Приятель мой, запомни это:
Сейчас пред нами тишина.
Но на обломках Интернета
Напишут наши имена.
Друзья мои дорогие! Хотела зарегистрировать очень талантливого автора на сайте, но ничего не получилось: у него нет компьютера, а значит, нет электронного адреса. А на мой адрес - не проходит регистрация. С вашего позволения, я буду публиковать его стихи на своей страничке, потому что больно видеть замечательного и талантливого человека в безвестности. Итак, знакомьтесь: Кузин Владимир Ильич. Год рождения - 1948. Подполковник запаса. Три высших образования. Кроме русского владеет ещё четырьмя языками. Человек мужественной професии, кристальной чистоты, высокой нравственности. Позже напишу о нём подробнее, а пока - принимайте первые стихи.
ПО СТУПЕНЯМ ЖИЗНИ
Я по дням-по ступеням иду – по судьбе. Ветер жизни, разбойник, притих. Я себя отдаю самой главной судье – Человеческой собственной совести.
По неправде иду – с нею каждый знаком, Ей не выйти один на один. Быть должно – твёрдо верю! – добро с кулаком, Но легко поскользнуться на наледи.
Я по чувствам по лживым иду, по словам – Бог, меня от них дольше храни. Ветер выплюнул листья, во рту разжевав, – Он не любит бесчувственной осени.
Знаю: буду в крови и не раз упаду – Невозможно предвидеть всего. Тело в шрамах и ранах, но крепок мой дух – Двух дадут за меня, за побитого.
Жизнь идет – все, конечно, бывает в судьбе – Ветер выл, а сейчас вот притих. Я вручаю себя самой главной судье – Человеческой собственной совести.
Взлетел октябрь, держа в когтях метель и стужу. Поднял ворон со всех сторон, вселяя ужас. Зима ждала, держа в стволах сугробов россыпь. Издалека бежал декабрь - на выстрел просто. Тайком ползла из-за угла позёмка колко. Тоска звенит, летя в зенит из пасти волка. Озябнув, ночь уходит прочь на дно колодца. Лишь поутру в густом бору начнёт колоться.
Освещенные окна… Резные кленовые листья… А за шторой – знакомый до боли в груди – силуэт. Я иду к этим окнам и к юности – светлой и чистой. Навсегда в мою память Впечатался радости след.
Над сердцами у нас еще опыт житейский не властен. Тайный шепот двоих… Что-то будет потом?.. А пока Мы взрослеем. И души друг другу распахнуты настежь. На широком плече задержалась в надежде рука.
Ты окошко в июль для меня распахнешь торопливо, Осторожных шагов слыша шорох из юности вновь. Дни и годы прошли. Отшумели метели и ливни. Яркий свет… Силуэт… Все как будто по-прежнему, Но...
Мы в войну не болели, с ума не сходили, хотя было дико и жутко. Спали прямо в снегу, завернувшись в шинель. Просыпаешься - насморка нет. Застарелые раны легко рубцевались, внутри - даже язвы желудка. О гражданских болезнях не слышала, сколько была на войне.
Сталинград - это ад! Тело - чёрный синяк. Брюки кровью пропитаны насквозь. Пополнение гибло в течении дня, редко - двух. Кто остался - был самый родной. На тот берег пытались "тяжёлых" везти, так они стали в Волгу бросаться - прямо с баржи: нет рук и нет ног - просто телом катились и падали в воду, на дно.
Не могла я отделать долго от запаха смерти - всё пахло железом и кровью. А слова о войне начинали в мозгах разрастаться, стучать и кричать. Вышла замуж в июне. Поехала с мужем в залуженный отпуск к свекрови. "Ты женился на ком? Ведь она... фронтовая!" Пришлось возвращаться назад, в свою часть.
В Сталинграде - любовь?! Из трёхсот нас за сутки осталось в наличии - десять! Взрывы, кровь... Ты пропитан ей, ползая к раненым... Брюки засохнут - стоят... Разворочено всё. Танки мёртвых и раненых траками в кашу размесят... Тут не только любви - человеческих чувств даже нет. А вокруг - полыхающий ад.
Часто вижу убитых с раскрытыми ртами - бежали, кричали, да не докричали. Дров не видела столько, как трупов: трясусь, заикаюсь - неделю двух слов не связать... Речь теряю и плачу... Но надо, чтоб память осталась не жутким кошмаром ночами: Пусть другие поймут боли крик, вопль атаки, Победы клич, слёзы на наших глазах.
Рябина, Татьяна, действительно достойный автор с очень интересной поэзией. Спасибо, что нас познакомила с ним и его творчеством (только ещё город проживания Владимира Ильича укажи, пожалуйста).
Поэт
Автор: Николай
Дата: 08.04.2015 19:10
Сообщение №: 102403 Оффлайн Администратор сайта
Я многолик - не спорю, это странно
Но в каждой ипостаси генерал
Не всем моя материя желанна
Для всех взращу принятия коралл
http://www.tvoyakniga.ru/forummenu/forum/13/?show=50&proiz=1
Виталий(Иосиф) Ворон - Сказочник
Николай, Кузин Владмир Ильич родился 5 сентября 1948 года в селе Лакомая Буда Климовского района Брянской области. Учёба в школе, после - в Псковском пединституте, филфак, кафедра иностранных языков (английский, немецкий). После - преподавал в сельской школе в Островском районе. Год отслужил в рядах Сов. Армии - Ленинград, 1-е Ленинградское арт училище. После увольнения в запас - снова работа в школе, но в сентябре по направлению Островского горкома партии был направлен на службу в органы МВД, где и отслужил более 20 лет. Был начальником, позже - замполитом в ИТУ ЯЛ 61/2, расположенного в пос. Крюки. После увольнения в запас остался в той же колонии на должности директора и преподавателя истории в школе-дсятилетке. В 1995 году получил ещё одно высшее образование - высшая школа МВД РФ - юрист. С 2006 года - на пенсии.
