417. Рюген
ах, как отменно гулок и просолён
ветреный день... И небо!.. ( считала - плоско ж!)
я сражена, впервые постигнув роскошь
серости повивальных его пелён.
правду сказать: а где бы и как могла
я причаститься этих великолепий:
палево-сизых, нежных, седых, как пепел,
синих, как виноградная пастила?
солнце чадило, тлело как головня
в облачном чане, искры чтоб не раздуло,
чтоб не мешать пространству с органным гулом,
телом не затрудняясь, входить в меня.
мне довелось бывать у большой воды,
но разве может море с рекой сравниться?
миг - и меж нами нет никакой границы,
я уже часть стихии, её среды.
пара шагов - и бухточка, - как карман,
как дождевая лужа, - а в ней скорлупки,
снасти тростник - и боты, баркасы, шлюпки,
к носу впритирку чья-то торчит корма.
было здесь тихо, ветер не долетал,
я посчитала лодки - не хватит дО ста,
в мелкой волне купают смолы коросты
и друг о друга чешут свои борта.
сыростью пахнет, йодом и солью, - где
мог этот запах сделаться мне приятен
вместе с дрожаньем бликов, с игрою пятен
между бортов, на выглянувшей воде?
всё здесь чужое: небо, земля, - страна;
лодкам рыбацким этим с какого боку -
я, - рождена за тысячу вёрст к востоку?!
нежность, птенец бесхитростный, ты странна!
да не долби же темя, сломаешь клюв;
чувствуешь: даже в летнем тепле и неге
сдержанность - будто память о близком снеге…
я не могу любить это!.. и - люблю…
ну из каких вот древних и тайных нор
вытащит подсознанье - ему спасибо:
свитер отца, шершавый от соли, рыба,
мокрая сеть и морем пропахший двор?..
...космы волос русалок по брёвнам свай,
где мы уселись. В кружках янтарь и пена.
в мире, где всё есть суть и второстепенно,
официанту: “Битте зер, нох маль, - цвай.“
418. Саксофон
бархатное соло саксофона в школьном коридоре пело мне,
клёны, догоравшие в окне, полыхнули жарче на полтона.
музыкант был юн, незнаменит, не всегда в ладах с ладами руки,
но живой тоски и страсти звуки всех к себе тянули как магнит.
пересменка. Середина дня. На любовь настроенного мало…
я же безнадёжно понимала: он играет, чтоб поджечь меня.
419. Флоксы
тревожный месяц вересень
последним зноем избалован,
но - твёрже взгляд, трезвее слово,
трава в подпалинах половы
и ртути отблески в росе.
...ночь за бортами глубока,
в кругу - огни, в разгаре танцы,
и тополя как новобранцы,
и светит матово, без глянца,
внизу бегущая река.
потом до самого утра
всё водит нас звезда пастушья...
о ты, лиловое удушье,
ты, акварель с гуашью, с тушью
на клумбах школьного двора!..
что пахло б горше и острей?-
клочок счастливого билета,
предчувствие кончины лета,
запястье с холодком браслета
у губ?.. - но, верная примета,
весь хлам сентиментальный этот
сгорит у осени в костре,
и прах его поглотит Лета.
420. Мам!..
-Мам!..-этот крик внутри,
яростный, как ожог.
Вслух не заговорить.
Слышит один лишь Бог.
что не пускают вверх,
бьётся о глубину.
Белая, словно стерх,
ночь подошла к окну.
улицу занесло.
зябко слепым домам.
Есть миллионы слов,
-Мам, -повторяю. - Мам...
Боже, верни мне явь
в августовском хмелю
-Мам, не успела я.
-Мам, я тебя люблю.
что я рвала гужи?
...медленно из горсти
капля за каплей - жизнь…
-Мам, ты меня прости!
древних страничек шёлк,
твой одинокий ум.
... -Сотник, уже вошел
равви в Капернаум.
ах, как черства кора
наших ленивых душ, -
бледен в них свет добра
выищи, обнаружь.
Чешешь как заводной,
втиснутый в колею,
муку души родной
слышать бы, как свою!..
Поздно. Горька вина.
память сухим листом:
…-Я же здесь не одна,
я же тут со Христом...
слёз не истёкших взвесь
мелешь-мельчишь в труде:
прочно всегда: ты здесь!
-Мам, а теперь ты где?
в зримую чёткость форм
мысли не огранить.
Карточка. Телефон.
Некому позвонить.
скоро опять к весне...
солнце метнёт болид.
-Мам, ты теперь во мне.
Там, где всегда болит.
Мы в соцсетях: