Форум

Цитата от сударушка (27-09-2013 23:25):

Посвящается Княгине Ольге, первой христианке на Руси,

В 1547 году канонизированной Русской церковью, первой равноапостольной святой среди причисленных к лику святых русских женщин (из "Повести временных лет")

Рассвет медленно вплывал в сознание. С реки потянуло прохладой. Ольга встала с покрытого мхом, как мехом,  валуна. Всю  ночь она просидела, уединившись, как велела ей вещунья. На противоположном берегу догорали костры, там праздновали Купалину ночь выбутинские селяне. 
Сердце сжалось в предчувствии.
- Неужели все, что говорила Кружулиха, окажется правдой? – мысли Ольги снова вернулись к гаданию:
«Любовь найдешь на исходе ночи на Купалу, тогда и судьбу узнаешь. Бросишь венок в воду, и увидишь, - вспоминались слова вещуньи, - коли, сразу поплывет, значит, замужество не скорое будет, а коли, сначала закружится, на месте постоит, а то,  гляди, и к берегу потянется, быть тебе женой еще до начала жатвы. Да только много счастья не жди. Закат-то, видела, какой? Кровавый!»
Ольга взяла в руки венок, сплетенный от других девичьих венков наотличку: в березовые ветви  вплетены  нежные незабудки, прижала его к груди и прошептала:
- Тебе, Великая, доверяю я судьбу свою. Пусть водой твоею владеет Даждьбог. Возьми венок, как дар с первыми лучами солнца и скажи, что ждет меня.
Ольга подняла венок над головой, трижды повернулась вкруг себя, как учила вещунья, и что есть силы бросила его в воду. 
Река приняла Ольгин дар, но венок вместо того чтобы поплыть за остальными, караваном тянущимися по самой стремнине, закружился на месте, торкнулся в сторону берега и только потом, набирая скорость, поплыл в стороне от остальных.
Ольга закрыла глаза и прошептала:
-  Заря утренняя, к тебе обращаюсь, как стала ты в эту ночь женой Солнца, так благослови и меня, Ольгу из Выбутина, на замужество.
Ольга наклонилась к траве, собрала капельки росы, омыла ими лицо и продолжила:
- А ты Макошь, Земля-мать, одари меня женихом достойным.
Присев  снова на покрытый мхом валун, Ольга прислушалась к звукам рассвета. Она от души верила, что хозяин леса Леший никогда ее не обидит, ведь недаром  всегда приносила домой  полные короба грибов да ягод, к тому же, только ей открывались тайные лечебные травы в тот момент, когда сила их была во всей своей полноте.
Неподалеку в ветвях ракиты нежно щебетала какая-то птаха. Вдруг что-то изменилось в ее песенке,  появились тревожные нотки.
Ольга встала и, раздвинув скрывавшие ее от постороннего взгляда ветви ракиты, склонившиеся до самой земли, вышла на поляну, полого спускавшуюся к реке. Она мысленно поблагодарила Кружулиху за совет - надеть в эту ночь мужское платье и скрыть косу под шапку, взятую у брата.
Девушка уже спустилась к кромке воды, где колыхался на прибрежной волне легкий челн, когда на поляну вышел мужчина, судя по богато украшенной одежде – не простой селянин.
Ольга мельком взглянула на незнакомца, и, стараясь унять бешено заколотившееся сердце, отвязала веревку, державшую челн у берега и шагнула в него.
- Погоди, добрый человек, - обратился к ней незнакомец, - отстал я от охоты, а сговаривались встретиться у каменного колодца. Путь не укажешь?
- Чего ж не указать, - стараясь говорить грубым голосом, ответила Ольга, - ступай вдоль берега до сухого дерева, там стань спиной к реке и вперед иди. Так и до колодца дойдешь.
В этот момент коварная волна качнула челн, Ольга взмахнула руками, чтобы удержать равновесие, и нечаянно сбросила с головы шапку. Русая коса зазмеилась по спине.
- О, да ты девица! – Удивленно воскликнул мужчина. - Выходи, красавица, на берег, не пожалеешь, я ведь не простой селянин.
- По твоей одеже вижу я, что ты не селянин, - оставаясь в челне, отвечала Ольга.
- Давно я на охоте и надоело мне видеть мужеские рожи, ты ж, красавица, возбудила во мне уснувшее желание. Ночь сегодня праздничная, для любви созданная. Пусть нас с тобой эти ракиты повенчают, - говоря, незнакомец медленно шагал к Ольге.
- Да, ракита – священное дерево, слово под ее ветвями молвленное дорогого стоит, но если слово это от души чистой, а не от бога Велеса сказано, - Ольга взяла в руки весло, но оттолкнуться от берега не успела, незнакомец схватил ее за руку:
- Да, знаешь ли ты, кому отказываешь в утехах? Я князь Киевский, Игорь.
- Княже, прошу тебя, отступись - склонила голову в поклоне девушка, - тебе не гоже простой селянки домогаться. Оставь мысли, которых потом стыдиться будешь. А помни, что должен ты быть примером для народа, что тебе доверился. Как сможет князь запретить людям зло творить, коли, сам готов на постыдное? Я одна здесь и слаба перед тобой, но ты меня одолеть не сможешь. Я не допущу обесчестить себя.
Словно водой ледяной окатили Игоря слова Ольги. Молча, он смотрел в синие как небо глаза.
Ольга мягко освободила свою руку от руки князя, веслом оттолкнулась от берега и, не оглядываясь, направила челн прочь. 
А Игорь все стоял и стоял на берегу, то ли зачарованный ее взглядом, то ли задумавшийся над ее словами. Его поразила и красота девушки, и ее ум. 
- Вот такую бы мне в жены, - неожиданно подумал он и вздохнул, увидев, что красавица причалила к другому берегу и, легко выпрыгнув из челна, стала подниматься к селению, стоявшему на взгорке, так и не оглянувшись.

- Что-то я не видел тебя в хороводе, - встретил девушку на пороге дома суровым взглядом Вторак, средний сын Всеславы - тетки, воспитывающей Ольгу после смерти родителей.
- Не тебе следить за мной, Вторак, - гордо ответила она и вошла в дом.
В горнице Ольга села рядом со Всеславой, взяла ее за руку и тихо проговорила:
- Матушка моя названная, все сбылось, как Кружулиха наворожила.
- С вечера приходил к нам отца моего старший брат Асмуд, он с княжей охотой был в наших краях, - Всеслава погладила приемную дочь по голове, - сказал, что князя женить пришла пора. Вот охоту и устроили, чтобы по окрестным селам приглядеть будущую  княгиню.
Ольга охнула и приложила ладони к пылающим щекам.
- Кого же он выбрал? – взволнованно прошептала она.
- Асмуд во многих семьях Выбутина был, о девках спрашивал, но я так думаю, что он скорее князю киевскому свою родню представит, чем кого другого, - Всеслава встала и подняла за собой Ольгу, - забудь гаданье. Скоро повезут тебя в Киев, в жены князю Игорю.
Ольга опустила голову, чтобы скрыть счастливый блеск в глазах:
- Как велите, матушка, так и будет.

- О чем, княже, грустишь-задумался? О чем кручинишься? – опустился на лавку рядом с Игорем воевода Свенельд, - смотрю за тобою с самой охоты, печалишься о чем?
- Вот уже луна два полных круга сделала, как умер наставник мой Олег, доверив мне самому княжить. С его смертью пусто стало не только в доме, но и в душе. А на охоте вдруг понял я, как залечить мне раны из-за разлуки с лучшим другом моим. Решил я жениться, - Игорь смотрел прямо в глаза воеводе, ожидая ответа.
- Уже приметил кого или еще только намеренье надумал? – улыбнулся в густые усы Асмуд, стоявший у порога.
- И да, и нет, - грустно сказал князь, - встретил на охоте, когда от вас отстал, на берегу Великой деву. Признаюсь, нехорошие мысли появились у меня в ее отношении. Но она так сумела ответить мне, что я был сражен ее умом, а потом разглядел что она – красавица! Глаза синие, как незабудки, коса русая чуть не до земли. Сама статная да ладная, все при ней. Да только что толку о ней  говорить – ни имени, ни чья она дочь  я не знаю.
- Пусть Макошь одарит ее хорошим мужем лишь за то, что тебя, Князь, на мысли о женитьбе навела. Искать ее в тех краях, дело нестоящее. Там по обоим берегам Великой несколько сел, в каком из них эта красавица живет, и не найти скоро, - вздохнул с сочувствием Свенельд.
Асмуд прошелся по светлице, остановился напротив князя и сказал:
- Не знаю, порадуешься или поругаешь, княже, только я не просто с тобой на охоту отправлялся. Думу тайную имел, жену тебе найти.
- Нашел? – заинтересованно взглянул на воеводу Игорь.
- Нашел, - Асмуд встал напротив князя, - есть в селе Выбутине богатая семья, в которой с малолетства воспитывается сирота. Девка видная, скромная, работящая, умом и красотой не обделена.
- Сирота говоришь? – Игорь понимающе кивнул. - Большой родни не будет, это хорошо. Когда же обряд совершим?
- Семья  уже готова девку привезти по первому слову, и волхву только  за честь будет тебя обженить, - довольный Асмуд улыбался сквозь усы, - а дружина и народ киевский рады свадебному пиру будут несказанно.
- Объявляй. Пусть везут невесту, - Игорь встал, направился в опочивальню, но на пороге оглянулся, - имя-то как у будущей княгини?
- Как будто Олег к тебе вернется. Ольгою величают, - прозвучал ответ.

Князь кивнул и закрыл за собой дверь.
Оставшись наедине, Игорь, не снимая одежды, лег на кровать.
- Кто ты, Лесная Дева? – мысли вернули его на берег реки, и он словно наяву увидел синие глаза. 

Весть о том, что Ольгу выбрали в жены киевскому князю, облетев, взбудоражила весь Выбутин. В тех домах, где были девки-невесты, перешептывались с завистью, не отваживаясь открыто высказываться. Но в основном селяне были рады, что именно их село дало князю жену, ведь это означало хоть небольшое, но послабление в дани Киеву. 
В дом Всеславы потянулись гости с дарами  для будущей  княгини и для князя, люд побогаче приносил меха да жемчуг, бедняки несли полотно самотканое. 
Вскоре прибыла дружина для сопровождения князевой невесты, в дом Всеславы пригласили плакальщиц и ведунью Кружулиху. Обычай требовал невесте оплакать уход из дома, чтобы вымолить прощение и благословение у Домового.
На утренней заре Кружулиха, выпроводив из дома всех мужчин, начала обряд. С Ольги сняли одежду и бросили в печь.
- Огонь-Сварожич, прими девичье одеяние, дай свое одобрение замужеству, - услышала Ольга шепот ведуньи.
Тем временем плакальщицы завели плач, одна из них в большой ушат налила воды. Ведунья велела Ольге встать туда, и начала расплетать косу. Что она говорила полушепотом, девушка расслышать не могла из-за громко причитавших женщин. Ольга слегка вздрогнула, когда Кружулиха полила ее голову из ендовы холодной водой. Потом ведунья приказала расстелить перед ушатом новое отбеленное полотно и обратилась к Ольге:
- Ступи на новый путь свой, сама чистая и с чистого начни.
Ольга послушно наступила на ткань. Тем временем Кружулиха пробормотав что-то у печи, запалила сухой букетик из пряных трав. С этим дымящимся букетом она обошла трижды Ольгу, нашептывая заклинания. Не плакавшая до сего момента, девушка почувствовала, как глаза наполнились слезами, которые тоненькими ручейками стекали по щекам. 
Ведунья встала, шепча, перед девушкой, а две женщины из плакальщиц начали заплетать каждая по косе. Другие принесли новое исподнее, Кружулиха помахала над ним своим чадящим букетиком,  женщины надели рубаху на Ольгу. Так же обнесла дымом ведунья и остальную одежду, прежде чем ею обрядили девушку.
Когда невеста была полностью одета, в горницу позвали Всеславу. Названая мать с помощью плакальщиц уложила короной на голове дочери две косы и накинула на  Ольгу расшитый золотом и жемчугом покров.

Ведунья и Всеслава, взяв девушку под руки, вывели ее на крыльцо, возле которого уже стоял подготовленный для путешествия возок с высокими бортами, устланный медвежьими шкурами. За невестиным возком стояли вряд телеги с подношениями Князю. Дружина, прибывшая  для сопровождения, громко закричала, приветствуя невесту князя. Вторак и Горыня, младший сын Всеславы, по заведенному обычаю уселись рядом с Ольгой, а на козлах уже сидел старший из братьев Тур. Еще громче запричитали плакальщицы, когда караван выехал со двора.
Кружулиха смахнула непрошенную слезу и прошептала:
- Мать-Земля Макошь и ты, Даждьбог,  помогите деве в супружестве трудном ее.