Я знакома с Владимиром Ильичом с 1996 года. Но в тот год наше знакомство, к сожалению, закончилось непониманием: мы ещё сами не встали на ноги в плане творческом, а он - не понимал, для чего и как ему надо работать над стихами. Вторая наша встреча произошла в 2001 году. Мы орали друг на друга и спорили до хрипоты: я не желала сдаваться, видя, что ко мне в руки попал богатейшей души человек. Хотелось доказать ему, что стихи "от балды" не пишутся, что надо соблюдать элементарные правила русского языка... Через несколько занятий, сверив мои требования с учителем-русистом, он пришёл и сказал фразу, которая меня просто убила: "Вот Вы мне скажите, как это так получается: у Вас 10 классов, а Вы учите меня, у которого три высших образования?!" Именно с 2001 года началась наша большая дружба, началась его серьёзная работа над словом, техникой... Имея за плечами богатейший жизненный опыт, ему есть что сказать читателю. Я учила его стихосложению, а он меня - жизни. Это - дорогого стоит! Ильич - автор многих стихов не только на военную тематику. Есть очень точные и яркие пейзажные зарисовки, любовная лирика, стихи для детей. Как историк он очень заинтересован историей родного края. Результат - две поэмы: "Княгиня Ольга" и "Довмонт". Чтобы написать их с минимальной долей вымысла и наиболее достоверно исторически, проработал массу исторических документов в архивах Пскова, в библиотеках Псковских храмов. Вот, пожалуй, и всё об этом удивительно скромном труженике пера и ревностном хранителе правопорядка.
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 08.04.2015 20:20
Сообщение №: 102427 Оффлайн
витамин, Буду-буду, Виталий, публиковать его стихи и поэмы. Сегодня приезжал ко мне, принёс ворох новых стихов о войне. Мы с мужем плакали... Очень интересный взгляд на войну, другой ракурс: не боевые действия, не подвиги бойцов и командиров, а маленькие, незаметные, на первый взгляд, подвиги медсестёр, девочек-снайперов, детей и подростков, зверства фашистов на оккупированной территории. Хочу обратить внимание всех читателей, что все истории - не выдуманы, все эпизоды той войны были им записаны непосредственно со слов участников событий. Страшно... в эмоциональном плане - тяжело читать такое!
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 08.04.2015 20:50
Сообщение №: 102429 Оффлайн
Приятель мой, запомни это:
Сейчас пред нами тишина.
Но на обломках Интернета
Напишут наши имена.
ЛеонидОлюнин, Автор сегодня подарил мне две свои книги, одна называется "Чтобы память осталась". Эти стихи - оттуда. Согласна, Леонид. Именно надо доносить, особенно для новых поколений, а то ведь так и будут думать, что США разгромили фашизм!
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 08.04.2015 21:49
Сообщение №: 102451 Оффлайн
Спасибо, Любаша! Только мои стихи далеко не народные! Они - всякие! Есть такие изыски, что народными их никак не назовёшь. Это - во-первых. Во-вторых, я не делаю себе имидж на вкусах и пристрастиях читателя, потому что глубоко убеждена, что идти на поводу читателя - это самый скользкий путь! Я считаю, что, если я знаю больше, чем знают читатели, то я должна поднять вкус читателя до своего уровня. В этом и только в этом я вижу своё призвания как автора!
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 08.04.2015 20:56
Сообщение №: 102433 Оффлайн
В разведку иду... Очень холодно... Осень... И чувствую взгляд - цепкий взгляд - за спиной. Вокруг - никого. Лес - и звонкие сосны. Никак не пойму, что такое со мной?
Звериное чувство опасности рядом. На ближних деревьях разбита кора. Нельзя себя выдать - веду только взглядом: На соснах, вдоль леса, сидят снайпера.
От них не уйдёшь! Но мальчишку с сумою Не тронули просто - я этому рад. А ночью разведчики вышли со мною - Дозор снайперов был доставлен в отряд.
Поймали меня в сорок третьем, зимою. Ногами, дубинками бил целый дом. На улицу бросив, облили водою - Я коркой кровавой покрылся и льдом.
Решили повесить. Зачем теперь нужен? Бумагу читали - мешались слова. Запомнился запах сосновый - от стружек... Петлю партизаны успели сорвать.
- Ещё бы чуть-чуть - я б не спас, ты не выжил, - Гудел врач довольно, крутя головой.- А так - ты счастливый, наверно, что рыжий. Шучу вот, сынок. Счастлив ты, что живой. -
Бойцы улыбались, ругались все матом, Несли на руках - я не мог сам идти. Всё было отбито - с макушки до пяток. Боялся: а буду ли дальше расти?
Я многолик - не спорю, это странно
Но в каждой ипостаси генерал
Не всем моя материя желанна
Для всех взращу принятия коралл
http://www.tvoyakniga.ru/forummenu/forum/13/?show=50&proiz=1
Виталий(Иосиф) Ворон - Сказочник
витамин, Да, Виталий. Очень интересный взгляд у автора на события той войны: не атаки, не подвиги бойцов, а вот именно - показ всех тягот, которые легли на плечи женщин и детей!.. Вот буду потихонечку публиковать военную тематику - с природой, с любовной лирикой, с детскими: чтобы не так тяжело воспринималось.
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 09.04.2015 21:45
Сообщение №: 102690 Оффлайн
Сон приснился мне странный: Вижу мужа Ивана. Он по улице ходит, громко выйти зовёт. В гимнастёрке и бриджах, Развесёлый и рыжий. Я всегда это знала, что он раньше встаёт.
Сердце сжало, как лапой. Одеяло - вмиг - на пол. Распахнула окошко. Птицы спят... Никого... Я - к цыганке, нагая: "Погадай, дорогая. Он зачем вызывает? Третий год без него".
От волненья пью воду... Расстелилась колода. Не могу от цыганки отойти ни на шаг. "Золотая, будь умной. Ждать не надо и думать: Это бродит, скучая, возле дома душа.
Просто ждёшь постоянно Мужа - поздно и рано. Даже в мыслях невольно ты его не зови. Память часто тревожа, Ты ему не поможешь. А зовёт - это ясно: жили вы по любви".
Я многолик - не спорю, это странно
Но в каждой ипостаси генерал
Не всем моя материя желанна
Для всех взращу принятия коралл
http://www.tvoyakniga.ru/forummenu/forum/13/?show=50&proiz=1
Виталий(Иосиф) Ворон - Сказочник
витамин, Не приведи, Господь!.. В следующий раз, когда автор приедет ко мне, покажу ему все отзывы. А от меня - спасибо!
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 09.04.2015 21:50
Сообщение №: 102692 Оффлайн
Звёздный ветер гудит над дорогой, ведущей в бессмертье. Замыкается круг - поколения прошлого быль. А Всевышний судьбу новым смертным старательно чертит. Легионы ждут только сигнала походной трубы.
Их ведут за собой полководцы, цари, командиры - Кровь и смерть оттеняют прошедший военный маршрут. Все великие верят: они - повелители Мира, Но не ведают даже - в бою иль на ложе умрут.
Превращаются в пыль города, государства, эпохи... Торопись не спеша, не беги, как невеста, к венцу. Если вышел в дорогу ты, пока не целованный Богом, То дороги конец приведёт и к земному концу.
Я многолик - не спорю, это странно
Но в каждой ипостаси генерал
Не всем моя материя желанна
Для всех взращу принятия коралл
http://www.tvoyakniga.ru/forummenu/forum/13/?show=50&proiz=1
Виталий(Иосиф) Ворон - Сказочник
gridinoleg, У автора - большой жизненный опыт за плечами, поэтому ему есть, что сказать. Но кроме опыта - горячее сердце, не терпящее лжи, фальши, подлости. И это - не громкие слова, не пустозвонство, это его линия жизни!
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 09.04.2015 21:51
Сообщение №: 102694 Оффлайн
Спи, мой маленький мальчишка, Спит давно мохнатый Мишка, Гусь большой с гусятами уснул. Спят утята с уткой-мамой, И козленок спит упрямый – Лишь несет солдатик караул.
В будке спит щенок лохматый, Спят уже в лесу зайчата Под зеленый, мягкий, тихий гул. Ежик спит с ежонком рядом. Спи, сынок, и нам спать надо – Пусть несет солдатик караул.
Спят игрушки все в кроватках, Сон тебе приснится сладкий. Командир – и тот уже заснул. Спи, сынок, с братишкой рядом, Скоро будешь ты солдатом И ходить ты будешь в караул.
Пуля - в сердце: должна быть мгновенная смерть, А связистка - живая, сидит на ветру. Продолжает на клин журавлиный смотреть: - Неужели, девчонки, сейчас я умру?
- Подожди, не спеши, от сестры есть письмо, - Почтальон раскрывает, чуть голос дрожит. -Дорогая сестричка, вернулся домой Рыжий Ваня - сосед, что с тобою дружил.
В руку ранен, но мама так рада ему. Ты кончай воевать, возвращайся скорей. Высоченный, красивый - твой будущий муж. Не хотел уходить. Всё стоял у дверей.
Аня смотрит с улыбкой и... дальше живёт. Удивляется доктор: нет слов, что сказать. Пуля в сердце и две - две навылет - в живот. Почтальон дочитал... Закрылись глаза...
Aladdin, Очень благодарна за отзыв! Но это стихотворение - не моё. Автор - Владимир Кузин. У него нет своего компа, я не смогла его зарегистрировать на сайте - нет электронного адреса, поэтому публикую стихи, ставя авторский знак, чтобы никто не подумал, что у меня ворованые стихи!
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 11.04.2015 10:12
Сообщение №: 103063 Оффлайн
Я многолик - не спорю, это странно
Но в каждой ипостаси генерал
Не всем моя материя желанна
Для всех взращу принятия коралл
http://www.tvoyakniga.ru/forummenu/forum/13/?show=50&proiz=1
Виталий(Иосиф) Ворон - Сказочник
витамин, И, тем более, - не детское! А сколько мальчишек и девчонок-подростков погибло в партизанских отрядах!
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 11.04.2015 13:12
Сообщение №: 103114 Оффлайн
БОЯРИНЦЕВЫ. ДЕТИ (продолжение "Бояринцевы. Устинья")
Через 2-3 года после описываемых событий дом Бояринцевых немного опустел: старшая дочка – Нюра, – выдержав испытания, поступила в женскую гимназию города Глазов. За девяноста с лишним вёрст увёз Алексей учиться первенькую, определив жить ей на частной квартире у совершенно чужой женщины. Хозяйка сдавала жильё приезжим гимназисткам. В общей комнате жило до тринадцати девочек. Убранство комнаты составлял большой длинный стол, служивший и обеденным, и местом приготовления уроков, две длинных скамьи, небольшие полочки на стенах – для учебников, тетрадей и девичьих мелочей. Там же, на стене, вбиты гвоздики, на которых висели деревянные плечики-вешалки со школьными формами. Спали девочки на полу, расстилая каждый вечер перед сном тюфяки, которые вместе со спальными принадлежностями хранились на широких полках в тёплом чулане – в строго определённом порядке. В чулане был и шкаф с немудрящей посудой: чашки, тарелки, кружки, ложки. У каждой девочки – своё.
Завтраки, обеды и ужины для всех хозяйка готовила сама из тех продуктов, что давали родители детям на неделю или больше. Конечно, разнообразием и разносолами еда не отличалась – не дома у мамы! В основном это были супы: мясные, гороховицы (суп с горохом), грибовницы (с грибами), щи, картофельницы (постные супы из овощей с преобладанием картошки и какой-нибудь крупы). Частенько хозяйка тушила и овощи – капусту, морковь, парила и запекала репу, тыкву…
Усаживая девочек за стол, наливала им в тарелки одинаковое количество супа, раскладывала по кусочку мяса, приговаривая: «Вот это – твой кусок, а этот – твой»… А пойди, разбери, который кусок чей? Но, надо отдать должное, женщина была честна, продукты своих постоялиц не присваивала, а потому девочки не голодали.
После обеда посуда со стола убиралась, дежурная намывала все чашки-плошки, обеденный стол превращался в длинную парту, и девочки садились за уроки. Хозяйка частенько устраивалась тут же, в комнате, следя за порядком и тишиной: девочкам строго-настрого было запрещено читать вслух, чтобы не отвлекать подруг (возраст у всех был разный). Письменные задания хозяйка не проверяла, а устные, особенно Закон Божий, заставляла своих подопечных прочитывать. Читали ей девочки и стихи, заданные выучить наизусть…
Позже, когда Нюра закончила пять классов гимназии, к этой же хозяйке привёз Алексей Евдокимович и свою любимицу – Тоню. Но об этом – чуть позже…
А пока в начальную школу на станции Зуевка ходил Серёжа. Был он такой же светловолосый, как и Алексей, только глазами уродился в Устинью: под пшеничными бровями неожиданно тёмными, как крупная смородина, поблёскивали влагой его пытливые глаза. Сын рос тихим, застенчивым и спокойным мальчиком. Была у него страсть к рукоделию! Он с удовольствием вязал носки и варежки сёстрам, пробовал вязать кружева, но не осилил этой премудрости. Любил вышивать крестиком. Частенько у Тони не хватало терпения закончить какую-нибудь вышивку, и Серёжа, глядя на недоделанную работу, уныло валяющуюся где-нибудь на комоде, робко спрашивал: – Сестра, а, сестра, как ты думаешь, я смогу закончить твою вышивку? – На что Тоня с готовностью отвечала: – Ну, конечно, сможешь! Тогда Серёжа с радостью брался за её рукоделие, терпеливо сидя где-нибудь в уголочке, чтобы соседи не увидели в окно – стеснялся своих не мальчишеских увлечений. И непременно доводил начатое вышивание до конца!..
