Форум

ЖИВАЯ ПОЭЗИЯ

Печально упало перо соколиное
На воды реки.
Падение стало невольной причиною
Рожденья строки.

По тихой воде небывалыми ритмами
Скользили слова.
Наивная ива, прохладой увитая,
Качалась едва.

Вечерняя мгла торопливо развесила
Огни вдалеке.
А я всё смотрел, как живая поэзия
Плыла по реке.

ПРЕДЗИМЬЕ

В Присвирье предзимье сурово.
Безвьюжный кончается срок.
Стихает осеннее слово,
Слетает последний листок.

Людское тепло выдувая
Из полузабытых домов,
Ветра над деревней летают
И стонут меж чёрных стволов.

И, кажется, всё опустело,
И жизни здесь, кажется, нет.
Но утренним светом несмелым
Умоет просторы, и белый
Вдруг чей-то мелькнёт силуэт.

Живой человек?! Неужели?
В такой бесконечной глуши,
Где сосны, берёзы и ели,
Есть место для этой души?!

Знать, дело какое-то держит
Её в молчаливом краю.
И жизнь одинокая брезжит,
И тянется к новому дню.

Ветра и студёные вьюги,
Молю, отложите свой срок.
Пусть в этой пустынной округе
Горит хоть один огонёк.

Моей захолустной отчизны,
Прошу, не сметайте следы.
Мне эти осевшие избы,
Мне эти дороги нужны!

И эти родные могилы,
И эти простые кресты...
Деревня, дай Бог тебе силы
Дожить до далёкой весны!

МАТЕРИ

Хорошо переждать ненастье
В светлом доме да у огня.
В этом доме ржаное счастье
Ты готовила для меня.

Приготовила, песню спела,
Чтоб всё ладилось лет до ста.
– Ты сама-то, родная, ела?
– Я сыта, дорогой, сыта.

Обходили меня напасти,
Ведь сума не была пуста.
Две ковриги ржаного счастья
Я сумел для тебя достать.

Хоть краюху себе взяла ты?
Ни к чему задавать вопрос.
С аппетитом жуют внучата
Те ковриги, что я принёс.

Ты же песню свою запела,
Чтоб всё ладилось лет до ста.
– Что ж ты, милая, не поела?
– Я сыта, дорогой, сыта.

НА ПРОЩЁНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

Весенний свет, густой и золочёный,
По всей округе разливает мёд.
Сегодня день особенный – Прощёный,
И оттого душа моя поёт.

Собрав с утра простое угощенье,
Иду себе, улыбчив и открыт,
Испрашивать у ближнего прощенья.
­– Прости меня!
– Господь тебя простит.

И ты прости!
– И я, и я прощаю!
– Садись скорей. Обед уже готов. 
Сажусь тихонько, сердцем ощущая,
Что полон мир друзей, а не врагов. 

Любуясь жизнью, как новорождённый, 
Я образ Божий в каждом узнаю. 
Как хорошо прощать и быть прощённым.
Наверно, так же хорошо в Раю!

В ОЖИДАНИИ ВЕСНЫ

Сосед твердит, что жить в России плохо.
А воробей щебечет: "Ничего!"
Кончается суровая эпоха
Морозного и вьюжного всего.

Да, не сезон, а целая эпоха!
Ведь столько птахе вытерпеть пришлось...
Сосед канючит: "Ну послушай, Лёха!
Идёт держава наша вкривь и вкось!"

Сижу, молчу и попусту не спорю.
Гляжу вокруг: всё, вроде, как всегда.
Вот рыжий кот пригрелся на заборе.
Вот ребятня играет у пруда.

И бабка Нюра в дедовой фуфайке
Встречать теплынь выходит на крыльцо...
Не стану слушать про плохое байки,
А повернусь к хорошему лицом.

ЧУДО О ХЛЕБАХ

Не стали жать, не испекли хлебов,
Дорогу к морю напрочь позабыли,
Не видели, как тысячи рабов
С печальных палестинских берегов
В неведомые дали уходили.

А кто-то сжал, испёк хлеба, пришёл,
Уселся на земле и начал слушать
Того, Кто посреди смиренных волн
Стоял в челне... Но вот убогий чёлн
Послушная вода несёт на сушу.

И Он идёт к тому, кто хлеб принёс,
Берёт душистый кус лепёшки хлебной
И преломляет с пением молебным,
От радости не сдерживая слёз.

И каждый ест. И в изумленье тот,
Который сжал, испёк, принёс и отдал.
Наелись все, лишь он один голодный
За Назареем с верою бредёт.

КУКУШКИНЫ СЛЁЗКИ

Где кукушка вчера куковала,
Отмеряя кому-то годки,
Нынче ты не спеша собирала
Неприметные с виду цветки.

В красоте своей тихой, неброской
Зацвели на задворках села
Те цветки – безутешные слёзки,
Что кукушка в ночи пролила.

Не пугайся, не к худу, не к худу
Ты цветы на поляне рвала.
Хоть людские шумят пересуды,
Мало в мире наветного зла.