- Невесту везут! Невесту везут! – услышал Игорь крики с улицы и вышел на крыльцо. На княжий двор въезжал возок, на котором в сопровождении мужчин сидела накрытая покрывалом девушка.
Волхв указал, где остановиться, и подал знак, чтобы невесту спустили на землю. От самых колес до требища, в центре которого уже горел очаг, расстелили самотканую узорную дорожку. Волхв взял Ольгу за руку:
- Пойдем, дева, Макошью благословленная, по новому пути, к новому очагу. 
Оставив невесту возле очага, волхв направился к дому князя, от крыльца которого уже тянулась дорожка, по которой только что прошла Ольга.
- Княже, дай руку мне и следуй за мной по новому для тебя пути, к новому очагу.
Поставив жениха и невесту друг напротив  друга, волхв велел им взяться за руки и что-то забормотал быстро-быстро, шагая вокруг них. Потом отвязал от посоха узкий плетеный ремешок и связал правую руку князя с левой Ольги.
- Веди, княже, супружницу обретенную вкруг очага на первый круг, для очищения жены от ее домашних богов.
Игорь, ступая осторожно, провел вокруг очага Ольгу.
- Веди во второй круг, чтоб жизнь супружеская без ссор и раздоров  была.
Ольга, доверившись князю, смело шла за ним.
- Веди в третий круг, чтобы младшая Рожаница Лада одарила вас детьми.
После третьего круга волхв развязал руки и сдернул покрывало, до сих пор скрывавшее невесту.
- Ты! – воскликнул Игорь, узнав Ольгу.
Удивленный возгласом волхв бросил короткий взгляд на князя и продолжил обряд. Перевязал покрывало ремешком и подал обоим в руки.
- Ты, Князь Игорь, теперь муж, а ты княгиня Ольга – жена. В знак скрепления ваших уз бросьте это в очаг.
Ярко вспыхнуло пламя, приняв дар.
- Огонь-Сварожич, укрепи этого мужа и эту жену, даруй светлые дни их семье, - обратился к очагу волхв, потом повернулся к окружавшим требище людям:
- Хвала князю и княгине  киевским!
Князь подхватил новоявленную княгиню на руки и под приветственные крики дружины и жителей Киева направился к своим хоромам. 
Стоя рядом с мужем на крыльце, Ольга трепетала от счастья, одно омрачало ее мысли – те слова вещуньи о кровавом закате на купалину ночь, предвещавшем недолгое счастье с любимым.
Князь с княгиней поклоном ответили на шумные поздравления и вошли в дом, предоставив дружине и горожанам  насладиться свадебным пиром.
На крыльце остались Асмуд и Свенельд охранять княжеский покой.

- Боишься меня? Не бойся, - шептал Игорь любимой, снимая с нее одежду, - ведь я с той купальской ночи только о тебе и думал, во все сны ты ко мне приходила, лЮбая ты моя, ладушка моя ненаглядная.
- И я с той ночи о тебе лишь думала, любимый, - осмелившись помочь князю освободиться от одежд, проговорила Ольга. - Ты мне судьбой сужденный. Мне вещунья сказала, что встречу любовь свою на заре ночи купалинской. И венок мой по речке плыть не хотел, а то знак к замужеству. А дома услышала я, что назначена князю Игорю в жены. С той поры все ждала, скорее бы  меня к тебе привезли, муж мой милый. Знать, Богами так уготовано – ты для меня, я для тебя! Возблагодарим же Макошь, Мать-землю, да Ладу добрую, что нас свели.
- Любимая….
- Любимый….

А в начале следующего лета облетела Киев и все окрестные села весть – у киевского князя родился сын, нареченный Святославом. Дядькою-воспитателем княжича Игорь с согласия жены назначил Свенельда, начальника войска.
Счастливы были супруги. Игорь особенно ценил то, что княгиня молодая с умом и тактом управляла Киевом во время его походов. 
Три раза зима сменила лето, когда беда пришла на княжий двор.
Из похода к древлянам за данью привезли дружинники игоревы его растерзанное тело.
Закаменела любящая душа Ольги. 
Приехавшая  утешить названую дочь Всеслава  умоляла ее выплакать горе, облегчить душу. Но не было слез у княгини.
Погребальный костер велела она разложить на холме недалеко от Искоростеня, города, где погиб Игорь.
- Смотри, Святослав, - говорила княгиня, обнимая маленького сына, - смотри и запоминай, вот костер, пламя которого унесло от  тебя отца, от меня мужа. Ты должен вырасти достойным сыном князя Игоря, чтобы продолжить его дело.
Долго стояли мать и сын у погребального костра, уже  затихло пламя, уже все, кто чтил князя, насыпали большой курган над его прахом….
- Княгиня, - обратился к Ольге Асмуд, - пора. 
Ольга подняла с земли ком и положила его на курган, Святослав сделал так же как мать.
- Прощай, любимый, - одними губами прошептала она, взяла за руку сына, и прежде чем уйти  прочь, бросила взгляд на город.
- Вы пожалеете о смерти мужа моего, Перун взывает о мести, - тихо проговорила княгиня и направилась с сыном туда, где ждала ее дружина, чтобы вернуться в Киев.

По возвращении призвала княгиня в свою светлицу Асмуда, Свенельда и других достойных горожан и воинов.
- Пока княжич войдет в мужской возраст, я остаюсь княгиней киевской, и управлять Киевом и всеми землями, ему принадлежащими, буду я сама, - обратилась она к собравшимся.
- Ты, княгиня, доказала свою мудрость будучи при князе. Потому, другого никого править за малолетнего княжича нам и не надо, - под одобрительный гул голосов сказал Асмуд.
- Душа убиенного князя витает над Киевом, - взял слово Свенельд, - Перун требует отмстить за него.
- Игорь не останется неотмщенным, чтобы боги приняли его душу к себе. Но я не хочу, чтобы Святослав в этом замешан был, дабы не вошли в его юное сердце ожесточение и злоба. Ты, Свенельд, останешься его дядькою, всему его научишь – и меч в руках держать, и на коне крепко сидеть, но жить вы с ним будете в Выбутине, у названой матери моей Всеславы. И она, и названые братья – твои помощники в воспитании княжича. Отправитесь с утренней зарей. 
Внезапно дверь светлицы  открылась, и вбежал ратник, что охранял городские ворота.
- Послы древлянские у ворот, просят к твоей милости, княгиня, - торопливо выговорил он.
- Древлянские!? – Ольга встала с престола, - да, как смели они являться пред очи мои, убив мужа моего?
Вперед выступил Асмуд:
- Не теряй разума от сердечной боли, княгиня, прими послов, выслушай. Может, их к нам сам Перун направил, и визит этот в отмщении за Князя, за Игоря поможет.
Ольга с трудом подавила в себе возмущение, опустилась на престол и молвила:
- Приведите послов. А вы ступайте по домам, только Асмуда и Свенельда прошу со мной остаться и встретить непрошенных гостей.
Ольга внимательно вглядывалась в лица вошедших мужчин, смотревших на молодую княгиню с усмешкой.
- Зачем в Киев пожаловали? – строго спросила она.
- Нас к тебе послал князь древлян, Мал, - свысока проговорил с виду старший из послов, - узнал он о гибели мужа твоего и хочет тебя женой своей сделать.
Княгиня опустила взгляд в пол, усмиряя свой гнев, только руки побелели, сжавщие подлокотники престола. Справившись с собой, Ольга взглянула на Асмуда, с тревогой за ней наблюдавшего.
- Что ж, коли, богам было угодно забрать у меня мужа и оставить Киев без головы, то следует мне нового заступника чести моей искать. Пусть Мал присылает сватов. Мои воины их по обычаю предков встретят, на руках в ладье от реки до крыльца донесут, - тихо проговорила Ольга, глядя в глаза верного Асмуда, тот едва заметно кивнул, что понял ее.
Ольга встала с престола:
- Больше мне нечего вам сказать. Жду сватов завтра к вечерней заре, - и вышла из светлицы.
Асмуд  указал послам на дверь:
- Поторопитесь, не успеете до вечерней зари, княгиня может и передумать.
- Княгиня все-таки примет сватов древлянского князя? – с недоумением спросил Свенельд, когда послы ушли.
- Есть обычай такой, встречать дорогих гостей, неся их на руках в ладьях от реки до крыльца, - ухмыльнулся Асмуд, - но так же точно и покойника, умершего на воде, в последний путь провожают. Я так думаю,  на вечерней  завтрашней заре начнет княгиня Ольга месть за мужа.

Лишь только солнце коснулось верхушек деревьев, из-за поворота на Днепре показалась ладья с легким парусом, украшенном древлянскими символами. Тишиной встретил сватов Киев. Когда ладья ткнулась носом в песок, воины киевской дружины вошли в воду, подняли суденышко на руки и понесли к городу. Молча смотрели на шествие стоявшие у стен городских люди. Едва вступив за городские ворота, воины, несшие ладью, бросили ее вместе со сватами в глубокую яму, вырытую по приказу Ольги, и тут же начали засыпать яму землей. Киев наполнили стоны и крики древлян. Когда уже только головы гостей торчали из земли, к ним подошла княгиня и спросила:
- Какова вам оказанная княжеская честь?
Лишь один из засыпанных отозвался:
- Горше смерти мужа твоего Игоря.
Ольга дала знак закончить начатое и ушла.
Наутро у ворот городских и следа не было ни ямы, ни ладьи со сватами.
К вечеру следующего дня новая ладья приплыла к берегу Киева. Встретившие гостей ратники молча проводили их до княжего двора и оставили дожидаться княгини у крыльца.
Ольга вышла к гостям, накинув на голову черный платок, который удерживал тонкий золотой обруч.
- Зачем пожаловали, гости незваные, - обратилась она к гостям.
- Князь Мал послал нас к тебе за себя замуж звать, - ответил единственный безбородый среди посольства, но видимо уважаемый у древлян, мужчина.
- Я уже оказала честь сватам от Мала, - Ольга усмехнулась, - что ж, не дождавшись от них вестей, он новых сватов посылает? 
- Торопится наш князь потому, что не хочет, чтобы ты другому слово дала, - последовал ответ.
- Поздно уже, спать пора. Баню вам приготовили, помойтесь с дороги, а потом вас проводят к тем, ранешним сватам. Жаркого вам пара, гости дорогие, - хмуро проговорила княгиня и вошла в хоромы.
После захода солнца к ней пришел Асмуд.
- Горит баня, княгиня, - спокойно сказал он.
- А сваты? – так же спокойно спросила Ольга.
- Горят вместе с ней.
- Хвала Перуну! – княгиня подошла к окну, помолчала, потом повернулась к воеводе:
- Вели собрать завтра во всем Киеве и близких селах весь, сколько найдете, хмельной мед да брагу. Пришла пора тризну по Игорю справить и ответить  Малу на сватовство. Я с малой дружиной поеду и мед повезу, а как тебе знак дам, ты с дружиной нападешь на пьяных. Никто не должен живым с той тризны уйти!

Солнце было в самой середине дневного пути, когда Ольга, сопровождаемая малой дружиной, прибыла к древлянам с обозом, полным хмельного меда и браги. Древлянский  князь Мал от радости, что княгиня киевская приехала к нему, и внимания не обратил, что ратники ее сами не пригубили ни одной хмельной чаши, побольше и почаще наливая древлянам. Солнце еще не коснулось верхушек деревьев, а все древлянское поселение во главе с князем оказалось поголовно пьяным.
Сидевшая на высоком пне, приспособленном под сидение, Ольга встала и громко крикнула, взмахнув платком:
- Во славу Перуна отмстим за погубленного этими людьми князя киевского Игоря!
И началась великая сеча…. Никто не спасся от карающих мечей киевской дружины.
Закат обагрился кровью казненных.

Через два дня на утренней заре собрала княгиня Ольга в своей светлице воевод киевских.
- Немало побили мы супостатов, посягнувших на солнце Киева, его князя, любимого мужа моего Игоря. Но стоит еще непокоренным главный виновник его гибели, древлянский город Искоростень. Там, именно там принял мучительную смерть ваш князь, мой муж, - от голоса Ольги веяло таким холодом, что видавшие виды мужчины поежились, - пока не будет покорен Искоростень, не будет покоя игоревой душе.
- Искоростень город небольшой, но хорошо укрепленный, - подал голос воевода Горислав
- Окружить его, взять измором, - ответила ему Ольга, - разве мало у нас войска? А если мало, клич бросить по селениям и собрать столько ратников, чтобы хватило двойным кольцом окружить ненавистных.
- Правду говорит княгиня, - поддержал ее Миломир, убеленный сединами воин, - осады Искоростень не выдержит.
- Значит, быть по сему. В три дня собрать войско, чтобы на рассвете четвертого выступить на проклятый Перуном город, - подвела итог Ольга.

В беспокойном сне металась на супружеском ложе Ольга, но не видения жестоких расправ не давали ей покоя, а заросли ракиты на речном берегу, сквозь которые пробиралась она, со слезами зовя любимого.
Встала Ольга еще до рассвета и велела послать за  Кружулихой. В полдень ведунья вошла в княжескую светлицу.
- Чуяло сердце мое, что позовешь меня, вот она я, спрашивай, княгиня, - с поклоном обратилась она к Ольге.
- Баушка Кружулиха, научи, подскажи, как справиться с проклятым городом, погубившим возлюбленного мужа моего, - со слезами упала княгиня к ее ногам.
Кружулиха осторожно подняла Ольгу, подвела к лавке и усадила к самому окошку.
- Смотри, милая, что видишь, - погладила княгиню по голове, успокаивая, возвращая силы, отнятые беспокойным сном.
- Люд разный ходит, вон спорят о чем-то бабы, дети играют, - перечисляла Ольга.
- Это ты вниз смотришь, а ты вверх погляди, - как будто издалека услышала она голос ведуньи.
- Птицы летают, в гнездах их птенцы дожидаются.
- Вот тебе и ответ на твой вопрос, всякая птица к своему дому стремится! – Кружулиха в последний раз огладила княгиню и направилась к выходу.
- Думай над моими словами, придет время откроются тебе они, - ведунья вышла, тихо прикрыв за собою дверь.
- Всякая птица к своему дому стремится, - задумчиво повторила Ольга слова ведуньи.

Уж третий рассвет встречало киевское войско у стен Искоростеня. Древляне не желали сдаваться, зная, что милости от киевской княгини им не иметь.
Ольга вышла из шатра, поставленного на холме, с которого весь Искоростень был как на ладони. Оглядывая осажденный город, она увидела, как много птиц вьется над крышами. Словно огнем вспыхнули в голове слова: «Всякая птица к своему дому стремится». Ольга улыбнулась, приняв решение.
- Асмуд, - обратилась она к верному воеводе, стоящему рядом, - передай в город мое решение. Пусть принесут мне дань – по три голубя и по три воробья с каждого дома в городе. И я уйду от его стен.
Асмуд немало удивился решению Ольги, но когда обрадованные древляне доставили оговоренную княгиней дань, и он догадался, что она задумала.
Ольга велела к лапам каждой птицы привязать длинный трут, поджечь его и выпустить птицу.
- Всякая птица к своему дому стремится, - проговорила Ольга, глядя, как в разных концах города вспыхивали огни, - Огонь-Сварожич, покарай убийц князя Игоря!
Скоро весь Искоростень полыхал как огромный костер, спасения от которого не было никому.
Дым долетал и до шатра княгини.
Вдруг что-то привлекло внимание Ольги, она подняла голову и протянула вверх руки. Из дыма вылетел белоснежный голубь и сел на ее плечо, распустив крылья, словно обнимая княгиню.
Ольга осторожно взяла птицу в руки.
- Это душа Игоря, - прошептала она.

Потом  поцеловала голубя в каждое крыло и подкинула в простор неба:

- Лети к Перуну, любовь моя, теперь ты свободен, - чуть слышно прошептала княгиня.
Сама же опустилась на колени и, ощутив на щеках влагу, дала волю слезам.
Ольга плакала по рано утраченной любви, а в сердце ее поднималась другая сила. Слезы высохли. Ольга поднялась с колен.
- Я, княгиня киевская Ольга, перед всеми богами клянусь тебе, муж мой убиенный, сделаю все, чтобы Русь стала великим, сильным княжеством. Сын твой и внуки твои послужат на славу Руси. Я клянусь!

Из летописи:
«Была она предвозвестницей христианской Земле, как денница перед солнцем, как заря перед рассветом. Она ведь сияла как луна в ночи; так и она светилась среди язычников, как жемчуг в грязи; были тогда люди загрязнены грехами, не омыты святым крещением…»

Летняя ночь украсила небо россыпью звезд. Растущий месяц улыбкой висел над самым домом. Где-то вдали шумел город, но здесь, в деревне, царили тишина и покой, нарушаемые лишь стрекотом цикад, шелестом ветра в кронах сосен да хрустальным звоном самодельного фонтанчика.

- Да-а-а, - умиротворенно протянул Вадим, - лучше русской баньки с березовым веничком ничего нет на свете.

- Хороша у тебя баня, Борис Захарыч, - подал голос с газона Санёк, - здорово вот так в выходной, и попариться, и пивка попить, да просто на травке поваляться!

- Что правда, то правда, - усмехнулся в усы хозяин, - банька это для души шахтерской самое пользительное для роздыху.

- Ой, мужики, гляньте! Вон дым от бани, словно тетка в длинном платье, - привлёк внимание всех Семён,  самый молодой в компании.

На баней поднималось оторвавшееся от трубы облако дыма, действительно очертаниями напоминавшее женщину.

- Ух, ты! Точно! Баба белая летит, - заворожено проговорил Санёк.

- Ну, Санёк, ёшь твою медь, достал ты уже с этой самой белой бабой, - ругнулся Вадим, - везде она тебе мерещится.

- А ты, Вадим, не кори его, - вступился вышедший из бани дед Захар, - баба белая не каждому кажется. Вот ты про Хозяйку слышал? Во-о-от, а баба белая ею поставлена все шахты смотреть, чтоб никто, значит, зла не копил.

Седые до белизны волосы и белёсая борода подчеркивали черные глаза, блестевшие на бледном лице. Белое исподнее ничуть  не прятало худобы старого шахтёра.

- Присаживайся к нам, Захар Титыч, - подвинулся на лавке Вадим.

- Вот что я вам скажу, сынки, - отхлебнув из большой кружки ароматный чай, поданный сыном, тихо проговорил старик, - я в шахте отробил поболе, чем кое-кому из вас лет. Меня еще мальцом батя в шахту брал, а постаршел, так отца и сменил на откатке. Тяжко в те времена робить было, механизмов как теперича не было. И народ был смирный, не то, что вы, нонешние. Уважали мы гору. Верили, что гора и наказать может.

- Дедуль, - Семён присел напротив старика на камень фонтана, - ну, а как гора наказать может?

- У каждой горы есть смотрительница, - старик снова пригубил чай, посмаковал его и продолжил, - и если кто неуважат работу свою или, скажем, порчу горе наводит, на того, глядишь, и начнут в шахте горе-несчастья сыпаться. А коли, не поймет, работный, что ему грозят, так и засыпать могет. Но ежели человек со всем уважением к горе, тот завсе живым из горы выйдет при любом обвале.

- Гора наказует, гора милует, сказки всё это, - ухмыльнулся Вадим, - сам человек себя блюдёт.

Борис Захарыч подал отцу раскуренную трубку и попросил:

- Батя, а ты расскажи мужикам про Силыча.

Старик пыхнул трубкой, призадумался и, выдержав паузу, заговорил.

Я тогда ещё неженатиком ходил. Федот Силыч, мир праху его, был на диво тихим и скромным мужиком. Из семьи рудознатцев, он и сам хорошо все подземельные кладовочки знал. Чуйка у него на руду была как у гончей. Бывало, и маркшейдеру помогал советом. Никто никогда от него слова плохого аль грубого не слыхал. Федот даже гору ласково «горушка» величал. Еще заметка у него была – как из клети выйдет, обязательно рудной водой руку смочит, по лицу проведет и чего-то там нашепчет. Спрашивали его, молчал, лишь в бороду улыбался. А борода у ево знатнейшая была.

Однова, только в шахту спустились, Федот руку, как завсе, намочил, но почему-то не стал лицо сразу мочить, понюхал сперва. Нахмурился, руку на сухое место приложил, а потом сменному и говорит, мол, надо народ из шахты выводить, «болеет горушка». Тот в дыбки - чего гутаришь непотребное, как так «выводить», а кто план гнать будет и всё прочее такое.

Федот ничего ему не ответил, дальше пошел и временами то пол, то стены трогал. Но продолжал молчать. А в забое он простукал все стены, послушал, кивнул и робить начал. А за ним и мы тож. До конца смены уж часа два оставалося, как до нас гул докатился, и тряхнуло разок. Федот как гаркнет, аж эхом отозвалося – все ко мне! Кто близко работал, клич услыхал, бёгом к нашей камере прибежали. Как собралися, Федот рукой в стенку опёрся и зашептал. Кто рядом стоял, разобрали только «горушка», «хозяюшка»…

Тут у края камеры засветилося пятно, и из него вышла дева, вся белая, как дым, лишь глаза как смоль. Мужики как дышать забыли, на неё уставились во все глаза. А она оглядела всех,  к выходу пошла и рукой махнула, следом позвала. Двинулись мы всем тулаем за нею. Дева идёт-торопится, нам всё рукой машет, и мы бежать, а по задам только гул слышим. Добрались таким макаром до тупика. Дева две руки на стену положила, а из них свет пошел в руду-камень. И стала стена таять как-бы снег весной. Глядим, а в стене проход образовался с крутым подъёмом. Дева первая в проход вошла, за нею все мужики, последним шел Федот. Долго поднимались и всё позади гул слышали да ногами трясение ощущали. Дышать трудно стало – воздуха мало, а пылищи-то в нём….  Вскоре впереди свет замаячил и ветер подул. Выход это был. Как на воле все оказались, дева та растаяла как туман, как и не было её, а наш выход зашуршал и осыпался. Только небольшая ямка сталась.

От того горного удара, слышко, сменный и не спасся, его первым же пластом накрыло.

С той поры и пошли по шахтам разговоры о белой бабе. Кто, можа, сам её видел, а кто и приврал немалости. Одно скажу, баба белая только в крайний час покажется, то ли спасет, то ли накажет.

- Мда-а-а, - протянул Вадим, - и вот и думай, опосля такого, есть она, эта самая баба белая, иль нету её. Но ведь порой, действительно, словно чудо людей в шахте спасает.

- Есть она только для тех, кто в неё верит, - тихонько проговорил старик и, выбив трубку о край скамейки, вошел в дом.

Шахтёры еще долго сидели у фонтанчика, но разговор не клеился, каждый думал о рассказе деда Захара.


Рудничники

Яркое весеннее солнышко пригревало почти по-летнему, и его теплом с удовольствием наслаждались после смены шахтеры, расположившись на лавочках возле быткомбината в ожидании автобуса до города. Тишина прерывалась лишь пением птиц в лесу.

- Ну, скучно же так просто сидеть! – Вдруг воскликнул Санёк, щуплый мужчинка неопределенного возраста, бросая окурок в урну, - Борис Захарыч, ты б рассказал каку-никаку байку, ты же их множище знаешь.

Предложение Санька шахтёры поддержали дружным гомоном.

Самый старший среди шахтёров усмехнулся в усы, выколотил о край скамейки трубку и неторопливо произнес:

- Байку, говоришь? Вы про рудничников слышали? Ну, слушайте тогда…

Было это, когда я после армии пришел робить на шахту «Южная». Жил я тогда в Кушве. Поставили меня на дробилку работать. Сначала с наставником, потом и сам стал справляться. А учителем моим был Тихон Макарыч, всю жизнь на руднике проживший. Человек он был с понятием, правильный, работу свою любил, к горе с уважением относился. Бывало, говаривал:

- Гора, она как мамка шахтерская, терпеливая до поры, до времени. Коли ты к ней с любовью-уваженьем, и она тебя не обидит, от любой напасти убережет. А ежели шахтерский обидит гору, жди несчастья лихого.

Я посмеивался над его словами в душе, не верилось мне, что гора может и от беды уберечь, и сама беду навлечь.

А был у нас в смене крепильщик Яшка, мужичонка в зрелых годах уже, а вот никто его иначе как Яшка и не звал. Злой он был, вороватый, на три слова нормальных четыре матерных. Да  за воротник закладывал, мама не горюй! Порой с таким духманом с выходных на смену приходил, что его мастер домой отправлял.

Так вот с этим Яшкой постоянно в шахте что-нибудь да случалось – то папиросы из клети в ствол уронит, то его обед на печке пригорит, то споткнется да упадет так, что лоб расшибет, то электролит из батареи на тело просочится, то бревно на ногу уронит. Короче, тридцать три несчастья.

Как-то раз говорит ему Тихон Макарыч:

- Ты бы, Яков, прекращал пить да материться в шахте, а то рудничники тебя к себе приберут, сколько раз тебе упреждения давали. Терпение у горы не бесконечно. Рудничники эти наказывать сильно умеют, могут в гору забрать.