Серёжа ещё не окончил курс начальной школы, как пришло время определять туда и Тоню. Девочке, в отличие от старшей сестры, учиться было проще: рядом всегда был старший брат, который мог и помочь, и подсказать. В школе у Тони и проявились её природные способности! Обладая великолепной памятью, она с лёгкостью запоминала длинные стихотворения, читая потом их наизусть и в лицах, забавляя родителей и Серёжу.
Ходить пешком в школу из деревни Черноусы до станции по дороге, которая пролегала то лесом, то полем, было далеко и страшновато для маленькой девочки, поэтому Тоню брали к себе в повозку то возница местного купца, то лавочника: они подвозили до школы детей своих хозяев. Алексея Евдокимовича уважали, и это уважение распространялось на всю семью. Но однажды, когда Тоня училась во втором классе, случилось несчастье. На повороте укатанной и скользкой дороги сани-розвальни, в которых сидели дети, занесло юзом, и Тоня, бывшая с краю, вылетела из саней. Углом розвальни проехались по маленькому тельцу и умчались, управляемые лихим возницей. Дети, сидевшие в санях, видели, как выпала их подружка, но постеснялись сказать об этом вознице. Почему? Да кто теперь скажет!.. Девочка, потеряв сознание, осталась лежать на снегу посреди пустынной дороги…
Устинья не находила себе места, ожидая из школы припозднившуюся дочку и, не выдержав, накинув кацавейку и шаль, побежала к соседям. Вот тогда-то одна из девочек и призналась, расплакавшись, что Тоня выпала из саней. Хозяин срочно велел вознице закладывать лошадь и ехать на поиски девочки. Тоню нашли на том же месте, сидящую на обочине, испуганную, заплаканную и продрогшую. Устинья, завернув ребёнка в тулуп, который предусмотрительно кинул в сани хозяин лошади, усадила настрадавшуюся девочку к себе на колени, и возница благополучно доставил мать и дочь в Черноусы.
Но без последствий не обошлось. Тоня застудила почки, и позже, уже во взрослом возрасте, это аукнулось ей тяжёлой болезнью. Но это было ещё полбеды: у девочки от пережитого стресса началась эпилепсия. Ребёнок таял на глазах. Алексей Евдокимович был в отчаянии! Фельдшер, которого он привёз со станции, сказал, что средство от «падучей» есть, но выписывать его надо из Петербурга, и стоить это будет немалых денег. Алексей, не раздумывая, сказал: «Выписывай!» Маленький пузырёк, наполненный тёмно-красной жидкостью, который прислали по почте, стоил свыше трёх рублей золотом! Девочке капали по несколько капель на язык – и произошло чудо: «падучая» отступила! Но до 16 лет Тоня оставалась болезненной худышкой, легко подвергалась сглазу.
Алексей Евдокимович успел вылечить дочку до отправки её для дальнейшей учёбы в Глазовской гимназии, которую к тому времени закончила старшая дочка – Нюра.
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 17.04.2015 00:43
Сообщение №: 104596 Оффлайн
Приятель мой, запомни это:
Сейчас пред нами тишина.
Но на обломках Интернета
Напишут наши имена.
БОЯРИНЦЕВЫ. ДЕТИ Часть вторая На летние вакансии семья Бояринцевых собиралась в полном составе. А зимой у них появился новый член семьи – маленький Паша. Малышей в доме не было давно: после умершей Жени, которую трёхлетняя Тоня накормила жёваной сушкой, Устинья несколько лет не могла выносить ребёнка: беременности заканчивались выкидышами. И вот – радость, мальчик, второй сын! К лету младший братик подрос, и старшие дети с удовольствием нянчились с ним. Мальчуган рос улыбчивым, здоровеньким, крепким.
Летним утром, когда Устинья хлопотала у печи, вынимая свежеиспечённые хлебы, дети сидели вокруг стола и завтракали. Пашу держал на коленях Серёжа. Ребёнок ещё только-только проснулся и заспанными, но весёлыми глазками смотрел вокруг. Коротенькая рубашонка даже не прикрывала его попку, розовую и румяную после сна. А Серёжа от переполнявших его чувств, приподнял братика над столом и поставил его ножками прямо в тарелку с кашей! Дети засмеялись. Устинья, оглянувшись на смех, тоже заулыбалась, вытирая фартуком разгорячённое от жаркого дыхания печки лицо. Крохотные ножки, погрузившись в тёплую, мягкую кашу, потоптались в тарелке, вызывая восторг старших детей – Паша заливисто смеялся! И вдруг произошло неожиданное: прямо в тарелку с кашей полилась тоненькая горячая струйка! Старшие дети замерли, боясь в такой «ответственный» момент спугнуть братика, а когда «процесс» завершился, громко расхохотались. Серёжа сконфуженно спросил: – Мам, а чего теперь делать-то? – Да ничего, – смеясь, ответила Устинья, – выложи кашу в бадью для поросёнка!
Подросшие дети стали ощутимыми помощниками для Устиньи, которая, как всегда, старалась успеть везде: и со скотиной управиться, и в доме прибрать-постирать, и огород обиходить. А ведь ещё надо было успеть заготовить на зиму грибов да ягод! В те дни, когда не надо было печь хлеб, Устинья, забрав с собой девочек, уходила в лес по ягоды. Очень далеко ходить не приходилось: лес начинался буквально за огородами крайней улицы станционных домов, где жили семьи железнодорожников. Семья Бояринцевых не так давно переехала в Зуевку, продав за бесценок свой деревенский домик. На станции дома, конечно, стоили дороже, поэтому Алексею и Устинье пришлось выложить все свои сбережения. Необходимость переезда встала очень остро после зимней истории с Тоней. Родители, напуганные этим случаем, не раздумывая долго, пришли к единодушному решению: переехать жить на станцию. Материальное положение семьи резко ухудшилось, пришлось даже расстаться с коровой, купив – временно – вместо неё козу, чтобы было чем прикармливать маленького Пашу. В первую зиму случались такие голодные дни, когда семья усаживалась у горящей печки и ела «лёщики»: надевали на длинные тонкие палочки кусочки хлеба и подсушивали их на открытом огне до зарумянивания.
