховой
Сижу тишине;
Или все ветры
Приходят ко мне;
Или тоскуя,
Кого-то зову;
Или, как лодка,
По воле плыву...
Кто бы сказал мне —
Куда я впаду:
В вечную радость,
Или в беду.

* * *
Цвели здесь белые ромашки
Когда отсюда уходил.
Порой судьба тебя не спрашивает,
И лес далёкий впереди.
Вернёшься, а ромашек нету,
Ветрами спутана трава.
Пока ходил — промчалось лето,
Погасла неба синева.
Пройдёт зима — она не вечна,
Быть снова летней красоте.
Ромашки зацветут, конечно,
Красивые, но, ведь, не те.

* * *
Такая даже камня сердце тронет:
Горда — не опускала головы.
Была любовь, была односторонней:
Я так её любил. Она — увы...

Она, она — бриллиант большой в короне,
Что лучше и шербета, и халвы.
Была любовь, была односторонней:
Я так её любил. Она — увы...

Даётся жизнь и для царей на троне,
И для дрозда одна, и для совы.
Была любовь, была односторонней:
Я так её любил. Она — увы...

* * *
Дремлет куга у речного залива,
По лугу бродит ночная прохлада,
Мой костерок догорает лениво,
Дальнего леса темнеет ограда.
Еле заметно трава побелела;
Непогодь здесь позабыта лихая.
Звёзды на глади качнулись несмело.
Тихо! Сама красота отдыхает.

* * *
Несмелая душа поэта
Пугается пустых забот;
Пугается огня меж веток,
Пугается бездонных вод.
Её пугает гулкий выстрел
В лесу, в овраге, за горой.
Она как облако повисла
Меж диском солнца и землёй.

* * *
Дни поздней осени кургузы;
Дни поздней осени так блеклы,
Как листья поздней кукурузы,
Как грязные на ферме окна.
На улице свежо и сыро,
Берестой пахнет прогоревшей.
День — так похожий на обмылок,
А ночь — как туч поток не здешний.
Давно замолкли птичьи гусли,
И серость словно шкурка мыши...
Для осени так много грусти,
Для осени так много мыслей.

* * *
Мне не дано постичь — чего я стою,
И это, знать живущего удел.
Оставлю что — меня не беспокоит:
Я просто шёл, я под ноги глядел.
Все эти книги, рукописи тлеют;
Кончается и вечер, и вино.
Я не найду, я, просто, не успею...
Мне не дано, вам тоже не дано.

* * *
Куда-то рваться выше облаков,
Как дым, которому в печурке тесно.
Но дым растает, это всем известно.
Куда-то рваться... Был и я таков.
И вот опять на много вёрст ненастье,
И день глядит намокшею золой.
Дым стелется так низко над землёй,
Как будто к высоте наполнен
безучастьем.

* * *
Вон — мерцает огонёк —
Может там стоит избушка;
Может светится гнилушка,
Или гаснет уголёк?
Подошёл — и нет его,
Да, наверно, показалось;
Словно в затемнённом зале —
Никого и ничего.
Ну, а если же в тумане?
Да ещё в чужой стране?
И немного легче мне
Если огонёк поманит.

* * *
Поверила странная птица —
И села тебе на ладонь, —
Так с первого взгляда влюбиться -
Пушинка на яркий огонь.
Взглянула в глаза твои серые,
Вспорхнула и, вновь тишина.
Права она, что поделаешь,
Ошиблась, ошиблась она.

* * *
Ну, зачем тебе слава посмертная,
Обелиски и всякое — разное;
Не увидишь ты этого зрелища;
Не охватишь ты этого разумом.
Будешь ты далеко — это точно,
И земные дела все пОбоку,
И не будешь страдать почками,
И забудешь, как ходят в обуви.
Кто живёт, пусть как хочет тешится,
Все равно будет он затисканный;
Для живых рамки очень тесные,
Для живых сойдут щи и кислые.
А живой он такой ветреный,
А живого так любят цепи.
Ну, зачем тебе слава посмертная?
Все равно ты её не оценишь.

* * *
Да, человек — звучало гордо;
Алели флаги вышины;
Сивуха заползала в горло,
А в уши — сказки сатаны.
А в землю мёрзлую ГУЛАГа
Ложился безымянный люд.
Жестка казённая бумага,
А Магаданский холод лют.
Как только умер бес усатый
Гулаг стал выпускать калек...
Ты Робеспьеров и Маратов
Ещё желаешь человек?

ПРО АНАКРЕОНА

Не сужу Анакреона
За его беспечный нрав.
Мне его бокалов звоны,
все-таки, чужой устав.
Да, он радовался жизни —
Целовал цветущих дев;
И свои стихи, что вызрели,
Подносил им нараспев.
Он свой путь давно закончил,
Он ушёл невозвратим.
Может, кто поёт и звонче —
Пушкин восторгался им.