Уходящей грозы отголоски
Громыхают вдали – ну и пусть!
На окошке кукушкины слёзки,
За окошком кукушкина грусть.

В ИЮЛЬСКОМ ЛЕСУ

Я по лесу бреду. Взгляд мой нынче не к звёздам – к траве.
Не боюсь ни коряги, ни пня, но всё чаще под ноги
Я смотрю. У забытой делянки, на старой дороге,
Молодые грибы в перепрелой таятся листве.

Земляника, черника, морошка поспели – бери
Хоть в ладонь, хоть в ведро – изобилье даров не убудет.
Здесь, на щедрой земле, обитают счастливые люди!
Что за счастье такое? Да просто вокруг посмотри!

На лесном озерце ребятня, наловив окуней,
Искупнётся – и мигом домой, косарям на подмогу.
В праотцовской глуши понимаешь величие Бога
И незримую связь с заповедной сторонкой своей.

* * *

Привезите мне белого цвета Онежского озера.
Привезите мне белого света олонецкой полночи.
Привезите мне белого снега с дороги просёлочной
В час, когда уходящего солнца следы подморозило.

Пусть над серой землёй кобылица с туманною гривою
Пронесётся, оставив гостинцы такие желанные:
Беломорский напев вперемешку с крупицами манными
Да карельскую тишь, предрассветную, неповторимую.

Белый цвет расцветёт за окошком букетом приветливым.
Белый свет домотканой дорожкой по полу расстелется.
Белым снегом укутает даль, и, конечно, поверится,
Что в такой белизне и сердца станут более светлыми.

Молодая Луна обернётся княжной белолицею,
Черноокая ночь побелеет и станет белёсою.
Всё наполнится Богом, как поле дрожащими росами.
Пропитается тайной, как небо ночными зарницами.

И над белою гладью едва задремавшего озера
Ветер – вольный поэт – будет строчки слагать немудрёные,
И читать их княжне, и летать меж поникшими клёнами
В час, когда уходящего года следы подморозило.

НА ВОЗНЕСЕНИЕ ГОСПОДНЕ

Давай неспешно, чтобы не спугнуть
Зарю, что притаилась за забором,
Изменим наш обыкновенный путь
До храма у речного косогора.

Пройдёмся по посёлку в тишине.
Таких мгновений в нашей жизни мало,
Поэтому они милее мне...
Уж бледный месяц в звёздной пелене
Уходит прочь печально и устало.

Дышать легко. Дорога не пылит.
Начало дня – не время ностальгии.
Весь Божий мир давно уже не спит
И солнца ждёт, как первой литургии.

Едва угомонились соловьи.
Исчезли звуки ночи соловьиной.
И мы идём, не чувствуя земли.
И день, что был, казалось бы, вдали,
Раскрыл свои объятья над равниной.

Помолодевший на рассвете луг
Откроет мне секрет преображенья.
Весна, как птаха, выпорхнет из рук...
И у неё сегодня Вознесенье.

ЮРЬЕВ ДЕНЬ

Снег валит. Раздолье детворе.
Снежный бой на каждом перекрёстке.
Белое в новинку в декабре.
Отскрипела старая повозка.

Ей теперь заслуженный покой
До весенних беспокойных трелей.
Мир сейчас доверчивый такой,
Как новорождённый в колыбели.

Молодежь, как стайка воробьёв,
Пролетит, других не замечая.
Принесу домой охапку дров
Из заиндевелого сарая.

Всё вокруг сверкает и спешит.
Лишь сосед с изогнутой клюкою
У колодца молча постоит
И пойдёт, качая головою.

– Что не весел, дедушка Фома?
Оглянись-ка, красота какая!
– Нонче будет лютая зима!
Слышишь, как в колодце завывает!

* * *

Уж не ты ли, молодость моя,
Бусы на болоте обронила
И под крик печальный журавля
Взор свой на другого обратила?

Уж не ты ли, в злате и шелках,
Старой жизни помахав рукою,
Открываешь новою строкою
Образ мой уже в иных стихах?

Тот, другой, теперь тебе милей.
Ты его мечтами овладела.
Мне ж остались крики журавлей
И прощальный след любви твоей –
Терпкий привкус клюквы переспелой.

Что ж, лети! Удерживать тебя
Я не стану... Кто ж тому виною,
Что очарованье сентября
Рядом с увядающей листвою.

* * *

Лежит в углу иконная доска.
Простая деревяшка – не икона.
Она чиста. Ни одного мазка
На ней не видно. Досок миллионы,
А образов, чтоб сердце трепетать
Заставили, едва ли много встретишь.
И хочется навечно замолчать,
Когда икону дивную приметишь.

Лежит в углу иконная доска.
Простая деревяшка – не икона.
Вокруг неё безмерная тоска...
Но добрый мастер, положив поклоны,
Смахнёт с доски уныние и пыль
И примется с молитвою за дело.
А мир, что был бесформенным и серым,
Вдруг обретёт неповторимый стиль.