Поэтому заготовка ягод и грибов считалась святым и нужным делом…
Выпустив козу за огород и привязав её покрепче к колышку, вбитому в землю, Устинья, Нюра и Тоня, низко повязав головы белыми платочками от лучей солнца и подхватив берестяные бурачки и лыковые корзинки, отправлялись в лес. Сочную ягоду брали только в бураки: они были сделаны из цельного куска берёсты, поэтому не пропускали влагу. Даже если сочная малина и даст сок под своей тяжестью, он не протечёт на землю – останется на дне бурака. Лыковые корзинки тоже были довольно плотно сплетены, но всё же маленькие дырочки в них были.
Малина поспевала в самую жару, в июле, поэтому выходили из дома рано, по холодку. Но утренняя прохлада быстро сменялась зноем, хотелось пить, да и пустой желудок давал о себе знать. Малинника было много: станция строилась, вырубались деревья для постройки домов, и на этих-то вырубках и разрастался малинник. Попутно ягодницы рвали листья иван-чая, который был просто незаменим при простуде, придавая больному силу и помогая восстановить организм: зимой всё сгодится!
Набрав ягод и обвязав сверху бураки и корзины чистыми тряпочками, чтобы не растерять ягоды и не набрать в них лишнего мусора, мать и дочери выбирали тенистое место и садились передохнуть перед дорогой домой. Устинья доставала три кусочка хлеба, круто сдобренных солью – вот и весь перекус. Хотелось пить, но девочки знали, что малиной жажду не утолишь. Устинья просила их потерпеть до первой канавки. И вот – на счастье – отыскав подходящую чистую колею, заросшую мелкой травой и наполненную водой, Устинья снимала с головы платок и, расстелив его в лужице, приминала серединку, делая ямку. Девочки пили из этого своеобразного фильтра.
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 17.04.2015 10:01
Сообщение №: 104618 Оффлайн
Я многолик - не спорю, это странно
Но в каждой ипостаси генерал
Не всем моя материя желанна
Для всех взращу принятия коралл
http://www.tvoyakniga.ru/forummenu/forum/13/?show=50&proiz=1
Виталий(Иосиф) Ворон - Сказочник
витамин, Виталий, начало этой повести опубликовано в 4 вып. альманаха "Серебряный дождь". И здесь, на сайте, тоже, кажется, есть... А у меня то - пишется, то не пишется. Вчера вот за день две главы. Сегодня продолжала давно начатый и заброшенный рассказ. думаю, что завтра сумею дописать... Но - тяжёлый очень, тяжёлый в эмоциональном плане.
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 17.04.2015 20:47
Сообщение №: 104732 Оффлайн
Письмо, ожидаемое долго и с нетерпением, пришло всё же неожиданно. Да и не письмо это вовсе было, а какой-то бесформенный клочок бумаги из школьной тетради в клеточку, не имеющий ни конца, ни начала, исписанный вдоль, поперёк и по диагонали. Неровные, пляшущие строчки, рваные фразы напоминали речь человека с не совсем здоровой психикой. Мы – бабушка, мама и я – долго поворачивали его, пытаясь по смыслу понять, где начало, где конец…
С Марией Семёновной Киприяновой наша семья была знакома давно: это была бабушкина подруга юности. Дружба была крепкая и бескорыстная, не смотря на то, что достаток в семьях был разный. Бабушкина подруга была «машинистихой», как звали у нас жён машинистов паровозов, а семьи машинистов жили очень обеспеченно. Киприяновы имели свой дом. Правда, для нашего маленького городка наличие своего дома не диковинка – почти весь город был застроен частными домами. Но их дом – особенный. Это был пятистенок (пятая, капитальная, бревенчатая стена, делила его на две части) с прирубком – пристроем, с большой верандой. И, что было главным отличием того времени, – дом имел паровое отопление. Семья Михаила Васильевича и Марии Семёновны была немалая: супруги, две дочери и сын. Но места в большом доме хватало всем.
Маруся, как всегда звала её моя бабушка, почти всю жизнь не работала, посвятив себя дому, мужу, детям и хозяйству. Даже во время войны они жили сытно, благодаря хорошему пайку мужа-машиниста. Кроме того, имея связи, они получили разрешение держать корову. А что такое корова в хозяйстве – рассказывать не надо! Это не только все свои продукты, но ещё и деньги, вырученные от продажи молока или масла. Корову держали год-полтора, а после пускали на мясо. И опять же, знакомый ветеринар за умеренную мзду выдавал фальшивую справку о том, что «корове в сене попалась иголка, и потому её пришлось прирезать».
Во время войны через нашу станцию, расположенную на главной магистрали Москва – Владивосток, шли многочисленные эшелоны: с военной техникой – на фронт, на Урал – поезда с искорёженными танками и пушками; шли санитарные эшелоны… Технику сопровождали военные – не только рядовые. Офицеров, одетых в зимнее время в нагольные, не крашенные овчинные полушубки, жители станции прозвали «бело-шубниками». Женщинам ходить вдоль железнодорожных путей было небезопасно: изголодавшееся по бабам офицерьё не на шутку представляло опасность для молоденьких женщин и девушек. И пожаловаться было не кому и не на кого: эти «голуби залётные» срывались с места по первому приказу и свистку паровоза!
Но мать и дочери Киприяновы как-то не слишком были обеспокоены принципами морали и целомудрия. С удовольствием пускали в дом на постой офицеров – пусть ненадолго, на неделю, на три-четыре дня, зная, что от них даже за лёгкий флирт перепадут продукты: хлеб, тушёнка, а иногда и табак, спирт. Всё это богатство с лёгкостью можно было обменять на рынке на что-то другое, например, на керосин, овощи, хорошую одежду и даже золото…
Закончилась война. Старшая из дочерей – Соня – вышла замуж за одного из тех офицеров, что когда-то квартировали у них, и уехала с ним в Ленинград. Город к тому времени уже почти залечил свои раны, свободных квартир для комсостава после смерти блокадников хватало. К тому же семья фронтовика пользовалась льготами и была хорошо обеспечена. Саша – её муж – со временем закончил военную Академию, но Соня в силу своей природной лени или ещё каких обстоятельств, никакого образования так и не получила, оставшись навсегда в «почёт-ном» звании офицерской жены. Постоянной работой себя тоже не обременяла, а стаж для начисления пенсии «подгоняла» себе временными подработками. Вскоре Бог послал им огромную радость в виде двух сынишек-близнецов. Но, не привыкшая отдавать себя людям, Соня одного из мальчиков быстрёхонько сбагрила к матери, Марии Семёновне. Так и росли близняшки, разлучённые друг с другом: один – ленинградец, баловень родителей, другой – провинциал и бабушкин помощник. Перед отправкой детей в школу, Соня привезла своего сына-подкидыша в Ленинград. Но мальчик навсегда сохранил привязанность к бабушке и тому маленькому городку на просторах Кировской области, где вырос.
Младшая дочь Киприяновых – Нина – окончила высшую милицейскую школу и работала в детской комнате милиции в одном из райотделов Риги, имея звание майора. Получила однокомнатную благоустроенную квартиру почти в самом центре Латвийской столицы. Была замужем, но муж, страстно желавший детей, ушёл от неё по причине бесплодия жены. Как объяснила Мария Семёновна моей бабушке, – у Нины была детская матка (было ли так на самом деле или это маленькая ложь – я не знаю).
Менее успешным в жизни оказался сын Руфа – средний из детей. Он уехал жить на маленькую станцию, находящуюся в 120 километрах от родного города. Работа на железнодорожном транспорте его вполне устраивала и морально, и материально. Как положено – женился, построил дом, вырастил сына (про посаженное дерево история умалчивает). Жена Руфы – Вера – была нелёгкого характера, но это, скорее всего оттого, что муженёк частенько прикладывался к водочке. Сынишка у них рос смышлёным и очень хорошеньким. Мальчик был какой-то лёгкий, незлобивый, всегда добродушно и приветливо улыбался миру, тёмно-карие глаза смотрели умно и весело.
Итак, дети Киприяновых выросли, разлетелись из родного гнезда, а старички остались одни в большом доме коротать дни на пенсии. Имели крохотный огородик, который служил подспорьем в пропитании. Скотинку никакую уже не держали – здоровье не позволяло ухаживать за животиной. У Марии Семёновны ещё в молодости был повреждён позвоночник – зажало её как-то между буферами товарных вагонов маневрового поезда. Горба не было, но искривление было сильным, давало о себе знать при работе в наклон и поднятии тяжестей. Михаил Васильевич берёг свою Машу, от тяжёлой работы отстранял…
Прошло несколько безмятежных лет, и Михаил Васильевич слёг – рак желудка. Много дней и ночей провела жена у постели обречённого мужа. Говорили. О многом говорили, вспоминали молодость, вспоминали, как растили и ставили на ноги детей… Дочери не приехали помочь матери ухаживать за больным отцом, только Руфа бывал наездами, помогая по хозяйству. Да пришлось Марусе пустить на постой квартирантов – молодых мальчишек, учащихся ПТУ: было кому напилить и наколоть дрова, принести воды и убрать снег. Михаил с горечью сознавал, что дети, особенно дочери, не помощницы будут для матери, когда его не станет.
– Маруся, – говорил он, – к детям не переезжай, живи лучше одна. Дом не продавай ни в коем случае – обдерут тебя дети, как липку. Да и не сможешь ты жить в большом городе. А вот лучше пускай к себе мальчишек-квартирантов: они все деревенские, к физической работе привычные, они тебе всё сделают. А денег за постой – не бери, пусть только помогают тебе…
У Марии Семёновны изредка выпадали не очень хлопотные дни, и она приходила к нам, к моей бабушке: как-никак – подруга юности! Посидев с пол часика и выплеснув нам, без стеснения, свои невзгоды, снова возвращалась к своему Мише, которому с каждым днём становилось хуже и хуже. И она, и мы знали, что Киприянов – обречён…
Умирал Михаил Васильевич очень тяжело, как и все раковые больные. Бабушка неустанно находилась в их доме, поддерживая подругу морально и помогая ей в работе по дому. В конце сентября Михаила не стало…
Приехали на похороны обе дочери, зять и сын с семьёй. Дети – оплакивали отца, а состояние жены сравнимо было с прострацией: отчуждённый взгляд, односложные ответы на вопросы, а то и вовсе молчание…
Вот говорят, что время лечит. Нет, оно не лечит, оно просто притупляет боль. То же самое было и с Марией Семёновной. Её визиты к нам участились и длились дольше. Мне нравилось, когда она приходила: бабушка выставляла на стол самодельную вишнёвую наливочку (как вариант – черносливовую), на столе появлялась копчёная колбаска, баночка шпротов, и начинались у них задушевные разговоры с неизменным: «Тоничка, а ты помнишь?.. Маруся, помнишь?..» Я в такие дни вся превращалась в слух, впитывая в себя их воспоминания. А потом я, ублажая бабулек, играла для них старинные вальсы… И снова сыпалось: «Ой, Тоничка, как хорошо Танечка играет! А ведь мы с Мишенькой когда-то танцевали под этот вальс!.. Помнишь, вечера были в железнодорожном клубе?.. А как оркестр духовой заиграет, так у меня сердце останавливалось…» Мне было приятно дарить такую маленькую радость двум старушенциям, у которых только и осталось в жизни, что воспоминания. Щёчки моих бабулек после пары рюмочек величиной с напёрсток становились румяные, морщинки разглаживались, а глаза смотрели лукаво и молодо: видимо, каждая вспоминала что-то настолько сокровенное, что заставляло розоветь их щёки…
«Столичные» дочери изредка приглашали свою провинциальную мамочку в гости. Полковница-Соня работала в то время в одном из Ленинградских театров костюмером – просто выдавала артистам костюмы и следила за их чистотой. Мария Семёновна, получая от дочери контрамарки, побывала на многих спектаклях. Рижанка Нина знакомила мать с высокими милицейскими чинами, говорившими с латышским акцентом и непременно при встрече и прощании целующими руку старушке… И только Руфа приезжал помочь с заготовкой дров и с весенне-осенними работами в небольшом огородике…
Прошло года два-три, и дочери стали уговаривать мать переехать к ним. Мария Семёновна долго не соглашалась, спрашивала совета у моей бабушки, на что та неизменно отвечала: – Маруся, ты помнишь, что тебе муж завещал? Не переезжать жить к детям! Та согласно кивала головой, но, видимо, силён был соблазн пожить красивой столичной жизнью, и решение всё же было принято: продавать дом! Бабушка моя, узнав об этом, ужаснулась: – Маруся, ты уверена в том, что тебя доходят в случае твоей болезни? Ты ведь знаешь, что делать по дому ты ничего не сможешь из-за своего позвоночника! Но та была непреклонна в своём решении…
И вот огромный дом, который с такой любовью строил Михаил, продан за пять тысяч. Деньги по тем временам (конец шестидесятых – начало семидесятых годов) были немалые. На делёжку отцово-материнского наследства слетелись все дети. Мария Семёновна, как она считала, раздел произвела по справедливости: Руфе – больше, потому что он, в своё время, рубил пристрой к дому, вложив и средства, и труд; дочерям – поменьше, но поровну. И оставила две тысячи себе. Дочери переглянулись: не по нраву пришёлся им такой расклад, но промолчали. Как выяснилось впоследствии – до поры, до времени!