А Яшка рассмеялся:

- Ты чего, дед, (мать-перемать) пугаш меня? Каки-таки рудничники? Сам я рудничник первостатейный, раз в руднике роблю.

Наставник мой тогда только головой покачал. Остальной-то люд тож старика на смех поднял с этими самыми рудничниками, он и не стал спорить.

Средь лета пришли на шахту две девчушки после ПТУ, одна сигналисткой, другая контролером ОТК работать стали.

Которая с нами в шахту спускалась, была худенькая как тростинка, а роба на ней так ладненько сидела, не портила. За её волосы золотистые мужики её ромашкой да солнышком называли, у неё и имя подходящее было – Светлана. Полюбилась Светланка шахтерам, при ней не ругались, а уж чтобы матом… Боже упаси! Даже Яшка притих. Только зыркал на неё исподлобья  да щерился. Эх, знать ба, каки мысли в его башке проспиртованной шевелились….

Раз в ночную смену Светланка на минус сто двадцатом горизонте работала. Приняла все вагонетки с рудой, пробы рудные взяла, да в своей кондейке сидела, энти пробы обсчитывала. Яшка-то и завались к ней. Зла она от него не ждала, а то бы бёгом от него кинулась, а она всё считала сидела. Он-от, гад, и напал на неё. Много ли силёнок у худышки, справился с ёй, хитник, ссильничал.  Кричала, бедная, звала, да в шахте рази дозовешься? Народ-то весь в работе, далече от ствола. Успел ведь дело своё черное сделать.

Кончилась смена, стали люди у ствола в камере собираться, слышат, из-за двери кондейки, где контролёры ОТК сидят, плач доносится. Заглянули, и сразу всё поняли, даже спрашивать не стали – кто. Ясно ж, как белый день, кто на такое способен. А тут он сам появился, заходит в камеру, рожа, аж, лоснится от удовольствия. Заметил, что люд шахтерский на него хмуро смотрит, заоглядывался-заозирался. Только мужики в его сторону двинулись, как слышат, шепот какой-то злой, как змея шипит, и камни по стенам шелестят, скатываются. Как живые, прям. Народ-то расступился, дышать боясь. А камушки-от со стен стекают, как вода, только шорох стоит, и в большие кучи собираются, и не просто камни получаются, а на человечков маленьких похожие. Яшка их увидал, от страха глазья его чуть на лоб не повылазили, бежать захотел, а куда? В стенку упёрся. А каменные человеки всё ближей к нему, и вот один на ногу Яшке прыгнул. Мужик дернулся к людям, да шагу не смог сделать, ноги-от  приросли к земле. Упал, а каменья его с головой накрыли, тишина вокруг, только шелест каменный слышно. Полежала так куча каменна малёха, да в землю её втянуло, вместе с Яшкой. И следа не осталось. Тут только народ выдохнул.

- Вот они какие - рудничники-то, - прошептал кто-то, - покарали насильника. Собаке собачья смерть.

Пока все на гора не поднялись, никто слова сказать не смог. Спужались. Такое увидеть может раз в жизни суждено.

А Светланка больше на шахте и не появилась, уехала, баили.

- Вот соврал, так соврал, - восхищенно проговорил Санёк, когда рассказчик, замолчав, вздохнул и полез за кисетом.

- Почему сразу «соврал»? – взглянул на него Борис Захарыч, - чистая правда.

- Так я и поверил, что есть они, энти самые рудничники! – Санёк вскочил с лавки.

- А вот подумай сам. Работаешь ты, и работает Митяй, - закурил трубку Захарыч, - почему у него план кажон день, а у тебя всё через пень-колоду! То лампа тебе незаряженная достанется, то струмент в камеру уронишь…. Башка на плечах, не тыква, соображай.

Огорошенный шахтёр опустился на лавку, а окружавшие его мужики заторопились к въехавшему на шахтный двор автобусу.

Санёк медленно пошел за всеми, и хотел, было, пнуть лежавший на дороге булыжник, но замер. У булыжника вдруг объявились ручки-ножки и башка. Протер глаза Санёк – нету человечка, а есть булыжник, поднял его мужик и осторожно  положил  в траву.

 
Петрович и коза

Любил Петрович с молодых лет порыбачить на утренней зорьке. Как же было  здорово после рабочей смены в шахте, на минус стовосьмидесятом горизонте, посидеть над речкой с удочкой, встречая утреннее солныко! И с этой его любовью не смогли справиться ни жена, ни теща. За долгие годы совместной жизни он отстоял своё право раз в неделю отправиться на рыбалку. Платой за эту «вольность» были километры вскопанных грядок, и центнеры перевезенного в город собранного на «фазенде» урожая.

С выходом на пенсию встречи с утренней рыбацкой зорькой стали чаще, ведь Петрович на все лето уезжал в деревню.

В конце мая, когда уже не надо было караулить внуков – провожать-встречать со школы, помогать с уроками, возить мальчишек на тренировки – Петрович перебирался за город. Недели за две до приезда жены и внуков. Надо же было привести в порядок перезимовавший в одиночестве дом, который после какого-то телесериала величался не иначе как «фазенда».

В этом году всё было как всегда, и теплым майским вечером умиротворенный долгожданной встречей с деревней Петрович с рюкзаком за плечами и большой клетчатой сумкой в левой руке бодрым шагом двигался с автобусной остановки к дому. Ох, уж эта клетчатая сумка! Особенно «плодовоовощная» аппликация, которой её украсили женщины, чтобы «сумка отличалась от таких же»!

Мужчина с удовольствием вдыхал пропитанный близким кедрачом воздух, глаза отдыхали от городской серости, наслаждаясь деревенскими красками и синевой майского неба.

Душа Петровича пела, и он подпевал ей, предвкушая долгожданную рыбалку.

Но на повороте, когда до дома оставалось совсем немного, по добродушному настроению рыбака был нанесен сокрушительный удар слева. Прямо в аппликацию на сумке! От неожиданности Петрович потерял равновесие и рухнул в кювет, сумка - следом, придавив хозяина к земле.

- Ангидрит твою в перекись, - хрипло пробормотал упавший, на четвереньках выбираясь из кювета и толкая перед собой сумку, - эт что за военные действи…

Закончить он не успел, новый удар по сумке, снова свалил беднягу  в придорожную канаву.

Поднявшись на ноги, Петрович огляделся. Над ним на краю дороги стояла… коза.

- Мм-е, - тихо мекнула агрессорша, не сводя серых глаз с противника.

- Тттты  чья т-т-так-к-кая п-п-прыткая б-б-будешь? – заикаясь, проговорил атакованный, не отводя взгляда от козы.

- Михеич, а, Михеич, - послышался женский крик от ворот ближайшего дома, - иди скорей, опять твоя коза людям проходу не даёт!

В ответ сначала послышался многоэтажный мат, потом по дороге прошуршали торопливые шаги, и рядом с козой с верёвкой в руках возник сосед Петровича Сидор Михеич.

- Ты уж прости, Дмитрий  Петрович, за эту козищу! Вот ведь, вражина, кол  сумела вырвать и с палисада уйти на дорогу, - торопливо проговорил старик, показывая привязанный к концу веревки березовый колышек.

С опаской поглядывая на животное, наш бедолага выбрался, наконец, из канавы.

- Ты когда козой успел обзавестись, Сидор Михеич? Да еще такой недружелюбной? – потирая ушибленный бок, спросил он соседа.

- Понимаш, како дело-то, - вздохнул тот, - брательник мой в больницу попал, сердце прихватило, вот и попросила меня Анна, жена эвойная, козу-дерезу у себя подержать. А эта шустрила Миколой, эт братуха мой,  к табаку приучена!

- К табаку? Это каким образом-то?

- Дык Микола, когда пасет козу на выгоне, завсе её табачком угощает. Вот она и привыкла, а если не дать – кидается. Сколько я страху натерпевся от неё, ёшкиной матрешки, - Михеич крепко держал козу за рога.

Петрович достал из кармана изрядно помятую при падении пачку сигарет, вытрусил начинку из одной на ладонь и протянул воительнице.

Коза нюхнула протянутое угощение, одним махом языка отправила его в рот и начала медленно жевать.

Мужчины с интересом наблюдали за её преображением.

Недавняя агрессорша миролюбиво потерлась лбом о коленку своего противника, глаза её потемнели, на губе появилась слюна, табаком окрашенная в желтый цвет. Пару раз мекнув, коза направилась к хозяйскому дому, пожевала немного травы и улеглась в тени забора.

Так с той поры и повелось. Если случалось Петровичу проходить мимо козы, он заранее готовил ей на ладони угощение – табак.

Коза больше его не трогала.

Часто я вспоминаю, как прошлым летом завела меня грибная дорожка почти до самого Синегорска, набрел я на избушку лесника. Дело к ночи уже было, я и попросился на ночлег. Хозяин, лесник Фёдор, по доброте своей душевной не только на постой принял, но и накормил. Пока мы картошкой в мундире да огурцам соленым честь воздавали, слышал я за печкой покряхтывание да покашливание. А когда самовар забулькал-зафырчал, вышел из-за занавески дедок, при взгляде на  которого я невольно улыбнулся. Именно таким я представлял себе шишка, верного стража в деревенском доме. Невысокий, в домотканой рубахе, холщевых штанах, заправленных в старенькие, подшитые валенки, из длинных рукавов рубашки чуть видно жилистые натруженные руки. Окладистая белая, как снег, борода лежит во всю грудь, а из-под видавшего вида треуха выглядывают жиденькие волосёнки, словно перья из подушки. Выцветшие от старости глаза смотрели внимательно, но светились хитринкой.

- Мир гостю, - проговорил дед, подсаживаясь к столу и принимая от Фёдора кружку с чаем.

- Добрый вечер, дедушка, - с улыбкой ответил я ему.

- Грибник, стало быть, - дедуля оценивающим взглядом окинул мою полную с верхом корзину, - Фёдор, ты корзину-то вынеси в ледник, а то утром полкорзинки выбросить можно будет.

Лесник молча кивнул и вышел, подхватив мою добычу.

- А вот скажи, мил человек, зачем тебе столько грибов-от? – прихлёбывая чай, тихо спросил меня старик.

- Как зачем? – не понял я его вопроса, - и грибницу сварить, жарёху сделать и на зиму насолить.

- Семья, стало быть, большая, - констатировал дед как факт.

- А как же – дети с семьями уже, всем грибов хочется. А мне в радость по лесу походить, - я с удовольствием наблюдал, как старичок наслаждался чаем.

- Эт, хорошо, что не от жадности ты грибов много набрал, - дед отставил пустую кружку, достал из кармана трубку, кисет, набил табачку, достал из печки лучинку прикурил, пыхнул дымом пару раз и продолжил, - кто от жадности, к тому тёмная сила придёт.

- Батя, - обратился в нему Фёдор, вошедший в избушку с охапкой дров, - расскажи про Золотника гостю.

- Могу и рассказать, если слухать будете, - пыхнул трубкой старик.

- Расскажите, дедушка, глядишь и ночь скоротаем за разговором, - попросил я.

Старик докурил трубку, спрятал её, кряхтя залез на печь и начал рассказ….

Жил на прииске Дальнем мужичок. Откуда, из каких краев он пожаловал никто и не скажет, не ведали того люди. Просто появился он однажды вечером на околице, как из воздуха возник. Возраста – неопределенного, и не то чтобы стар-старичок, но и не парень - росточка невеликого, сухонький как сорожка вяленая, бородка с усами сивые с проседью, волосы белые как снег, под потрепанную шапчонку спрятанные, глаза когда-то карие были да выцвели, а взгляд внимательный, словно в самую душу смотрит. Имени мужичка тож никто не знает, назвался он Ветрович, так и кликали.

К старательскому труду Ветрович оказался неспособным, равно как и к любому другому, где сила мужская да сноровка необходимы. Зато было ему небесами умение дадено, за которое полюбился он люду приисковому, особливо бабам. Играл он на свирели да на рожке, была еще гармоника губная. Как на гармонике заиграет – ноги в пляс просятся, на свирели – душа веселела, все горести отступали,  а ежели на рожке начинал коленца выводить – бабы в голос ревели, а мужики слезу в кулак прятали.

Приняли Ветровича на прииске, в пастухи определили.

Кажно утро собирал Ветрович по дворам, где коровку, где пару коз, и отправлялся на лесную опушку, там травостой был хороший да и речка для водопоя подход пологий имела. А с ним частенько пацанва из тех, что к большой работе не годились. Вот в такой ватажке и проходили дни. Как-то вечерело уже, и Ветрович с мальчуками приготовились по домам скотинку гнать, пришли они к водопою. Коровы с козами пьют, Ветрович у воды на свирельке своей играет, а мальцы, как истые дети старательские в речном песке шарются. Вдруг видит пастух волна на берег блестяшку малехонькую выкатила. Подобрал её он, покрутил в руках да говорит старшему из своих подручных:

- На-кось, тебе золотинку, Митяй, ты ноне знатну кашицу на привале сварил. Это тебе от наших коровок награда. Когда пастух сыт, ему  и работается веселей.

А пацан- то рад тому радешенек.

Под песенку свирельки Ветровича скотинку по домам и проводили. Так и жили день за днем.

Однова нашли два брата жужелку в своем шурфе, размером с нокоток, а на вид приметную – на голову мужика похожую! Все как есть – глаза, нос, рот с улыбкой, картуз по самые брови надвинутый. Отмыли братовья камушек, тряпицей чистой попробовали блеск навести – глядят, а улыбка-то заметней стала!

Начальник-то прииска как энто дело увидал, деньжищ пообещал тому, кто остальные части тулова сыщет.

Что тут началось! Не было на прииске человека, который бы на речке да на ее ручьях не колготился. Только Ветровича в поисках не видали, пас себе спокойно коровенок да коз на опушке леса.  Долго ли, коротко ли, а вскоре у начальника на столе лежали жужелки, из коих можно было человека составить, одной только ноги не хватало. И ведь что интересно, у любого, что частичку от золотого мужичка находил, фартпропадал! Ну, начисто! Более энтот старателишко ни крупиночки золотой, самой малехонькой даже, не находил.

Сколь ни маялись мужики, а ушло золото, как не было.

А на хуторе, что вверх по реке был, жила баушка-ведунья. Акимовной звали. Она травами лечила страждущих, заговоры-наговоры знала. Вот к ней и пошли артельщики – старатели, спросить, отчего вдруг фарт золотой пропал.

Притопали на хутор, поклонились Акимовне:

- Баушка, тебе тайны земные ведомы, скажи, куда золото с прииска делося.

А баушка Акимовна как замашет на них, на всю артель-то, голиком да говорит:

- Сами вы, людишки, свое золото темной стороне отдали! Вот погодите, скоро темная сторона всю силу свою заимеет, совсем плохо будет! И не только вам, всему люду вкруг прииска, а может и дале!

Старшой артельный не больно старухиного голика испугался, сердито так ее спрашивает:

- Ты не махай тут помелом своим, место свое знай. Кажи толком, Акимовна, что за темная сила грядет и как с ней справиться!

Баушка голик не бросила, но махать им перестала. Вышла из избы на двор, артельные все за ней потопали.

Акимовна очертила голиком своим круг посреди двора, встала в него и старшого поманила. Егор, звали так старшого, стал рядом с баушкой. И она ему что-то говорить начала, а остальным и не слышно, будто за стеной стоят. Поговорили так-то Акимовна с Егором, она потом в избу зашла, вскорости вышла с пучком трав в руках.

- Вот, - говорит, - травы заповедные. Как случится то, о чем я сказала, брось этот пучок наземь. Сдержат травы немного темноту, а вы пока сыщете того, кто справиться с ней сможет. Ступайте, дел у меня много.

Вернулись артельные на прииск, в хате старшого все собрались, кто сам пришел, а кто и супружницу (из тех, что по-бойчее) привел.

Егор хмуро оглядел собравшихся, остановился взглядом на тех брательниках, что голову мужичковую нашли, и говорит:

- От вас вся беда и началась! Вам в руки темной силой заговоренная жужелка далася.

Загалдели все враз, ругаючи братовьев-то, а бабы-то норовят их ишо и стукнуть побольнее али за волосья трепануть.

- Тихо всем! – Прикрикнул Егор на артельщиков и ладонью по столешнице грохнул, - а любому из вас эта штуковина явилась, неужто, бросили бы?! А кто другие камушки к этой голове искал? А?

Примолкли артельщики, глаз друг на друга не поднимают.

- Вот то-то же. А то, загалдели тут, - Егор вздохнул тяжко и сказал, - жадность это наша общая сыграла. Акимовна баила, что ежели б меньше мы золота брали, да по-разумному, не вошла бы в силу темная жадность, да не послала супротив нас Золотника. Вот Жогины более всех в шурфе колготились, всё золотишка им мало было! Им и дался в руки чудо-камушек. Да заразный он оказался! Всех себе подчинил. И с каждой находкой таяло золото в земле. От того и фарт пропал.

- Что ж робить-то таперича, Егорушка? – В наступившей тишине раздался голос одного из братовьев Жогиных.

- Акимовна сказала, - Егор обвел взглядом артельщиков, - поможет нам тот, кто без золотой жадности в сердце. Только такой чистый душой человек и справится с темной силой. А тут вот какая заковыка…

-Да, говори уж! Не томи душу, Егор, - загалдели мужики.

Егор снова хлопнул по столу ладонью:

- Спаситель наш сам объявится, не знает он, что в нем наше спасение. А случится это, только когда Золотник в полную силу войдет!

- Тятя, - в избу вбежал старшой сынишка Егора, - там начальник всех в контору кличет.

Поднялися артельщики да всем тулаем пошли из избы.

Начальник прииска на конторском дворе не один стоял, выжидаючи, когда старатели подойдут. Рядом незнакомец был, по-господски одетый,наглой, видать из больших, городских начальников. Стоит на палку резную опирается.

Как подошли артельщики к конторе, чужак вперед вышел и, постукивая палкой оземь, начал кричать:

- Что ж вы стараетесь плохо? Мало золота в контору сдаете. Али на пожарну захотели?

Егор вперед вышел и, голосу не повышая, отвечает:

- Ты нас пожарной не пужай, мил человек. Мы тебя в первый раз видим, не знам, кто ты, поколотить могём.

Чужак аж запыхтел от недовольства. Начальник-то вступиться хотел да приезжий его придержал:

- Ты, видать, старшой в артели, так вот, говори да не заговаривайся! Место свое знай. Отвечай,

что ж золота мало стали сдавать?

Егор так прямо и вывалил:

- Ушло золото.  Перебуторивать впустую уже устали. Ежели ране много находили поддернова золота, не говоря о шурфах, то ныне как корова языком слизала. Нет золота. Вот как жужелки мужичковые нашлись, так и пропало.

- Это ты о самородках, что на мужика похожи, говоришь? – Приезжий палкой своей по ладони похлопал, - видел я эту забаву. И вот что вам скажу, тому, кто последний камень найдет, контора втрое заплатит. А золото ищите! Ушло, говоришь? Да, ведь неходячее оно. Старайтесь лучше.

С энтими словами чужак в двуколку сел, да и покатил прочь.

Смотрели ему вслед артельщики хмурые, а думка-то, поди, у всех одна была.… О темной силе, что надвигалась на прииск.

- Тятя, тятя, подивись, чего маманя в рыбине нашла, - сын Егоров подбежал к отцу и разжал ладошку.

Все, кто рядом стоял, ахнули! На пацанковой ладошке лежала жужелка точь в точь нога человечья.

- Я большущую рыбину в речке поймал, маманя ей пузо взрезала, а там – это, - затараторил малец.

Егор осторожно взял жужелку и передал ее начальнику. Тот аж потом покрылся, увидав такое. Схватил золотинку да в контору бегом. Егор да кое-кто из мужиков за ним поспешили.

В конторе начальник достал из шкафа шкатулку, вытряхнул из нее прежние жужелки и положил все, как человека сложил.

Вдруг жужелки затряслись, будто кто стол зашатал, и стали друг к дружке слипаться. Склеился золотой мужичок и на ножки встал. Картуз на головенке поправил, оглядел всех да как гаркнет:

- Ашать давай!

А артельщиков-то оторопь взяла, глядят во все глаза. Начальник ближе стоял, возьми да и ткни пальцем в плечо Золотника. Тот оглянулся, ощерился, и схватил его за палец. В тот же миг начальник застыл на месте словно каменный и стал золотеть с того самого пальца. А как весь озолотел - в песок осыпался. А Золотник со стола спрыгнул, сел возле кучи, что недавно начальником была, и начал то золото жадно есть. И ведь не подавится!

Артельщики отутовели малеха да бежать из конторы. Прям кубарем с конторского крыльца скатились. Лица у всех белее снега, глаза какблёнды горят. Руками в сторону конторы машут, а слова вымолвить ни один не могёт. А народу-то на конторском дворе, чай, немало было. Как увидали тех, кто из конторы не в себе выбежал, зароптали, загомонили. А тут шаги громкие послышались, дверь конторы распахнулась, как не было её, и на крыльцо Золотник вышел, только росту он теперь был как паренёк-подлеток. Стоит и бубнит «Ашать давай! Ашать давай!». Возле ступенек на земле лежал один из брательников Жогиных, видать, когда выбегал из конторы упал да зашибся сильно, на ноги встать невмочь. Золотник его пальцем коснулся, вмиг вместо старателя кучка песка золотого. Уселся мужичок подле, и пока все золото не съел – не встал.

А народ-то только охнул на это. Смотрят на него во все глаза, с места сойти никто не может, как есть приморожены!

Золотник, съевши кучку золота, весь затрясся как в лихорадке и вырос вровень с мужиками.

Стоит возле крыльца золотыми мургалами ворочает по сторонам и бормочет по-прежнему «Ашать давай! Ашать давай!».

Постоял-постоял да двинулся на людей.  Егор выхватил из-за пазухи пучок трав, что Акимовна дала, в ноги чудищу бросил. От трав этих поднялся дым, окутал Золотника облаком, он и встал на месте. А народ во дворе оклемался, да по своим дворам все кинулись. Вскорости прииск опустел, как и не жил там никто. Даже собаки не брехали по дворам.

Долгонько тишина стояла, пока солнце к закату не покатилось. К вечеру ветер поднялся, тучи по небу заходили, заметались. По земле гул пошел, как будто кто тяжелый топает. Из ворот двора конторского вышел Золотник. Тяжело ступает, как человек старый или хворый. А на каждом шаге по земле дрожь походит, как волна на лесном озере. По всей улице слышно как он бормочет «Ашать давай!»

А с другого конца, слышко, донеслись звуки свирели, это возвращались к своим дворам коровы да козы, которых вел своей свирелью Ветрович. Животины шли, ни коим глазом не поглядев на Золотника, и разбрелись к хозяйским воротам. А пастух с места сойти не мог, какмертвяк, стоял перед ним. Голодное чудище заторопилось к Ветровичу, схватило того за руку. Ан, нет! Не закаменел от такой хватки человек! Не стал в золото превращаться. Золотника затрясло как в лихорадке, и он ростом поменьше стал, а сам всё лапал и лапал Ветровича. А пастух вдруг рассмеялся, достал губную гармонику, заиграл плясовую, да вокруг него в пляс пустился. Золотник всё руками машет, схватить Ветровича хочет да всё впустую. Гармоника всё веселей да веселей играет. Золотник уже и с места сойти не может, трясет его, ажно земля дрожит. Вдруг остановился и, словно облако золотое, растаял, на земле лишь несколько золотых таракашек с пылью дорожной смешались. А пастух все играл на своей гармонике да играл. Так играючи и ушел с прииска, и больше его никто не видал.

А на прииск, говорят, золото вернулось, да только люди стали бояться много его добывать…

Утром Фёдор подвёз меня до Синегорска к первому автобусу, и всю дорогу до города я вспоминал рассказ деда, жалея, что некоторым людям не является такой вот Золотник.

 Словарик:

Прииск – место, где добывали драгоценные металлы, небольшое поселение возле

Дадено - дано

Ежели - если

Однова – один раз, однажды

Жужелка – мелкий золотой самородок

Энто – это

Колготился – колготиться – работать не покладая рук

Фарт – удача в работе

Голиком – голик – березовый веник без листьев

Вкруг - вокруг

Баила - говорила

Робить – делать, работать

Тулаем – толпой

Выжидаючи – ожидая

Наглой - высокомерный

Перебуторивать — перерывать песок, землю

Поддерново золото—то, что находят в верхних слоях песка — под дерном.

Ашать – есть, кушать

Отутовели  малеха – пришли в себя

Блёнды – блёнда – рудничная лампа

Подлеток – подросток

Мургалами – глазами

Оклемался – оклематься - прийти в сознание

Мертвяк — мертвец; иногда  потерявший сознание человек

Золотые таракашки – мелкие крупинки золота.

«Волшебные звоны»

Компания мальчишек удобно расположилась в большой беседке в углу двора. Все отдыхали после напряженного матча с соседним двором. Разговаривать совсем не хотелось. Какие могут быть разговоры, если игра закончилась в пользу противника! Пусть с перевесом в один только мяч, но все же это было неприятно.

- У них в команде почти все старшаки, - подал голос Венька, - вот были бы они как мы... Мы бы им дали жару!

Друзья понимали, что капитан пытается поднять настроение, но оно никак не хотело этого делать.