Твоя рука божественно легка,
О Добрый Мастер! В жизни запылённой
Моя душа – иконная доска –
Мечтает стать прекрасною иконой.
Возьми её, смахни рукою пыль.
Нет в мире для доски иного счастья!
Поправь лампады гаснущий фитиль,
И чудо сотвори, о Добрый Мастер!

ПРОЛЕТАЮТ ГУСИ

Пролетают гуси над землёю
Низко – снегу быть на Покрова!
Ночью под опавшею листвою
Зябнет потускневшая трава.

В это время, хмурое, глухое,
Хорошо о светлом помечтать.
Не зовите, гуси, за собою,
Не хочу я с вами улетать.

Летнее ещё не позабылось.
Летнее в душе не отцвело.
Но уже с небес, скажи на милость,
Падает прощальное перо.

И октябрь уже стучит в ворота,
Покрывая красным рукавом
Дальние брусничные болота
И луга, где бегал босиком.

* * *

Дни пасмурны, но на душе светло.
Плаксивыми ноябрьскими дождями
Пропитаны земля, дома, мы сами.
И кажется, что невозможно зло,

Когда все чувства так обнажены.
Доверчивы, как этот сад прозрачный.
И хочется, чтоб так, а не иначе.
И снова до весны, как до луны.

Упрямый дождь – последний аргумент
В извечном споре осени с зимою.
Бессмертье впереди, а за спиною
Всего лишь миг...
                            мгновение...
                                               момент.

ВКУС СЧАСТЬЯ

Перемазаны ладошки,

Лобик, правая щека –

Это кушает Серёжка

Ягоды из кузовка.

День дошёл до половины –

А Серёжка у стола!

Дед принёс ему малины

Из медвежьего угла.

После леса ноги шают*.

Чай, не юноша-ходок.

Но как скусно* уплетает

Сладку* ягоду внучок!

Дед сидит, как будто скинул

Долгой жизни тяжкий груз…

Счастье с ягодой-малиной

Одинаковы на вкус.

Шают* – устали от долгой ходьбы.

Скусно* – вкусно (северный диалект).

Сладку* – сладкую (краткая форма прилагательного принята в разговорной речи северян).

БЫЛОЙ РУСИ

Когда свои бетонные объятья
Сжимает город, из последних сил
Я рвусь туда, где в разноцветном платье
Стоит краса уже былой Руси.

Я с ней пройду, как с лучшею подругой,
По улочкам забытых деревень.
В густой траве некошеного луга
Останется минувший летний день.

А вечером на стареньком крылечке,
Когда вокруг не будет ни души,
Краса шепнёт заветное словечко,
Одно словечко нужное: "Пиши."

И я пишу о северных зарницах,
О клюкве, о колодезной воде,
О том пишу, как безутешно птица
Рыдает о сорвавшейся звезде,

Как дождик будет с этой птицей плакать...
Уеду я. И с ворохом стихов
По городу, как деревенский лапоть,
Пойду меж серых каменных домов.

Кому стихи?! Бери! Отдам задаром!
В ответ гудки, ворчание машин.
И я бреду с диковинным товаром
В людской толпе один, совсем один.

СЕВЕРЯНАМ

Нас в городе ничем не удивишь.
Поэтому бегу я без оглядки
В далёкий край надёжных стен и крыш,
Где всё живёт в особенном порядке.

Привет, земляк! Поклон тебе земной!
Давай за встречу что ли – для настроя.
А после мы пойдём наперебой
Рассказывать былое-небылое.

Что нынче урожай на огурцы.
Чернику аж мешками собирали!
У церковки подгнившие венцы,
Благословясь, намедни поменяли.

Вот так порой до первых петухов
Течёт беседа наша без заботы.
И посреди вполне обычных слов
Вдруг обретаешь истинное что-то.

И посреди вполне обычных дел,
И посреди людей вполне обычных,
Здесь, вдалеке от суеты столичной,
Я свет рубцовских строк уразумел,

Что за добро расплатятся добром,
Что за любовь расплатятся любовью!
Что ладно всё, когда есть тёплый дом
И в доме том не протекает кровля.

Что ладно всё, когда вокруг родня.
Далёкая иль близкая – неважно!
Ведь каждый здесь такой же, как и я,
На севере родившийся однажды!

НАША ВЕРА

Как не поверить в сказочную невидаль
Среди лесных затерянных дорог?!
– Есть камень в глухомани нашей северной.
На нём когда-то сам Илья Пророк 

Переправлялся по реке! Наверное, 
С тех самых пор в народе повелось – 
Купаться до Пророка – дело первое, 
А после, знамо, – оторви да брось! 

Слыхал ли, что Спаситель, яко посуху, 
По озеру Онежскому ходил?! 
– Да, что-то слышал… 
Ночь темноволосая 
Бежала от зари что было сил. 

А я смотрел на сказочную невидаль, 
Возникшую из глубины веков… 
Как близок Бог к земле наивной северной 
И к детской вере этих стариков.