Мария Семёновна паковала чемоданы с вещами, ящики и коробки с книгами и дорогими её сердцу вещицами, хранившими память о тех счастливых годах, когда они с Мишей были молоды и полны сил, когда каждая мелочь хранила тепло тех лет. Но дочери, пересмотрев и перетряхнув все вещи, были неумолимы: выбросить! Мать плакала, пытаясь объяснить им, как ей дорого всё это «барахло». Даже шерстяные, вышедшие из моды платья, не позволили ей взять с собой: «мама, ты только позорить нас будешь своими «нарядами»! И – «не переживай, мы тебе всё новое купим, по моде!» И Мария, в очередной раз поддавшись на уговоры и доводы «разумных» дочек, так и побросала всё в кучу, доверив новым хозяевам распоряжаться этим добром по своему усмотрению…
Рига встретила низко нависшими облаками, тёплой влагой и мелким сеющим дождиком. Конечно, в однокомнатной квартире было тесновато вдвоём, но Нина, получив свою долю наследства, уж очень быстро как-то «выкрутилась». Фиктивно устроив дворником – по паспорту матери – родственника какого-то влиятельного знакомого, она убивала сразу двух зайцев: прописку в Риге для матери, получение двухкомнатной квартиры (в благодарность за оказанную услугу) и дополнительный доход. Не прошло и трёх месяцев, как мать и дочь справляли новоселье. Новая квартира, новая мебель, ковры, хрусталь… Нине захотелось насладиться всем этим великолепием, но старая мать, приехавшая из глухой провинции, никак не вписывалась в интерьер. И тогда прозвучало: – Мама, а чего ты всё у меня да у меня живёшь? Съездила бы к Соне, у них квартира больше, да и не договаривались мы, чтоб ты жила у меня постоянно! Слова дочери больно царапнули сердце Марии Семёновны, но она, улыбнувшись, сказала: – А и правда, Ниночка, я же ещё у Сони-то и не была! Поди-ка, соскучились они там без меня, да и внука повидать хочется – я же, почитай, семь лет его растила! И, не предупредив дочку и зятя о своём приезде, отправилась старушка в Ленинград.
Соня была несколько шокирована «бестактностью» матери, но вида не подала, только вечерами, перед тем, как уснуть, долго-долго шушукалась с Александром – с мужем. Свою долю наследства, подаренную матерью, они успешно пристроили, купив под Ленинградом дачный участок с домиком. Домишко был плохонький, больше похожий на сарайчик, но в нём всё же можно было укрыться от внезапно нахлынувшего дождя, на которые так щедра Балтика, а при острой необходимости можно было даже переночевать – в походных условиях. Но, конечно, это было не то, чего желали Соня и Саша: нужен был дом! Хороший, добротный дом, который соответствовал бы их положению: полковника и полковницы. Ждать, пока накопятся деньги, супруги не хотели. А зачем? Ведь у матери осталась её доля!
И началась «психическая атака» – уговоры Марии Семёновны: дай, дай, дай… Соня с мужем по очереди рисовали заманчивые картины безмятежной жизни матери на даче: – Мамулечка, – это Соня, – тебе там будет хорошо и спокойно на свежем воздухе. Ты всю неделю будешь отдыхать от нас, от городского шума, а мы на выходные и в отпуск будем приезжать к тебе. А на зиму ты снова можешь уехать к Нине в Ригу. А если захочешь, то можешь и к Руфе поехать, мы не противимся! – Да, мамаша, правда, – вступал зять, – для Вас там будет привычная обстановка: морковка, лучок, цветочки… Делать ничего не надо, разве что поливать почаще…
И Мария Семёновна поняла, какую ошибку совершила, не послушавшись наказа покойного мужа! Она наотрез отказалась отдать свои последние деньги дочери и зятю, чем вызвала с их стороны неприкрытую вражду. Согласиться с их предложением она не могла. Во-первых, искривлённый позвоночник не позволял ей заниматься огородничеством, во-вторых – и она это чётко осознала – не нужна она будет детям после того, как отдаст им все деньги! Отношения обострились до предела, и бедная женщина решила вернуться в Ригу, к Нине. Там у неё был не просто угол, там была прописка, а значит, – надёжность. Не раздумывая долго, свято веря в то, что Нина примет её с радостью, Маруся собрала свой чемоданчик, купила билет и, ничего не сказав Соне, не попрощавшись, уехала.
Подойдя к дому ранним погожим осенним днём, решив не тревожить дочку, открыла дверь своим ключом, тихонько переобулась в прихожей и на цыпочках прошла в спальню… Глазам предстала картина, которая никак не желала укладываться в голове: рядом с Ниной на широкой кровати спал… внук, Руфин сын! Юноша приехал поступать в один из Рижских ВУЗов и, чтобы не расходоваться зря на съёмное жильё, остановился у тётки. Мария Семёновна тихо охнула и, схватившись рукой за сердце, сползла по стене на пол. От произведённого шума любовники проснулись. Внук, сконфуженно натягивая брюки, пытался что-то объяснить бабушке, Нина – орала на мать…
Целую неделю длилось молчание в этом доме. Внук в этот же день переехал жить в общежитие, Нина на упрёки матери никак не реагировала, либо грубо просила не вмешиваться, а однажды сказала: – А чего ты всё у нас с Соней живёшь? Поезжай к Руфе, он же у тебя любимый сыночек, денег ты ему больше выделила – пусть он и принимает тебя! Мария Семёновна горестно принялась укладывать вещи…
По пути к Руфе она заехала к нам повидаться и поделиться с подругой юности (моей бабушкой) своим невесёлым житьём. Мы молча, в тягостном молчании слушали её исповедь. Бабушка плакала, я кусала пальцы, туго зажатые в кулаки. Невероятность происходящего и бессилие чем-либо помочь душили нас. Мария Семёновна, глядя куда-то мимо нас глазами, обведёнными тёмными кругами, говорила: – Вот, Тоничка дорогая, а у меня уже и слёз нету, чтобы плакать. Погощу несколько дней у племянницы, у Феклиньи, схожу к Мише, на могилку, да и поеду к Руфе. Только вот как Вера примет? Сама знаешь её бешеный характер. Мы знали. Слишком хорошо знали…
Месяца через два Мария вернулась в наш город и поселилась жить к Феклинье, в её маленький покосившийся домик. А невдалеке, через квартал, красовался ещё по-прежнему крепкий родной дом, ставший чужим… Ничего не вернуть, ничего не исправить!..