Внимание Веньки привлекла одинокая фигура, появившаяся из-за угла дома.

- Гляньте! Идет. Предатель. – со злостью проговорил он и крикнул, - эй, Митька, подь сюда.

- Понятно, проиграли, - сказал Митька, войдя в беседку.

- И все из-за тебя! Вернее, из-за твоей музыки! – Венька встал перед другом, сжимая кулаки.

- Я не мог пропустить урок, - спокойно ответил тот, - у меня скоро экзамен.

- Ну, и катись на свой экзамен, - выкрикнул один из футболистов.

Тут все загомонили разом. Никто не слышал друг друга, мальчишки видели лишь понурившегося Митьку и говорили ему обидные слова, словно бросали камни.

- Я музыку не оставлю! – тихо, но твердо сказал Митька, прижав к груди футляр со скрипкой, и, окинув всех грустным взглядом, вышел из беседки.

- Подумаешь! Музыка-шмузыка, - бросил ему вслед Венька.

Но юный музыкант  не остановился и не оглянулся и вскоре скрылся в подъезде.

Вечером, лежа в кровати и глядя через отрытое окно на облака, плывущие по небу, Венька вспоминал Митьку и понимал, что обидел его. Конечно, Митька отлично играет и по воротам противника редко мажет, забить гол может из, казалось бы, неудобного положения, но он всегда мог прервать игру, сказав «мне пора заниматься». За его твердый  характер и уважали Митьку все пацаны. А сегодня выместили на нем свое огорчение из-за проигрыша...

Венька вздохнул и подумал:

- Пойду завтра с утра к Митьке, мириться.

Вдруг дверь в комнату открылась, и Венька увидел на пороге друга.

- Вень, мне нужна твоя помощь, - тихо сказал неожиданный гость.

Венька сел на кровати:

- Что случилось?

- Понимаешь, - Митька сел рядом с ним, - на моей скрипке порвалась главная струна.

- А что, разве бывают такие струны? – удивился Венька.

- Главная она потому, что ее настраивают по камертону, а остальные подстраивают по ней. Как она звучит, так и будет петь вся скрипка

- Ну, завтра сходишь в магазин и купишь новую струну, а хочешь, я с тобой пойду? – предложил другу Венька.

- Никак нельзя завтра! Утром у меня экзамен! – огорченно проговорил Митька.

- А где же мы ее возьмем ночью-то, твою струну? – оторопел Венька.

- Понимаешь в чем вся закавыка, - юный музыкант помолчал, потом очень тихо сказал, - я не могу идти. Это должен сделать кто-то другой!

- Почему?

- Я не могу оставить маму, она заболела, - Митька чуть не плакал.

Венька думал всего минуту – вот он - шанс, помириться с другом!

- А куда идти-то скажешь? – он вскочил с кровати и торопливо оделся.

- Сначала, зайти к соседу нашему, Иванычу, - Митька протянул два обрывка струны, - он тебе все скажет.

- К Бемолю? – удивился Венька, - он чинит струны?

- Он все тебе скажет, - ответил Митька и вышел.

Венька снова присел на кровать, переваривая случившееся. Если бы не обрывки струны в руке, он подумал бы, что все ему приснилось. Но надо было спешить. Венька вышел из комнаты и к своему удивлению оказался перед дверью старичка-соседа,  которого все звали Иванычем. Решив, что так и должно быть, мальчик решительно нажал кнопку звонка. Вскоре за дверью раздались шаркающие шаги и легкое покашливание. Клацнул замок, и перед Венькой появился сосед.

- Чего случилось-то – сердито глядя на незваного гостя, спросил старичок.

Венька протянул ему обрывки струны:

- Вот, порвалась.

- А ты вроде не скрипач, - удивился Иваныч, забирая проволочки.

- Так Митька попросил, у него мать заболела. А то бы он сам пришел.

Сосед улыбнулся, пряча улыбку в седые усы:

- Помочь другу, это хорошо. Погоди-ка тут, - и скрылся за дверью.

Спустя мгновение он появился снова и, протянув Веньке целую струну, тихо сказал:

- Соединить-то я ее соединил, только не звучит она!

- Что ж делать-то? У Митьки утром экзамен! – огорченно произнес мальчик.

- Так у порванной струны пропадает все волшебство, улетучивается через разрыв, - Михалыч внимательно посмотрел на Веньку, - и чтобы она снова зазвучала, нужно вернуть ей чудесные звоны!

- Волшебные?! – Венька решил уже ничему не удивляться, - и как их вернуть?

Старик улыбнулся:

- Это не трудно. Нужно попросить ветер, луну, солнце и воду наполнить струну звонами. И тебе лучше поторопиться, пока еще можешь поймать последний луч заходящего солнца - А где.... –  хотел, было, спросить мальчик, но Иваныч буркнув «за парком» закрыл дверь.

Венька, перепрыгивая через ступени, поспешил на улицу.

Пробежав через парк, он остановился на пустыре, который они, мальчишки, приспособили под футбольное поле.

Далеко на горизонте еще горел краешек солнца.

Венька понимал, что он не добежит до него, как бы ни торопился.

- Солнце, солнышко, подожди! Нужна твоя помощь! У друга моего порвалась струна на скрипке и теперь не звучит. Верни ей, пожалуйста, звоны! – горячо прошептал он, протягивая струну в закат.

Солнце вспыхнуло, тоненький лучик протянулся до Веньки и прикоснулся к его рукам. Мальчик почувствовал, как солнечное тепло согрело холодную проволочку.

- Пока не стемнело, надо найти воду, - подумал Венька и вспомнил о фонтане в парке.

Прибежав туда, он остановился в замешательстве. Как быть? Как же вода должна наполнить скрипичную струну звонами? Венька прислушался к веселому журчанию фонтанных струй и, протянув проволочку на ладони, попросил:

- Фонтан, твои струи поют чудесную песенку, поделись ею с оборванной струной, верни ей волшебные звоны!

Самая большая струя фонтана вдруг взлетела высоко-высоко и оттуда упала вниз, рассыпавшись на мелкие капельки и окропив ими и струну, и мальчика.

Венька рассмеялся, получив неожиданный душ, и, помахав фонтану рукой, в которой была зажата струна, побежал в глубину парка. Он уже знал, где искать ветер.

В самом центре парка рос старый-престарый дуб. Под его раскидистой и густой кроной мальчишки всегда отдыхали после игры, наслаждаясь густой тенью и слушая, как в ветвях играет ветер.

Венька остановился под деревом и прислушался. Дуб тихо шелестел листвой под ласковым вечерним ветром.

- Ветер-ветерок, -  сказал мальчик, протягивая вверх струну, - помоги. У друга порвалась струна на скрипке, теперь не звучит? Верни ей волшебные звоны!

Шелест листьев на мгновенье стих, а Венька ощутил ласковое дуновение ветра вокруг себя.

Концы струны, зажатой ладонью в самой серединке, закачались и даже чуть приподнялись вверх. И тут же снова зашумел листвой громадный дуб.

- Спасибо, - крикнул в вышину Венька и снова побежал на футбольное поле, рассудив, что именно там легче будет увидеть луну.

Но его ждало разочарование! Луна была закрыта тучами. А вскоре стал накрапывать мелкий дождик.

Венька сел прямо на поле посередине поля и подставил каплям лицо.

- Дождик, ну, как же ты не вовремя! – с горечью воскликнул он, - мне нужен только один лунный лучик, чтобы вернулись звоны в эту струну.

И вдруг среди туч образовался просвет, через него к Веньке протянулась тоненькая серебристо-голубая ниточка.

Лунный луч скользнул по Венькиному лицу, рукам, чуть задержался на струне и погас.

- Спасибо!!! – по пустынному полю разнесся  возглас.

Он кричал еще что-то громко и радостно, подпрыгивая и кружась, словно танцевал под дождем какой-то одному ему известный танец.

Разбудил Веньку шаловливый солнечный луч, щекотавший его ресницы. Сев на кровати, мальчишка глянул на часы.

- Нормально, успеем.

Спустя несколько минут  он уже во дворе поджидал свою команду.

- Ты чего нас такую рань вытащил,- проворчал один из мальчишек.

- Мы сейчас идем в Митькину музыкалку! Будем болеть за его экзамен, - твердо, ответил ему капитан.

Ватага мальчишек вскоре удобно расположилась на траве под открытыми окнами музыкальной школы.

Когда до ребят донеслась нежная мелодия скрипки, Венька заворожено прошептал:

- Наш Митька играет! Я его скрипку по звонам узнал.

«Последняя сказка бабушки Ануш»

Каждое лето в детстве приезжала я к бабушке в рабочий посёлок, что прилепился своими домишками к кривым улочкам, сбегавшим по склону горы. От крайнего дома до вершины оставалось всего пару сотен метров. И жила в нём армянская семья, заброшенная на Урал ещё в эпоху великих комсомольских строек. Когда я познакомилась с бабушкой Ануш, от большой и дружной семьи остались лишь старики да внук. Страшная трагедия на заводе унесла в один день жизни трёх сыновей и невестки бабушки Ануш.

Частенько поселковая детвора собиралась на скальном выступе, недалеко от её дома. Оттуда открывалась прекрасная панорама: и пруд, и новый город за ним, и завод с окружившим его старым городом, лежали перед нами, как на ладони.

Иногда, в час заката, когда солнце касалось краем дальних гор, к детской компании присоединялась бабушка Ануш. И наступала пора волшебных сказок.

Вот одна из них...

В давние времена, когда рядом с обычными людьми жили на земле добрые волшебники и злые колдуны, в одном ауле был кузнец. Звали его Саро. Трудно было найти в тех краях искуснее кузнеца-оружейника, чем он: мечи и кинжалы из-под его молота могли на лету шелковый платок разрезать, стрелы летели точно в цель. Умел Саро ковать и серьги с браслетами, которые очень нравились красавицам. И была у кузнеца дочь Аревик, с малых лет растил её Саро один. Мать-то, однажды зимой в лавину, с гор сошедшую, попала и погибла. Опасался отец малолетнюю дочь одну в доме оставлять, брал с собой в кузницу, где её игрушками становились остывшие капли металла. Росла девочка привычной к жару горна. И часто просила отца обучить её кузнечному мастерству. Но Саро не хотел, чтобы его дочка становилась кузнецом. Где же это видано - девушка-кузнец! Он пригласил к себе в дом женщин-мастериц, чтобы обучили Аревик всем женским премудростям. Хлеба печь и кушанья разные готовить, ткани ткать и одежду шить, украшенную золотым и серебряным шитьем, плести шнуры и пояса для украшения одежды. Но одного не учел кузнец - что дочка выросла настойчивая. Обучившись всему, что умели лучшие мастерицы аула, Аревик снова обратилась к отцу с просьбой, научить её кузнечному делу. Не смог Саро противиться дочери, смастерил кузнечный инструмент, ей по силам, и стал учить тому, что умел сам. Скоро стала Аревик мастером, равным отцу. Одно лишь отличало её работу от отцовской - украшения на рукоятях выкованных девушкой мечей выходили ажурные, словно кружева из тонких железных нитей.

Слух об удивительном кузнеце разнесся по всему краю. Многие приезжали - не столько заказать Саро оружие, сколько полюбоваться необычным кузнецом. Высокая, стройная, с тонкой талией Аревик притягивала взгляды, как магнит. Каждый мечтал увидеть в её карих глазах отражение своего сердца. Но девушка лишь молча улыбалась в ответ на признания приезжих.

Но однажды подъехал к кузнице всадник на белоснежном коне. То был молодой охотник Мелкум, и приехал он заказать Саро стрелы для своего лука. Встретились взглядами Аревик и Мелкум, и зажглись их сердца огнём любви. Заметил отец, как смотрели друг на друга его дочь и охотник. Всё сразу понял. И благословил молодых, когда Мелкум попросил руки Аревик. Стали всем селением готовиться к свадьбе.

Как-то вечером потемнело небо, затянулось тёмными тучами. Загремел гром, засверкали молнии, и спустился на землю, прямо перед кузницей, Вишап - дракон, грозы повелитель.

- Эй, кузнец! - закричал Вишап, - сделай мне новую палицу, прежняя источилась, до неба не достаёт. Не могу, старой палицей, небо в грозу трясти.

А в кузнице в тот вечер Аревик трудилась над свадебным подарком жениху. Услышала она крик и вышла за порог. Увидел красавицу Вишап и забыл, зачем прилетел. Схватил Аревик и прочь ринулся. Закричала девушка что есть сил, позвала любимого на помощь. Мелкум успел вслед Вишапу стрелу пустить - попала она дракону в хвост. От неожиданной боли вздрогнул Вишап и ношу свою выронил. А пока дракон разворачивался, успел охотник любимую подхватить да на коня перед собой усадить. И поскакали они прочь от Вишапа. Но вскоре стал дракон их догонять. На краю обрыва упал конь бездыханным, устав двойную ношу на себе нести. Обрадовался Вишап, что вот-вот сможет отобрать красавицу у охотника.

И вскричала Аревик:

- О, Астгик, богиня любви! Спаси нас! Спаси нашу любовь!

И в тот же миг Мелкум с Аревик обернулись алыми розами и в реку упали. А души их вспорхнули над водой белоснежными голубями.

Дракон же так и не понял, куда охотник с красавицей делись. Долго кружил над обрывом. Искал, да так ни с чем и улетел восвояси.

И с тех пор, каждый год, в середине лета, празднуют все влюбленные праздник вардавар: на утренней заре, поклоняясь богине любви Астгик, приносят в дар реке розы и выпускают голубей.

А ещё молодые и старые друг друга водой поливают, отдавая души свои чистой влаге.

До следующего лета бабушка Ануш не дожила. Но живы в сердце сказки, рассказанные ею.

 «Переполох в Цветочном Королевстве»

С самого раннего утра поднялся переполох в цветочном королевстве.

По огромным залам Радужного Дворца суматошно бегали пажи Васильки и горничные Ромашки и спрашивали друг друга:

- Вы не видали? А вы выдели? Может быть, вы встречали?

С не меньшей суетой передвигалась по дворцу и королевская  стража во главе с командиром величественным Гладиолусом.

По сигналу церемониймейстера господина Пиона  вся свита после завтрака собралась в Тронном зале. Ждали долго, Главная фрейлина Орхидея и ее подружки разноцветные Бегонии расположились у открытого окна, чтобы дышать свежим утренним  воздухом. Госпожа Орхидея все время прикрывала белоснежным платочком свой маленький ротик, пряча зевок. Видимо она не выспалась.

Вот, наконец, раздались торжественные перезвоны оркестра Колокольчиков, всегда сопровождавшие выход Королевской четы. Высокие  двери открылись, и в Тронный зал вошли Их Величества король Тюльпан и королева Роза, следом за ними гордо вышагивали Их Высочества принцы Гиацинт и Адонис. Когда король с королевой заняли места на троне, а принцы встали рядом с ними, вперед вышел церемониймейстер господин Пион  и скорбным голосом объявил:

- Многоуважаемые цветы всех званий и расцветок, нынешней ночью в королевском дворце случилась ужасная кража!

Ропот пронесся по Тронному залу словно ветерок. Королева заплакала, прикрыв глаза ажурным платочком,  король и принцы склонились к ней, утешая.

- Со спального столика Ее высочества принцессы Хризантемы, - Пион сделал многозначительную паузу, - пропала хрустальная диадема.

- Подарок принца Гелиантемума, - подала голос рыдающая королева Роза.

- Ну, по-нашему, по-простому, принца Солнцецвета, - добавил король Тюльпан, нежно гладя супругу по руке.

- От горя  бедная принцесса Хризантема заболела и не встает с кровати – провозгласил Пион.

- О, мои дорогие придворные, - тихо проговорил король, - если вдруг кто-то из вас, совершенно случайно, взял хрустальную диадему принцессы, верните, пожалуйста. Я не буду сердиться. Лишь бы доченька моя поправилась.

Гордый Адонис свысока оглядев всех присутствовавших в Тронном зале, громко произнес:

- Я уверен, что диадема моей сестры еще во Дворце. Мы с братом проснулись сегодня рано и вышли гулять в парк. И Мы не видели, чтобы кто-то  еще покидал дворец.

- А я считаю, нам следует всех запереть в Тронном зале и пригласить королевского сыщика  Антиринума, не зря же его называют еще Львиный Зев, - подал голос Гиацинт, расправляя свои бесчисленные оборки.

- Это будет правильно! – подняла голос королева Роза.

- Повелеваю, - встал с трона король Тюльпан, - всем придворным, пажам и горничным собраться в Тронном зале до выяснения всех обстоятельств этой кражи. Господин Гладиолус, пригласите сюда королевского сыщика  Анти… антри…ох, уж эта мода на заморские имена. Пусть сюда придет Львиный Зев!

- А я  давно здесь, - раздался голос из толпы придворных, - и уже начал следствие. Мои помощники Вьюнки рыщут в данный момент по всему Дворцу, проверяя все закоулочки и каждую щелочку.

- Ах, милый Антиринум, - вздохнула ее величество Роза, - допросите всех с пристрастием!

- Всенепременейшим образом, Ваши дорогие величества и высочества, - мягкой походкой сыщик подошел к трону, молча, оглядел всех присутствовавших, и сказал, - чтобы отвести всяческие подозрения от королевской семьи…

- Что вы себе позволяете! – возмутился Король.

- Повторяю, чтобы отвести всяческие подозрения от королевской семьи, прошу ваши величества и высочества ответить, когда вы видели упомянутую выше диадему в последний раз? – произнес сыщик, глядя прямо в глаза королю.

- Мы все видели хрустальную диадему на принцессе во время вчерашнего бала, - за всю семью ответила королева.

Сыщик повернулся в сторону фрейлин:

- Кто из вас провожал принцессу в покои после бала?

- Я, - вышла вперед Главная фрейлина Орхидея,  - и Бегонии. Мы проводили ее высочество до спальни и больше ее не видели. В покои принцесса Хризантема вошла в хрустальной диадеме!

- Но вы, же возвращались, госпожа Орхидея, - вдруг раздался тихий голосок от двери.

- Кто это говорит, выходите на середину, - приказал Антиринум.

От двери, ведущей в королевские покои, отошла маленькая Ромашка.

- Кто ты? – уже мягче спросил ее сыщик, - что ты видела. Говори.

- Я горничная принцессы, Ромашка-десятая, - чуть присела в поклоне горничная, - когда вчера ее высочество Хризантема вошла в покои и только присела, чтобы я смогла снять с нее бальные туфельки, как без стука вошла госпожа Орхидея .

- Что-о-о?! – встала с трона королева Роза, - фрейлина посмела войти без стука!

- Она врет,…. врет, наговаривает, ваше величество! Я стучала, но видно тихо, - затараторила Орхидея.

- И ничего Ромашка не врет, – вышел вперед маленький паж Василек, - я в тот момент в покоях принцессы свежую воду в вазоны разносил. И стука никакого не слышал.

Сыщик подошел ближе к фрейлине, обошел ее кругом, подозрительно оглядывая, и вернулся к трону:

- Так зачем вы вернулись в покои принцессы? – грозно спросил Антиринум, - отвечайте, госпожа  главная фрейлина двора.

Орхидея упала на колени и разрыдалась:

- Ваши королевские величества, - сквозь слезы проговорила она, - ее высочество Хризантема вчера во время бала взяла у меня веер. Ей было жарко. А вернуть забыла. Вот я за веером и вернулась.

- Я подтверждаю слова госпожи Орхидеи, – подал голос принц Гиацинт, - эта противная девчонка Хризантема, действительно отобрала веер у фрейлины. Я это видел. 

- Ваше высочество, это неэтично такими словами называть особу королевской крови, да еще в присутствии придворных, - сделала выговор сыну королева.

- Вернула вам веер ее высочество? – спросил фрейлину Антиринум.

Но та плакала и не могла сказать ни слова.

- Позвольте мне ответить на этот вопрос? – тихо попросил маленький паж.

- Говори скорее, - вместо сыщика ответил сам король.

- Ее  высочество бросила веер с вазон с водой и велела госпоже самой доставать его оттуда, - грустно сказал паж и опустил голову.

- Госпожа фрейлина, все так и было? – подошел сыщик к плачущей Орхидее.

- Да, ее высочество видимо нечаянно уронила мой веер в воду и ушла в опочивальню, - все еще всхлипывая сказала фрейлина, - после ее ухода, я достала из воды веер и покинула покои принцессы.

- А вот и мотив преступления! – воскликнул Антиринум,- обиженная фрейлина ночью тайно побирается я в опочивальню принцессы и крадет ее диадему! Преступление раскрыто!

- Не-е-ет! – Закричала госпожа Орхидея, - принцесса Хризантема в спальню  ушла в диадеме!

Ромашка, Василек. Вы же видели! Скажите!

Горничная и паж лишь молча кивнули.

- Госпожа Орхидея, может ли кто-нибудь подтвердить, что вы не покидали своих покоев этой ночью? – сурово спросил король Тюльпан.

Фрейлина из белой, стала пунцовой. Потом снова побелела и лишь в самой серединке остались красные пятнышки, что говорило о крайней степени ее смущения.

- Госпожа фрейлина Орхидея всю ночь провела со мной…. В королевской библиотеке, - громко сказал принц Адонис, подошел к фрейлине, все еще стоящей на коленях и помог ей встать, - она не виновата в этой краже!

- Но что вы делали в библиотеке? – строго спросил король Тюльпан.

Адонис, не отпуская руки Орхидеи и нежно глядя на нее, ответил:

- Мы, Ваше королевское величество, изучали древо семейства Орхидейных. Оказывается у госпожи фрейлины очень много именитых и красивых родственников.

Придворные Бегонии, Магнолии, Лотосы, Бальзамины, Георгины и даже старичок Кориандр зашушукались, обсуждая только что услышанное. Кража диадемы была забыта! 

Король наклонился к королеве и прошептал:

- Вот видишь, я был прав, мальчик любит Орхидею, раз при всех встал на ее защиту.

- Признаюсь, я проиграла. Что ж будем готовиться к свадьбе? – так же шепотом отвечала королева.

- Но кто же  украл хрустальную диадему с ночного столика принцессы Хризантемы, - несколько опешивший Антиринум спросил королевскую чету.

- Ромашка, милочка, позови сюда принцессу, - ласково обратилась королева Роза к горничной.

- Точно, - поддержал ее просьбу король, - хватит ей прятаться. Пора всем объявить правду.

Ромашка тотчас выбежала из Тронного зала.

Вскоре придворные Колокольчики прозвонили торжественный сигнал, пажи Васильки распахнули двери зала перед прекраснейшей принцессой Хризантемой. Она была одета в пушистое белоснежное платье, а ее голову украшала блестевшая в лучах утреннего солнца хрустальная диадема.

Ропот недоумения пронесся среди придворных.

Сыщик  Антиринум с величайшим огорчением смотрел на диадему:

- Ну, вот…. И искать теперь не надо…, - он чуть не плакал от огорчения.

Хризантема подошла к Адонису и Орхидее, обняла их и сказала:

- Милый мой брат, дорогая Орхидея, простите меня. Диадема никуда не пропадала. Я просто ее спрятала под подушку! Так велел мне, - принцесса посмотрела на короля, - папа.

- Да-да, велел! А иначе, как бы мы выяснили, в кого влюблен наш старший сын, принц Адонис! – король был доволен своей выдумкой.

- Значит, вечером в королевском Дворце будет свадьба! Господин Гладиолус, пусть ваши стражники разнесут эту добрую весть по всему цветочному королевству. – Объявила королева Роза.

Все были счастливы.

Грустил и чуть не плакал только сыщик Антиринум, ему так и не удалось проявить свои замечательные детективные способности.

- Но я еще пригожусь, – твердил он, сидя позади трона, - вот  увидите, что я не зря зовусь Львиный зев или Антиринум.

«Про мальчика Тёму и «сейчас»»

Солнечный лучик проник сквозь узенькую щелку между шторами, легко скользнул по стене и замер на подушке, как бы думая, заползать на спящего Тёмку или подождать. Лучик каждое утро старался разбудить мальчишку, пуская солнечных зайчиков прямо ему в глаза. Но упрямец лишь поворачивался на другой бок, не собираясь просыпаться. Вот и сегодня, только лучик коснулся тёмкиной щеки, как тот отвернулся, подставив ему затылок. Лучик еще мгновение посидел на волосах засони, потом стал медленно гаснуть. Пока совсем не пропал.
- Тёма, - вошла в комнату мама и присела на кровать, - уже давно пора просыпаться.
- Сейчас, ма, - пробормотал мальчик и укрылся с головой одеялом.
Мама вздохнула, погладила сына по плечу, скрытому одеялом.
- Когда-нибудь это твое "сейчас" доведет тебя до беды, - грустно сказала она.
Из-под одеяла донеслось:
- Ну, ма..... щас встану.
- Я жду тебя, сынок, ведь мы собирались поехать к бабушке, - тихо проговорила мама и вышла.
- Сейчас, - пробормотал Тёма, - уже встаю.
Мальчик откинул с головы одеяло и тут же резко сел на кровати, удивленно оглядываясь.
- Где это я? - прошептал он.
Такой привычной уютной комнаты не было, вокруг росли какие-то причудливые деревья, а прямо от кровати начиналась тропинка, поросшая непонятно чем - если это трава, то почему она синяя.
Тёма лег и протянул руку к синей тропинке. Она была мягкой, шелковистой, как трава у бабушки во дворе. Но почему синяя?!
- А трава просто упрямится, привычка у нее такая, не нравится ей как все растения быть зеленой, хочет выделяться, - раздался голос.
Мальчик повернулся на звук и замер, возле спинки кровати сидело какое-то существо, похожее на пушистый шарик.
- Ты кто? - еле смог проговорить Тёмка.
- Я почти готовая привычка, - ответил шарик, пошевелив пушинками.
- Как это "почти готовая"? - заинтересовался мальчик.
- Ну, как тебе объяснить,...... чтобы стать настоящей каждая привычка должна стать похожей на своего хозяина! - пушистик издал звук, похожий на вздох.
- И что тогда будет, если привычка станет походить на своего хозяина? - Тёма протянул руку и погладил шарик.
- А все будет просто замечательно! - как-то воодушевился шарик и чуть-чуть подрос в размере, - хозяин привычки будет освобожден от всего, что его напрягает, а его вторая натура, привычка то есть, будет все делать за него.
- Классно. А ты чья "почти готовая привычка"? - снова погладив пушистика, спросил мальчик.
- Так твоя! Иначе, чтобы я тут делала? - снова увеличившись, возмутился шарик, - не узнаешь что ли?
Тёмка смог лишь от удивления отрицательно помотать головой.
- Эх, ты, - грустно прошелестел необычный гость, - я думала, ты догадаешься. Я твое любимое слово "сейчас".
- "Делала", "думала", так ты девчонка что ли? - улыбнулся хозяин кровати и поудобнее уселся.
- Ты ж, вроде, не двоечник!? Мы все привычки-сестрички женского рода. Как положено правописанием. А что? Девчонке не станешь помогать? - шарик еще немного подрос и стал напоминать человечка, только мохнатенького.
- Да, почему? Я к девчонкам нормально отношусь, они иногда списывать на контрольных дают. А тебе-то я как смогу помочь? - Тёма и предположить не мог, какая от него нужна помощь.
- Ты должен вспомнить, каждый случай, когда ты говорил "сейчас", - с надеждой в голосе проворковала "почти привычка".
- Без проблем, - засмеялся Тёмка, - считай. Когда мама меня зовет кушать, я всегда говорю "сейчас". Когда меня просят помыть посуду - "сейчас", когда говорят, чтобы выключил телевизор и ложился спать - "сейчас", в школе, когда вызывают к доске - "сейчас", когда мальчишки зовут на улицу - "сейчас"........
Мальчик загибал пальцы, считая, и не смотрел на свою гостью. А та с каждым новым "сейчас" росла и превращалась в человека.
- Во, вспомнил, когда в музее сказали, что он закрывается, я тоже сказал - "сейчас"! а еще.. Тёмка поднял глаза и оторопел, перед ним сидел мальчишка, удивительно похожий на него.
- Ну, вот, теперь я уже почти совсем привычка, я почти твоя вторая натура - услышал удивленный Тёма.
- А что еще надо? - он выговорил с трудом, подозревая, что его ждет мало приятного.
- А теперь, ты должен пройти по этой синей тропинке, - махнула рукой в сторону тропинки "вторая натура".
- Зачем это?
- А затем, что ты теперь должен остаться в нашем мире, а я буду жить в вашем, - "вторая натура" стала сталкивать мальчика на пол.
- Не хочу я! - закричал Тёма, ухватившись за спинку кровати.
- Никто тебе не поможет! Слезай! - скомандовала "вторая натура".
- Не хочу и не буду! Помогите! Хоть кто-нибудь! - закричал мальчик, удерживаясь из последних сил.
- Я помогу тебе, - услышал вдруг бедняга и ощутил, как его кто-то взял за руку и потянул обратно на кровать.
Тёмка оглянулся и чуть не свалился на синюю тропинку. Его за руку держал ОН САМ!
- Ну, что ты уставился! Я - твоя хорошая привычка здороваться со старшими, ты должен просто проснуться! Немедленно проснуться и встать! - скомандовала еще одна "вторая натура".
- Сей.. - хотел сказать мальчик, но не успел, хорошая привычка закрыла ему рот ладошкой, а второй рукой со всей силы дала такую оплеуху, что у него потемнело в глазах. Но он еще слышал, как ссорились привычки, потом все стихло.
 
Тёмка осторожно открыл один глаз и тут же зажмурился от солнечного лучика, ярко сиявшего сквозь щель в шторе. Немного полежав с закрытыми глазами, мальчик проговорил:
- Ну и приснится же такое! Всё. Никаких "сейчас". Сказано - сделано.
Тёмка встал, заправил постель и бегом побежал из комнаты. На кухне он обнял маму и сказал:
- Мамуля, я уже умылся, давай же скорее завтракать, ведь нас ждет бабушка.

С того самого утра мальчик говорил "сейчас" только тогда, когда это было нужно, и привычка отпала.

Зима заболела

Анюта, прижав к груди любимые коньки, с грустью смотрела в окно. Снега за ним не было, как и вчера, и позавчера, и неделю назад.

- Скоро Новый год, а снега всё нет и нет, - тихо сказала девочка, - что ж такое случилось с зимою?

Пощелкал  замок на входной двери, и Анюта услышала весёлый голос папы:

- Анюта, смотри, что я принёс!

Ещё не видя, можно было догадаться, что в дом принесли ёлку, потому что приятный хвойный запах наполнил всю квартиру.

- Красивая ёлочка, - без особой радости сказала Анюта.

Папа присел перед дочкой, погладил её по голове и спросил:

- А почему так грустно? Сейчас я нашу ёлочку установлю, достану украшения, и мы все вместе станем ее наряжать. Ведь скоро праздник.

Анюта вздохнула:

- Праздник-то скоро, а снега всё нету. А какой же Новый год без него? Получается, что и стихи, и песенки новогодние неправильные, ведь везде про снег говорится!

- А давайте, будем украшать ёлочку, и думать о снеге, - вышла в прихожую мама, - зима услышит наши мысли и пошлёт снег.

- Ты думаешь, у нас получится? – с надеждой посмотрела на маму дочка.

- А как же! – вместе сказали папа и мама и улыбнулись.

Всё время, пока устанавливалась ёлка, разбирались ёлочные украшения и с красивыми ниточками вешались на пушистую гостью, Анюта думала о том, как хорошо играть со снежками, строить снежную крепость, кататься с горки на санках и о многом, о том, что бывает только, когда есть пушистый белый снег. Спать вечером девочка легла с надеждой, что за ночь за окном побелеет. Каково же было её разочарование, когда проснувшись и выглянув в окно, Анюта увидела всё ту же серую картину.

- Что-то не в порядке с зимой! – чуть не заплакала девочка, - пойду-ка искать Зиму, пусть объяснит, что случилось.

Анюта оделась потеплее и вышла на улицу. Родители ещё спали, поэтому её никто не остановил. От бабушки девочка слышала, что в глубине леса есть волшебный терем, в котором живёт Зима.

На автобусе Анюта доехала до конечной остановки и по чуть заметной тропинке вошла в лес.

Девочка шла по лесной тропинке, усыпанной осенней листвой. Берёзки и осинки серели на фоне зелени елей и сосен. Вдруг что-то белое промелькнуло за кустами. Анюта замерла, даже дыхание старалась сдержать. На тропинку перед ней выпрыгнул зайка.

- Ой, бедный зайчик, ты зря шубку поменял, ведь тебя так видно среди опавшей листвы, - грустно проговорила Анюта.

- А что поделать-то? – заплакал зайчик, - трудно от лисы спасаться, ведь снега нет!

Анюта чуть на тропинку не села услышав слова зайчика:

- Ты можешь говорить?

- Так скоро Новый год! В это время все звери и птицы в лесу могут с детьми разговаривать.

Невдалеке затрещали сухие ветки, зайка ойкнул и спрятался под широкими лапами ели. А перед Анютой на тропинке появился медведь. Анюта очень удивилась, ведь ему положено спать.

Медведь увидел девочку, от удивления сел и стал чесать правое ухо.

- Ты чего в лесу делаешь, малявка, - прорычал Медведь тихонько, стараясь не испугать гостью.

- Я не малявка, я уже в первом классе учусь, - чуть обиженно сказала ему в ответ Анюта и спросила, - а ты почему не спишь, ведь Новый год скоро?

- Большая девочка, извини, - медведь грустно покачал головой, - а как спать-то? Для сна медведю нужна теплая берлога, а теплой она бывает только под большим-пребольшим сугробом. А откуда ему взяться, если снега всё нет и нет.

- Я  иду к Зиме, спросить, почему нет снега, ты не знаешь, где она живёт, - с надеждой спросила Анюта медведя.

- Знаю, отчего не знать. Живёт она в самой густой чаще, в высоком тереме, только ты туда не пройдешь, - медведь озабоченно почесал за ухом, - хоть ты и большая девочка, ножки у тебя маленькие, не пойти тебе через бурелом.

- Что же делать? – расстроилась Анюта.

Медведь встал, походил вокруг девочки и сказал:

- Придумал! Я отвезу тебя к терему волшебному, садись на меня.

- Возьмите меня с собой, - попросил, выскочивший из-под ели зайка, - лиса близко, а мне от неё не спрятаться.

- Прыгай мне на спину, - разрешил медведь и лёг на землю, чтобы пассажирам было удобно на него взобраться.

Вскорости медведь со своими пассажирами вышел из чащи на большую поляну, в самой середине которой стоял высокий красивый терем с резным крыльцом. Окна были плотно закрыты ставнями.

- Окна закрыты. Дома, видимо, нет никого, - почему-то тихо сказала Анюта, слезая с медведя.

- Вы к Зиме? – Анюта обернулась на голос и увидела на перилах крыльца маленькую синичку, - Она дома.

Анюта постучала, но никто не ответил. Медведь толкнул дверь, и она вдруг открылась, тихонько скрипнув.

Первым внутрь вошел медведь (чтобы малявку никто не испугал, думал он), за ним – Анюта с зайчишкой на руках.

В полумраке горницы гости увидели сидящего за столом мальчика примерно одних с Анютой лет, он грустил.

- Это Морозко, - тихо чирикнула синичка, влетевшая следом за девочкой.

Анюта подошла к столу, Морозко так был поглощен своей грустью, что никак не отреагировал на ее появление. Девочка села рядом и погладила мальчика по руке.

- Ты почему такой грустный? – тихо спросила гостья хозяина.

- Все грустят, - проговорил Морозко и встрепенулся, поняв, что не один, - а ты кто такая?

- Я простая девочка, зовут меня Анюта, - улыбнулась девочка.

Морозко поднял голову, увидел на пороге горницы медведя и зайчика, и удивленно спросил:

- Что за гости нынче у нас, зачем вы посмели потревожить наш покой? – попытался быть сердитым Морозко.

- Скажи, здесь живет Зима? – Анюта спросила с надеждой, что медведь привез её туда, куда она хотела.

- Здесь, - кивнул головой Морозко, - я её младший сын, Морозко. А  зачем она тебе?

- А ты не догадываешься? – спросила Анюта, - скажи, почему Зима не посылает снега? Ведь скоро праздник, Новый год, а везде ни снежинки!

Морозко вздохнул и тихо сказал:

- Мама заболела.

- Как это «заболела»!?- воскликнул от порога медведь.

- Она поссорилась со своей сестрой, тётушкой Осенью,  и слегла, - грустно сказал Морозко.

- Так надо её вылечить, - Анюта была уверена, что от выздоровления Зимы и зависит появлением снега к Новому году.

- Думаешь, мы с братьями Морозом и Морозищем не пробовали её лечить? – Морозко достал с полки небольшой ящичек, - вот смотри, это ледяные таблетки, их мы ей давали по  одной три раза в день, а в этих бумажках снежные порошки, которые надо было давать по два на ночь.

- Морозко, а почему у вас в тереме так темно? – спросил Зайка, запрыгнув на лавку.

- Так тётка Вьюга велела закрыть ставни чтобы, свет не мешал матушке болеть, - Морозко закрыл ящичек и убрал на полку.

- А моя тётя Вера всегда говорит, что больному необходим солнечный свет, - увере

Лошадка голубая

Свою дорожку знает:

От края и до края

Галактики летит.

Парнас – ее обитель,

Так – радостно творите,

За все благодарите

Иных миров визит..

Поздравляю с Днём 8 марта! Пусть из всех Ваших желаний сбудется всё! Вот и всё.

 http://soyuz-pisatelei.ru/video/vip/9421/tvorcheskie_vstrechi/ja_ne_khochu_tebja_ljubit_bezymjannyj_0001_wmv