Вскоре я уехала с родины почти на самую западную границу страны, через год приехали ко мне жить и мама с бабушкой. Изредка приходили письма от Марии Семёновны – полные горечи и раскаяния. Жила она у старшей, Сони, но отношения были не просто натянутые, а откровенно враждебные. Сонин сын, которого Маруся воспитывала и растила почти семь лет, окончил военно-морское училище и ушёл в плавание. По возвращении должен был получить квартиру, часто писал об этом своей любимой бабуле и в каждом письме только просил дождаться его, никуда не уезжать – хотел взять её к себе. Но дочери «расстарались» – стали оформлять документы на мать, чтобы отправить в дом престарелых, даже не поставив её в известность: что ж, полковничьи звёзды на погонах зятя открывали все двери!..
И вот мы сидели втроём, читая и перечитывая изменившийся почерк Марии Семёновны, и в ушах звучала её бессвязная речь обезумевшего человека: «… Тоничка, мне страшно здесь… тут такие старухи страшные… А Нина с Соней ко мне не бывали ни разу… раз только Саша приезжал, спрашивал, не хочу ли отдать им деньги на дачу… Тоничка, а старики здесь умирают по три-четыре человека в день… Тоничка, как старухи-то зло смотрят на меня, и спать я не могу – боюсь я их… А хоронят здесь, Тоничка, всех в одной яме, без гроба, в мешках полиэтиленовых… Тоничка, писать боюсь – наругают, Соне сообщат… Тоничка…» Больше писем не было…
19. 04. 2015 года.
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 18.04.2015 20:09
Сообщение №: 105025 Оффлайн
Рябина, К несчастью, таких историй тысячи... Кто виноват? Время? Сами родители? Общество? У каждого свой ответ... "Относись к родителям так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе"
Я многолик - не спорю, это странно
Но в каждой ипостаси генерал
Не всем моя материя желанна
Для всех взращу принятия коралл
http://www.tvoyakniga.ru/forummenu/forum/13/?show=50&proiz=1
Виталий(Иосиф) Ворон - Сказочник
витамин, Вот, Виталий, только что написала... Сижу опустошённая, без чувств, без мыслей... История, как и все мои истории в рассказах, - реальная, с подлинными именами... Снова всё вспомнила, наплакалась... История почти по Шекспиру... Да, не изменился мир за пятьсот лет!..
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 18.04.2015 20:49
Сообщение №: 105047 Оффлайн
Я многолик - не спорю, это странно
Но в каждой ипостаси генерал
Не всем моя материя желанна
Для всех взращу принятия коралл
http://www.tvoyakniga.ru/forummenu/forum/13/?show=50&proiz=1
Виталий(Иосиф) Ворон - Сказочник
витамин, Спасибо за сравнение! Очень мило!
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 27.04.2015 17:35
Сообщение №: 106983 Оффлайн
Я многолик - не спорю, это странно
Но в каждой ипостаси генерал
Не всем моя материя желанна
Для всех взращу принятия коралл
http://www.tvoyakniga.ru/forummenu/forum/13/?show=50&proiz=1
Виталий(Иосиф) Ворон - Сказочник
витамин, Согласна!
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 27.04.2015 17:36
Сообщение №: 106984 Оффлайн
Я многолик - не спорю, это странно
Но в каждой ипостаси генерал
Не всем моя материя желанна
Для всех взращу принятия коралл
http://www.tvoyakniga.ru/forummenu/forum/13/?show=50&proiz=1
Виталий(Иосиф) Ворон - Сказочник
витамин, Вот только бы не истаяла она... не истощилась...
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 27.04.2015 18:02
Сообщение №: 106990 Оффлайн
– Любишь дом деревянный? – Люблю. – Абажур чтоб – из шёлка? – Угу! – Чтобы стол круглый был? – Как ты мил! – А в углу чтоб горел... – Камин?! – Хочешь – сад за окном? – И сирень? – И навес над крыльцом... – Чтобы – тень? – И качели в саду... – Для детей? – Дверь открытой держать... – Для гостей! – Мыть полы и подушки взбивать? – Для те-бя!!!
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 27.04.2015 15:09
Сообщение №: 106955 Оффлайн
Я многолик - не спорю, это странно
Но в каждой ипостаси генерал
Не всем моя материя желанна
Для всех взращу принятия коралл
http://www.tvoyakniga.ru/forummenu/forum/13/?show=50&proiz=1
Виталий(Иосиф) Ворон - Сказочник
витамин, Вита-а-а-а-лий! Да вот с ПОДУШЕК и начинается самая РОМАНТИКА, которая норовит стать ПРОЗОЙ ЖИЗНИ! А чтобы романтика не стала прозой, для женщин время от времени надо строить ДОМА! Это такое ни с чем не сравнимое счастье для мужчины, наблюдать, как женщина ВЬЁТ ГНЕЗДО! Ведь и ему в этом гнезде жить! А уж романтично или буднично - от обоих зависит. Но скажу по секрету: мужики просто глаз не могут отвести от женщины, когда она взбивает подушки и стелет постель...
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 27.04.2015 17:43
Сообщение №: 106986 Оффлайн
Я многолик - не спорю, это странно
Но в каждой ипостаси генерал
Не всем моя материя желанна
Для всех взращу принятия коралл
http://www.tvoyakniga.ru/forummenu/forum/13/?show=50&proiz=1
Виталий(Иосиф) Ворон - Сказочник
витамин, Мдааа... Не учла. Пардон!
Поэт
Автор: Рябина
Дата: 27.04.2015 18:00
Сообщение №: 106989 Оффлайн
Согласна!
Мы в соцсетях: